Молотодержец

Грэм Макнилл «Молотодержец. Легенда о Зигмаре»

Посвящается Ди Джи. Вы научили меня всему, что я знаю

Эпоха Тьмы, крови, демонов и колдовства. Время битв и смерти. Но средь огня и ярости есть место великим героям, отваге и мужеству.

Племена людей живут в центральной части Старого Света, и правят ими враждующие между собой вожди.

Племена земли разобщены. На севере король Артур, вождь тевтогенов, гордо взирает на противников с вершины величественной горы Фаушлаг, а королю-берсерку, который правит тюрингами, ведомы только война и кровопролитие.

Помощь грядет с юга.

В городе Рейкдорфе живут унберогены во главе с могучим королем Бьёрном и его сыном Зигмаром, которому предопределена великая роль. Унберогены стремятся воплотить в жизнь мечту об объединении племен. Ибо врагов у людей великое множество, и, если племена не смогут преодолеть разногласия и объединиться, участь их решена.

На стылом севере живут агрессивные норсы — дикари, которые чтут Темных богов. Они жгут, убивают и грабят. В болотах бродят зловещие призраки. В лесах полно жутких зверолюдей. Но самая большая опасность таится на востоке, где пришли в движение силы Тьмы. Бич земель — зеленокожие, бесчисленными полчищами идут они войной против людей с одной-единственной целью — навсегда истребить их.

Но люди не одиноки в борьбе. Чтобы сразиться с врагом, они объединились с горными гномами — искусными кузнецами и инженерами. Все они должны встать плечом к плечу на борьбу со злом, ибо от этого зависит судьба мира.

Книга первая КАК ВЫКОВАТЬ ЧЕЛОВЕКА

Когда отдыхает солнце,

Во тьму погружается мир.

Тогда зажигают большие костры

И в кубках пенится эль,

Приходит время петь саги, как это делают гномы.

И самая великая из них —

Сказание о могучем воине Зигмаре.

Внимайте же и услышьте эти слова.

Да пребудет с вами надежда!

Глава первая Накануне битвы

По утоптанной земле крались два мальчика. Ориентируясь по едва различимым звукам песен, они пробирались к Большой палате, находившейся в самом центре Рейкдорфа. Их путь лежал между высокими заборами, скрывавшими бревенчатые дома, навесами для сушки рыбы и еще теплыми стенами кузницы. Движения мальчиков были вороваты и осторожны. Им совсем не хотелось, чтобы их обнаружили, особенно сейчас, когда наступила темнота и на стенах выставили стражу.

За этот проступок их, как минимум, выпорют. В худшем случае может грозить даже изгнание.

— Тихо, ты! — шикнул Кутвин, когда Венильд наткнулся на невысокий штабель досок, который они днем не приметили.

— Сам тихо, — отвечал второй мальчик, придерживая доски, чтобы они не повалились на землю. Оба вжались в стену. — Ни звезд, ни луны. Ничего не видно.

«Что ж, и то верно», — признал Кутвин. Ночь выдалась абсолютно темной. Фонари, установленные на стенах городка, отбрасывали трепещущие оранжевые блики. В кольце света вышагивали часовые, направляя острия копий в сторону окрестных густых лесов и темного берега Рейка.

— Эй, — снова подал голос Венильд, — ты слышал, что я сказал?

— Слышал, — отозвался Кутвин. — Да, темно. Так что лучше ориентируйся по звукам. В ночь перед походом воины всегда начеку.

Оба мальчика застыли, словно изваяние Ульрика над вратами Рейкдорфа, и впитывали поток ночных звуков и запахов. В кузнице Беортина, который ковал мечи и топоры, потрескивало охлаждающееся железо. Слышались низкие взволнованные голоса женщин. Они ткали плащи сыновьям, которые на рассвете отправятся на войну. Из конюшни доносилось тихое ржание лошадей. Чувствовался сладковатый запах горящего торфа и аппетитный аромат жареного мяса.

А еще Кутвин слышал плеск набегающих волн, скрип качающихся на воде лодок и низкое завывание ветра в сохнущих сетях. Звуки казались ему печальными, но это было немудрено: из тьмы лесов, чтобы убивать и терзать людей, постоянно выходили монстры.

Летом родителей Кутвина убили зеленокожие. Разорвали на части, когда те пытались защитить хутор от кровожадных извергов. Вспомнив это, мальчик замер и непроизвольно сжал кулаки в необоримом желании когда-нибудь отомстить свирепым варварам, лишившим его отца и матери. Слава Ульрику, Кутвина приютил у себя в Рейкдорфе дядя.

Внезапно он услышал приглушенный смех и пение, доносившиеся из-за толстых стен и тяжелых дверей. На каменной кладке заплясали огненные блики.

На краткий миг базарная площадь в центре Рейкдорфа озарилась, но свет лишь мелькнул — и тут же погас. Мальчики обменялись восхищенными взглядами: ведь они подсматривали за воинами короля Бьёрна в ночь перед их сражением с зеленокожими. А перед боем в королевскую Большую палату допускали лишь совершеннолетних воинов, и уже сама мысль о нахождении рядом вызывала у мальчиков восхищение.

— Видел? — спросил Венильд, ткнув пальцем в сторону палаты.

— Конечно, — отвечал Кутвин, опуская руку приятеля. — Я ведь не слепой.

Хотя Кутвин прожил в Рейкдорфе и недолго, он уже знал все местные секреты не хуже любого другого мальчишки. Но в полной тьме все вокруг сделалось совсем незнакомым и странным.

Запечатлев в памяти мельком осветившуюся картину, Кутвин взял товарища за руку.

— Пойдем на звуки веселья, — позвал он. — Следуй за мной.

— Но ведь так темно, — запротестовал Венильд.

— Ничего, — твердо сказал Кутвин. — Я отыщу путь, только руку не отпускай.

— Не отпущу, — пообещал Венильд, но в его голосе слышался страх.

Кутвин и сам немного побаивался, ибо попадись он сейчас — и дядя не поскупится на розги. И все-таки он отбросил страх, ведь он унбероген, а значит, бесстрашный воин.

Он глубоко вздохнул и трусцой побежал туда, где только что плясали яркие блики. Затаив дыхание, пересек он базарную площадь, старательно избегая тех мест, где еще при свете углядел рытвины и осколки глиняной посуды, которые могли хрустнуть под ногой. Хотя он лишь мельком взглянул на предполагаемый путь, маршрут столь же твердо запечатлелся у него в памяти, словно фигуры волков на одном из боевых знамен короля Бьёрна.

Кутвин хорошо усвоил науку, в которой в гуще лесов наставлял его отец; он, словно призрак, бесшумно миновал площадь, считая шаги и не выпуская руку Венильда из своей. Потом замедлил бег и закрыл глаза, полагаясь только на слух. Шум веселья сделался громче, звуки соединились в некую как бы карту.

Кутвин протянул руку и улыбнулся, когда пальцы коснулись каменной кладки. Стены Большой палаты были сложены из камней прямоугольной формы, высеченных из скал Краесветных гор гномами, которые в самом начале весны привезли их в Рейкдорф в дар королю Бьёрну.

Мальчик помнил, как со страхом и трепетом взирал на гномов. Вид они имели весьма устрашающий: коренастые, закованные в сверкающую броню, они едва обращали внимание на людей. Гномы переговаривались между собой грубыми голосами и занимались постройкой Большой палаты, на что ушло у них меньше дня. Они не задержались здесь ни на минуту, отвергли любую помощь и все, кроме одного, как только закончили работу, отправились восвояси.

— Мы уже пришли? — шепнул Венильд.

Кутвин кивнул и тут же вспомнил, что в такой темноте друг все равно ничего не видит.

— Да, — тихо-тихо ответил он. — Ни звука. Если нас поймают, придется целую неделю чистить выгребные ямы.

Кутвин чуть помедлил, ожидая, когда выровняется дыхание, а потом двинулся вдоль стены до угла, который оказался таким же безупречно гладким, как лезвие топора. Он обогнул его и поглядел вверх, в небеса, где в просвете среди туч вдруг ярко сверкнули звезды.

Возведенные гномами стены тотчас заиграли светом, словно в самом камне тоже таились звезды, и Кутвин поразился такому чуду.

Дальше виднелся дверной проем с наличниками из толстого бруса, украшенными темным железом с узором из молотов и молний. Ставни закрывали окно над головами мальчиков, причем дерево и камень были так плотно подогнаны друг к другу, что в зазор не вошло бы и лезвие ножа. Из палаты доносились звуки застолья: стук кубков, воинственные песни и звон мечей по щитам.

— Ну вот. — Кутвин показал на ставни. — Попробуем заглянуть внутрь.

Венильд кивнул и заявил:

— Я первый.

— Почему это? — удивился Кутвин. — Ведь привел нас сюда я.

— Потому что я старше, — стоял на своем Венильд.

Кутвин не стал спорить и сплел пальцы так, чтобы получилось что-то вроде стремени — притороченного к седлу приспособления для ноги, с помощью которого люди из племени талеутенов ездят на лошадях.

Потом он прислонился спиной к стене и сказал:

— Отлично, полезай и попробуй приоткрыть ставень.

Венильд нетерпеливо кивнул, поставил ногу в кольцо из сплетенных пальцев Кутвина и взялся за плечи друга. Крякнув, Кутвин подкинул его вверх, одновременно отвернувшись в сторону, чтобы не получить коленом по лицу.

Пришлось немного изменить позу, чтобы лучше распределить тяжесть тела Венильда, а потом изогнуть шею, чтобы увидеть, что тот делает. Ставень оказался прикрыт так плотно, что Венильд прижался лицом к дереву, пытаясь хоть что-то разглядеть в щелочку.

— Ну? — спросил Кутвин, даже закрыв глаза от напряжения, с трудом удерживая изрядный вес. — Что там?

— Вообще ничего не видно — щелей совсем нет.

— Таково гномье искусство, — раздался чей-то мощный голос, и мальчики замерли.

Кутвин медленно обернулся и, открыв глаза, увидел в свете звезд фигуру могучего воина, который казался высеченным из того же камня, что и стены Большой палаты. Это так поразило Кутвина, что пальцы, державшие ногу друга, сами собой разжались. Венильд попытался ухватиться за край ставня, но не смог — взяться там было не за что, — и оба в страшном конфузе грохнулись на землю.

Кутвин выбрался из-под проклинавшего судьбу друга. Быстро вскочив на ноги, он смело повернулся к тому, кто их обнаружил, и тут же буквально затрепетал при виде открытого благородного лица воина. В звездном свете серебром сияли его зачесанные назад волосы, голову обхватывал крученый медный обруч. На сильных руках красовались железные браслеты. С плеч ниспадал длинный плащ из медвежьей шкуры, и Кутвин обратил внимание на то, что под ним блестит кольчуга, прихваченная широким кожаным поясом.

В ножнах на поясе висел охотничий нож с длинным клинком, но не это оружие завладело вниманием мальчика.

Воин держал громадный боевой молот, и Кутвин удивленно моргнул при виде рукояти, которая была испещрена странной резьбой, мерцающей в свете звезд. Рукоять явно выковал из неведомого металла какой-то древний мастер. Ни одному нынешнему кузнецу не под силу создать столь грозное оружие.

Венильд вскочил на ноги, готовый дать деру, но тоже прирос к месту при виде внушающего трепет воина.

Воин наклонился, и Кутвин понял, что тот еще очень молод, может лет пятнадцати, и в глубине его холодных глаз, один из которых был светло-голубым, а другой — ярко-зеленым, светилось изумление.

— А ты отлично пробрался через площадь в темноте, мальчик, — похвалил воин.

— Меня зовут Кутвин. Мне без малого двенадцать, и я почти мужчина.

— Почти, да не совсем, Кутвин. Здесь собрались воины, которые, быть может, скоро встретят смерть на поле боя. Эта ночь принадлежит им, и только им. Не торопись, чтобы участвовать в таких пирах. Наслаждайся детством, пока можешь. А теперь уходи.

— Ты нас не накажешь? — спросил Венильд и тут же получил тычок локтем в ребра.

Воин улыбнулся:

— Мне следовало бы вас наказать, но готов признать: пробраться незамеченными сюда требует большого мастерства. Мне это по душе.

Кутвин почувствовал, что чрезвычайно польщен похвалой воина, и сказал:

— Отец научил меня двигаться так, чтобы никто не видел.

— Что ж, наука пошла тебе впрок, и отец явно преуспел, обучая тебя. Как его зовут?

— Отца звали Гетвер. Его убили зеленокожие.

— Мне очень жаль, Кутвин. Мы идем сражаться как раз с ними, и многим тварям суждено погибнуть от наших рук. А теперь не медлите, потому что, если вы попадетесь на глаза кому-нибудь менее милосердному, чем я, вас непременно высекут.

Кутвину не пришлось говорить дважды: в ту же секунду он повернулся и что есть силы понесся прочь через базарную площадь, активно работая руками. Ярко светили звезды, поэтому он мчался напрямик. За спиной он слышал топот и обернулся на бегу. За ним во весь дух несся Венильд.

Приятели, тяжело дыша, прислонились к стене амбара и, мысленно пережив треволнения краткого плена и счастливого избавления, разразились диким смехом.

— Когда я вырасту, хочу стать таким, как этот воин, — сказал Кутвин, когда наконец отдышался.

Тяжело переводя дух, Венильд спросил:

— Разве ты не знаешь, кто он?

— Нет, — качнул головой Кутвин. — А кто?

— Это сын короля. Зигмар.

Зигмар смотрел, как удирают мальчишки, словно за ними по пятам гонятся ульфхеднары, и улыбался, вспоминая, как сам пытался пробраться к прежней Большой палате в ночь перед сражением с тюрингами. Он не сумел прокрасться столь бесшумно, как этот паренек, и поэтому был хорошенько выпорот по приказу отца-короля.

За спиной послышался звук шагов. Зигмар знал, что это идет его самый близкий друг и брат по мечу Вольфгарт.

— Ты слишком мягко обошелся с ними, Зигмар, — сказал Вольфгарт. — Я отлично помню побои, которые выпали на нашу долю. Почему бы и им не внушить поркой раз и навсегда, что нехорошо подглядывать за воинами в Кровавую ночь?

— Нас поймали только потому, что ты не смог держать меня столько, сколько было нужно, — напомнил Зигмар, оборачиваясь к мускулистому молодому мужчине в кольчуге и прекрасном плаще из волчьих шкур.

В заплечные ножны воина был вложен двуручный меч, на лицо падали темные волосы, заплетенные в косы. Вольфгарт был тремя годами старше Зигмара, его лицо раскраснелось от обилия выпитого.

— А случилось это потому, что годом раньше ты сломал мне руку своим молотом.

Взгляд Зигмара невольно скользнул по локтю Вольфгарта, куда пять лет назад он нанес удар, разгневавшись на то, что старший мальчик одолел его в тренировочной схватке. Его давно простили, но Зигмар никогда не забывал ни о своем недостойном поступке, ни об уроке, который преподал ему тогда отец.

— Что верно, то верно, — признал Зигмар. Он хлопнул друга по плечу и развернул его лицом к дверям в Большую палату. — Ты никогда не позволишь мне об этом забыть.

— Еще бы! — пророкотал Вольфгарт. Щеки у него алели от эля, сдобренного хмелем и восковницей. — Я выиграл, а ты ударил меня сзади!

— Знаю, знаю, — согласился Зигмар, направляя его обратно к дверям.

— А что ты тут вообще делаешь? Там ведь еще пьют!

— Вышел подышать свежим воздухом, — сказал Зигмар. — А ты, по-моему, выпил уже достаточно.

— Подышать свежим воздухом? — переспросил Вольфгарт, обходя молчанием вторую фразу Зигмара. — Завтра утром надышишься всласть. А сейчас время пировать. Есть, пить и воздавать хвалу Ульрику. Не приносить жертвы богам перед битвой — дурной знак.

— Мне это известно, Вольфгарт. Отец научил меня этому.

— Так и пойдем в палату, — стоял на своем Вольфгарт. — Вдруг король спросит, где ты. В Кровавую ночь не годится расставаться с братьями по мечу.

— Тебя послушать — так все не к добру, — заметил Зигмар.

— Верно. Посмотри на мир, в котором мы живем. — Тут Вольфгарт прислонился к стене Большой палаты, и его вырвало прямо на гномьи камни. На подбородке повисли блестящие нити слюны, и он утерся тыльной стороной руки. — Я хочу сказать, подумай об этом. Всюду человеку приходится высматривать, кто это пытается его грохнуть: то ли спустившийся с гор зеленокожий, то ли лесной зверочеловек, а быть может, воин из другого племени — азоборн, тюринг или тевтоген. Мор, голод и колдовство. Куда ни плюнь — все не к добру. Вот и доказательство тому, что во всем имеется дурной знак, верно?

— Кто это тут набрался? — донесся от двери, ведущей в Большую палату, чей-то голос.

— Иссуши тебя Ранальд, Пендраг! — проревел Вольфгарт, заваливаясь набок и прижимаясь лбом к прохладному камню.

Зигмар перевел взгляд с Вольфгарта на двух воинов, которые только что вышли из палаты. Оба были ему ровесники и поверх темно-красных туник носили кольчуги. Волосы того, что повыше, цветом напоминали заходящее солнце, на плечи он накинул толстый плащ из мерцающих зеленых чешуек, который сиял и переливался, отражая свет звезд. Его худощавый товарищ кутался в длинный волчий плащ и казался озабоченным.

Высокий воин с огненно-рыжими волосами, к которому обращался Вольфгарт, проигнорировал оскорбление и спросил:

— Неужели завтра он сможет сесть на коня?

Зигмар кивнул:

— Само собой, Пендраг, ибо корень валерианы лечит все.

Пендраг явно сомневался, но пожал плечами, повернулся к спутнику в волчьем плаще и сказал:

— Тут вот Триновантес думает, что лучше бы тебе пойти в палату, Зигмар.

— Твой друг опасается, что я простужусь? — съехидничал Зигмар.

— Он утверждает, что видел предзнаменование, — сказал Пендраг.

— Предзнаменование? — переспросил Зигмар. — И какое?

— Плохое, — вымолвил Вольфгарт. — Какое же еще? Нынче никто не говорит о хороших.

— Был добрый знак о рождении Зигмара, — напомнил Триновантес.

— Ага, только поглядите, как все чудно сложилось, — тяжело вздохнул Вольфгарт. — Едва он успел родиться, как его обагрила орочья кровь, а мать его умерла от рук мерзких тварей. Хорошее предзнаменование, нечего сказать.

При упоминании о смерти матери Зигмар опечалился, хотя знал ее лишь по рассказам отца. Вольфгарт прав. Что бы ни говорили знамения о его рождении, все свелось только к кровопролитию и смерти.

Он наклонился, взял Вольфгарта под мышки и поставил на ноги. Друг был тяжел, ноги едва держали его, и Зигмар даже закряхтел. Триновантес подоспел на помощь и подхватил Вольфгарта под другую руку, и они потащили перебравшего товарища в тепло Большой палаты.

Зигмар взглянул на Триновантеса. Преждевременно повзрослевшее лицо молодого человека было серьезным и искренним.

— Скажи, — спросил Зигмар, — что за предзнаменование ты видел?

— Все это ерунда, Зигмар.

— Давай выкладывай, — вмешался Пендраг. — Нельзя увидеть такое и ничего не сказать Зигмару.

— Ну хорошо. — Триновантес глубоко вздохнул. — Я видел, как этим утром на крышу королевской Большой палаты сел ворон.

— И что? — спросил Зигмар, потому что Триновантес больше ничего не добавил.

— И все. Это и есть знамение. Ворон — знак беды. Помнишь, эта птица в прошлом году села на дом Бейтара? Тот через неделю умер.

— Бейтару тогда уже сравнялось сорок, — напомнил Зигмар. — Он был старик.

— Вот видишь, — рассмеялся Пендраг. — Или ты не рад, что мы тебя предупредили? Ты должен остаться дома, а на войну поедем мы. Яснее ясного, что тебе слишком опасно соваться за пределы Рейкдорфа.

— Вы можете смеяться сколько угодно, — буркнул Триновантес, — только не говорите, что я вас не предупреждал, когда получите по орочьей стреле в сердце!

— Орк не может пронзить мое сердце стрелой. Я не позволю ему натянуть тетиву! — вскричал Пендраг. — Как бы то ни было, если уж мне суждено погибнуть от руки орка, то я, скорее, умру в кольце убитых моей рукой тварей от удара топором, угодившим мне в грудь. А не от какой-то там паршивой стрелы!

— Хватит о смерти! — проревел Вольфгарт, видимо обретая второе дыхание и сбрасывая руки поддерживающих его. — Говорить о ней накануне битвы — дурной знак! Мне нужно выпить.

Зигмар улыбнулся, глядя, как Вольфгарт провел руками по спутанным волосам и смачно сплюнул на землю. Никто, кроме друга, не мог с такой быстротой переходить от тяжкого похмелья к потребности выпить еще. Невзирая на опасения Пендрага, Зигмар знал, что с утра Вольфгарт будет действовать столь же ловко и уверенно, как всегда.

— Что мы тут топчемся? — требовательно вопросил Вольфгарт. — Давайте выпьем, пришла пора!

Не успели они ответить, как ночь пронзил волчий вой: из чащи темного леса до Рейкдорфа долетела многоголосая дикая песнь, в которой звучала примитивная радость древних дней. К ней присоединились другие волки, и казалось, будто боевой клич объединил все стаи Великого леса.

— Братья, вы хотели получить знак, — проговорил Вольфгарт. — И вот он. С нами Ульрик! А теперь пойдем в палату. Все-таки сегодня у нас Кровавая ночь, да и мы сами пока что полны крови, которую нужно принести ему в жертву.

Тысячей светлячков взметнулись искры, когда в громадный очаг посредине Большой палаты полетело очередное полено. Было очень жарко от огня и сотен собравшихся в помещении воинов, смех и песни взмывали вверх, к сходящимся там тяжелым балкам.

Палату для короля унберогенов выстроили гномы в благодарность за мужество его сына и великую службу, которую тот сослужил их королю, Кургану Железнобородому, когда спас его от орков. Крепкие каменные стены переживут многих королей, а сейчас они вместили сотни воинов, собравшихся почтить Ульрика славословиями и жертвоприношением. Мужчины спешили пировать, ибо для многих это была последняя ночь, которую они проведут в Рейкдорфе.

Через толпу Зигмар пробирался к возвышению в конце зала, где на резном дубовом троне сидел отец, по бокам которого стояли двое. По правую руку находился Альвгейр, маршал Рейка и телохранитель короля, а по левую — Эофорт, старинный друг и доверенный советник.

Всякого ошеломило бы зрелище пиршества: пот, песни, кровь, мясо, эль и дым. Перед деревянным изваянием Таала, божества охоты, жарились на вертелах туши трех огромных кабанов, они потрескивали и брызгали жиром в огонь. Хотя Зигмар съел уже столько, сколько обычно съедал за неделю, от запаха жареного мяса рот у него наполнился слюной, и он улыбнулся, когда в руки ему сунули кружку с пивом.

Вольфгарт осушил ее и принялся мериться силами с братьями по оружию, сцепив ладони. Триновантес раздобыл тарелку еды, налил себе воды и с напускным безразличием поглядывал на Вольфгарта, а Пендраг разыскал приземистого бородатого гнома, который сидел в углу зала и наблюдал за кутежом.

Гнома звали Аларик. Вместе с Курганом Железнобородым он пришел в Рейкдорф с грузом каменных глыб. Когда строительство было закончено, все гномы, кроме Аларика, ушли, а он остался обучать унберогенов секретам обработки металла. Теперь у них были такие отличные доспехи и замечательное оружие, как ни у одного из западных племен.

Зигмар не мешал друзьям развлекаться, как они того желали, ибо каждый мужчина должен провести Кровавую ночь по-своему. Пока он пробирался к отцу, воины хлопали его по плечу, желали удачи в бою или хвастливо возвещали о том, сколько орков убьют в его честь.

С тяжелым сердцем он выслушивал похвальбу вояк, потому что в голове неотвязно мелькал вопрос: сколько из них выживет, чтобы увидеть еще один такой пир? То были суровые мускулистые мужи, жадные как волки до битв, давно сражавшиеся под знаменем отца, а теперь готовые встать под его стяг. Он вглядывался в их лица, слушал слова, но не слышал, не понимал смысла.

Он знал и любил этих воинов, чтил в них отцов и мужей и знал, что каждый из них готов ринуться вперед по его приказу.

Вести таких людей в бой — большая честь, и Зигмар спрашивал себя: заслужил ли он ее?

Выбираясь из толпы вооруженных мужчин, чтобы предстать перед отцом, Зигмар отбросил сомнения. Бьёрн, король унберогенов, восседал на троне между двумя резными изваяниями рычащих волков и, несмотря на возраст, был все таким же грозным.

Чело короля украшала бронзовая корона, волосы стального цвета были заплетены во множество кос. Подобные кремню глаза, безбоязненно взиравшие на многие ужасы мира, сейчас с отеческой любовью глядели на воинов, что собрались здесь, чтобы славословить Ульрика и просить даровать им храбрость в грядущей битве.

Хотя отец не ехал на войну, он был одет в кольчугу работы Аларика. Никто из кузнецов-людей не мог бы выковать столь же замечательную железную рубаху, а гном ее сделал меньше чем за день. На коленях короля лежал страшный топор Похититель душ, на двойном лезвии плясали красные отблески огня.

Когда Зигмар приблизился к трону, Альвгейр ему чуть кивнул, золотом блеснули бронзовые доспехи, неулыбчивое лицо было словно высечено из гранита. Эофорт Зигмару поклонился и отступил на шаг. Он единственный среди воинов носил длинные одежды. Благодаря острому уму он стал одним из самых доверенных советников короля. Мудрые и прозорливые советы Эофорта не раз приносили пользу племени унберогенов.

— Сын мой, — Бьёрн знаком указал Зигмару на место подле себя, — все ли в порядке? Ты как будто обеспокоен.

— Со мной все в порядке, — отвечал Зигмар, занимая место по правую руку от отца. — Просто с нетерпением жду рассвета. Я жажду убить Костедробителя и отшвырнуть его армию обратно в горы.

— Будь проклято его имя, — сказал Бьёрн. — Столько лет этот треклятый предводитель зеленокожих терзает наш народ! Чем скорее его голова займет место над этим троном, тем лучше.

Зигмар проследил за взглядом отца. На копья были насажены головы орков, чудищ и отвратных бестий с громадными клыками, витыми рогами и омерзительной чешуйчатой кожей, кровь их смертей обагрила стену страшными пятнами.

Здесь же висела и голова Скарскана Кровожадного — того самого орка, что грозил изгнать эндалов из родных земель до тех пор, пока Бьёрн не пришел на помощь королю Марбаду. Была там и шкура громадной безымянной твари из Стенающих холмов, что наводила страх черузенов много-много лет, пока король унберогенов не обнаружил ее чудовищное логово и не снес голову одним могучим ударом Похитителя душ.

Там висели и другие трофеи; с каждым была связана история о доблестных деяниях, так волновавших маленького Зигмара, который любил улечься в ногах у отца и без конца слушать рассказы о подвигах героев.

— Есть ли вести от всадников, которых ты отправил на юг? — спросил Бьёрн.

— Да, — отвечал Зигмар, — но ни одну из них хорошей не назовешь. Великое множество орков спустились с гор, и похоже на то, что убираться обратно они не спешат. Обычно они совершают набег, убивают и возвращаются к себе в горы, но на сей раз этот Костедробитель сумел их объединить, и с каждой кровавой резней под его знамя стекается все больше и больше орочьих отрядов.

— Значит, нельзя терять время, — кивнул отец. — Ты сослужишь земле великую службу, если завоюешь щит. Мой мальчик, достичь поры возмужания — немалое дело, и из всех испытаний храбрости это будет одним из самых серьезных. Тут вполне уместно испытывать страх.

Под суровым взглядом отца Зигмар расправил плечи и сказал:

— Отец, я не боюсь. Мне доводилось убивать зеленокожих, и смерть меня не страшит.

Король Бьёрн наклонился к нему и понизил голос так, чтобы его слышал только сын:

— Я говорю не о страхе смерти. Мне ли не знать о том, что ты не раз смело встречал опасность. Махать мечом способен каждый дурак, но вести воинов в бой, держать их жизни в своих руках, быть в положении того, кого станут судить братья по оружию и король, — тут немудрено испугаться. Змей страха терзает тебя, сын мой. Я знаю это, ведь то же самое мучило меня тогда, когда Дрегор Рыжая Грива, твой дед, послал меня заслужить щит.

Зигмар вгляделся в туманно-серые глаза отца и увидел в них истинное понимание и сочувствие. И от сознания того, что такой могущественный воин, как Бьёрн, чувствовал то же самое, он испытал облегчение и улыбнулся.

— Ты всегда знаешь, о чем я думаю, — сказал Зигмар.

— Ты же мой сын, — отвечал Бьёрн.

— Я твой единственный сын. А что, если у меня не получится?

— Этому не бывать, ибо сильна кровь твоих предков. Когда моя могила зарастет высокой травой, ты, вождь унберогенов, будешь творить великие дела. Не стоит отворачиваться от страха, сын мой. Если понять, что секрет его могущества над человеком коренится в готовности избрать простой путь, спрятаться, удрать, тогда можно его победить. Истинный герой не бежит, когда можно драться, и никогда не предпочитает легкий путь тому, который считает правильным. Помни это, тогда не дрогнешь.

Зигмар кивнул и обвел взглядом Большую палату, где по-прежнему звучали песни и раскаты веселья.

Словно в ответ на его испытующий взгляд, Вольфгарт вскочил на стол, загроможденный пивными кружками и тарелками с мясом и фруктами. Когда воин выхватил из ножен громадный меч и взмахнул им высоко над головой, стол угрожающе затрещал под его тяжестью. Недрогнувшая рука нацелила оружие прямо в крышу, что говорило о неслыханной силе Вольфгарта, ибо вес меча был огромен.

— Зигмар! Зигмар! Зигмар! — взревел Вольфгарт, и все находившиеся в Большой палате воины стали скандировать вместе с ним.

Казалось, от мощи их голосов стены трясутся, и Зигмар знал, что не подведет этих людей. Пендраг тоже вскочил на стол к Вольфгарту, и, даже обычно сдержанный, Триновантес присоединился к охватившему всех ликованию.

— Вот видишь, — проговорил отец, — они готовы сражаться и умирать по твоей команде. Они верят в тебя, так черпай же силу в их вере — тогда узнаешь, чего ты стоишь на самом деле.

Имя Зигмара все еще гремело под сводами зала, когда Вольфгарт опустил меч и провел лезвием по ладони. Брызнула кровь, и он намазал ею щеки:

— Ульрик, бог войны, в Кровавую ночь я прошу тебя дать мне силы храбро сражаться во имя твое!

Каждый воин последовал его примеру, чтобы принести свою кровь в жертву суровому и беспощадному богу зимних волков. Чтобы уважить своих воинов, Зигмар вышел вперед, вынул из поясных ножен охотничий нож с длинным лезвием и полоснул себя по голому предплечью.

Ратники взревели, одобряя поступок вождя, и ударили рукоятками мечей и топоров себя в грудь. Все еще раздавались приветственные возгласы, но тут под немалым весом Вольфгарта и Пендрага стол наконец-то развалился, и оба они оказались завалены мясом и залиты пивом. Теперь уже от хохота сотрясались стены палаты, и пиво лилось рекой за здравие двух свалившихся со стола воинов, которые, взявшись за протянутые Триновантесом руки, встали на ноги, сами надрываясь от смеха.

Отец спросил Зигмара:

— Как может у тебя что-то не получиться, когда среди твоих воинов есть столь отважные мужи?

— Вольфгарт — изрядный плут, — улыбнулся Зигмар, — но в его жилах течет сила Ульрика. А густоволосая голова Пендрага очень умна.

— Я знаю достоинства и недостатки обоих, — наставлял сына Бьёрн. — И ты должен научиться читать в сердцах тех, кто будет давать тебе советы. Окружи себя достойными людьми, изучи их сильные и слабые стороны. Оставь при себе лишь тех, кто делает тебя сильнее, и избегай тех, кто ослабляет, ибо такие могут погубить тебя. Когда находишь достойных мужей, почитай их, цени и люби, как родных братьев, ибо они встанут с тобой плечом к плечу и услышат клич ринувшегося в бой волка.

— Да будет так, — пообещал Зигмар.

— Мы, люди, сильны вместе, а по отдельности слабы. Приближай к себе братьев по мечу, будьте в согласии друг с другом. Поклянись мне, Зигмар.

— Клянусь, отец.

— А теперь иди к ним, — велел отец. — И возвращайся ко мне после боя, со щитом или на щите.

Глава вторая Битва у Астофенского моста

Резкий и пронзительный барабанный бой сопровождал движение полчищ орков, шедших на штурм Астофена. Целое море закованных в доспехи зеленых тел окружило город на реке, над которым нависло облако обреченности, сотканное из смрада немытых тел и первобытной свирепости.

— Недолго они продержатся, — заметил Вольфгарт. Рядом с Зигмаром он затаился среди высокой травы на холме примерно в лиге от осажденного города. — Ворота уже трещат.

Зигмар кивнул и сказал:

— Надо подождать Триновантеса.

— Если мы станем мешкать, некого будет спасать, — заявил Пендраг, почти невидимый в зеленом чешуйчатом плаще.

— А если мы атакуем до того, как Триновантес займет позицию, мы все пропадем, — стоял на своем Зигмар. — Для лобовой атаки орков слишком много.

— Орков много не бывает! — огрызнулся Вольфгарт, сжимая кулаки. — Столько дней мы были в пути и не повстречали ни одного. И вот наконец эти зеленокожие прямо у нас под носом! Полагаю, нужно трубить в рог, и пусть Морр заберет гадов!

— Нет, — отрезал Зигмар. — Идти сейчас в атаку означает верную смерть, а я не желаю вернуться в Рейкдорф на щите.

Несмотря на сказанное, Зигмар всей душой рвался в бой, стремился развернуть знамя и мчаться вперед, чтобы ветер развевал волосы, а в ушах раздавался громкий призыв рога. Но он знал, что нужно обуздать этот порыв.

Конечно, на их стороне будет фактор внезапности, потому как внимание орков всецело приковано к городским стенам. Но для того, чтобы победить тысячную орду, одной внезапности недостаточно.

Город располагался среди невысоких каменистых холмов на берегу быстрой реки, берущей начало в Серых горах. При виде столь огромных открытых пространств молодые люди, выросшие в лесах, безмерно удивились.

Город окружали стены из заостренных сверху толстых бревен, с оборонительными башнями по углам. По краю стен шла деревянная галерея, откуда жители Астофена метали в орков копья.

С радостью отмечал Зигмар каждый удачный бросок, хотя единичные смерти не могли воспрепятствовать натиску противника.

Зеленокожие наступали толпой, сражаясь без какого-либо плана, но с первого взгляда было ясно, что победа благодаря многократному численному превосходству и жестокости будет за ними.

Гоблины-лучники посылали в город горящие стрелы, и многие ближайшие к стенам дома уже пылали.

Громадные орки с темно-зеленой, почти черной, кожей сгрудились около примитивного стенобитного орудия на корявых колесах, которое выглядело так, словно его построил слепец. Тяжелые метательные машины отправляли в город самые разнообразные снаряды: камни, горшки с горящей смолой и даже истошно вопящих орков с занесенными топорами.

От сотен костров в небо поднимались столбы черного дыма, в твердую землю были воткнуты ужасные тотемы, на громадных рогатых черепах висели грубые амулеты и кровавые трофеи. Никогда прежде орки не собирались вместе в таком количестве. Каждый из них обладал стальными мускулами, был защищен доспехами и вооружен мощным клинком, а сверх того, был обуреваем нестерпимой жаждой крови.

Над всей ордой возвышался орк в темных доспехах, который размахивал топором чудовищного размера. Даже издалека было видно, что он среди зеленокожих за главного.

— Ну же, Зигмар! — воскликнул Вольфгарт. — Чего же мы ждем?!

— Смерти хочешь? — спросил Пендраг. — Нужно выждать. Триновантес не подведет.

Страстно надеясь на то, что Пендраг не ошибается, Зигмар вглядывался в изрытую колесами грунтовую дорогу, которая по берегу реки вела от Астофена к каменному мосту примерно в лиге от города. За мостом дорога исчезала в сени деревьев, а дальше тянулась равнина, покрытая жесткой низкой травой. Пейзаж то тут, то там оживляли рощи.

Зигмар прикрыл глаза от солнца рукой в надежде увидеть развевающееся зеленое знамя. Ничего. Он безмолвно послал другу приказ поторопиться.

— На все воля Ульрика, — прошептал Зигмар, кусая нижнюю губу.

Он следил за разворачивающимся у него на глазах сражением и знал, что город падет, если они не придут на помощь в самое ближайшее время.

Предводитель орков швырнул громадный топор в ворота Астофена, и зеленокожие взвыли, давая выход распиравшему их бешенству. Темп барабанной дроби убыстрился, и к городу устремился поток закованных в броню орков.

Обливаясь потом, зеленокожие с ревом толкали вихляющий из стороны в сторону таран, ударная часть которого была выкована в форме громадного кулака. Над ордой вновь взмыли огненные стрелы, и боевым кличем к дерзким богам войны вознесся звон железных клинков.

— Смотрите! — вскричал Пендраг. — У моста!

Сердце Зигмара подпрыгнуло, когда возле рощицы к востоку от моста он увидел трепещущее на ветру зеленое знамя.

— Я же говорил! — рассмеялся Пендраг, вскакивая на ноги и бросаясь к коню.

Зигмар с диким боевым кличем последовал за Пендрагом, не отставал и Вольфгарт. Две сотни унберогенов ждали в засаде, под ними нетерпеливо ржали кони, лица воинов пылали в предвкушении битвы. В лучах полуденного солнца блестели наконечники копий, золотом вспыхивали бронзовые обода деревянных щитов.

Пендраг взлетел на спину скакуна и взмахнул знаменем Зигмара — затрепетал на ветру алый треугольник с изображением огромного черного вепря.

Солнечный свет сгустил краски, и Зигмару показалось, что знамя — это обагренный кровью кусок ткани. Он схватился за гриву своего серого жеребца и взлетел ему на спину.

Сердце яростно билось в груди, и он рассмеялся оттого, что ожиданию пришел конец. Теперь он больше не будет бессильно наблюдать, как его народ встречает смерть. Зигмар выхватил из притороченного к лошадиной шее чехла длинное копье с тяжелым железным наконечником и принял от воина щит.

Он высоко поднял копье и щит, и Вольфгарт начал скандировать имя вождя.

— Унберогены! — возвысил голос Зигмар. — Вперед!

Зигмар ударил коня пятками, и тот рванулся вперед, не менее всадника стремясь в бой. Из уст воинов вырвался боевой клич, и, потрясая копьями, они последовали за предводителем. Вольфгарт поднес к губам боевой рог, и в воздухе завибрировал высокий протяжный звук.

Конь в несколько прыжков оказался на гребне холма. Когда копыта мчащегося вниз скакуна загремели по склону, Зигмар приник к его шее. Взглянув через плечо, он увидел своих воинов, следующих за ним в два ряда. На солнце мерцали доспехи, крыльями драконов струились за плечами яркие плащи.

От тяжелых ударов копыт сотрясалась земля, Вольфгарт снова и снова дул в боевой рог, и в воздух выплескивались взывающие к доблести звуки. Зигмар несся вперед, побуждая коня скакать еще быстрей. Сражение приостановилось, ибо орки обернулись на звуки рога и крики воинов Зигмара.

Когда защитники Астофена увидели скачущих им на помощь воинов, стены города огласились приветственными возгласами. Зигмар сжал бока коня коленями и высоко поднял щит с копьем, чтобы следующие за ним воины видели его жест.

Выражая презрение противнику, Зигмар не надел доспехов и скакал вперед даже без кольчуги. Словно воинственный варвар прошлого, он мчался, выпрямившись во весь рост на спине жеребца, золотым потоком развевались светлые волосы, мускулы на груди напряглись.

С каждым мгновением рев орков нарастал. Стеной сомкнулись доспехи, защищавшие зеленую плоть. В сторону нежданно нагрянувших всадников обратились щиты, на каждом были изображены или зловещие черепа, или клыкастые пасти. Ощетинились копья. Со стен Астофена с возрожденной надеждой полетели в орков стрелы и дротики. Громадный орк, заправлявший в центре орды, взревел и заорал, подкрепляя команды ударами копья толщиной чуть не в руку Зигмара.

Орки были уже так близко, что чувствовался смрад их тел и уже можно было разглядеть жуткие шрамы от родового клейма, впечатанного в их руки и головы. На грубых свиноподобных мордах с огромными клыками, выпиравшими из нижних челюстей, дико светились ярко-красные, глубоко посаженные глаза.

Когда уже казалось, что грозные всадники вот-вот врежутся в ощетинившуюся копьями железную стену, Зигмар со всей силы метнул копье. Удар попал в цель: тяжелый наконечник расколол щит и пронзил орка насквозь. Наконечник вышел из спины и поразил второго зеленокожего. Оба повалились на землю. Еще сотня копий взмыла в воздух, и десятки орков попадали с ног. Зигмар схватился за гриву коня и резко дернул в сторону, крепко сжимая бока скакуна коленями.

Жеребец всхрапнул, немедленно повернул и поскакал галопом вдоль линии стоящих плечом к плечу орков на расстоянии копья от вражеских клинков. Когда все выпущенные в него орками стрелы пролетели мимо, Зигмар издал торжествующий клич.

За спиной послышалось радостное гиканье — это за ним скакал Пендраг. В деревянном щите знаменосца покачивались три стрелы, но густо-алый с черным стяг Зигмара по-прежнему гордо реял в высоте. Лицо друга сияло дикой радостью, и Зигмар возблагодарил Ульрика за то, что ни Пендраг, ни знамя не пострадали.

Сомкнувшись твердыней из щитов и клинков, орки держали строй, который, как уже заметил Зигмар, был готов вот-вот дрогнуть, ибо они стремились схватиться с конниками.

Нарастающий грохот копыт возвестил о прибытии второй цепи всадников с Вольфгартом во главе. Каждый воин держал в руках короткий изогнутый лук с туго натянутой тетивой и контролировал бешеную скачку движениями бедер.

Пронзительно зазвучал боевой рог Вольфгарта, и в орков полетела сотня стрел с оперением из гусиных перьев. Все они вонзились в зеленую плоть, но не все принесли смерть. Когда Зигмар еще раз развернул жеребца и выхватил второе копье, он увидел, как многие орки просто выдергивают за древко стрелы из своих тел и с ревом отбрасывают их. За первым залпом последовал второй, и воины Вольфгарта тут же развернули скакунов и умчались прочь.

На сей раз зеленокожие сдержаться не смогли, и, когда орки без дозволения начальника нарушили боевой порядок и бросились за всадниками Вольфгарта, разорвалась сплошная линия щитов. Вдогонку конникам полетели стрелы и копья, и Зигмар закричал в гневе, когда увидел, что с лошадей упали несколько воинов.

Вольфгарт остановился рядом с Зигмаром, убрал боевой рог и из ножен на спине выхватил огромный меч. Его лицо было отражением лика Зигмара: блестело от пота, зубы обнажились в свирепом оскале.

Подъехал вооруженный боевым топором Пендраг и сказал:

— Пора пустить кровь этим тварям!

Зигмар еще раз напомнил:

— Когда дважды протрубит рог — скачем к мосту!

— Скорее не мне, а вам нужно об этом не позабыть! — рассмеялся Пендраг, а Вольфгарт уже послал коня вперед, размахивая над головой громадным мечом.

Зигмар и Пендраг помчались вслед за другом. Отряд всадников, перестроившись, двинулся за своими предводителями. Каждый воин подхватил протяжный боевой клич и метнул копье, перед тем как выхватить меч или взмахнуть топором.

Зигмар пронзил толстотелого зеленокожего в большом рогатом шлеме копьем, которое пробило нагрудник и пригвоздило монстра к земле. Древко еще дрожало в груди орка, а Зигмар уже схватил молот Гхал-мараз — великий дар, преподнесенный ему королем Курганом Железнобородым.

Всадники атаковали строй орков, словно кулак Ульрика, что снес вершину с горы Фаушлаг в северных землях тевтогенов. Кололись щиты, мечи рассекали зеленокожую плоть, сокрушительное нападение поколебало ряды неприятеля.

Зигмар размахнулся и вдребезги разнес череп орка — против древних рун молота гномов не мог спасти даже шлем из толстого железа. Зигмар наносил удары направо и налево, с каждым взмахом разбивая головы, раскалывая кости и доспехи. Кровь врагов забрызгала его обнаженное по пояс тело и замочила волосы, а с бойка Гхал-мараза стекали орочьи мозги.

Щитом он отбивал удары топоров и зазубренных мечей, конь храпел и бил чудовищ копытами, взбрыкивал задними ногами и крушил ребра и черепа гоблинов, норовящих пырнуть его кинжалами.

— Во имя Ульрика! — вскричал Зигмар, посылая коня в самую гущу вражеского войска и расчищая путь могучими ударами молота.

В центре орды Зигмар видел предводителя зеленокожих, орка-военачальника по прозвищу Костедробитель. С ног до головы он был закован в доспехи из темного металла, скрепленного с плотью здоровенными гвоздями. Громадную голову защищал рогатый шлем. Слишком крупные челюсти говорили об удивительной даже для орка драчливости, из них торчали желтые клыки, обагренные кровью.

Похоже, что монстр тоже знал о Зигмаре, потому что указал на него своим толстым копьем, после чего орки с удвоенным усердием накинулись на унберогенов. Зигмар сознавал, что с каждым ударом молота время, отпущенное на атаку, истекает, и рискнул найти взглядом братьев по мечу, на секунду отвлекаясь от теснивших его со всех сторон орков.

По правую руку от него Вольфгарт размахивал длинным мечом, за раз сокрушая полдюжины орков. Позади — огненная копна волос Пендрага сияла под стать знамени, которое реяло над ним, и кривые лезвия обоюдоострого топора с оглушительным лязгом и стуком вгрызались в броню и плоть зеленокожих. Стяг вовсе не затруднял движения воина, который даже знамя смог превратить в оружие против нечисти: бил окованным железом черенком в прорези шлемов или опускал на незащищенные головы.

Зигмар развернул коня, мощным ударом Гхал-мараза откидывая с размаху одного орка и возвратным ударом сокрушая грудную клетку второму. Унберогенские воины прорубали в строе орков кровавые тропы, но, несмотря на учиненную ими резню, даже такие потери не могли пагубно сказаться на огромном войске врага.

Сотни чудищ вставали на смену павшим собратьям, и теперь, когда начал ослабевать напор атаки, Зигмар видел, что орки готовятся к контрнаступлению. При такой расстановке сил выстроившиеся спиной к стенам Астофена зеленокожие в конце концов их разобьют.

То одного, то другого всадника стаскивали с коней, которые с жалобным ржанием падали на землю, когда гоблины быстрыми ударами кинжалов вспарывали им брюхо. Пришла пора отступать.

— Вольфгарт! — крикнул Зигмар. — Труби!

Но его друга со всех сторон теснили ревущие орки, бешено размахивая мечами и топорами. У Вольфгарта не было щита, кольчуга была повреждена и опадала слезами железных колец. Длинный меч без отдыха кромсал и рубил, но на место каждого убитого орка вставали два новых.

— Пендраг! — вскричал Зигмар, поднимая окровавленный молот.

— Я с тобой! — откликнулся Пендраг и пришпорил коня. Знамя билось высоко над его головой.

Зигмар и Пендраг вдвоем атаковали наседавших на Вольфгарта зеленокожих, молот с топором проложили через их строй кровавые тропы. Гхал-мараз снес с плеч орка гнусную голову, и Зигмар закричал:

— Вольфгарт, труби!

— Да знаю! — ответил запыхавшийся Вольфгарт, пронзая мечом грудь последнего из атакующих. — Что за спешка? Я бы и сам с ними справился.

— У нас нет времени, — отрезал Зигмар. — Труби в рог, черт бы тебя побрал!

Вольфгарт кивнул и, взяв меч в одну руку, снял с пояса витой бараний рог и выдул два резких сигнала.

— Вперед! — проревел Зигмар. — Скачите через мост на равнину!

Не успело стихнуть эхо сигнала, как унберогены уже мчались на юг. Взмахнув молотом, Зигмар напутствовал их криком:

— Во имя Ульрика, скачите во весь опор, братья!

Едва ли нужно было подгонять всадников. Они склонились к лошадиным шеям и во весь опор неслись под вопли орков, радовавшихся бегству противников. Зигмар удержал коня и обвел взглядом поле боя, желая удостовериться в том, что там не осталось ни одного воина племени унберогенов.

Поле боя усеяли плоды войны: трупы и кровь, хрипящие лошади, расколотые щиты. Подавляющее большинство мертвецов были орками и гоблинами, но и людей полегло немало.

— Мы чего-то ждем? — спросил Пендраг.

Его лошадь нервно мотала головой. Зеленокожие собирались броситься в погоню. Их капитаны утробным рыком отдавали приказы, и вот грохочущие отряды орков, вооруженных топорами, пустились вдогонку за всадниками.

— Так много погибших, — проговорил Зигмар.

— Их будет на два больше, если мы сейчас же не уберемся отсюда! — вскричал Пендраг, перекрывая вопли бросившихся вдогонку им орков.

Зигмар кивнул, повернул коня и, когда в воздухе засвистели стрелы, призвал на головы зеленокожих проклятие. Он скакал к мосту и слышал отчаянные крики жителей Астофена: рухнула их надежда на спасение.

— Не теряйте веры, люди мои, — прошептал Зигмар. — Мы вас не оставим!

Воины Триновантеса затаились в сени деревьев по обе стороны от моста, а их предводитель с волнением и печалью следил за отступлением всадников. Много коней без седоков скакало к мосту, и сердце Триновантеса саднило от печали, когда он узнавал их и вспоминал их владельцев.

— Приготовьтесь! — приказал Триновантес. — И пусть Ульрик направит наши удары!

Рядом с ним выстроились двадцать пять воинов в тяжелых кольчугах и доспехах, вооруженные копьями. То были самые рослые и сильные воины из отряда Зигмара, им было неведомо отступление, точно так же как орки не знали сострадания. Еще двадцать пять прятались в куще деревьев по другую сторону дороги. Пятьдесят воинов, которые должны были выполнить особый приказ своего молодого предводителя.

Триновантес сам грустно улыбнулся, вспоминая страдальческую улыбку на лице Зигмара, когда он вышел вперед и вызвался руководить этой отчаянной операцией.

— Я рассчитываю на тебя, брат мой, — сказал ему Зигмар. — Сдерживай орков, пока мы не перевооружимся и чуть-чуть не отдохнем, не дольше. Когда услышишь длинный сигнал рога — мы придем, ясно?

Триновантес кивнул:

— Я понял.

— Мне хотелось бы… — начал Зигмар, но Триновантес прервал его, качнув головой:

— Вести этот отряд следует мне. Вольфгарт чересчур необузданный, а Пендраг со знаменем должен скакать подле тебя.

Зигмар прочел на лице друга решимость и сказал:

— Да пребудет с тобой Ульрик, брат!

— Если я буду храбро сражаться, он не оставит меня. А теперь иди. Да сохранит тебя бог волков! Убей их всех.

Зигмар вернулся к своему отряду, а Триновантес проводил его взглядом и отсалютовал мечом, а потом быстро провел воинов к мосту за восточными холмами, подальше от орочьих взглядов.

Вглядываясь в лица воинов, Триновантес читал в них напряжение, гнев и торжественное ожидание грядущей битвы. Некоторые касались талисманов — волчьих хвостов — или обагряли кровью из порезов на щеке волчью шкуру. Никто не шутил, не бахвалился, не подтрунивал друг над другом, как обычно бывает перед боем, и Триновантес знал, что все они осознают важность возложенной на них задачи.

Потрепанные унберогенские всадники скакали к мосту группами по три-четыре человека, утомленные после боя. У них не осталось ни стрел, ни копий, мечи погнулись и затупились. Их щиты раскололись, броня была готова развалиться, но в них по-прежнему пульсировал дух родной земли. Триновантес это чувствовал — звенящую связь между ними и родиной, а не просто грохот копыт приближавшихся коней.

В последние мгновения перед боем он инстинктивно осознал то, что связывало эту богатую, изобильную землю с населявшими ее людьми. В давние времена пришли они сюда и средь диких лесов построили себе дома, начали возделывать землю и теснить злобных существ, стремящихся отобрать у них то, что даровали им боги.

Люди ухаживали за землей, и она сторицей вознаграждала их. Это земля людей, и никакому вождю зеленокожих не удастся отобрать ее.

Топот копыт стал громче, и Триновантес отвлекся от мыслей, чтобы увидеть первых воинов из отряда Зигмара, промчавшихся по мосту, который давным-давно построили гномы. Бревна, лежащие на резных каменных быках, поистерлись за прошедшие столетия, их выбелило солнце и непогода.

Всадники проскакали через мост дальше к югу, где за рощей отряд Триновантеса сложил целую гору нового оружия. Бока лошадей были в пене, поту и крови.

— Кто бы мог подумать, что Зигмар уедет с поля боя последним! — воскликнул Триновантес, когда увидел Вольфгарта, Пендрага и Зигмара, скачущих позади всех.

Невеселый смех был ответом на его слова, и Триновантес опустил забрало шлема, когда увидел орков, преследующих всадников. Сквозь облако пыли, поднятое лошадиными копытами, они казались уродливыми темными духами с согбенными телами и горящими угольями глазами. Несмотря на толстые, неуклюжие с виду ноги и тяжеленные железные доспехи, орки развивали внушительную скорость, и Триновантес знал, что пришло время сослужить службу сыну короля.

Он приподнял топор с ярко сияющими отполированными лезвиями и поцеловал изображение оскалившегося волка наверху рукояти. Потом устремил оружие в небо и содрогнулся: над ними кружил ворон.

По мосту проскакал последний всадник, и Триновантес оторвал взгляд от небес как раз вовремя, чтобы встретиться глазами с Зигмаром. Время словно застыло на мгновение, и Триновантес почувствовал бесконечную признательность к другу за то, что тот наполнил его силой.

— Унберогены, вперед! — крикнул он и вывел отряд на дорогу.

Объехав тайник с копьями и мечами, сложенными за мостом, Зигмар сплюнул набившуюся в рот пыль и резким рывком за гриву остановил коня. Оружие лежало в форме нацеленного на мост клина, и в этом Зигмар узнал руку Триновантеса.

— Торопитесь! — крикнул он, спрыгивая с коня и принимая из окровавленных рук воина бурдюк с водой.

Он жадно пил, а потом вылил оставшуюся влагу на голову, смывая с лица кровь. И тут он услышал за спиной рев атакующих орков и лязг оружия.

Ладонью Зигмар смахнул с лица капли и пробрался сквозь толпу воинов, чтобы лучше видеть завязавшийся на мосту бой.

На острых копьях вспыхивали солнечные блики, в самом центре сражения Зигмар увидел гордо реющее зеленое знамя Триновантеса. Боевые кличи орков смешивались с воззваниями к Ульрику, и, хотя копьеносцы дрались с несгибаемой решимостью, Зигмар видел, что зеленокожие теснят их.

— Разбирайте копья и мечи и скорей по коням! — приказал Зигмар, и его голос звенел от напряжения. — Триновантес дорогой ценой платит за нашу передышку, и нам нельзя понапрасну тратить время!

Воинов можно было не подгонять: они поспешно побросали погнутые и затупившиеся мечи и разобрали новое оружие. Каждый знал, что цена времени — жизнь друзей, поэтому на пустую болтовню не ушло ни секунды.

Прогремело имя Ульрика, воины посвящали страшному богу войны только что свершенные убийства, и Зигмар позволил им возрадоваться тому, что они выжили.

Пендраг кивнул ему. Друг воткнул древко знамени в землю, а сам водил по лезвию топора точильным камнем.

— Триновантес? — вопросил Пендраг.

— Держится, — ответил Зигмар, сердито вытирая боек Гхал-мараза клочком кожи, не желая, чтобы орочья кровь с мозгами оскверняли славное оружие.

— И сколько сможет продержаться?

Зигмар пожал плечами:

— Недолго. Должно быть, скоро протрубят отступление.

— Отступление? — переспросил Пендраг. — Нет, они отступать не собираются. Сам знаешь.

— Должны, — сказал Зигмар. — Иначе им конец.

Пендраг протянул руку, останавливая остервенелую чистку молота.

— Отступать они не станут, — повторил Пендраг. — Они знали это. Как и ты. Так не порочь же их жертву отрицанием.

— Отрицанием чего? — проревел Вольфгарт, который только что подъехал к ним с таким нетерпеливым выражением лица, словно они воевали с немудреной шайкой разбойников, а не со взбесившимися от вида крови орками.

Игнорируя вопрос Вольфгарта, Зигмар заглянул в глаза Пендрага и увидел в них уверенность: он приказал Триновантесу идти в бой, прекрасно понимая, что означает этот приказ.

— Ничего, — проговорил Зигмар, крутанув тяжелый Гхал-мараз так, словно тот ничего не весил.

— Оружие короля Кургана оправдывает свое имя, — отметил Вольфгарт.

— Да, — кивнул Зигмар. — Дар воистину королевский — что верно, то верно. И сегодня еще не все черепа им раздроблены.

— Так и есть, — согласился Вольфгарт, многозначительно поднимая свой громадный меч. — Скоро мы до них доберемся.

— Нет, — сказал Зигмар, снова садясь на коня и глядя на север, где кипело сражение на мосту. — Не очень скоро.

В сапоге Триновантеса хлюпала кровь. Из глубокой раны в бедре она стекала по ноге, шерстяная туника намокла и прилипла к коже. Орочий нож в щепки разбил щит и вонзился в ногу за секунду до того, как Триновантес рубанул его сплеча боевым топором.

Казалось, что руки налиты свинцом, мускулы мучительно пульсировали от натуги. Пот ручьями струился по лицу, в шлеме оглушительным эхом гремели вопли и ненавистный рев.

Его воины бились с отчаянным героизмом, их копья вонзались в промежутки грубой брони орков, жалили плоть. Мостовой настил под ногами потемнел и стал скользким от крови. Пахло потом и медно-красным запахом смерти.

Слышался лязг копий и топоров, ломалось дерево и железо, удары крушили мускулы и кости, но ни одна из сторон не собиралась уступать.

Упал сражавшийся рядом с Триновантесом воин: клинок врага рассек ему плечо, глубоко вошел в плоть и застрял в груди. Орк попытался высвободить оружие, но зубчатое лезвие зацепилось за ребра несчастного. Триновантес шагнул в сторону, и боль раскаленным железом пронзила ногу. Сжимая рукоять боевого топора двумя руками, он остервенело размахнулся и стукнул зеленокожего прямо в открытый рот и снес ему череп.

— Во имя Ульрика! — вскричал Триновантес, вкладывая в удар всю свою ненависть к оркам.

Он пошатнулся, чувствуя, что вот-вот упадет, и вскрикнул — раненая нога не слушалась.

Кто-то его поддержал, и Триновантес поблагодарил неизвестно кого — он даже не знал, кто протянул ему руку помощи. Казалось, что шум сражения нарастал, крики умирающих людей и рев орков звучали в ушах.

Триновантес споткнулся и упал на одно колено, в глазах потемнело, и грохот сражения вдруг стал едва слышен, словно доносился издалека. Опершись на топор, он попытался подняться.

Вокруг гибли воины племени унберогенов. Кровь хлестала из вспоротых животов и перерезанных глоток. Он видел, как орк поднял раненого копьеносца и с силой бросил его на каменный парапет моста, почти разломив надвое.

Гоблины-лучники стреляли в гущу сражающихся, нимало не заботясь о том, в кого попадут их стрелы. Триновантес ощущал теплую влагу под собой, лучи солнца на лице и холодящий пот под доспехами.

И все же, несмотря на столько смертей, здесь нашлось место героизму и дерзкому вызову судьбе.

Триновантес видел, как воин, в спину которому вонзились два копья, раскинул руки и прыгнул на орков, пытавшихся обойти унберогенов с фланга. Трое зеленокожих полетели с моста в реку и тут же скрылись под водой. Унберогенские воины сражались плечом к плечу, только их становилось все меньше, а орки, стремясь перейти мост, наступали все яростнее.

К Триновантесу приближалось копье, и инстинкт пробудил его к жизни, а вместе с тем в полном объеме вернулись звуки и краски сражения. Взмахнув топором, он отсек от древка наконечник и с воплем гнева и боли вскочил на ноги. Он покачнулся, превозмогая боль в раненой ноге, и обрушил топор на нападавшего.

Ударом орку отсекло руку, но это не помешало атаке зеленокожего, который всем телом налег на Триновантеса и повалил его. На Триновантеса брызнула кровь монстра и даже попала в рот, пришлось сплюнуть отвратительную вонючую жижу.

Противник был слишком близко, чтобы рубануть его топором еще раз, поэтому пришлось садануть его рукоятью в морду так, что хрустнули клыки. Голова орка запрокинулась, и Триновантес выбрался из-под туши, встал на одно колено и нанес удар топором в голову.

И тут его спину пронзила страшная боль, Триновантес опустил глаза и увидел торчащий из груди наконечник копья шире собственной руки. По обе стороны металлического лезвия текла кровь. Его кровь. Он раскрыл рот, чтобы закричать, но тут страшное оружие выдернули из его тела, и у Триновантеса перехватило дыхание.

Он уронил топор, красным потоком из него вытекала сила и жизнь. Воин оглянулся на поле битвы: люди больше не могли сопротивляться, орки убивали их и рвали на части.

Зрение затуманилось, и он упал ничком, лицом повалился на кровавые бревна.

Подле него лежал топор, и Триновантес, собрав последние силы, потянулся к нему и сжал рукоять. Безоружному воину не место в чертогах Ульрика.

Звуки кровавой бойни вдруг уступили место какому-то странному пронзительному крику, Триновантес поднял голову и увидел на каменном парапете моста крупного ворона, который буравил его неморгающим взглядом бездонных глаз.

Несмотря на кипящее вокруг сражение, птица недвижимо сидела на камне, а рядом с ней Триновантес увидел свое трепещущее на ветру знамя — зеленое на фоне ярко-синего неба.

Он, опустив голову, с горечью вспомнил брата-близнеца и старшую сестру. Услышал нарастающий грохот конских копыт. И улыбнулся, ибо знал природу этих звуков: это неслись в атаку унберогенские всадники.

Увидев, как Триновантес упал, пораженный копьем Костедробителя, Зигмар испустил мучительный вопль, в котором слышалась боль утраты и гнев. Орки все-таки перешли мост и теперь петляли среди деревьев. После схватки на мосту от их единства не осталось и следа. Воины Триновантеса погибли все до единого, но от их рук пало великое множество зеленокожих.

Зигмар видел, как перед атакой всадников Костедробитель отчаянно пытался выстроить своих воинов.

Слишком поздно.

Пылая ненавистью, Зигмар скакал первым и вел за собой сто пятьдесят выстроившихся клином конников. Он высоко, чтобы видели все, поднял молот Гхал-мараз. От топота копыт дрожала земля, и Зигмар чуял несомненный и верный запах победы.

Слева от предводителя скакал Пендраг — на ветру билось алое знамя. Справа был Вольфгарт, который обнажил меч, готовый рубить головы монстров.

Зигмар крепко вцепился в гриву своего скакуна. Мощный конь устал, но с готовностью нес седока в бой.

Полетели стрелы, засвистели копья — это перед сближением всадники унберогенов выпустили последний залп по неприятелю.

Удар достиг цели и скосил многих орков, вопли зеленокожих утонули в победных криках унберогенских воинов.

Клин врезался в нестройные ряды орков. Сверкали мечи, лилась кровь — это конники мстили за гибель своих братьев. Выкрикивая имя погибшего друга, Зигмар крушил черепа и ломал кости.

Его руки наполнились такой силой, что ни один враг не мог сойтись с ним и уцелеть. Гхал-мараз стал продолжением руки Зигмара, и мощь молота была такова, что противиться ей не представлялось возможным.

Всадники топтали орков, сделавшихся легкой добычей: их стало меньше, они уже не могли держать строй. Унберогены маневрировали и атаковали с разных сторон. Каждый удар копья и меча попадал в цель. Открытая местность была на руку всадникам, они кружили вокруг неприятеля, нападали снова и снова, железные подковы крушили орков, впечатывали их в землю.

Зигмар убивал орков дюжинами, молот вышибал из них жизнь, будто из надоедливых кровососов.

Зигмар видел в центре орды могучего вожака орков. Унберогены окружили Костедробителя, стремясь убить вражеского военачальника и снискать славу. Однако он силой и свирепостью превосходил всех прочих орков, а посему сам убивал всех, кто к нему приближался.

— Да направит мой молот Ульрик! — вскричал Зигмар и устремил коня туда, где Костедробитель заправлял яростной сечей.

Конь Зигмара перескакивал через груды вражеских трупов и сокрушал тех, кто по глупости оказывался у него на пути.

Краски и звуки сражения постепенно ослабевали. Теперь Зигмар слышал лишь собственное тяжелое дыхание и лихорадочный стук сердца. Он скакал к противнику.

Костедробитель увидел Зигмара и взревел, на клыках показалась кровавая пена. Он нацелил копье в коня. Когда жеребец перескочил через последнюю груду трупов, Зигмар отпустил гриву и спрыгнул на землю.

Скакун увернулся от копья, а Зигмар двумя руками замахнулся боевым молотом.

Когда Зигмар обрушил на предводителя орков молот, в его боевом кличе звучала родовая ненависть к зеленокожим.

Гхал-мараз опустился на голову Костедробителя, превратив ее в кровавую жижу. Зигмар подскочил к падающим останкам и нанес обезглавленному вражьему предводителю последний страшный удар пятками в позвоночник.

Вождь зеленокожих рухнул на землю.

Неистовыми и неотвратимыми ударами вождь унберогенов разметал приспешников предводителя орков. За какие-то несколько мгновений были убиты самые крупные и сильные орки, и Зигмар, весь с головы до ног вымазанный в крови, вознес к небесам победный клич.

Перед ним остановилась лошадь, и Зигмар поднял глаза на Вольфгарта, взирающего на него с изумлением и даже некоторым страхом.

— Они разбиты! — вскричал Вольфгарт. — Они бегут!

Зигмар опустил молот и огляделся, оценивая масштабы урона, нанесенного оркам.

Землю устилали сотни трупов зеленокожих. Жалкие остатки орды в беспорядке бежали. После смерти предводителя им больше не хотелось воевать.

— В погоню, брат! — яростно вымолвил Зигмар. — Настигни их и убей всех до единого.

Глава третья Жертвоприношение Морру

Равенна любовалась тянувшимися к югу холмами, почти забывая о том, что туда, на войну и, быть может, смерть, отправились многие воины племени.

Внизу, на речной отмели, раскинулся Рейкдорф, приземистый и грубоватый, но все-таки родной. Без воинов высокие деревянные стены казались пустынными, и Равенна вознесла молитву к богам с просьбой о том, чтобы они позаботились о воевавших на юге мужчинах.

Заслонившись от солнца рукой, девушка пыталась разглядеть, не возвращаются ли домой всадники Рейкдорфа.

— Герреон, я их не вижу, — сказала она, оборачиваясь к младшему брату, который шел вместе с ней по изрытой колесами дороге, ведущей к воротам Рейкдорфа.

— Неудивительно, — фыркнул Герреон, поудобнее перемещая кожаную перевязь, в которой покоилась сломанная рука. — Лес-то дремучий. Они могут быть почти дома, а ты их не увидишь.

— Пора бы им вернуться, — заметила сестра, останавливаясь, чтобы пригладить темные волосы и перевязать ленту на голове.

Герреон тоже встал и сказал:

— Верно. А ведь я тоже должен был сражаться вместе с ними.

Равенна услышала горькие нотки в голосе брата и ответила:

— Да, я знаю, что и тебе пришел черед воевать, но все же рада, что ты остался.

Герреон встретился с сестрой взглядом, и она поразилась гневу, исказившему бледное лицо брата.

— Тебе этого не понять, Равенна. А ведь надо мной смеются. Я пропустил свой первый бой. Как бы ни был я храбр впредь, все запомнят, что в первый раз воевать я не пошел.

— У тебя сломана рука, — напомнила Равенна. — Ты не можешь сражаться.

— Знаю, только это не оправдание.

— Триновантес не даст тебя в обиду.

— Значит, придется брату-близнецу меня защищать, так?

— Нет, я не это хотела сказать.

Равенну утомила раздражительность Герреона, и она ушла вперед. Она любила обоих братьев, хотя Триновантес был спокойным, вдумчивым и сдержанным, а Герреон — шустрым и настолько красивым, что матери хорошеньких дочерей очень его опасались. Еще он частенько бывал жесток.

У Герреона были такие же блестящие черные волосы, как у сестры, и длинные, что было в обычае у унберогенов. Юноша весьма гордился своей шикарной шевелюрой и вообще так заботился о своей внешности, что на прошлой неделе Вольфгарт решил поддеть его и сказал, что он выглядит совсем как бретон-катамит. После чего Герреон в бешенстве бросился на обидчика.

Справиться со старшим по возрасту юношей он, конечно же, не смог, а потому тотчас полетел на землю со сломанным запястьем. Триновантес остановил брата, помешав ему наделать очередных глупостей, и под хохот Вольфгарта отвел к лекарю Крадоку, который вправил сломанную кость и наложил шину.

В результате, когда Зигмару пришло время заслужить щит и отправиться в бой с зеленокожими, Триновантес дал брату понять, что тот останется дома.

— Кому нужен воин, который не сможет усидеть на лошади и держать оружие? — мягко сказал он Герреону, и Равенна обрадовалась, потому что ей была невыносима мысль, что на войну уедут оба брата.

По дороге домой Равенна вглядывалась в лес за рекой, но ничего не увидела. В лучах вечернего солнца ярко вспыхивали лениво текущие воды реки, огибавшей Рейкдорф, и, несмотря на беспокойство, девушка невольно залюбовалась красотой природы.

С самого рассвета они с Герреоном помогали собирать урожай. Здоровой рукой брат орудовал серпом, а сестра носила на плече корзину. Работа была тяжелой; каждому жителю города приходилось трудиться в полях. Несмотря на скверное настроение брата, Равенна была рада, что они вместе. На войну Герреона не взяли, зато он мог работать в поле.

На сегодня труды остались позади, и девушка предвкушала отдых и горячий ужин. Урожай в этом году был отменный. С помощью новых насосов, которые под руководством гнома Аларика построил Пендраг, некогда скудные и истощенные земли сделались плодородными.

Амбары были полны, а излишки зерна с вооруженной охраной еженедельно отправляли на восток, чтобы обменять у гномов на оружие и доспехи. Ибо нет более искусных мастеров, чем горный народ.

Герреон догнал сестру и извинился:

— Прости, Равенна, я не хотел тебя рассердить.

— Я не сержусь. Просто устала и волнуюсь.

— С Триновантесом все будет в порядке, — заверил ее Герреон, в его голосе звучала гордость и любовь к близнецу-брату. — Он великий воин. Не такой первоклассный фехтовальщик, как я, но с топором он управляется отменно.

— Я за них всех тревожусь. За Триновантеса, Вольфгарта, Пендрага…

— И Зигмара? — с хитрой усмешкой уточнил Герреон.

— Да, и за Зигмара тоже, — ответила Равенна, не глядя на ухмылку брата и опасаясь покраснеть.

— Если честно, сестра, то я не понимаю, что ты в нем нашла. То, что он сын короля, не делает его особенным. Он такой же, как и все остальные: грубиян, который недалеко ушел от варвара.

— Замолчи! — воскликнула Равенна, выдавая свои чувства и ругая себя за это, когда брат рассмеялся.

— Что, боишься, что придет Вольфгарт и сломает мне другую руку? Ну уж нет, на сей раз моя очередь, и я вспорю ему брюхо.

— Герреон! — уже не на шутку рассердилась Равенна, прерывая напитанный ядом поток слов.

Но не успела она урезонить брата, как увидела, что он вглядывается куда-то у нее за спиной. Равенна повернулась и тут же забыла о его дерзости.

Из леса за рекой показалась колонна всадников. Они выглядели усталыми, но голоса звучали победно. Высоко в небе плыли знамена и копья.

Со стен их приветствовали радостными криками, тут же разнесся слух о возвращении войска, и все жители поспешили к воротам.

Равенна почувствовала, как все в ней искрится от ликующего смеха. Но он замер у нее на губах при виде воинов в полном боевом облачении, которые шли впереди колонны и на носилках из щитов несли тело павшего героя.

— О нет! — закричал Герреон. — Нет… ради всего святого, нет!

Сердце Равенны упало, когда мозг пронзила мысль: это Зигмар. Но потом в числе тех, кто нес павшего, она увидела сына короля. К тому же его алое знамя реяло высоко в воздухе.

Зигмар жив, и девушка облегченно вздохнула, но тут же сердце пронзила боль. Она узнала изумрудно-зеленое знамя, которое покрывало тело погибшего воина, — стяг Триновантеса.

Впереди поднимались грозные стены Рейкдорфа, строгие и черные на фоне неба цвета тусклой слоновой кости. Зигмар с нетерпением ждал и вместе с тем страшился возвращения домой. Он помнил, как жители радостно встречают победителей, у которых ярко блестят щиты и сияют на солнце наконечники копий.

Его воины тоже возвращались с победой: они разгромили грозную армию Серых гор и убили предводителя орков. На больших погребальных кострах у стен Астофена они сожгли почти две тысячи трупов орков и гоблинов, победа была блистательной.

Повелитель Астофена, кузен короля Бьёрна, после сражения радушно принял воинов у себя в городе, жители лечили раненых и угощали победителей наилучшим мясом и отличным пивом.

Зигмар праздновал победу вместе со всеми, ибо тоска по убитому Триновантесу оскорбила бы храбрость победителей. Но в душе он оплакивал его гибель. И страдания усугублялись тем, что на смерть друг пошел по его, Зигмара, приказу.

Дорога спускалась к Суденрейкскому мосту — грандиозному сооружению из дерева и камня, которое Аларик с Пендрагом возвели всего два месяца назад. Воины шагали неторопливо и величественно — они несли благородного героя домой, к месту последнего упокоения.

В плечо Зигмара вгрызался зубчатый край одного из щитов, на которых лежал побратим, но он терпел эту боль, ибо знал: бремя смерти Триновантеса ему предстоит нести еще долго после того, как носилки опустят на землю, а друга похоронят на краю Брокенвалша, на Холме воинов.

Дорога вывела их на ровное место, и воины с носилками прошли между возвышавшимися по обе стороны от моста резными столбами, которые венчали изображения оскалившихся волков. По внутренней поверхности парапета были высечены сюжеты сражений из преданий племени унберогенов. Подвиги героев из этих сказаний издавна волновали детей.

В камне были увековечены сражения с орками и драконами таких славных воинов, как Дрегор Рыжая Грива и его отец. Напротив изображения Бьёрна, убивающего огромное чудище с бычьей головой, камень был пуст: сюда впишут историю Зигмара. Наверняка здесь высекут сюжет, повествующий о победе при Астофене, которая навсегда останется началом его легенды.

Зигмар смотрел, как распахнулись тяжелые ворота: их со всей силы толкали два отряда воинов. Стены Рейкдорфа по высоте превосходили астофенские, да и сам город был больше и насчитывал более двух тысяч жителей. Столицу короля Бьёрна называли одним из чудес западных земель, но Зигмар хотел превратить ее в величайший город мира.

Над воротами была деревянная арка, которую венчала статуя непреклонного и свирепого бородатого воина в доспехах и плаще из волчьей шкуры, с громадным двуручным боевым молотом. По бокам от него сидели два волка. Зигмар склонил голову перед изображением Ульрика.

Посреди распахнутых ворот стоял отец и сопровождавшие его Альвгейр и Эофорт. Увидев родителя, Зигмар очень обрадовался, ибо знал: не важно, как далеко он пойдет в поход и сколь громкой станет легенда о нем, — он всегда будет сыном своего отца.

Жители Рейкдорфа толпились у ворот, но ни один не выходил из-за стен, чтобы не мешать вернувшимся с войны победителям воспользоваться их священным правом — с высоко поднятой головой войти в ворота своего города.

— Что ж, прием радушный, — сказал Пендраг, который тоже шагал рядом с Зигмаром и нес тело Триновантеса.

— Какой и должен быть, черт возьми! — заметил Вольфгарт. — За последние десятилетия наше племя не знало столь громких побед.

— Да, — сказал Зигмар. — Как и должно быть.

Дорога пошла вверх, воины поднимались по склону к стенам Рейкдорфа. Настроение Зигмара улучшилось, когда он увидел приветствующих их возвращение соплеменников. Несмотря на все те невзгоды, которые судьба посылала им на пути к царству Морра, — чудищ, болезни, голод и трудности, — они все же умудрялись выживать, не теряя при этом достоинства и храбрости.

Так разве может какая-то сила сломить такое племя?

Да, случались разочарование и боль, но человеку присущи мечты о лучшей доле. Зигмар знал, что его ждет немало испытаний, прежде чем он сумеет претворить в жизнь те великие стремления, которые зародились в нем в День определения среди могил предков.

Зигмар ввел своих воинов в ворота Рейкдорфа, и сотни собравшихся громко и радостно приветствовали их. Родители со слезами радости и горя бросились к сыновьям.

Когда матери находили своих отпрысков гордо восседающими на конях или перекинутыми через лошадиные спины, они приветствовали их сердечными словами или горестными криками.

Зигмар шел вперед, пока не оказался перед отцом. Король, как всегда, выглядел внушительно и величественно, а лицо его светилось радостью — ведь сын вернулся с войны живым и невредимым.

— Давайте осторожно опустим, — сказал братьям по мечу Зигмар, и они поставили носилки с телом Триновантеса на землю.

Зигмар стоял перед отцом и не знал, что сказать, но король Бьёрн просто крепко обнял сына.

— Сын мой, — сказал он, — ты вернулся ко мне мужчиной.

Зигмар тоже обнял отца. Этот отважный человек сумел один, без жены, вырастить сына. Зигмар знал, что всем обязан отцу, и заслужить его одобрение было самой высшей наградой на свете.

— Я же говорил, что ты будешь мною гордиться, — сказал Зигмар.

— Верно, — согласился Бьёрн. — Говорил.

Король унберогенов отпустил сына и сделал шаг вперед, желая приветствовать вернувшихся воинов, и, отдавая дань их храбрости, поднял вверх руки:

— Воины унберогенов, вы вернулись к нам, за что я возношу хвалу Ульрику. Ваша доблесть будет вознаграждена, и каждый из вас сегодня станет пировать как король!

Всадники встретили речь короля громкими возгласами, которые взлетели до облаков, а Бьёрн обратился к Зигмару и тем воинам, которые принесли носилки.

— Триновантес? — глядя на знамя, спросил король.

— Да, — подтвердил Зигмар, и голос его дрогнул. — Он пал на Астофенском мосту.

— Хорошо ли он сражался? Была ли славной его смерть?

Зигмар кивнул:

— Да. Если бы не отвага Триновантеса, нам бы несдобровать.

— Значит, Ульрик приветливо встретит его в своих чертогах, и мы будем завидовать ему, — заявил Бьёрн. — Ибо там, где сейчас Триновантес, пиво крепче, еда обильней и женщины краше земных. В свое время мы встретимся и с гордостью пройдем с ним по великим чертогам.

Зигмар улыбнулся, зная, что отец говорит правду, ибо для настоящего воина нет большей награды, чем славная гибель и радушный прием на пирах загробной жизни.

— Я всегда думал, что самое трудное дело на свете — вести воинов в бой, — продолжал Бьёрн. — Но теперь знаю, что куда тяжелее участь отца, который ждет сына с войны.

— Думаю, что понимаю тебя, — проговорил Зигмар, оборачиваясь и проводя взглядом обезумевших от горя родителей, ведущих в поводу коней с мертвыми сыновьями на спинах. — При всей своей славе, война — грязное дело.

— Значит, ты усвоил важный урок, сын мой. Победа — день радостный и в равной мере трагичный. Чти первое и учись справляться со вторым, иначе тебе не стать вождем.

Бьёрн обратился к братьям по мечу Зигмара:

— Вольфгарт и Пендраг, у меня сердце наполнилось радостью, когда я увидел вас в живых.

Оба воина просияли от ласковых слов короля, а тем временем по дороге загрохотали три телеги, везущие пиво из подвалов пивоварни. На первой повозке ехал гном Аларик, и воины громко загомонили, когда увидели угловатые руны на боках бочонков.

— Эль гномов? — поразился Вольфгарт.

— Возвратившимся героям причитается самое лучшее, — улыбнулся Бьёрн. — Я хотел приберечь эль для пира в честь свадьбы сына, но он, кажется, с этим не спешит. Лучше выпить сейчас, пока пена не осела.

— А я все слышал, — отозвался Аларик. — Пена на эле гномов не оседает никогда.

— Образно выражаясь, мастер Аларик, — пояснил Бьёрн. — Я не хотел тебя обидеть.

— Тем лучше, — проворчал гном. — Ты же знаешь, я всегда могу вернуться к своим.

— Не будь же таким занудой! — рассмеялся Пендраг, хватая гнома за руку и стискивая дружеским пожатием. — Давай наливай!

Вольфгарт кивнул Зигмару, а король подошел к Пендрагу и пивным бочкам.

— Ты разве не присоединишься? — спросил Бьёрн.

— Непременно, — отвечал Зигмар. — Только побуду с Триновантесом, пока за ним не пришли его родные.

— Ясно, — кивнул Бьёрн и понимающе улыбнулся сыну. — Вполне справедливо. Тогда подробно расскажи мне о вашем походе, пока мы ждем.

Зигмар улыбнулся:

— На самом деле рассказывать особенно не о чем. Сначала мы выслеживали зеленокожих на юге и на западе, а потом разбили их под стенами Астофена.

— Сколько их было? — как всегда, без лишних слов поинтересовался Альвгейр.

— Около двух тысяч.

— Двух тысяч?! — ахнул Бьёрн и гордо переглянулся с Альвгейром. — И он говорит, что рассказывать не о чем! А Костедробитель?

— Мертв, я его убил. Гхал-мараз упился его кровью.

— Две тысячи! — вздохнул Эофорт. — Я даже не предполагал, что одному вождю под силу собрать такое количество зеленокожих. И вы всех убили?

— Именно так, — подтвердил Зигмар. — Их трупы превратились в пепел.

— Кровь Ульрика! — воскликнул Бьёрн. — Надеюсь, Адхельм оказал героям достойный прием в своем городишке. А если это не так — я с ним поквитаюсь.

— Так, — подтвердил Зигмар. — Твой кузен шлет привет своему королю и клянется в случае нужды прислать нам всех воинов, которых соберет.

— Он — хороший человек, Адхельм. Похож на Рыжую Гриву.

Зигмар заметил, что в глазах отца появилось предостерегающее выражение, и, обернувшись, увидел, как в ворота Рейкдорфа вошла девушка с волосами цвета ночи, в длинном зеленом платье. Он узнал Равенну, и в горле неожиданно пересохло.

Лицо девушки было так печально, что Зигмар почувствовал: сердце у него вот-вот разорвется при виде ее тоски. Вслед за ней шел младший брат, близнец Триновантеса, и по бледным его щекам струились скорбные слезы.

Равенна приблизилась к покрытому зеленым знаменем телу брата, кивнула Зигмару и королю, опустилась подле Триновантеса и возложила руки ему на грудь. Герреон преклонил колени рядом с сестрой. Вся его тонкая фигура сотрясалась от безудержных рыданий.

— Тихо, мальчик, — проговорил Бьёрн. — Оплакивать павших воинов — женское дело.

Герреон поднял глаза и впился в Зигмара взглядом.

— Ты убил его, — всхлипнул Герреон. — Ты убил моего брата!

В королевской Большой палате еле теплился свет, чуть тлели торф и поленья, и от убаюкивающего тепла воинов стало клонить в сон. Победу праздновали долго, далеко за полночь. В жертву Ульрику и Морру приносили лучшее мясо и пиво — первого благодарили за дарованную воинам храбрость в сражении, а у второго просили провести павших к месту упокоения душ.

В Большой палате воцарилась тишина, ее нарушал лишь треск поленьев да спокойное дыхание сотни воинов, которые, завернувшись в шкуры, уснули прямо на полу. Семейные воины ушли по домам, а холостые или же перебравшие спиртного остались здесь, уткнувшись физиономиями в столы.

По традиции в ночь возвращения из похода король и наследник охраняли покой воинов — чтили их доблесть. Зигмар устроился подле отца на троне, который вырезал сам Бьёрн в ожидании совершеннолетия сына, когда он мужчиной воссядет рядом с королем. На нем был длинный волчий плащ. Гхал-мараз покоился на постаменте, который сделали специально для грозного оружия, сработанного гномами.

Для пира зарезали целое небольшое стадо, а когда вышло все гномье пиво, настал черед другим запасам пивоварни. Бывалые воины подкрепляли клятвы братства, а те, кто только что заслужил свой щит в кровавой битве при Астофене, клялись в первый раз.

Зигмар праздновал победу вместе со всеми. Только из головы у него не шел образ застывшей Равенны и рыдающего Герреона, когда они оба опустились на колени подле тела брата. Зигмар знал, что при Астофене они одержали небывалую победу, только для него она была омрачена гибелью друга.

Он знал, что подобные мысли весьма эгоистичны: выходило так, словно гибель других воинов, не побратимов, не имела значения. Триновантес был хорошим, верным другом, всегда давал вдумчивые и трезвые советы, рассуждал разумно и честно. Там, где Вольфгарт предлагал действовать с помощью насилия, а Пендраг — дипломатии, совет Триновантеса часто объединял самые сильные стороны того и другого. Не компромисс, но баланс. Да, этого воина будет очень не хватать.

— Снова думаешь о Триновантесе? — спросил отец.

— Что, так заметно?

— Он был твоим побратимом, — сказал Бьёрн. — Это правильно, что тебе его не хватает. Помню, что день гибели Торфина в Рейковых трясинах тоже выдался печальным. Да.

— Кажется, я его помню. Великан? Ты о нем мне почти не рассказывал.

— Ах… тогда ты был совсем мальчик, и обстоятельства его смерти не годились для детских ушей, — отмахнулся Бьёрн. — Да, Торфин был самый настоящий исполин — сложно поверить, но он возвышался даже надо мной. Этот человек был словно вырезан из дуба, крепкий как камень. О лучшем побратиме нечего и мечтать.

— Что с ним случилось?

— Он умер, что суждено каждому из людей.

— Как? — спросил Зигмар.

Он видел, что отец неохотно говорит о друге, но чувствовал: возможно, он желает, чтобы его уговорили рассказать о смерти побратима.

— Это случилось лет пять назад, — начал Бьёрн, — когда мы воевали на стороне Марбада, короля эндалов. Помнишь?

Зигмар попытался припомнить именно эту войну, но отец так часто уходил в походы, что удержать в голове их все было сложно.

— Нет? — продолжал Бьёрн. — Ну, Марбад — человек хороший, его народ живет по краю болот, в устье реки. Они поселились там с тех пор, как король ютонов Марий ушел из родных мест после вторжения на их земли тевтогенов. Подозреваю, что жить там можно, только зачем кому-то это нужно — непонятно. Болота опасны, там полно трясин, трупных огней и демонов-кровопийц.

В Большой палате было жарко, но Зигмар содрогнулся, вспомнив ужасные истории о существах с мертвыми глазами, бледной кожей и зубами-иглами, крадущихся в тумане и подстерегающих неосторожных путников.

— Так вот, мы с Марбадом знакомы давно. Двадцать лет назад мы с ним сражались бок о бок, когда с Серых гор спустились орки из племени Кровомордов, — он тогда спас мне жизнь. Я оказался у него в долгу. Когда туманные демоны болот восстали, угрожая народу Марбада, он позвал меня на помощь, и я выступил в поход.

— Ты дошел до самого побережья?

— Конечно. Ибо никогда нельзя нарушать обещание, сынок. Мир держится на клятвах верности и дружбы, в нем нет места клятвопреступнику, а также тому, слову которого грош цена. Помни об этом.

— Непременно, — пообещал Зигмар. — Так что же случилось, когда ты добрался до побережья?

— Армия Марбада ждала нас в Марбурге, мы соединились с ней и вступили в болота, словно шли на какое-то великое приключение, ожидая чести и славы.

Зигмар видел, как взгляд отца подернулся пеленой, словно туманы, о которых он говорил, всколыхнулись в его памяти и он снова следовал тем давно пройденным путем.

— Отец? — позвал Зигмар, когда Бьёрн надолго замолчал.

— Что? А, да… Мы пробирались по болотам, и против нас вышли туманные демоны. Они затаскивали воинов в трясины, топили, а потом отправляли сражаться с нами — уже раздутых и белесых. Я видел, как один из них схватил Торфина, мне этого вовек не забыть. Существо было белым, таким белым, словно белила. Будто зимнее небо, а глаза — холодно-голубые. Как огни на северном небе зимой. Оно глядело на меня и, клянусь, потешалось, умерщвляя моего побратима.

— Вы их победили?

— Победили? — переспросил Бьёрн. — Не уверен. Мы едва унесли ноги из этих проклятых болот. У Марбада есть меч, выкованный дивным народом, — могущественный клинок, который зовется Ульфшард. Уж не знаю, какой еще он наделен силой, но демонов убивает. Марбад искусно владеет оружием, он расчистил нам путь сквозь туман, уничтожая подбиравшихся демонов. Хотя даже не это было самым неприятным.

— Не это?

— Отнюдь нет. Когда мы добрались до конца болот, я услышал, что кто-то зовет меня по имени. Помню, какая радость обуяла меня, когда я узнал голос Торфина. И вот он появился, вышел из тумана прямо ко мне. Глаза у него закатились, мертвая кожа стала восковой, а изо рта потоком хлестала черная вода, словно вместо легких у него были мехи с этой жижей.

У Зигмара расширились глаза и мурашки поползли по коже, когда он представил себе это жуткое зрелище и ужас, обуявший Бьёрна при виде того, что произошло с его другом.

— И что ты сделал?

— А что я мог сделать? — переспросил Бьёрн. — Марбад дал мне Ульфшард, я сразил Торфина и отправил в чертоги Ульрика. Ибо для воина смерть утопленника все равно что проклятие. Поэтому я убил его мечом, и если в боге волков есть хоть капля справедливости, то он допустил Торфина в свои чертоги, ибо нет человека более достойного, чтобы там пировать.

Зигмар понял, что у отца выбора не было, ему пришлось убить Торфина, чтобы тот смог попасть в чертоги Ульрика. Юношу покоробила мысль о том, что, возможно, однажды и ему самому придется биться с одним из побратимов, и он тут же решил собрать самых близких друзей и дать друг другу клятву вечного братства.

— Мы ушли с болот, я вернул Ульфшард королю Марбаду, и мы с ним побратались. Именно поэтому теперь, когда нам или эндалам нужна помощь, другой обязан ее оказать — мы связаны клятвой. Точно так же после сражений с лесными зверолюдьми нашими союзниками стали черузены и талеутены. Так что все дело в клятвах, Зигмар. Чти свое слово, и другие последуют твоему примеру.

В знак согласия Зигмар склонил голову.

Равенна застегнула на брате тунику и потуже затянула тесьму, перед тем как разгладить мягкую ткань на груди. Одетый в лучшую одежду, Триновантес лежал на той самой кровати, с которой всего несколько дней назад встал, чтобы идти на войну. Их родители умерли, поэтому перед погребением, назначенным на новолуние следующей ночи, сестра сама обмыла погибшего брата и причесала.

Она провела рукой по холодной щеке Триновантеса и погладила его красивые темные волосы. Смягчились черты лица покойного, но озабоченные морщинки навсегда избороздили его благородное лицо.

— Даже в смерти ты выглядишь печальным, — проговорила Равенна.

Рядом с ним на постели лежал острый топор, на лезвиях плясали блики огня. Девушка хотела дотронуться до оружия, но в последний момент отдернула руку. Ведь это было орудие сражения, с которым ей не хотелось соприкасаться. Война — измышление безумцев, игра воинов, и у нее может быть лишь один исход.

Напротив сестры за столом, уткнувшись головой в согнутую руку, сидел Герреон и безутешно оплакивал брата-близнеца. На смертном одре мать поведала дочери о том, что сказала ей принимавшая роды старуха: навсегда мальчики будут связаны друг с другом, но лишь одному суждено вырасти и изведать величайшее наслаждение и самую страшную боль.

Равенна никогда не говорила об этом Герреону, а теперь задавалась вопросом: была ли той предсказанной страшной болью для него гибель брата-близнеца? И что же тогда станет величайшим наслаждением?

Равенне очень захотелось обнять брата и укачивать, пока он не заснет. Так она делала много раз в детстве, когда старшие мальчики дразнили Герреона за тонкий стан и тонкие черты лица. Такова была роль старшей сестры, но сейчас столь простое лекарство вряд ли подействует.

Девушка встала и прошла по комнате. Трубы не было, и дым очага собирался под крышей, которую нагревал и сушил. Над огнем на железных крюках висел горшок, в нем варилось мясо из королевских запасов, но Равенна подозревала, что еда пропадет, ведь аппетита у них с Герреоном совсем не было.

Она опустилась рядом с братом и положила ему на голову ладонь. И все же обняла Герреона и прижала к себе. Он тоже обнял ее за талию, и Равенна начала медленно покачивать его взад и вперед.

— Успокойся, — тихонько сказала она. — Герреон, нельзя больше плакать в этом доме. Ты привечаешь злых духов, и брат не захочет идти в чертоги Ульрика с последним, что услышит на земле, — твоими стенаниями.

— Ничего не могу с собой поделать. — Герреон приподнял голову с плеча сестры. Глаза юноши покраснели, на верхней губе и подбородке смешались слезы и сопли.

Свободной рукой он провел по лицу и сказал:

— Мой брат мертв.

— Знаю, — кивнула Равенна. — Триновантес был и моим братом.

— Но он был моим близнецом; ты даже не представляешь себе, каково потерять того, кто, по сути, составляет часть тебя самого. Я мог чувствовать то же, что и он, будто это случилось со мной самим.

— Триновантес был воином. Он сам избрал этот путь и знал, чем рискует.

— Нет, — помотал головой Герреон. — Я ведь все выяснил.

— О чем ты?

— О том, что виноват в его смерти Зигмар! — рявкнул Герреон. — Я говорил с очевидцами, и они рассказали, что Зигмар послал Триновантеса удерживать Астофенский мост. И приказал ни в коем случае не отступать. Где же здесь выбор, скажи на милость?

Равенна взяла брата за плечи и развернула лицом к себе. Она ведь тоже хотела узнать, как умер Триновантес, поэтому спросила Пендрага и так выяснила правду о славной кончине брата.

— Нет, Герреон, — твердо сказала девушка. — Триновантес сам вызвался стать во главе отряда и удерживать мост. Пендраг мне рассказал, как было дело.

— Пендраг? Ну, само собой, он поддержит своего побратима, верно? Они ведь связаны клятвой или чем-то вроде того. Он скажет все что угодно, лишь бы выгородить Зигмара!

Равенна покачала головой:

— Пендрага можно назвать кем угодно, только не лжецом. Я ему верю. Триновантеса убил зеленокожий. Который потом пал от руки Зигмара.

Герреон вырвался от сестры и вскричал:

— Как можешь ты защищать его в такой момент?! Это потому, что ждешь не дождешься раздвинуть перед ним ноги? Да?

Равенна сильно ударила брата по лицу, на щеке остался яркий след от ладони.

— Так я прав, — проговорил Герреон, и девушка занесла руку, чтобы ударить его еще раз.

Но брат перехватил ее руку.

— Не делай этого, — сказал он.

Равенна выдернула руку из железного захвата брата, который стоял, сжав кулак. На бледной шее вздулись вены.

Равенна отшатнулась, испуганная внезапным приступом бешенства брата.

— Прости за эти слова, сестра. Но тебе не изменить моего мнения. Зигмар убил нашего брата, и это столь же верно, как если бы он сам пронзил его сердце копьем!

Глава четвертая Братья по мечу

На поросшем травой склоне Холма воинов свистел холодный ветер, и Равенна плотнее закуталась в зеленый плащ. Она не спускала глаз с вереницы воинов, которые вышли из Рейкдорфа. Процессию возглавлял Зигмар, облаченный в сияющие бронзовые доспехи и железный шлем. Рядом с ним шел король, а следом — Пендраг и Альвгейр: один нес знамя Зигмара, а другой — знамя короля.

Воины в броне на носилках из щитов несли Триновантеса, покрытого зеленым знаменем, и при виде тела брата Равенна почувствовала в горле ком.

Слева от нее стоял Герреон, похожий на туго натянутую струну. Процессия приближалась. Равенна взглянула на брата. Черты его красивого лица казались высеченными из камня. Он надел самую лучшую тунику из алой шерсти и не подвязал больную руку, здоровая же покоилась на рукояти меча.

Сестра сняла его руку с оружия и вложила в нее свою ладошку. Герреон нахмурился, но тут же смягчился, увидев скорбь в ее глазах.

— Не волнуйся, сестра, — сказал он. — Я не собираюсь глупить.

— Я и не думала, что собираешься, — солгала Равенна.

Брат пожал ее руку и снова устремил взгляд на приближавшихся воинов, которые были уже на полпути к холму. Равенна тоже смотрела на них. Вот они прошли могилу Дрегора Рыжая Грива, и Зигмар с отцом поклонились своему предку.

Отец короля умер задолго до рождения Равенны, но истории о нем по сей день волновали молодых унберогенов, и подвиги Дрегора знали все в этих землях.

По извилистой тропинке похоронная процессия поднялась к месту последнего упокоения Триновантеса — вырубленной в склоне холма пещере, обрамленной высокими колоннами из выветрившегося камня. Триновантес был одним из стражей королевской палаты, поэтому ему выпала посмертная честь упокоиться в таком месте и лежать на каменной плите позади своего отца. Сбоку от входа покоился тяжеленный валун, по грязному земляному следу было видно, где его катили, готовясь к погребению героя.

Король Бьёрн остановился у отверстой пещеры, а Зигмар торжественно поклонился Равенне и Герреону. Какое-то время никто не шевелился, слышалось лишь жалобное завывание ветра, который оплакивал утрату красноречивее всяких слов.

Наконец король Бьёрн шагнул к пещере и опустился на колени, склонив голову перед темным входом. На ветру развевался темно-синий плащ короля, в лучах полуденного солнца сияла бронзовая корона.

— Воина предают земле, за которую он с честью сражался, — рокотал голос Бьёрна. — Звали его Триновантес, он умер смертью героя, обагрив топор кровью врагов и получив много ран. Узри его, могущественный Ульрик, и даруй ему подобающий герою прием!

Король достал бронзовый кинжал и резанул по ладони. Потом сжал пальцы в кулак, чтобы кровавые капли обагрили землю перед темным входом в склеп.

— Приношу тебе в жертву кровь королей, — продолжал Бьёрн, — и почтение его братьев по мечу.

Зигмар провел воинов, которые несли Триновантеса, мимо короля и шагнул во мрак склепа. Пальцы Герреона сильно сжали руку Равенны. Девушка не сводила взгляда с тела брата, которого вносили внутрь.

Когда из могильного склепа донесся скрежет металла и тихие голоса, из глаз Равенны брызнули слезы. Вот на свет вышли воины в доспехах и, гордо выставив перед собой щиты, встали позади короля. Последним из склепа, где теперь лежал ее брат, появился Зигмар, в его руках был щит Триновантеса, который он держал перед собой наподобие блюда. Натянутая на дереве кожа порвалась, на ободе не хватало нескольких медных гвоздей.

Зигмар медленно подошел к Равенне и Герреону, на его лице застыло страдание. Несмотря на горечь утраты, сердце Равенны стремилось к нему. Девушка почувствовала, как напрягся Герреон, когда Зигмар протянул ему щит.

— Триновантес был самым отважным человеком из всех, кого я знаю, — сказал Зигмар. — Это его щит, который теперь переходит к тебе, Герреон. Носи его с честью и заслужи славу, как и твой брат.

— В чем слава-то? — зло спросил Герреон. — В том, чтобы идти на смерть по приказу друга? И где тут слава?

Зигмар не выказал никаких признаков гнева, но Равенна прочла в его взгляде тлеющую, порожденную скорбью ярость. Сын короля все еще протягивал щит, и Равенна высвободила ладонь из руки брага, чтобы он мог его взять.

— Он был моим другом, Герреон, — проговорил Зигмар. — Я оплакиваю его гибель так же, как ты. Да, я дал приказ, который привел к его смерти, но такова война. Достойные мужи умирают, и мы чтим их подвиг. И продолжаем жить, храня память о павших.

Равенне очень хотелось, чтобы Герреон взял щит Триновантеса, но похоже было, что ее брат решил усугубить положение и не принять от Зигмара щит.

Юноши смотрели друг другу в глаза, и Равенне хотелось кричать от досады. Но вместо этого она взяла щит брата и держала его перед собой, склонив голову перед Зигмаром.

Зигмар удивился, когда она забрала у него щит, но гнев его улетучился, и в глазах мелькнуло понимание.

— Благодарю тебя, — сказала Равенна, и, несмотря на горе, голос девушки прозвучал сильно и гордо. — Я знаю, что ты нежно любил нашего брата, и он тоже тебя любил.

Зигмар ответил:

— Триновантес был моим братом по мечу, память о нем навсегда останется в наших сердцах.

— Да, — подтвердила Равенна, — будет жить.

Герреон так и не шевельнулся, но щит уже перешел из рук в руки, а потому Зигмар отошел и встал рядом с Пендрагом. На ветру развевалось и хлопало алое знамя.

Король свирепо посмотрел на Герреона, но ничего не сказал и встал на прежнее место рядом со своим Рыцарем-Защитником. Зигмар и Вольфгарт вышли вперед и встали около камня, который должен был запечатать вход туда, где теперь покоился Триновантес. Пендраг передал знамя Зигмара другому воину и присоединился к побратимам.

Они уперлись плечами в каменную глыбу, на ногах напряглись мышцы. Равенна подумала, что они не смогут сдвинуть валун, однако он подался, сначала медленно, потом быстрее.

И наконец глыба загородила вход в пещеру. Когда она встала на место с каменным стуком страшной завершенности, Равенна закрыла глаза.

Надвигалась ночь. Бьёрн сидел на камне и смотрел на могилу Триновантеса. Перед ним стоял мешок с бычьим сердцем. Он ждал с нетерпением, и небольшой, разложенный перед склепом костер не мог спасти от холодного ветра, который, словно грабитель, похищал тепло из тела короля. Эта необходимая часть погребального обряда всегда огорчала Бьёрна. Но он король, а потому ему надлежит исполнять положенное.

Он перевел взгляд на небо. В вышине медленно проступали первые звезды, появлялись еще и еще огоньки, казавшиеся тусклыми крапинками. Эофорт говорил, что это дыры в мир смертных, через которые боги из своего царства взирают на людей. Бьёрн не знал, правда ли это, но идея казалась ему неплохой, а потому он готов был преклоняться перед мудростью советника.

Когда король услышал тихие звуки приближавшихся с другой стороны холма шагов, он отвлекся от созерцания звезд и взялся за рукоять топора. В темноте он не мог ничего разглядеть, ведь сумерки были временем теней и призраков, а глаза Бьёрна уже не видели так хорошо, как в молодости.

— Успокойся, Бьёрн, — произнес кто-то тихим, но сильным голосом. — В эту ночь я не причиню тебе зла.

Из-за могильника появилась согбенная старушка в черном, но, увидев ее, Бьёрн не выпустил из рук топор. Она опиралась на сучковатый посох. И волосы ее были белыми, словно скрывающий демонов туман.

Сравнение расстроило Бьёрна, который поднялся навстречу ведьме из Брокенвалша, не собираясь выказывать эмоций при виде этой гостьи.

— Принес жертвоприношение для бога мертвых? — спросила ведьма.

На морщинистом и очень старом лице сияли глаза молодой девы, умные и озорные.

— Да, — ответил Бьёрн, наклоняясь к мешку.

— Тебя что-то огорчает, Бьёрн?

— Такие, как ты, всегда меня огорчают, — отвечал Бьёрн.

— Такие, как я? — насмешливо переспросила старуха. — Однако же именно я помогла тебе, когда в твои земли явилась чума. И я предупредила тебя о гигантском звере из Стенающих холмов. Благодаря мне ты процветаешь и унберогены ныне стали одним из самых сильных племен запада.

— Все это верно, — согласился Бьёрн. — Только сказанное тобой никак не влияет на мое мнение: Тьма облепила тебя наподобие плаща. Ты наделена властью над людьми.

Ведьма рассмеялась горьким, сухим смехом:

— Так что именно тебя беспокоит? Что моя сила больше, чем у людей?

— Да, это, — признал Бьёрн.

— По крайней мере, честно, — кивнула ведьма и опустилась на корточки подле склепа. — Давай скорей сердце.

Бьёрн бросил мешок, колдунья поймала его на лету и вывернула содержимое в костер. Сердце тут же зашипело, и в воздухе сильно запахло паленым мясом. Оно потрескивало и стреляло жиром; от мясного духа рот Бьёрна наполнился слюной.

— Бог мертвых к тому же ведает сновидениями, — сообщила ведьма. — Он посылает видения тем, кто проводит в его царство души умерших.

Бьёрн ничего не сказал, не желая поддерживать разговор о культе смерти. Ведьма посмотрела ему прямо в глаза и спросила:

— Хочешь услышать о моих снах?

— Нет, — отрезал Бьёрн. — Что из того, что мне интересно, может тебе присниться?

Колдунья пожала плечами, ворочая в костре охваченное пламенем сердце, сморщившееся и почерневшее.

— Сны — врата в будущее, — сказала она. — За суетой, гордостью или отвагой не спрячешься от бога мертвых, а ведь раньше или позже все попадают в его царство.

— Ритуал еще не окончен? — спросил Бьёрн, рассерженный болтовней ведьмы.

— Подходит к концу. Только ведь ты должен лучше всех знать, что не следует торопиться, когда приносишь жертву богам.

— Что это значит? — вопросил Бьёрн, угрожающе возвышаясь над колдуньей. — Говори прямо!

Старуха посмотрела на него, и Бьёрн почувствовал, что его сердце будто сжалось в ледяных тисках. Он ощутил ледяную руку так же точно, как огонь пожирал бычье сердце. В глазах колдуньи отражалось пламя костра, только тепло от него совсем исчезло.

Завывал холодный ветер, и за спиной короля, словно живой, бился плащ. Бьёрн перевел взгляд на небо — оно стало черным и беззвездным. Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким.

— Ты стоишь на краю бездны, король Бьёрн! — прошипела ведьма, и голос ее ножом полоснул безмолвие ночи. — Так что слушай внимательно. Дитя грома в опасности, ибо силы Тьмы ополчились против него, только он еще не знает об этом. Если он выживет, то человеческая раса восторжествует и будет властвовать над землей, морем и небом, но стоит ему споткнуться — и мир потонет в крови и огне.

— Дитя грома? — переспросил Бьёрн, отрываясь от созерцания мертвых небес. — О чем это ты?

— Я говорю о далеком будущем, когда ни тебя, ни меня уже не будет на свете.

— Если меня не будет в живых, какое мне дело?

— Ты великий воин и хороший человек, король Бьёрн, но после тебя придет тот, кто станет воином величайшим.

— Мой сын? — уточнил Бьёрн. — Ты говоришь о Зигмаре?

— Верно, — кивнула колдунья. — Я говорю о Зигмаре. Он стоит перед вратами Морра, и богу мертвых известно его имя.

Сердце Бьёрна сжалось от страха. В Кровавую ночь он потерял жену, и возможность пережить сына ужасала его пуще всего на свете.

— Спаси же его! — взмолился король.

— Нет. Только ты можешь его спасти.

— Как?

— Дав мне священную клятву, когда я попрошу, — отвечала ведьма, взяв Бьёрна за руку.

— Проси же! — вскричал Бьёрн. — Я поклянусь, в чем пожелаешь.

Старуха покачала головой, ветер утих, и вновь засветили звезды.

— Я еще не попросила, Бьёрн, но будь готов, когда я спрошу с тебя обет.

Король кивнул и отшатнулся от ведьмы. Он оглянулся по сторонам и заметил, что небо вновь стало обычного сумеречного цвета. Он тяжело вздохнул и снова взглянул на склеп Триновантеса.

Огонь потух, бычье сердце сгорело дотла.

Колдунья исчезла.

Зигмар видел, как померк крохотный мерцающий огонек на Холме воинов, и поник головой. Он знал, что закончился погребальный обряд по его умершему другу. Отца на склоне он разглядеть не мог, но точно знал, что Бьёрн не станет пренебрегать обязательством перед мертвыми.

Зигмар содрогнулся и взглянул на садящееся на западе солнце. Скоро стемнеет, часовые на стенах уже зажгли светильники, освещавшие открытое пространство перед стенами Рейкдорфа. Ночь — опасное время, когда живущие в лесах и горах монстры заявляют права на землю.

«Нет, с этим покончено, — подумал Зигмар. — Настала эра людей».

— Я прогоню тьму, — прошептал он, положив ладонь на тяжелый квадратный камень в самом центре Рейкдорфа.

Камень был шершавый и красный, с тонкими золотыми прожилками, — ничего подобного к западу от гор не встречалось. Солнечные лучи нагрели его поверхность, и Зигмар ощутил тепло, словно камень выражал согласие с мыслями и чувствами юноши. Услышав топот приближающихся шагов, Зигмар поднял голову.

По городу, гордо задрав головы, шествовали все еще облаченные в доспехи Вольфгарт и Пендраг. Зигмар обрадовался и улыбнулся, ведь он так сроднился с этими храбрецами, которые сражались и истекали кровью бок о бок с ним.

— Ну, чем ты тут занимаешься? — вопросил Вольфгарт. — Пора бы выпить, к тому же немало женщин жаждут приветствовать наше возвращение.

Зигмар поднялся и сказал:

— Хорошо, что вы пришли, друзья мои.

— Все ли в порядке? — поинтересовался Пендраг, уловив тон Зигмара.

Зигмар кивнул в ответ и снова сел на корточки подле красного камня.

— Знаете ли вы, что это? — спросил он друзей.

— Само собой, — кивнул Вольфгарт и опустился рядом с Зигмаром.

— Это Клятвенный Камень, — ответил Пендраг.

— Верно, — улыбнулся Зигмар. — Первые вожди племени унберогенов привезли Клятвенный Камень из далеких восточных земель и положили там, где решили основать город.

— И что с того? — недоумевал Вольфгарт.

— Вокруг этого камня вырос Рейкдорф. Племя наше процветает, обрабатывает землю, которая вдесятеро возвращает нам заботу о ней. — Зигмар положил на Клятвенный Камень ладонь. — Когда мужчина клянется женщине в верности, над камнем соединяются руки влюбленных. Когда новый король обещает вести свой народ, то именно здесь приносит клятву. И если воины заключают союзы, их кровь падает на камень.

— Ну, — начал Пендраг, — ты пока не король, и я надеюсь, что ты не собираешься жениться на одном из нас.

— Уж лучше бы не собирался! — вскричал Вольфгарт. — На мой вкус, он слишком тощий да жилистый.

Зигмар покачал головой:

— А ты прав, Пендраг. Я позвал вас сюда для того, чтобы вы оба запомнили навсегда этот момент. При Астофене мы одержали великую победу, но это только начало.

— Начало чего? — не понял Вольфгарт.

— Нас, — пояснил Зигмар.

— Ты, Пендраг, кажется, был не прав, — сообщил Вольфгарт. — Может, он все-таки хочет жениться на нас?

— Говоря «мы», я подразумеваю расу людей. Астофен — только начало, но я предвижу наше великое будущее. На наши поселения вечно нападают дикие твари, нам досаждают зеленокожие, а мы с мрачной настойчивостью продолжаем сражаться друг с другом. Тевтогены и тюринги вторгаются в наши владения на севере, а мерогены — на юге. Норсы вечно враждуют с удозами, а ютоны и эндалы воюют вообще с незапамятных времен.

— Что ж, так было всегда, — пожал плечами Вольфгарт.

Пендраг кивнул и сказал:

— Людям свойственно воевать. Сильный отнимает у слабого, а могущественный всегда хочет больше.

— Пришла пора положить этому конец, — заявил Зигмар. — Давайте же поклянемся сделать так, чтобы племена не воевали между собой. Ежели мы хотим не просто выжить, а процветать, тогда нужно объединиться.

Зигмар снял с пояса Гхал-мараз, положил его поперек Клятвенного Камня и сказал:

— В День определения я бродил среди могил предков и видел нашу землю как на ладони. Я видел дремучие леса с городками, похожими на островки среди темного моря. Мне явилась сила народа, но также слабость и страх людей, прячущихся за высокими стенами, отделяющими их друг от друга. Я чувствовал недоверие и подозрительность, делающие нас уязвимыми перед лицом врага. Затем меня посетило видение могучей Империи людей, где правит справедливость и сила. Если нам суждено претворить в жизнь это видение, мы должны отказаться от всех мелочных соображений.

— Высокая цель, — решил Пендраг.

— И достойная.

— Достойная — это да, — заявил Вольфгарт. — Только невыполнимая. Племена живут ради войн и сражений, так было и будет всегда.

Зигмар покачал головой и положил руку на плечо Вольфгарта:

— Ошибаешься, друг мой. Вместе мы можем воплотить в жизнь нечто великое.

— Вместе? — переспросил Вольфгарт.

— Верно. Вместе. — Теперь ладонь Зигмара легла на боек грозного боевого молота. — Одному мне не справиться, нужна помощь моих братьев. Так поклянитесь же вместе со мной, друзья мои. Давайте присягнем, что отныне все наши деяния будут направлены на воплощение в жизнь видения о единой Империи людей.

Вольфгарт с Пендрагом переглянулись, словно считая его сумасшедшим. Но Пендраг, улыбаясь, обратился к нему:

— Эта клятва… нужна кровь, так? А ведь мы только что пролили ее немало.

— Нет, друзья. Пусть наша кровь принадлежит Ульрику, мне же достаточно вашего слова.

— Я даю слово, — кивнул Пендраг, опуская ладонь на рукоять молота.

— Вольфгарт?

Улыбаясь, тот качнул головой:

— Вы оба спятили, но это великое безумие, так что я с вами.

Вольфгарт положил руку на Гхал-мараз, и Зигмар сказал:

— Над этим грозным оружием я клянусь перед лицом всех богов нашей земли в том, что не успокоюсь и буду трудиться во имя объединения всех племен в могучую Империю.

— Я тоже клянусь.

— И я.

Сердце Зигмара возликовало, когда в глазах братьев по мечу он прочел безграничную веру в себя.

Вольфгарт кивнул и спросил:

— И что теперь? Ты хочешь, чтобы мы втроем выступили в поход и сегодня же завоевали целый мир? Задача не из легких.

— Пока что нас трое, но это лишь начало, — заверил друга Зигмар. — Нас станет больше.

— Многим наш путь придется не по вкусу, — предупредил Пендраг. — Без кровопролития не обойтись.

— Путь будет долгим и трудным, — согласился Зигмар, — но я уверен, что некоторые вещи стоят того, чтобы за них сражаться.

Вольфгарт взглянул куда-то вдаль от Клятвенного Камня и сказал:

— Верно. Должно быть, ты прав.

Зигмар проследил за взглядом побратима, и сердце его забилось быстрее, когда на краю площади он увидел Равенну. Девушка куталась в зеленую шаль, по плечам рассыпались волосы цвета воронова крыла. Зигмар понял: никогда еще Равенна не казалась ему столь прекрасной.

Разрываясь между торжественностью только что произнесенной клятвы и желанием поспешить к Равенне, Зигмар взглянул на друзей.

— Не мешкай, — сказал Пендраг. — Ты будешь глупцом, если не пойдешь.

Они шли к реке и смотрели, как последние лучи заходящего солнца исчезают за горизонтом. С востока наползала тьма, и тишину тревожило лишь бряцание брони часовых и плеск речных волн.

Равенна ничего не сказала, когда к ней подошел Зигмар, и вдвоем они молча направились к реке, несущей на юг темные, словно деготь, воды. В доспехах Зигмар чувствовал себя очень неуклюжим, и, в отличие от бесшумной и грациозной поступи Равенны, каждый его шаг сопровождался лязгом.

Они петляли средь лежащих на берегу лодок и сохнущих сетей и наконец оказались у небольшой дамбы, где в речное дно для укрепления берегов были вбиты длинные бревна. Равенна ступила на мол и дошла до самого конца, глядя на воды Рейка, стремящиеся к далекому западному побережью.

— Триновантес любил плавать, — вспомнила Равенна.

— Точно. У него одного хватало сил переплыть реку, борясь с течением. Всех остальных сносило вниз, и приходилось возвращаться в Рейкдорф пешком.

— Даже тебе?

— Даже мне, — улыбнулся Зигмар.

— Я скучаю по нему.

— Всем нам его не хватает, — заверил сестру погибшего друга Зигмар. — Если бы можно было найти слова, которые облегчили бы горечь утраты…

Равенна покачала головой:

— Слова тут бессильны, Зигмар. К тому же я не желаю смягчать боль.

— Не понимаю тебя, — удивился Зигмар. — К чему упиваться страданиями?

— Потому что иначе я могу его забыть, — сказала девушка. — Если душа не будет болеть, тогда можно забыть, что была война, что воины, в том числе ты, видели его смерть.

— Ты меня обвиняешь в гибели брата?

Равенна отвернулась, и последние лучи заходящего солнца расплавленной медью вспыхнули у нее на волосах. Она проговорила:

— Орк пронзил моего брага копьем, не ты. Я не виню тебя в смерти Триновантеса, но ненавижу то, что воины — как ты и как он — вынуждены защищать нас от мира, в котором мы живем. Не выношу то, что приходится строить стены и прятаться за ними, не терплю то, что нужно ковать мечи и сражаться с врагами.

Зигмар коснулся плеча девушки и сказал:

— Мир — смутное место, Равенна, без мечей и воинов все мы обречены на погибель.

— Знаю, — кивнула она. — Я не так наивна и понимаю, что без вооруженных воинов не обойтись, но мне это не нравится. Как и то, что из-за войны я лишилась брата и, быть может, расстанусь с тобой.

— Я не собираюсь в поход! — рассмеялся Зигмар.

Равенна обернулась, и смех замер у него в горле: в глазах девушки стояли слезы.

— Ты воин и сын короля, — проговорила она. — Твоя жизнь — война. Вряд ли тебе суждено умереть от старости, лежа в постели.

— Прости меня. — Зигмар протянул к девушке руки.

Равенна упала в его объятия и горько зарыдала — только теперь, когда уже завершились все похоронные обряды. Она долго держалась. Вместе стояли они над рекой, пока за горизонт садилось солнце и зажигались звезды. Ночь выдалась безоблачной, и, глядя на темное небо, Зигмар видел созвездие Большого Волка, Копье Мирмидии и Весы Верены.

Ему не хотелось шевелиться, чтобы увидеть другие звезды, не хотелось портить этот удивительный миг. Долго Равенна оплакивала погибшего брата, и Зигмар безмолвно обнимал девушку, понимая бессмысленность слов утешения. Наконец слезы Равенны иссякли, и она посмотрела на него припухшими, но такими же решительными глазами, как тогда, когда на Холме воинов взяла из его рук щит Триновантеса.

— Спасибо тебе, — сказала она, вытирая слезы кончиком шали.

— Я ничего не сделал.

— Еще как сделал.

Озадаченный, Зигмар ничего не сказал. А Равенна чуть отступила от него и снова обхватила себя руками.

— Знаешь, там, у Клятвенного Камня, все показалось мне таким торжественным, — вдруг резко перескочила на другую тему Равенна. — Я имею в виду вас с Вольфгартом и Пендрагом.

Зигмар колебался, подбирая ответ.

— Мы клялись, — наконец сказал он.

— Клялись? В чем?

Зигмар не знал, стоит ли рассказывать Равенне об их планах, но тут же понял, что сможет претворить в жизнь мечту об Империи лишь тогда, когда она поселится в сердцах и умах людей. Ибо идея — штука могущественная и двигается скорее любой армии.

— В том, чтобы положить конец войне, — ответил Зигмар, — объединить племена и основать Империю, которая сможет противостоять порождениям Тьмы.

Девушка кивнула и поинтересовалась:

— И кто же будет править этой Империей?

— Мы. Унберогены.

— То есть ты.

Зигмар спросил:

— Что, разве это так плохо?

— Нет, Зигмар, потому что у тебя золотое сердце. Я в самом деле уверена в этом. Если тебе когда-нибудь удастся основать Империю, то она будет сильной и справедливой.

— Ты говоришь «если»? Не веришь в мои силы?

— Если такое вообще возможно, то ты справишься, — сказала Равенна, делая шаг вперед и взяв Зигмара за руку. — Только пообещай мне кое-что.

— Все что угодно.

— Осторожней. Ты же не знаешь, о каком обещании пойдет речь.

— Не имеет значения, — улыбнулся Зигмар. — Твое желание для меня закон.

Равенна погладила его по щеке:

— Ты милый.

— Я серьезно! Проси, я исполню.

— Тогда пообещай мне, что когда-нибудь войнам придет конец, — сказала Равенна, глядя ему прямо в глаза. — Когда ты достигнешь желаемого, опусти оружие и перестань сражаться.

— Обещаю, — не задумываясь ответил он.

Глава пятая Мечты королей

Зима подступила к Рейкдорфу: день ото дня становилось все темнее и холоднее, и вот землю накрыл белым покрывалом первый снег. Величаво и медленно текли воды Рейка и несли с собой льдинки от самых Серых гор.

Унберогены готовились зимовать. Амбары ломились от зерна. Хлеба было вдоволь, ни одной семье не грозил голод. Король Бьёрн отправил обозы с зерном на запад, в край эндалов, ибо тамошнюю, и без того бедную, землю отравляли злые болотные воды.

С обозами ехали вооруженные воины, ибо даже зимой в лесах было небезопасно. Разбойников останавливали глубокие снега, но жутким тварям, таящимся в лесах, снег и холод — не помеха.

В Марбург воинов племени унберогенов вел Вольфгарт, который ехал во главе отряда в новой кольчуге, совсем недавно выкованной Алариком и Пендрагом. Сначала воин не желал расставаться со своим бронзовым нагрудником и латами, но, когда гном продемонстрировал преимущества железных доспехов, Вольфгарт тут же сбросил старую броню и с удовольствием облачился в новую кольчугу.

Отряд Вольфгарта собирался зимовать у эндалов. Назад их ждали только весной, и в холодные и безрадостные зимние дни Зигмару очень не хватало верного друга.

Студеные недели шли своей чередой. Зигмар жаждал приступить к исполнению клятвы, но, пока над миром властвовала зима, ничего поделать он не мог. Зимой воевать нельзя, и выступить в такой мороз было бы равносильно самоубийству. День за днем жители Рейкдорфа наверстывали упущенное во время страды, ибо лишь в зимнее время могли забыть о тяжком сельском труде.

Ремесленники изготавливали украшения, ткали гобелены, обучали молодежь резьбе по дереву, обработке камня и многим другим искусствам.

В кузнице Аларика стучал молот, из высокой трубы вырывались облака горячего пара. Пендраг ежедневно наведывался в кузницу, чтобы изучить секрет ковки железных мечей, которые долго не тупились и не ломались.

Зима полностью вступила в свои права, и торговля почти прекратилась. В холодную пору лишь караваны гномов осмеливались тронуться в путь, их низкие и тяжелые дроги тянули столь же коренастые и мускулистые лошадки. Каждый обоз привозил руду, искусно сработанное оружие и доспехи, а также бочонки крепкого пива.

Обоз сопровождали гномы в мерцающих кольчугах и тяжелых латах, причем казалось, что им глубокие сугробы нипочем. Из-под бронзовых шлемов виднелись только длинные, заплетенные в косы бороды. Аларик лично приветствовал каждый караван и говорил на резком языке горного народа, а унберогены смотрели на все это в щелочки закрытых ставнями окон.

Едва кончалась разгрузка повозок, их тут же нагружали зерном, мехами и другими товарами, которых не было в царстве гномов. Король Бьёрн обменивался посланиями с королем Курганом Железнобородым: правители делились новостями.

Зигмар много времени уделял тренировкам воинов, оттачивая их и без того грозное мастерство.

Конечно, вовсе без боев дело не обходилось и зимой. Несколько раз попеременно то Зигмар, то его отец вели воинов в лес, чтобы сразиться со звероподобными тварями, нападавшими на отдаленные поселения. И каждый раз всадники возвращались в Рейкдорф с насаженными на копья головами.

Звери были не единственными врагами. Тевтогены нагло вторгались на территорию унберогенов и угоняли крупный рогатый скот и овец. Однако не всегда они успевали добраться до своих земель, обычно их ловили и убивали. Настал черед Герреона поучаствовать в такой стычке, и он заслужил уважение своим мастерским обращением с мечом. Хотя, как он и предполагал, его с ровесниками разделяла пропасть, ведь он не участвовал в сражении при Астофене.

Дни становились длиннее, и воины унберогенов уезжали все дальше от дома, присматривали за границами. С приходом весны там участились стычки, вновь и вновь приходилось обращать в бегство разбойников, которые вторгались на земли племени унберогенов.

Шли дни. Жители Рейкдорфа пережили зиму. Потеплело, и на сердце у людей полегчало. Солнце дольше гуляло по небу, снег начал таять, и с каждым новым днем в лесу прибывало золотистых и зеленоватых тонов.

Крестьяне потянулись на поля, готовясь к севу с помощью сеялок, изготовленных мастером Пендрагом. Старейшины Рейкдорфа объявили, что столь благополучная зима выдалась на их памяти впервые.

Когда появились первые подснежники, на северном берегу Рейка был замечен отряд, движущийся к городу. Вооруженные воины бросились к стенам, но вскоре признали развевавшееся над всадниками знамя и распахнули ворота. В Рейкдорф вернулся Вольфгарт, который провел своих воинов под мрачным изваянием Ульрика и был встречен приветственными криками жителей города.

Радостно оказаться дома. Чтобы отпраздновать благополучное возвращение воинов, было решено закатить великий пир. Все желали услышать новости с запада, и Вольфгарт упивался ролью рассказчика.

— Марбад, — объявил он, — сам скоро пожалует в Рейкдорф.

В кузнице было душно, дышалось тяжело, под потолок взлетали искры и горячий дым, кузнечные мехи неистово нагнетали в горн воздух. Докрасна раскалились кирпичи горна, ревел древесный уголь, через который нагнетался воздух.

— Эй, человече, нужно больше воздуха! — кричал Аларик. — Чтобы удалить примеси, температура в горне должна быть выше!

— Аларик, никак невозможно быстрее гнать воздух, — отвечал Пендраг. — Напор воды ослаб.

— Эй, а утром все было в порядке.

— Так то утром, — жалобно отозвался Пендраг, выпуская из рук изогнутую рукоятку кузнечных мехов. — Придется подождать, пока вода не поднимется.

Вода из Рейка крутила большую лопасть, которая, в свою очередь, приводила в действие кузнечные мехи, раздувавшие горн до температуры, необходимой для выплавки железа.

Прежде воины унберогенов сражались бронзовыми копьями и мечами. И лишь прошлой весной, когда Аларик впервые появился в Рейкдорфе, Пендраг с его помощью первым из людей выковал железный меч.

Вскоре у каждого воина появился железный клинок. Кузнецы Рейкдорфа обучились технике обработки металла, известной гномам, и каждый день занимались изготовлением кольчуг.

— Прилив, — покачал головой Аларик. — Нам в Караз-а-Караке до приливов нет дела. День и ночь в самое сердце наших владений льют великие водопады с вершины горы. Ах, человече, тебе нужно взглянуть на громадные горны гор! От жара самое сердце царства пылает красным цветом, от ударов молотов трясутся горы!

— Что поделать — тут у нас нет водопадов, — напомнил Пендраг. — Придется обходиться приливами.

— А какие машины! — не унимался Аларик, не обращая внимания на слова Пендрага. — Огромные железные поршни с шипением вращают колеса, ревут мехи. О горные боги! Да разве я мог предположить, что пожалею о том, что нет со мною рядом инженера!

— Инженера? А кто это? Кто-то вроде кузнеца?

— Нет, — рассмеялся Аларик. — Инженер — это такой гном, который придумывает машины наподобие вот этих вот кузнечных мехов, только намного больше и гораздо лучше.

Пендраг взглянул на шипящие и пыхтящие мехи, складывающиеся в гармошку и надувающиеся по мере того, как вертится в канале лопастный насос. С помощью гнома лучшие мастера города целый месяц трудились над мехами, которые приводит в действие вода, и они казались Пендрагу верхом изобретательности.

— Мне казалось, что мы здорово сработали эти мехи, — защищался он.

— Вы, человечки, обладаете кое-какими способностями, это верно, — буркнул Аларик, тем не менее Пендрагу стало ясно, что даже такую сомнительную похвалу гном выдавил скрепя сердце. — Но нет никого искуснее гномов, а потому нам придется обходиться этим вот хитроумным, так сказать, изобретением, пока я не уговорю кого-нибудь из инженеров спуститься с гор.

— Ты же сам помогал соорудить мехи, — заметил Пендраг. — Разве ты не инженер?

— Нет, парень, — хмыкнул гном. — Я кое-кто другой. Я могу выковать такое оружие, которое ты и вообразить не можешь, нечто наподобие боевого молота сына короля.

— Ты о Гхал-маразе?

— Да, Череполом — могущественное оружие, что верно, то верно, — кивнул Аларик. — Король Курган благословил ваш народ, когда подарил Зигмару этот молот. Скажи-ка, парень, известно ли тебе значение слова «уникальный»?

— Думаю, да. Так говорят про что-то особенное. Единственное в своем роде.

— Верно, — кивнул Аларик, — это то, что не имеет себе равных, нечто неповторимое. Таков Гхал-мараз, уникальное оружие, выкованное в древние времена с таким мастерством, что ни один гном не смог сделать такое же.

— Значит, и ты не можешь?

Аларик раздраженно зыркнул на Пендрага, словно тот подвергал сомнению искусство гномов вообще, и сказал:

— Парень, умение мое велико, но даже мне не изготовить такого оружия, как Гхал-мараз.

— Даже если бы в твоем распоряжении был инженер?

Гном захохотал, бородатое лицо просветлело.

— Точно, даже с инженером не смог бы. Таким, как я, не нравится жить без каменной крыши над головой, так что вряд ли мне удастся убедить кого-нибудь спуститься с гор и остаться.

— Но ты-то сам ведь остался, — заметил Пендраг, глядя, как блекнет пылающий горн, меняя цвет с золотисто-оранжевого на гневный тускло-красный.

— Верно, но знаешь, как за это меня прозвали в Караз-а-Караке?

Пендраг покачал головой:

— Нет. Так как же?

— Аларик Безумный, — отвечал гном. — Вот так-то. Все считают, что я тронулся умом, раз поселился с людишками.

Сказано было беспечно, только за словами явно стояло что-то серьезное.

— Тогда почему ты остался с нами? — спросил Пендраг. — Отчего не вернулся домой, в горы? Только не подумай, что я хочу, чтобы ты уехал.

Гном отошел от горна и взял клинок с низкой деревянной скамьи, протянувшейся во всю длину стены. Железо было темным, рукоять и гарда еще нуждались в отделке.

— Вы, людишки, раса молодая, к тому же жизнь ваша так коротка, что гномы считают обучение человека пустой тратой времени. Гнома назовут опытным кузнецом лишь тогда, когда он будет упражняться в этом ремесле на протяжении нескольких ваших жизней. По сравнению с искусством гнома, работа человека примитивна и груба.

— Так почему же ты?.. — донесся голос от двери. — Я хочу спросить, отчего ты возишься с нами?

В дверном проеме темным силуэтом вырисовывался Зигмар, плотно закутанный в плащ из медвежьей шкуры. В кузницу влетел поток холодного воздуха, сын короля шагнул внутрь и плотно прикрыл за собой дверь.

Аларик положил клинок на место и опустился на толстоногий стул подле скамьи. Кивнув Зигмару в знак приветствия, он отвечал:

— Потому что вы на многое способны. Страшен этот мир — орки, чудища и те, о которых лучше не упоминать, — и все норовят утопить нас в крови. Эльфы в страхе бежали на свой остров, и теперь остановить порождения зла могут только люди и гномы. Кое-кому из нашего народа кажется, что нужно просто запечатать врата в наше царство и предоставить вам с орками сражаться между собой. Но я считаю иначе: если мы не поможем вам достойно вооружиться и не научим это оружие создавать, тогда погибнет раса людей, а потом придет и наш черед.

— Ты думаешь, мы настолько слабы? — спросил Зигмар, пересек кузницу, остановился у скамьи с незаконченными клинками и взял один из них.

— Слабы?! — вскричал Аларик. — Не глупи, парень! Я достаточно прожил среди вас, чтобы понять: вы сильны, только ссоритесь из-за пустяков, словно дети, и вам нечем сражаться с врагами. Когда ваши предки пришли из-за гор, у них были бронзовые мечи и доспехи, верно?

— Так говорят старцы, — подтвердил Пендраг.

— У народа, обитавшего на здешних землях до вас, было каменное оружие да кожаные нагрудники, и вот смотрите, что вышло: этого племени больше нет. Я видел орков к востоку от гор, их так много, что вы помрачились бы рассудком, если бы всех их узрели. Без железного оружия и доспехов они вас перебьют.

Зигмар повертел в руках клинок и спросил:

— Пендраг, ты сможешь выковать железный клинок сам, без помощи мастера Аларика?

— Думаю, что смогу, — кивнул Пендраг.

— Ты уверен? — спросил Зигмар, положил заготовку для меча обратно на скамью и подошел к Пендрагу. Горн дышал жаром, кожа королевского сына покрылась потом, но взгляд его был пристальным и твердым. — Скажи честно, ты можешь выковать меч?

— Могу, — отвечал Пендраг. — Я знаю, как очищать руду от примесей, теперь у нас есть кузнечные мехи, и можно разогреть горн до нужной температуры.

— В момент прилива, — проворчал Аларик.

— В момент прилива, — согласился Пендраг. — Да, могу выковать. Кстати, я даже размышлял о том, как будет эффективнее удалять…

Зигмар улыбнулся и остановил поток слов друга движением руки:

— Отлично. Когда сойдет снег, я соберу всех кузнецов наших земель, и ты научишь их ковать железные мечи. Мастер Аларик прав: без хорошего оружия и доспехов мы пропадем.

— Ты хочешь, чтобы именно я обучал их? — удивился Пендраг. — Почему не мастер Аларик?

— При всем уважении к мастеру Аларику, придется признать, что он не останется с нами навсегда, пришло время самим научиться ковать.

— Совершенно верно, — согласился Аларик. — Вдобавок назавтра можно и помереть, и что тогда вас ждет?

Пендраг сердито глянул на Аларика, а Зигмар тем временем продолжал:

— Король постановил, что к концу лета в каждой унберогенской деревне будут ковать железо. Вы с мастером Алариком изготавливаете замечательные вещи, но вдвоем вы не сможете обеспечить оружием всех воинов.

Пендраг встал, плюнул на ладонь и протянул побратиму руку со словами:

— К концу лета?

— Думаешь, справишься? — спросил Зигмар, тоже плюнул на ладонь и пожал руку Пендрагу.

— Справлюсь! — заверил Пендраг.

Всего неделю назад сошел снег, а к Суденрейкскому мосту уже ехал король Марбад. Над ним развевался стяг с изображением ворона, а впереди шагали волынщики в длинных килтах из кожаных полос и в блестящих нагрудниках из многослойных бронзовых дисков.

Рослые юноши-музыканты играли на волынках, которые представляли собой мешок и две деревянные трубочки, в одну из которых нужно дуть, а на другой — перебирать пальцами.

Музыка неслась над рекой, и рыбаки на дальнем берегу Рейка, когда увидели знамя с вороном и того, кто ехал под ним, стали хлопать в такт веселой и ритмичной мелодии.

Унберогены хорошо знали короля эндалов — седого старца с морщинистым и обветренным лицом. На склоне лет он стал худощав, но бронзовые доспехи, отлитые для мускулистого молодца, говорили о некогда могучем телосложении. На голове у него красовался высокий шлем, украшенный черными крыльями, крепившимися на прикрывавших щеки пластинах, с плеч на круп коня ниспадал длинный темный плащ. Рядом с королем ехал отряд Вороновых шлемов — высоких воинов в черных плащах и таких же крылатых, как у Марбада, шлемах. Это были лучшие воины племени эндалов, которые поклялись защищать короля ценой своих жизней.

Король эндалов перешел по мосту через Рейк и начал подъем к городу. Навстречу ему широко распахнулись ворота, и сам король Бьёрн вместе с Зигмаром вышел встречать почетного гостя. Следом шел Альвгейр, а за ним — стражи Большой палаты, в плащах из волчьих шкур и с боевыми топорами с длинными рукоятями.

Опытным взглядом Зигмар окинул всадников, оценив дисциплину в строю. Лица Вороновых шлемов были сосредоточенны, они никогда не расслаблялись, не теряли бдительности и всегда сжимали рукояти мечей. Даже на дружественной территории. Эти мужчины были сильны, выносливы и сухопары, как хищники, только вот их тщедушные кони не шли ни в какое сравнение с широкогрудыми скакунами унберогенов.

— Чертовски рад вновь свидеться с тобой, Марбад! — взревел король Бьёрн, и его мощный голос долетел до реки.

Зигмар улыбнулся, услышав в голосе отца подлинную радость, потому что за всю зиму ничего подобного не замечал.

С тех пор как похоронили Триновантеса, потух огонь в глазах отца, и Бьёрн украдкой странно посматривал на сына.

Король Марбад поднял глаза, и его только что мрачное лицо расплылось в широкой улыбке. В последний раз король эндалов приезжал в Рейкдорф давно, поэтому Зигмар весьма туманно его помнил. Наездники в черном проследовали к воротам Рейкдорфа, разъехались и встали в ряд так, чтобы король оказался посредине. По краям выстроились волынщики, а знаменосец остался около Марбада.

— Рад видеть тебя в добром здравии, Бьёрн. — Голос Марбада оказался весьма мощным. — Слышал, тебе пришлось нелегко.

— Вольфгарт чересчур сгустил краски, — отвечал Бьёрн, отлично понимая, откуда ветер дует.

Марбад перекинул ногу через шею лошади, легко соскочил на землю, и короли обнялись, похлопывая друг друга по спине, словно встретившиеся после долгой разлуки братья.

— Как долго мы не виделись, Марбад! — воскликнул Бьёрн.

— Что верно, то верно, друг, — ответил Марбад и взглянул на стоящего подле отца юношу. — Неужели это Зигмар! Когда я видел его в последний раз, он был совсем мальчишкой.

Все еще обнимая друга, Бьёрн повернулся к сыну и сказал:

— Верно! Я и сам не могу в это поверить. Кажется, что только вчера он сосал грудь и мочился в постель!

Зигмар хоть и рассердился, но досады не выказал, а Бьёрн подвел к нему своего побратима. Несмотря на то что оба друга не виделись целую вечность, они вели себя так непринужденно, словно расстались день назад. Вложенный в ножны из потертой кожи меч на боку Марбада притягивал взгляд Зигмара. Рукоять украшала блестящая серебряная резьба и голубой самоцвет, украшавший навершие эфеса.

То был Ульфшард — клинок, выкованный дивным народом в стародавние времена, когда по земле бродили демоны, а люди жили в пещерах и общались посредством мычания и завываний.

Зигмар прервал созерцание оружия и расправил плечи, когда на них легли обтянутые перчатками ладони короля Марбада, лицо которого светилось от гордости.

— Ты стал очень хорош, Зигмар, — проговорил Марбад. — О боги, я вижу в тебе мать!

— Отец говорит, что у меня ее глаза, — отвечал Зигмар, польщенный комплиментом.

— Так и есть. Хорошо, что ты уродился в нее, мальчик, — рассмеялся Марбад. — Ты же не хочешь быть похожим на этого старикана, верно?

— Он думает, что может оскорблять меня на моей земле только потому, что мы побратимы, — сказал Бьёрн и подвел Марбада к Альвгейру.

— Друг мой, — Марбад стиснул руку Королевского Защитника воистину воинским рукопожатием, — благоденствуешь ли ты?

— Да, мой господин, — кивнул Альвгейр.

— Как всегда, словоохотлив, да? — улыбнулся Марбад. — А где же Эофорт? Старый мошенник все еще выдает свою околесицу за мудрость?

— Он просит его простить, Марбад. Он уже не молод, и нынче ему непросто встать с постели.

— Ничего, ведь я увижусь с ним вечером?

— Непременно, мой добрый друг, непременно, — обещал Бьёрн и обратился к Альвгейру: — Напоите и накормите воинов и проследите за тем, чтобы их лошадям дали отборного зерна.

— Непременно, мой король, — склонил голову Альвгейр и начал отдавать указания стражам Большой палаты.

Марбад вновь обратился к Зигмару:

— Вольфгарт рассказывал мне о сражении на Астофенском мосту, но мне хотелось бы услышать повествование из твоих уст. Может, на сей раз в нем не будет драконов и злых чародеев, а? Что скажешь, парень? Уважишь старика рассказом?

— С удовольствием, мой господин, — почтительно склонил голову Зигмар.

И снова в Большой палате унберогенов собрались на пир воины, и от пива и жареного мяса ломились столы. Зигмар пил со своими ратниками, а отец сидел вместе с Марбадом во главе стола и беседовал. Прислуживающие девушки сновали вдоль стола, обнося воинов блюдами с сочным мясом, мехами с вином и кружками с пивом.

Обстановка в зале настолько располагала, что даже воины из отряда Вороновых шлемов расслабились, сняли доспехи и присоединились к пирующим. Накануне пира Зигмар долго разговаривал с воином по имени Ларед и узнал от него много интересного о племени эндалов, что дополнительно расположило его к дружественному народу.

Эндалов силой изгнали из вотчины их сородичи-ютоны, продвигавшиеся на запад из-за того, что их в свою очередь теснил воинственный Артур Тевтогенский, и им пришлось обосноваться в негостеприимных землях в устье Рейка.

Так далеко на западе Зигмару бывать не доводилось, да и не хотелось после описаний Лареда и рассказов отца о битве с туманными демонами. Хотя сам Марбург, видимо, был весьма внушителен: на возвышавшейся над болотами высокой черной скале вулканического происхождения стоял окруженный земляными валами город, высокие, увенчанные крылами башни Замка Ворона возвели на руинах крепости дивного народа.

Волынщики играли вовсю, и, хотя Зигмару пришлась не особенно по вкусу пронзительная и ритмичная музыка эндалов, другим воинам она явно нравилась. Они парами брались за руки и кружились. Вольфгарт как сумасшедший отплясывал среди молоденьких девушек, которые хлопали в ладоши и смеялись над его выкрутасами.

Зигмар тоже расхохотался, когда Вольфгарт врезался в прислуживавшую девушку и по воздуху полетел поднос с жареной свининой. Куски мяса попадали на пол, к радости королевских псов, бросившихся в гущу танцоров. Собаки с лаем опрокидывали плясунов, и воцарилась веселая кутерьма.

— Он порой такой неуклюжий, правда? — улыбнулся Пендраг, усаживаясь напротив Зигмара.

Сын короля перевел взгляд на друга и согласился:

— Да, иногда я диву даюсь, как он до сих пор не снес собственную башку, когда крутит над ней громадным мечом.

— Слепая удача, полагаю.

— Да, удача подчас бывает как нельзя кстати, — заметил Зигмар, допивая последний глоток пива и ударяя кружкой по столу, требуя еще.

— Все равно, полагаться на нее не стоит, — заявил Пендраг. — Она весьма непостоянная дева: сейчас она с тобой, а через минут предпочтет кого-то другого.

— Что верно, то верно, — согласился Зигмар.

Симпатичная светловолосая девушка заново наполнила ему кружку и обольстительно улыбнулась. Когда она отошла, Пендраг рассмеялся:

— Похоже, тебе, Зигмар, не придется раздумывать, в какую постель прыгнуть сегодня ночью.

— Она мила, но не в моем вкусе, — буркнул Зигмар, отпивая большой глоток.

— Конечно, ты ведь предпочитаешь брюнеток, да?

Зигмар почувствовал, что краснеет, и смущенно спросил:

— Ты о чем?

— Да ладно тебе, не нужно меня обманывать, брат, — сказал Пендраг. — Я же знаю, что ты не видишь никого, кроме Равенны, это ясно как белый день. Или же ты думаешь, что я настолько погряз в обучении стариков ковке железных мечей, что даже не заметил золотой булавки для плаща, которую делал для тебя Аларик?

— Что, со мной все так ясно?

Пендраг нахмурился, словно пребывал в глубоких раздумьях, и изрек:

— Да.

— Она завладела моими помыслами, — признался Зигмар.

— Так поговори с ней, — посоветовал Пендраг. — Нет причин избегать Равенны только потому, что ее брат — сущий змей. Я же видел, как она на тебя смотрит.

— Ты видел? — ободрился Зигмар.

— Ну конечно, — заверил его Пендраг. — Если бы ты не был настолько одержим имперской идеей, ты бы тоже заметил. Она замечательная девушка, эта Равенна, а тебе когда-нибудь понадобится королева.

— Королева? — вскричал Зигмар. — Так далеко я не загадывал!

— Почему бы и нет? Она прекрасна. А когда Равенна взяла у тебя из рук щит, думаю, что даже я сам чуть-чуть в нее влюбился.

— Да неужели?

Зигмар перегнулся через стол и вылил остатки пива на Пендрага, который едва не захлебнулся от притворного негодования, а потом то же самое проделал с Зигмаром. Друзья рассмеялись и обменялись рукопожатиями. Зигмар чувствовал, что у него словно груз с плеч свалился.

Он вновь опустился на скамью, посмотрел во главу стола и встретился взглядом с отцом, который кивком подзывал его к себе.

— Я нужен отцу, — сказал Зигмар, вставая и приглаживая руками пропитавшиеся пивом волосы. Осмотрел промокшую кожаную безрукавку. — Прилично я выгляжу?

— Истинный сын короля с головы до пят, — заверил его Пендраг. — А теперь послушай: когда Марбад попросит тебя рассказать об Астофене, не забудь описать мою роль самым захватывающим образом.

— Непременно. — Зигмар хлопнул друга по плечу и проследовал к королям.

— Послушай, пиво, вообще-то, пьют, а не льют на себя, — посмеялся Марбад над видом Зигмара.

— Мой сын окружил себя плутами, — пояснил Бьёрн.

— Настоящего мужчину и должны окружать плуты, — кивнул Марбад. — Они и позволяют ему выглядеть честным, верно?

— Может, именно поэтому я все никак с тобой не расстанусь, а, старина? — проревел Бьёрн.

— Не исключено, — согласился Марбад. — Хотя мне нравится думать, что виной тому мое обаяние.

Зигмар сел рядом с Марбадом и вновь не смог оторвать взгляд от клинка короля эндалов. Как ему хотелось взглянуть на меч древнего волшебного народа, узнать, чем отличается такое оружие от творения гномов!

Заметив внимание Зигмара, Марбад достал клинок из ножен и протянул юноше. В свете пламени полыхнул голубой самоцвет, на гладкой поверхности клинка заплясали, словно пойманные в ловушку, отблески факелов.

Зигмар поднял меч и подивился его легкости и сбалансированности. Даже по сравнению с весьма хорошим мечом Зигмара, Ульфшард был настоящим шедевром оружейного ремесла, как и Гхал-мараз, исполненным могущественной силой. Клинок светился сам по себе.

— Потрясающе! — оценил Зигмар. — Никогда не видел ничего подобного.

— И не увидишь. Дивный народ выковал Ульфшард перед своим исходом из земли людей, и он останется единственным, если только они не вернутся.

Зигмар отдал оружие владельцу, ладонь его покалывало от заключенных в клинке таинственных сил.

— Юный Зигмар, твой отец рассказал мне об обуревающей тебя мечте, — начал Марбад, одним легким движением убирая клинок в ножны. — Империя людей. Готов признать, звучит весьма пафосно!

Зигмар кивнул и налил из медного кувшина еще пива. Сказал:

— Это слишком смело, да, но полагаю, что эту идею все-таки можно претворить в жизнь. Больше того — нужно.

— С чего же ты начнешь? — поинтересовался Марбад. — Большинство племен ненавидят друг друга. Лично я не питаю любви ни к ютонам, ни к тевтогенам. Ваш народ воюет с мерогенами и азоборнами. Ну а норсы вообще никому не друзья. Ты знаешь о том, что они приносят людей в жертву своим богам?

— Слышал, — кивнул Зигмар. — Это говорили и о берсерках-тюрингах, только все это выдумки, как оказалось.

Отец покачал головой:

— Я сражался с норсами, сын мой. И своими глазами видел, какие кровавые расправы чинили они над людьми, Марбад говорит правду. Это варвары без чести и совести.

— Значит, мы изгоним их с земли людей, — решил Зигмар.

— А он храбр, надо отдать ему должное, Бьёрн! — рассмеялся Марбад.

— Идею можно воплотить в жизнь, — упорствовал Зигмар. — Эндалы и унберогены — союзники, еще отец сражался бок о бок с черузенами и талеутенами. Такие союзы станут отправной точкой в деле объединения племен.

— А как быть с тевтогенами и остготами? — спросил Бьёрн. — С азоборнами? С бригундами? С остальными?

Зигмар отпил большой глоток пива и ответил:

— Пока не знаю, но при желании способ найдется. Словом или мечом я привлеку на свою сторону племена и выкую державу, достойную тех, кто придет после нас.

— Мечты твои велики, мальчик мой, истинно велики! — воскликнул король Марбад и гордо похлопал Зигмара по плечу. — Если боги будут к тебе благосклонны, ты можешь стать величайшим из нас. А теперь расскажи мне о том, что случилось на Астофенском мосту.

Глава шестая Встречи и расставания

Король Марбад неделю провел у унберогенов. Наслаждаясь гостеприимством короля Бьёрна и жителей Рейкдорфа, эндалы рассказывали легенды запада и повествовали о борьбе с ютонами и бретонами. Земля в устье Рейка была лакомым кусочком, и на эту плодородную почву претендовали целых три племени.

— Почему Марий ушел и не стал биться с тевтогенами? — как-то раз, ужиная вместе с отцом и Марбадом, спросил Зигмар.

— Во время первого сражения Артур разбил Мария, — объяснил Марбад, — а король ютонов не тот человек, которому нравится, когда его побеждают. Тевтогены — жестокие воины, но они дисциплинированны и многому научились у гномов, которые помогли им вгрызаться в ту проклятую гору.

— Гора Фаушлаг, — проговорил Зигмар. — Просто невероятно.

— Точно, — согласился Бьёрн. — Когда смотришь на нее, кажется, что лишь боги смеют жить так высоко.

— Ты ее видел? — удивился Зигмар.

— Один раз. Мне кажется, что она касается небес. Самая высокая гора из тех, что не входят в гряду.

— Юный Зигмар, твой отец верно подметил, — сказал Марбад. — У человека, живущего столь высоко на громадной горе, меняется взгляд на вещи. Некогда Артур был достойным человеком, благородным королем, но, взгромоздившись на гору и оттуда глядя на землю, он стал алчным и захотел завладеть всем, что мог охватить его взор. Он повел своих воинов на запад и в великом сражении на берегу разбил армию Мария и оттеснил ютонов южнее устья Рейка. Следом явились каменотесы, построили башни и высокие стены. В течение нескольких лет дюжина этих сооружений выросла на земле, некогда принадлежавшей ютонам. Нужно признать, что Марий — хороший военачальник, его охотники-ютоны мастерски владеют луком и стрелами, но даже их одолела хитрость Артура. Чтобы выжить, им пришлось перебраться южнее.

— В твои земли, — закончил за Марбада Зигмар.

— Верно, в мои земли. Но у нас есть Замок Ворона, и нас не так просто оттуда выгнать. Мы все еще владеем землями севернее устья и будем сражаться за них. Но и они не отступят. У них выбора нет, ибо в прибрежных землях едва ли можно вырастить хоть что-то.

— Наши мечи в твоем распоряжении, брат, — пообещал Бьёрн, пожимая руку Марбада.

— Спасибо, они нам понадобятся, — кивнул Марбад. — А если здесь будет нужда в отряде Вороновых шлемов, они придут к тебе на помощь.

Зигмар смотрел, как Марбад с отцом клянутся помогать друг другу, и понимал, что через такие союзы может воплотиться мечта об Империи. С тяжелым сердцем вышел он проводить Марбада.

Солнце стояло высоко, звонким и ясным было весеннее утро. В воздухе все еще стоял отголосок зимних холодов, но в каждом вздохе чувствовалось обещание лета. Отряд Вороновых шлемов в темной броне уже проехал через врата Рейкдорфа, сбоку от всадников шли волынщики, в высоте гордо реяло знамя короля.

С недовольным ворчанием Марбад взгромоздился на коня: негнущиеся суставы усложняли эту задачу.

— Да, прошла молодость, — вздохнул он и расправил плащ, удобнее пристраивая ножны с дивным мечом Ульфшард.

— Мы уже не те, Марбад, — подтвердил Бьёрн.

— Верно, но такова жизнь, брат. Старики должны уступать дорогу молодым, да?

— Полагаю, так и должно быть, — согласился Бьёрн, бросив на Зигмара пытливый взгляд.

Марбад повернулся к сыну друга и, наклонившись, протянул ему руку со словами:

— Прощай, Зигмар. Надеюсь, однажды ты осуществишь свою мечту. Только вряд ли мне суждено дожить и увидеть твою Империю.

— Надеюсь, что увидишь, мой господин, — сказал Зигмар. — Я не знаю более верных союзников, чем эндалы.

— Так ты еще и льстец? — рассмеялся Марбад. — Далеко пойдешь! Ты уговоришь всякого, кого не сможешь победить.

Король эндалов развернул коня, проехал в ворота и присоединился к ожидавшим его воинам. Отряд двинулся в долгий обратный путь, а собравшиеся горожане провожали их пожеланиями доброй дороги.

Всадники переехали реку по Суденрейкскому мосту, проследовали мимо строящихся новых домов на том берегу Рейка. Рейкдорф разрастался, и работы по возведению новых стен для защиты города на противоположной стороне реки не прекращались ни на минуту.

— Нравится мне Марбад, — обернулся к отцу Зигмар.

— Как же его не любить, — согласился Бьёрн. — Когда-то он был могучим воином. Будь он помоложе, то непременно атаковал бы ютонов и прогнал их прочь. Возможно, для племени эндалов было бы лучше, если бы власть поскорее перешла к одному из его сыновей.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Зигмар.

Бьёрн положил руку на плечо сыну и сказал:

— В волчьей стае вожак всегда самый сильный, так?

— Конечно, — согласился Зигмар.

— Он остается вожаком лишь до тех пор, пока ему хватает сил сражаться с молодыми, — продолжал Бьёрн. — Волки понимают, что однажды их вожак состарится, и тогда ему перегрызут глотку. Иногда главарь чувствует, что кончается его время, и уходит из стаи, живет в одиночестве среди чащи и потом с достоинством умирает. Это ужасно, когда с годами мы слабеем и делаемся беззащитными, превращаемся в обузу. Лучше перейти в мир иной, когда еще остались силы, чем умереть беспомощным. Ты понимаешь меня?

— Да, отец.

— Это непросто. Человек любит власть не меньше, чем прекрасную женщину, но нужно уметь вовремя отказаться от нее. Ничто не вечно под луной, и ужасен тот, кто пытается существовать дольше отпущенного ему срока. Он слабеет и бросает тень на память о былой славе.

— Куда мы? — спросила Равенна, которую Зигмар вел через лес на звуки бегущей воды.

Он улыбнулся при виде охватившего девушку нервного возбуждения. Она страшилась того, что оказалась с завязанными глазами так далеко от Рейкдорфа, но также радовалась возможности быть с Зигмаром в это чудное весеннее утро.

— Еще чуть-чуть, — ободрил девушку Зигмар. — Осталось только спуститься. Осторожно, не споткнись.

День выдался ясным, солнце еще только приближалось к зениту, лес звенел от птичьих голосов. Среди деревьев гулял легкий ветерок, тихонько журчала вода по камням.

С приходом весны Равенна приободрилась. Она опять улыбалась. Когда девушки возвращались с полей, Зигмар снова слышал ее смех, который, будто солнечный луч, согревал его сердце.

С той ночи, когда Зигмар рассказал Равенне о своей грандиозной мечте, он начал как-то немного по-другому думать о девушке: вспоминал волосы цвета ночи и покачивание бедер. Да, он мечтал о великих свершениях во имя своего народа, но при этом был мужчиной, а Равенна воспламеняла его кровь.

Они виделись настолько часто, насколько позволяли дела, но обоим было недостаточно этих встреч, но лишь сейчас, когда весеннее солнце отогрело землю, они нашли время вместе исчезнуть на целый день.

Лесными тропами они углубились в леса, ехали верхом по широким полянам и по изрытым колеями дорогам. Наконец Зигмар свернул, они спешились и привязали лошадей к низким ветвям молодого деревца. Из переметной сумы Зигмар достал кожаный узел и завернутый в тряпицу сверток и перекинул их через плечо. Потом взял Равенну за руку и повел вперед.

— Скажи же, Зигмар, — попросила Равенна, — где мы?

— Мы в лесу примерно в пяти милях западнее Рейкдорфа, — ответил юноша и за руку повел ее по тропинке, сбегавшей к реке.

Глаза девушки были завязаны, поэтому Зигмар мог открыто любоваться ею, наслаждаясь изгибом шеи и гладкостью кожи, такой светлой на фоне платья цвета охры.

Ладони у нее были грубые, а пальцы — мозолистые, но от тепла ее рук Зигмара охватило восторженное возбуждение.

— В пяти милях? — осторожно ступая, воскликнула Равенна. — Так далеко!

Хотя они не покинули земель своего племени, углубляться в леса было опасно.

— Разве это далеко? — удивился он. — Совсем близко! Скоро я отвезу тебя полюбоваться на южные равнины. А потом мы поедем на север и увидим океан. Вот тогда ты сможешь сказать, что это далеко.

— Ты и сам не видел тех мест, — заметила девушка.

— Правда, — согласился Зигмар, — но непременно увижу.

— Ах да, — отвечала Равенна. — Ты же хочешь построить Империю.

— Точно. Ну вот… мы пришли.

— Я чувствую лучи солнца на лице. Мы на поляне?

— Сейчас увидишь. Уже можно снять повязку.

Он встал позади девушки и развязал полоску ткани. Она моргнула, привыкая к свету, но через миг лицо ее просияло.

Они вышли к излучине реки. Берег зарос шелковистой травой. Перескакивая через гладкие валуны, вросшие в отмель, белыми барашками пенились кристально чистые воды. Поверхность реки искрилась солнечными бликами, и было видно, как носятся серебристые рыбки.

— Здесь так красиво! — выдохнула Равенна, схватила его за руку и потянула к берегу.

Зигмар улыбался, упиваясь удовольствием девушки. Он бросил свертки на траву и с радостью позволил увлечь себя вперед. Стоя на самом берегу, Равенна глубоко вздохнула и закрыла глаза, впитывая ароматы дикого леса.

Но Зигмар не замечал окружающих их красот, любуясь лишь девушкой.

— Благодарю тебя за то, что привел меня сюда, — улыбнулась она. — Как ты узнал об этом месте?

— Это река Скейн. Здесь нам встретился Черный Клык.

— Громадный вепрь?

Зигмар кивнул и показал на один из валунов у противоположного берега:

— Да, он самый. Он вышел из леса вон там, и, помню, Вольфгарт чуть не свалился замертво от страха.

— Вольфгарт? Испугался? — рассмеялась Равенна, нервно поглядывая на дальний берег реки. — Вепрь все еще жив?

— Не знаю, — отозвался Зигмар. — Надеюсь, что да.

— Надеешься? Говорят, это настоящий монстр, который убил целый отряд охотников.

— Было дело, — согласился Зигмар. — Но это благородный зверь, и, думаю, мы с ним чем-то схожи.

— Не хочу тебе льстить, но все же ты на хряка не очень похож, — рассмеялась девушка, разуваясь и усаживаясь на берегу.

Равенна, болтая ногами в студеной воде, подняла лицо к солнцу.

— Ну, я не в том смысле, — сказал Зигмар. — Хотя тебе доводилось видеть меня с похмелья.

— Тогда о чем ты?

Зигмар сел рядом с ней. Вода была прохладна, и, погрузив ступни в быстрый поток, он ощутил приятное покалывание.

— Я знаю, это звучит самонадеянно, но я почувствовал наше сходство, — объяснил Зигмар. — Черный Клык так огромен, крупнее зверя я не встречал. Ноги словно стволы деревьев, а грудь шире, чем у самой крупной лошади из королевских конюшен. Он просто уникален.

— Да, — согласилась Равенна. — Это действительно звучит самонадеянно.

— И все-таки это не так, потому что я единственный, кто мечтает о лучшем, а не смиряется с тем, что есть. Короли довольны судьбой: ссорятся друг с другом, сражаются с орками и тварями, когда те нападают.

— А ты не таков?

— Нет. Но я привел тебя сюда не для того, чтобы говорить о сражениях и смерти.

— Да? — Равенна брызнула на Зигмара водой. — Так для чего же?

Зигмар встал и принес свертки, которые заблаговременно извлек из переметной сумы. Он положил кожаный тюк подле себя, а сверток вручил Равенне.

— Что это? — спросила девушка.

— Открой — и узнаешь.

Равенна принялась нетерпеливо разворачивать ткань. И изумленно ахнула, когда увидела свернутый плащ изумрудного цвета, вышитый завитками спиралей. Серебряная нить переплеталась с золотой, а воротник был обшит мехом горностая.

У ворота красовалась конусообразная золотая булавка, широкий конец которой украшала ляпис-лазурь. Посредине была выкована змея, пожирающая собственный хвост. Тонкое тело змеи украшало изображение двухвостой кометы. Искусство мастера, который изготовил эту вещицу, было выше любых похвал.

— Я… я даже не знаю, что сказать, — выдавила ошеломленная Равенна. — Это прекрасно!

— Эофорт сказал, что пожирающая хвост змея символизирует возрождение и обновление, — говорил Зигмар, пока Равенна вертела булавку в руках, раскрыв рот от изумления. — Начало нового… два соединяются в одно…

— Два в одно, — улыбнулась Равенна.

— Так он сказал, — подтвердил Зигмар. — Я попросил мастера Аларика сделать мне такую булавку, и он согласился. Наверное, только потому, что ему ужасно надоело с утра до вечера ковать кольчуги.

Равенна провела пальцами по золотому кружку.

— Ничего подобного у меня никогда не было, — призналась девушка, и Зигмар заметил, что голос у нее дрожит. — А этот плащ…

— Он принадлежал моей матери, — сказал Зигмар. — Отец говорит, что в нем она стала его женой.

Равенна приколола булавку на место и поблагодарила:

— Ты преподнес мне совершенно необыкновенный подарок, Зигмар. Спасибо тебе огромное.

— Рад, что тебе понравилось, — вспыхнул Зигмар.

Он был счастлив, что его дары пришлись Равенне по вкусу.

— Больше чем понравилось, — уточнила девушка. Потом показала на кожаный мешок. — А что там? Еще подарки?

— Не совсем, — улыбнулся он, доставая оттуда завернутый в тряпицу сыр и несколько кусков хлеба. Следом появился запечатанный воском глиняный кувшин и два оловянных кубка.

— Ты позаботился обо всем, — умилилась Равенна.

Зигмар сломал восковую печать и разлил напиток цвета светлого яблочного сока. Подал кубок Равенне со словами:

— Это вино — дар короля Марбада.

Они отведали вина. Напиток был более тонким, чем привычное пиво, и приятно свежим.

— Нравится? — спросил он девушку.

— Да, — кивнула она. — Сладкое.

— Осторожно, Марбад предупреждал, что вино крепкое.

— Ты пытаешься меня напоить?

— А надо?

— Это зависит от того, каковы твои планы.

Зигмар сделал еще глоток, чувствуя, что уже пьян. Только не от вина.

— Не знаю, как бы сказать так, чтобы вышло умно, — начал Зигмар. — Поэтому буду говорить, как получится.

— Что говорить?

— Я люблю тебя, Равенна, — незамысловато начал Зигмар. — И всегда тебя любил. Но я не слишком искушен в речах, поэтому смог признаться только сейчас.

У Равенны округлились глаза, и Зигмар уже решил было, что допустил ужасную ошибку, но тут она свободной рукой погладила его по щеке.

— Ничего лучше в жизни не слыхала, — улыбнулась девушка.

— Каждый день я думаю о тебе. — Слова бурным потоком пробивались наружу. — Стоит мне тебя увидеть, как хочется обнять.

Она улыбнулась и склонилась к нему, чтобы остановить поток его красноречия. На губах Равенны вино смешалось с целой тысячей восхитительных привкусов, и этот миг Зигмар запомнил на всю жизнь. Он обвил руками тонкий стан и опустил девушку на траву.

Руки Равенны так естественно обвились вокруг его плеч. Молодые люди долго предавались поцелуям, их руки в конце концов нащупали застежки и ремни друг на друге. Легко соскользнули одежды, и, хотя Зигмар знал, что неразумно оставаться беззащитным посреди леса вдали от Рейкдорфа, при виде обнаженной Равенны всякая осторожность отступила на задний план.

Кожа ее была светлой и гладкой, работа в поле сделала ее тело сильным и гибким.

Зигмару доводилось бывать с деревенскими девушками, но стоило ему дотронуться до Равенны, как он забыл о прежних забавах. Каждое прикосновение казалось восхитительно новым, он исследовал и вкушал. Доставляя ему небывалое удовольствие, пальчики Равенны гладили его сильную мускулистую грудь и руки.

Они неистово целовались, с каждым движением чувствуя себя все увереннее. Зигмару хотелось, чтобы этот миг длился вечно! Спину его обдувал ветерок, в ушах громом отдавалось журчание реки и быстрое дыхание Равенны.

Потом они лежали, обнявшись, на берегу, забыв обо всем на свете.

Зигмар перекатился на бок, оперся на руку и провел кончиками пальцев по нежной коже Равенны.

— Я женюсь на тебе, когда стану королем, — сказал он.

Равенна улыбнулась, и Зигмар был окончательно покорен.

В пещере было темно. Густой полумрак пропитался отголосками прошлого: здесь жила память о великих свершениях, злодейских предательствах и кровавых бойнях. Некоторые из них воплотились, кое-какие удалось предотвратить, но, как всегда, их первопричиной был человек со своими желаниями.

В центре пещеры, перед черным железным котлом, кипящим на слабом огне, сидела ведьма. Над мутной жижей, шипящей на дне горшка, поднимался зловонный пар. Старуха швырнула туда горсть гнилых трав и плесени.

Пар повалил гуще, и колдунья глубоко вдохнула его, чувствуя, как тело наполняется веющей из северных краев силой. Людям неведома была эта энергия, ибо они страшились ее способности преображать живых существ в мерзких монстров. В своем невежестве они называли это колдовством или даже просто злом, но ведьма знала: то была стихийная сила, которую можно формировать с помощью волевого усилия.

Еще ребенком ее посещали видения того, что впоследствии происходило в реальности. Легко удавались ей самые удивительные трюки. На кончиках пальцев она заставляла плясать огни, ее приказаниям подчинялись тени и переносили ее туда, куда она пожелает.

Девочку боялись, и родители умоляли ее держать эти способности при себе. Они любили дочь и с ужасом думали о том, что с нею будет, когда она повзрослеет. Малышка слышала, как они плачут и клянут богов за то, что те послали им такого невозможного ребенка.

Девочка была мала, а искушение использовать свои способности — слишком велико. Играми с огнем и светом она развлекала деревенских детишек, которые с визгом разбегались по домам рассказывать о ее диковинных способностях.

Об этом она, не таясь, однажды рассказала отцу, и сердце ее было разбито, когда она увидела муку, исказившую его лицо. Без лишних слов он схватил топор, взял дочь за руку и повел в сумрачный лес.

Они шли очень долго, несколько часов, и девочка стала засыпать на ходу, тогда отец понес ее на руках. Теперь он пробирался по мелким топям Брокенвалша. Если постараться, она и сейчас могла бы припомнить запах его кожаной безрукавки и торфяной дух болота.

Высоко в небе светила зеленая луна. Среди камышей, черной воды и гула насекомых отец поставил ее на ноги. В ночной тишине явственно слышался плеск болотных жаб. Родитель поднял топор, на остро отточенном лезвии вспыхнул свет луны, и девочка горько заплакала. Вместе с ней рыдал отец.

Ведьма разгневалась, но тут же подавила непрошеное чувство. Ярость провоцирует бешеные порывы северного ветра, они отшвырнут ее в мрачные глубины ненависти. Для того чтобы воспарить, нужна светлая голова. Гнев туманит рассудок.

Дрожащими руками, ужасаясь тому, что предстояло ему совершить, отец занес топор, но не успел оборвать жизнь дочери — по мрачным топям разнесся сильный голос, наделенный неистовой властью:

— Не тронь дитя. Девочка принадлежит мне.

Отец попятился, топор выпал у него из рук и с тяжелым плеском упал в воду.

Девочка заплакала пуще прежнего, позвала отца, но он исчез в темноте. Больше она его никогда не видела.

Через топь к ней решительно шла облаченная в черные одежды высохшая старуха. Девочка тотчас почувствовала устрашающую близость с незнакомкой и жуткую неотвратимость происходящего, отчего испугалась еще больше, но ноги будто приросли к месту.

— Дитя, ты наделена даром, — сказала старуха, останавливаясь перед девочкой.

Но малышка лишь замотала головой, на что старая карга лишь горько рассмеялась:

— Не нужно лгать. Я вижу в тебе дар столь же ясно, как моя предшественница увидела его во мне. Иди со мной. Мне нужно многому тебя научить, а силы Тьмы уже замышляют оборвать мои дни.

— Не пойду! — воскликнула девочка. — Я хочу домой. Хочу к папе.

— Папа собирался тебя убить, — напомнила старуха. — Если ты вернешься домой, жрецы бога волков обвинят тебя в колдовстве и сожгут на костре. Ты умрешь в страшных мучениях. Разве этого ты хочешь?

— Нет!

— Правильно, — согласилась карга. — А теперь давай руку, и я научу тебя, как раскрыть твой дар.

Девочка рыдала и не двигалась. Старуха ударила ее по щеке.

— Не плачь, дитя! — рявкнула ведьма. — Прибереги слезы для мертвецов. Если хочешь жить и пользоваться данной тебе властью, ты должна стать сильной. — Старуха протянула руку со словами: — Теперь в путь. Надо многому научиться, а времени в обрез.

Глотая слезы, девочка взяла ее за руку и позволила отвести себя в самую глубь болот, где узнала о могущественном ветре, который дует с севера. Долгие годы, прошедшие с тех пор, многому ее научили: она знала заклинания и проклятия, понимала приметы и предзнаменования и, самое главное, могла читать в сердцах и умах людей.

— Люди возненавидят тебя за данную тебе силу, но все равно будут обращаться за помощью, стремясь избежать назначенного им судьбой, — наставляла ученицу старуха, которая так и не сказала, как ее зовут.

— Зачем им вообще помогать? — спросила девочка.

— Потому что такова наша роль в этом мире.

— Но почему?

— Не могу тебе сказать, дитя, — отвечала старуха. — В Брокенвалше всегда жила и всегда будет жить ведьма. Мы такая же частица мира, как племена людей и города. Опасна власть, сосредоточенная в наших руках, — она может испортить сердце самого благородного человека и превратить его в создание Тьмы. Нам суждено прожить одинокую жизнь. Мы используем силу для того, чтобы она не досталась другим. Люди не умеют с ней обращаться. Человек слишком слаб, чтобы противостоять искушениям.

— Значит, такова уготованная нам судьба? — спросила девочка. — Направлять и защищать тех, кто нас ненавидит и боится? Никогда не знать ни любви, ни семьи?

— Верно, — согласилась старуха. — Такова наша ноша. Теперь довольно об этом, ибо времени мало. Я уже предвижу, как в топоте тяжелых башмаков и блеске острых ножей приближается мой рок.

Через год старуха была заживо сварена в собственном котле орками.

Девочка смотрела, как убивают старуху, не испытывая ни печали, ни желания вступиться за нее. Старая ведьма заранее узнала о своей кончине. Точно так же и новая ведьма знала день своей смерти и время, когда ей предстоит отправиться на поиски дитя силы. Когда следующая девочка, вопреки своей воле, станет ее преемницей.

Вслед за орками в разгар ужасной грозы явился отряд людей. Воины разбили зеленокожих. Их вождь крушил врага двуручным боевым топором, а женщина, что пришла с воинами, кричала от боли. Близился конец битвы. Затихли женские стоны, вместо них истошно завопил младенец.

Поняв, что женщина умерла, в отчаянии закричали мужчины. А новая ведьма Брокенвалша смотрела, как опечаленный предводитель воинов поднял с земли измазанного кровью ребенка. В тот же миг небеса содрогнулись от страшного грома. В черном небе, сверкая, промчалась громадная комета с двойным огненно-красным хвостом.

— Дитя грома… Он родился под звуки боя, орочья кровь выпачкала его тельце… — прошипела ведьма. — Ему суждена великая жизнь в вечной борьбе.

Со временем она убедилась в том, что ее внимание недаром привлекает дитя, рожденное под знаком двухвостой кометы. Ибо вокруг него вихрились потоки энергии и кружили судьбы.

Еще ведьма знала, что с рождением мальчика высвободились великие энергии, только пока они бездействовали. С ним многое должно было произойти до того, как он раскроет свой потенциал: ему суждено было, познав радость и горе, гнев, предательство и большую любовь, навсегда изменить судьбу земли.

Ведьма позволила духу покинуть тело, освободиться от согбенного, иссушенного тела и воспарить туда, где плоть не имеет никакого значения, а сила духа является всем. Воздух наполняли невидимые течения, их колыхали воинственные сердца людей и бесчисленных существ мира сего. Потоки эти окутывали землю невидимыми тучами энергий.

Болота Брокенвалша бурлили древними энергиями, все здесь пропиталось необузданной мощью стихии, вскипающей из глубин мира. Словно на ладони, раскинулась перед ней земля: на юге и востоке высились большие горы, на западе расстелился океан, а за ним — земли эльфов.

С севера налетал великий ветер, гнавший красноватые и фиолетовые облака. Среди воинственных облаков попадалось лишь несколько белых и золотистых пятен. Темные облака наливались силой; тенью безбрежного мрака накрывала землю грядущая война, которая принесет разрушения и голод.

Духовное зрение ведьмы спустилось ближе к земле, и она увидела одинокого худощавого человека, который осторожно пробирался через болото, кутаясь в зеленый плащ. Она ждала его. Но ведьму слегка рассердило то, что он уже дошел до холма, бывшего ей домом, а она только сейчас заметила его приближение.

Вокруг него водоворотом кружили ярко-красные, малиновые и багряно-пурпурные вихри. Разумеется, к ней направляется орудие темных сил. Но цель этого человека на сей раз соответствовала ее собственным намерениям.

Она поспешно вернулась в тело и охнула, ибо тяжело нести груз лет после свободного полета бесплотного духа. Когда умрут такие, как она, никто и не вспомнит, каково парить на ветрах силы. Эта мысль опечалила ведьму, и тут у входа в пещеру послышалось влажное шлепанье промокших башмаков.

Она моргнула от едкого дыма и стала поджидать молодого человека, задумавшего месть и предательство.

Юноша был поразительно красив, и при виде его стройной фигуры в старой ведьме родилось неведомое прежде желание. Он был просто до неприличия хорош собой, черты его лица являли совершенную комбинацию мужественной твердости и женственной мягкости.

Темные волосы он убрал в короткий хвост, на боку у него в черных кожаных ножнах висел меч.

— Добро пожаловать, Герреон-унбероген, — приветствовала его старуха.

Книга вторая КАК ВЫКОВАТЬ КОРОЛЯ

Могуч Зигмар,

Тот, что спас короля гномов

От бесчестья.

Как же его наградить?

Боевым молотом,

Молотом железным,

Упавшим прямо с небес,

С хвостом из двух огненных языков,

Прямо из кузни богов,

Сработанным руническими кузнецами.

Имя ему Гхал-мараз,

Молот Череполом.

Глава седьмая Весь наш народ

Отблески пламени озаряли лица окружавших Зигмара воинов, и он, заметив Свейна и Кутвина, темными тенями пробиравшихся вниз по склону холма через подлесок, кивнул Вольфгарту и Пендрагу. Оба юноши двигались совершенно бесшумно. Ловкость, с которой они умели сливаться с ландшафтом, делала их самыми ценными лазутчиками Зигмара.

— Возвращаются.

Братья по мечу всматривались в густой сумрак.

— Брат, ну и зрение у тебя, — заметил Вольфгарт. — Я ничего не вижу.

Пендраг кивнул на ряд деревьев неподалеку:

— Вон там. Думаю, они под вязами.

Вольфгарт изо всех сил вглядывался туда, куда указал Пендраг.

— Они словно призраки, — покачал головой он.

— Если бы их было просто разглядеть, какие бы тогда они были лазутчики? — фыркнул Пендраг.

Двое разведчиков бесшумно выскользнули из-за деревьев. Зигмар махнул им, призывая подойти к отряду, скрывавшемуся в кустарнике на краю кратера. Обрыв порос лесом, земля здесь была усыпана острыми черными камнями.

Предание гласило, что много веков назад здесь упал кусок луны, отчего и образовалась громадная яма. Так ли это было на самом деле или нет, но почва вокруг воронки была бесплодной, ничего путного тут не росло. К тому же дурно пахло и деревья искривились, словно от боли. Края кратера заросли гибким колючим кустарником с шипами, выделявшими зеленоватый сок, который вызывал лихорадку у каждого, кому случалось, на свою беду, оцарапаться о них.

Из-за каменистого края кратера доносился приглушенный бой барабанов, гортанный рев и нечленораздельное мычание.

Лазутчиков ожидали пятьдесят воинов в плащах из волчьего меха, и Зигмар молился о том, чтобы все сложилось благоприятно, потому что чувствовал: в сердце каждого пылает жажда мести. Ибо беспрецедентна была бойня, которую учинили зверолюди в поселках на границе унберогенов и азоборнов.

— Что вы узнали? — спросил Зигмар, когда лазутчики подошли достаточно близко, чтобы услышать заданный шепотом вопрос.

— Зверолюдей от шестидесяти до семидесяти, — так же тихо ответил Свейн. — Все пьяны.

— Пленники?

Обычно веселое, лицо Свейна ожесточилось, он кивнул:

— Там, но в ужасном состоянии.

— Они не знают, что мы здесь? — спросил Вольфгарт.

Кутвин покачал головой и объяснил:

— Мы подобрались к стоянке с подветренной стороны. Ни один из них не смотрит по сторонам, слишком они… заняты пленниками.

— Уверен? — снова уточнил Вольфгарт.

— Я-то уверен! — огрызнулся Кутвин. — А если они и обнаружат нас, то только из-за вашего идиотского гвалта.

Пряча улыбку от Вольфгарта, Зигмар ухмыльнулся при воспоминании о том, как шесть лет назад он обнаружил Кутвина, которому удалось незамеченным пробраться к Большой палате. Это случилось в ночь перед сражением у Астофенского моста, и Зигмару запомнилась хитрость и дерзкая храбрость мальчишки. Эти черты характера очень пригодились возмужавшему Кутвину.

Услышав смелые слова молодого лазутчика, Вольфгарт рассвирепел, но ничего не сказал.

— Пендраг, — приказал Зигмар, — возьми пятнадцать воинов. Отъедете на триста шагов к востоку. Вольфгарт, то же самое, только на запад.

— А ты сам? — спросил Вольфгарт.

— Я с оставшимися конниками поскачу прямо через кряж и ворвусь в центр лагеря, а вы нападете с флангов и добьете тварей.

— Отличная идея, — оценил Вольфгарт. — Хорошо и просто.

Казалось, что Пендраг хочет возразить, но он лишь пожал плечами и поехал собирать воинов. Зигмар кивнул Вольфгарту, и тот последовал примеру Пендрага и тоже отправился отдавать приказы своим людям.

В лагере зверолюдей нарастал темп барабанного боя. Зигмар обернулся и спросил:

— Ты готов, Герреон?

Брат-близнец Триновантеса подъехал к нему и скривил губы в волчьем оскале:

— Я готов, брат.

Шесть лет назад Зигмар с Герреоном заключили мир.

Тем далеким днем брат Триновантеса разыскал сына короля, который вместе с Пендрагом упражнялся во владении мечом и копьем на Поле мечей у подножия Холма воинов. Полем мечей называлась большая территория в пределах городских стен, где бывалые воины обучали владению оружием молодых.

Вольфгарт считал, что изучать приемы ведения боя перед гробницами умерших — дурная примета, но Зигмар утверждал, что каждому воину полезно знать, что его ждет, если он дрогнет в бою.

Под жесткой опекой Альвгейра молодежь училась сражаться мечом и копьем, а Вольфгарт наставлял в стрельбе из лука. На поле стояли мишени, вырезанные в форме орков, и лязгу железных мечей вторил свист стрел.

Теперь у каждого воина в Рейкдорфе был железный меч. Пендраг с мастером Алариком уже не один год ездили в разные уголки земель племени унберогенов и проверяли, все ли кузницы оснащены мехами с водным приводом, необходимым для производства железного оружия. Мало кто теперь пользовался бронзовой броней, у большинства всадников были рубахи из железных колец или же панцирь из наложенных друг на друга чешуек.

Посланцы ютонов, черузенов и талеутенов заметили, какой резкий скачок сделали унберогены, и король Бьёрн был доволен, что сила его племени известна так далеко.

— А вот и ходячую проблему несет, — сказал Пендраг, заметив Герреона.

Зигмар, заранее напрягшись в ожидании колкостей по поводу его отношений с Равенной, опустил меч и повернулся к ее брату. Не секрет, что они с Равенной стали близки, и лишь слепец мог бы не заметить этого. Удивляло только то, что братец так долго никак не реагировал на случившееся.

Герреон выглядел, как всегда, безукоризненно. На нем были штаны из оленьей кожи, черная безрукавка, вышитая серебряной нитью, и сапоги из замши. Рукой юноша слегка касался рукояти меча. Зигмар знал, сколь умело владеет он этим оружием. Искусство Герреона было поразительно, чему сын короля становился свидетелем на многочисленных тренировках и в бою.

Сам Зигмар был хорошим фехтовальщиком, но Герреона восточные роппсмены назвали бы мастером клинка. Сын короля напрягся, ожидая взрыва негодования, и заметил, что Пендраг подошел ближе к нему.

— Герреон, — начал он, — если ты хочешь говорить о Равенне…

— Нет, Зигмар, — отвечал Герреон. — Моя сестра ни при чем. Это касается лишь нас двоих.

Неужели Герреон хочет вызвать его на бой? Только это чистейшей воды безумие. Даже если ему удастся победить, королевская стража потом убьет его.

— Тогда в чем же дело?

Герреон отпустил рукоять меча и сказал:

— После смерти Триновантеса прошло достаточно времени, чтобы я мог все обдумать. Я стыжусь своих тогдашних речей и поступков. Вы с братом были друзьями, и ты в самом деле его любил.

— Да, Герреон, это так.

— Я бы хотел, чтобы ты знал: я не виню тебя в смерти брата. Моя сестра верно сказала: не ты убил его, а орк. Если ты меня простишь, я предложу тебе дружбу, как когда-то сделал мой брат. — Герреон ослепительно улыбнулся и протянул Зигмару руку, добавив: — И как сейчас делает моя сестра.

Зигмар почувствовал, что краснеет.

— Ты унбероген, — произнес он, пожимая руку Герреона, — и тебе нет нужды просить у меня прощения. К тому же я давно уже все забыл.

— Спасибо, — сказал Герреон. — Это много для меня значит, Зигмар. Не знаю, есть ли у меня шанс удостоиться твоей дружбы.

— Ну конечно! — воскликнул Зигмар. — Как же я смогу выковать Империю, если не будет согласия даже среди унберогенов? Герреон, ты один из нас, и так будет всегда.

Они пожали друг другу руки, и Герреон улыбнулся, словно у него гора с плеч свалилась.

Вольфгарт и Пендраг подозрительно отнеслись к внезапному раскаянию Герреона, но шли годы, и доверие Зигмара вполне оправдалось. В многочисленных боях Герреон заслужил уважение соратников. В битве на Пустых холмах Герреон спас Зигмару жизнь, ловко обезглавив военачальника орков, придавившего его тушей убитого волка.

Когда унберогены сражались с разбойниками-тевтогенами, Герреон убил лучника, уже готового пустить стрелу в спину Зигмару.

Вновь и вновь Герреон шел в бой рядом, и каждый раз Зигмар был благодарен ему за то, что он нашел в себе силы попросить прощения. Равенна была счастлива. Они втроем с удовольствием ездили на охоту и лесные прогулки или просто допоздна засиживались за разговорами, мечтая об объединении племен.

Теперь среди тьмы, когда братья по мечу разъехались в разные стороны, Зигмар был благодарен Герреону за то, что он рядом. Сын короля досчитал до ста и послал жеребца вперед, за ним последовали двадцать оставшихся воинов.

Когда кони вынесли всадников на каменистые склоны кратера, барабанный бой сделался громче и Зигмар обернулся к воинам. Каждого из них защищала железная кольчуга, многие дополнительно использовали нагрудники и наплечники. За спиной воинов развевались красные плащи. Каждый всадник был вооружен копьем и тяжелым мечом.

— Мы обрушимся на них неожиданно и стремительно, — сказал Зигмар. — Во время атаки шумите сильнее, нужно, чтобы они все смотрели только на нас.

По лицам воинов он понял: каждый из соратников знал, что от него требуется.

— Доброй охоты! — пожелал он.

Приближался возвышавшийся по окружности кратера кряж, посеребренный лунным светом. Огни пылавших в котловине костров окрасили облака в оранжевый цвет. Ночную тьму буквально разорвал душераздирающий крик, и Зигмар почувствовал, как от этого вопля ужаса и боли возросла его ярость.

— Ты понимаешь, что мы рискуем, — сказал Герреон.

— Да, но медлить нельзя, — отвечал Зигмар. — Если мы не атакуем сейчас, твари уйдут в чащу и мы не сможем отомстить за погибших. Нет. Этой ночью их настигнет возмездие.

Герреон кивнул и достал из ножен меч. Зигмар поднял тяжелое копье с железным наконечником.

— Унберогены! — крикнул он, толчком пяток посылая коня вперед. — Отомстим за наших людей!

Жеребец Зигмара выскочил на край кратера. За ним с громким боевым кличем следовали остальные воины.

Открывшееся их взорам зрелище напоминало кошмарный сон. В котловине кратера ревело пламя, языки огня взмывали ввысь, свора безобразных тварей предавалась пьянству и издевалась над пленниками.

Природа наделила этих монстров чертами человека и зверя, их тела покрывала шерсть. У монстров были косматые козьи головы, мускулистые торсы и выгнутые коленями назад ноги. Между грудами трупов резвились краснокожие рогатые чудовища с длинными хвостами, а похожие на безумный сплав коня и всадника страшные существа пьяно пошатывались и грохотали копытами, бесцельно слоняясь вокруг лагеря.

В самом центре котловины возвышался огромный черный камень — обсидиан колоссального размера, покрытый отвратительного вида рунами. Очень крупный зверочеловек, с бычьей головой, в черном рваном плаще, вырвал сердце у еще живого пленника. Безумные создания непонятного происхождения в припадке обожания приплясывали и скакали вокруг черного камня.

Завываниям страхолюдин вторил барабанный бой. Крупные волкоголовые существа молотили когтистыми лапами по грубой коже больших барабанов.

По всему лагерю валялись связанные мужчины, женщины и дети. Многие были уже мертвы, и все без исключения истерзаны. Кого-то сожрали живьем. Ярость грозила овладеть всем существом Зигмара. Он понял это, когда почувствовал нисходящий на него красный туман.

Берсерком он не был, а потому преобразил ярость в жгучее копье холодного гнева.

Жеребец помчался вниз по склону, и с губ Зигмара сорвался вопль ненависти. Взвыл боевой рог унберогенов, и воины стремительно понеслись навстречу врагу.

Месть настигла зверолюдей в самый разгар кутежа, следовательно, оказать достойное сопротивление они были не в силах. Бычьеголовый оглушительно взревел, эхо многократно повторило жуткий вопль. Барабанный бой стих.

Горстка краснокожих монстров ощетинилась копьями и метнула их в приближающихся всадников, но оружие у зверолюдей было довольно примитивное, и ни один унбероген не пострадал. Настал черед Зигмара метнуть копье, тяжелый наконечник прошиб спину чудовища и пригвоздил к стволу дерева. Все воины бросили копья, и кратер огласился хриплыми предсмертными воплями.

Кутвин и Свейн выстрелили сверху из луков, и обе оперенные гусиными перьями стрелы попали в цель. Времени метать второе копье у Зигмара не было, поэтому на голову рычащего жуткого чудища с медвежьей головой он обрушил Гхал-мараз.

Под ударом боевого молота хрустнул и раскололся череп. Зигмар продолжал пробиваться в гущу врагов. Вокруг лязгали челюсти, царапали желтые когти. Круп жеребца резануло острое копье, и животное взвизгнуло от боли. Ударом слева Зигмар обрушил Гхал-мараз на грудь нападавшего, сокрушил монстра и отшвырнул прочь.

Неистово работая мечами, унберогены продирались через лагерь зверолюдей. Кололи копьями, рубили когтистые лапы. Вооружившись топорами с длинными рукоятями и дубинками с шипами, взревели кентавры и с боевым кличем бросились в бой.

Зигмар видел, как от мощнейшего удара не удержался на коне один из его всадников и замертво свалился на землю.

От зверолюдей воняло мокрой шерстью, кровью и экскрементами. Когда позади Зигмара на круп его коня вскочил устрашающего вида зверочеловек и вонзил острые, словно иглы, клыки ему в руку, он чуть не задохнулся от зловония.

Зигмар треснул его локтем, разбил волчью харю и вырвался из объятий монстра. Свободной рукой он вытащил кинжал, наугад ткнул клинком назад и попал нападавшему в живот. Чудище свалилось с коня. Зигмар ударил кинжалом в глаз рычащего зверочеловека, который набросился на него с топором. Оружие тотчас выпало из лап чудища. Зверолюди все-таки опомнились и стали сражаться.

В центре жуткого лагеря, вытянув руки, стоял громадный зверочеловек, и на его ладонях плясали молнии. Услышав боевые кличи побратимов, Зигмар взглянул налево и направо. Сперва появился Пендраг, затем — Вольфгарт, за ними скакали в атаку воины.

— Унберогены! — вскричал Зигмар, бросаясь в гущу сражения.

Он размахивал молотом Гхал-мараз, каждым ударом убивая зверолюдей. Когда Вольфгарт и Пендраг вступили в бой, кратер заполонил многократно повторяемый эхом стук копыт, лязг мечей и топоров.

И тут ударила молния.

Испепеляющее копье бело-голубого света, словно посланное каким-то злым божеством, вонзилось в землю посреди отряда унберогенов. Тут же раздался страшный взрыв, и люди, кони и монстры взлетели в воздух.

Запахло паленым. Зигмар моргнул, ослепленный яркостью вспышки, и ужаснулся учиненным разрушениям. В землю вонзилась очередная молния, оставляя за собой зигзагообразный поражающий след, а слепящий свет расколол небеса.

Смешались вой и крики, лошади грохнулись наземь: сила молнии лишила их ног, превратив в беспомощные культи. На поверженных всадников с ревом напали монстры, кололи копьями, резали ножами. Перескакивая со всадника на всадника и прыгая по лошадям, в воздухе потрескивали дуги энергии.

Зигмар увидел, как подкинуло в воздух Вольфгарта, а следом еще одна карающая молния угодила в гущу всадников.

Воины Пендрага врезались в ряды зверолюдей, мечами и копьями вынудили их отступить. В плоть врага вгрызались острые стрелы, в страхе взвыли твари поменьше, пытавшиеся удрать и избежать резни. Но всадники не знали пощады. Много монстров погибло под копытами лошадей, кое-кого догоняли с силой брошенные копья.

Но вот вновь ударили молнии, раздался сопровождаемый голубой вспышкой взрыв, содрогнулась земля. В кратере трещали энергетические дуги. При виде учиненного им разрушения возликовал бычьеголовый. Жуткий зверочеловек призывал молнии с помощью могущественного черного камня в центре кратера, на котором держал когтистую лапу. Зигмар повернул коня туда. Он высоко поднял Гхал-мараз, а с неба шипящей стрелой уже неслась очередная молния. Которая на сей раз попала в огромный боек молота.

В рукояти заполыхал страшный жар, — это славное оружие старалось побороть черную энергию. Зигмар вскрикнул, когда доля этих энергий, пульсируя, прошла сквозь него.

Вокруг Зигмара плясали голубые дуги света, гудящими и трещащими искрами срывались с бойка молота. Когда он пытался совладать с силами, которые грозили его разорвать, из глаз посыпались молнии.

Бычьеголовый видел, что к нему приближается Зигмар, и гортанным рыком проревел приказ своим приспешникам. Тут же они примчались на защиту повелителя. На пути у сына короля встали самые причудливые твари, но мелькнул сонм стрел — и многие из них упали на землю.

Зигмар издал боевой клич, и жеребец взмыл в воздух.

Загомонили, завыли зверолюди, когда над ними пролетал Зигмар. Он размахнулся и с силой бросил молот в повелителя молний.

Вращаясь и потрескивая энергией, летел Гхал-мараз. В один и тот же миг коснулись земли копыта коня Зигмара и обрушился на врага молот. Громадный зверочеловек не сумел избежать удара — одна рука его лежала на черном камне, а другую пригвоздила молния.

Великий молот угодил прямо в голову монстру и раздробил череп, превратив его в кровавое месиво. Из обезглавленного тела фонтаном брызнула светящаяся энергия, и, пока вызванная бычьеголовым сила извергалась, труп подергивался, словно прыгал.

Погиб страшный зверочеловек, его некогда громадное тело превратилось в груду горелого мяса. Глаза его уже не пылали ярким светом, и последние молнии покидали тело своего создателя. Зигмар глубоко, порывисто вздохнул и переключил внимание на бой.

Увидев гибель предводителя, зверолюди горестно завыли. Их тут же смяли унберогенские воины. В центре кратера Вольфгарт своим длинным мечом истреблял последних истекавших слюной волкоголовых барабанщиков. Пендраг выпускал стрелу за стрелой в тех, кто пытался спастись бегством.

Зигмар мрачно ухмыльнулся. Скоро ни одного монстра в живых не останется.

Он соскользнул со спины скакуна и похлопал его по крутому боку.

— Каков был прыжок, Отважный! — воскликнул он, поглаживая шею коня и причесывая пятерней гриву.

Отважный радостно заржал и вскинул голову. Конь последовал за Зигмаром, который направился за своим боевым молотом. Молния нисколько не повредила оружие, и руны на бойке по-прежнему светились силой.

— Пожалуй, это был наиглупейший твой поступок, которому я стал свидетелем, — вынес вердикт Герреон, подъезжая и останавливаясь за спиной Зигмара.

— Ты о чем? — обернулся к воину Зигмар.

— Да о том, как ты швырнул молот. Ты сам себя разоружил.

— У меня есть меч.

Герреон указал Зигмару на ошметки кожаного ремня на поясе — все, что осталось от меча в ножнах. А ведь Зигмар даже не заметил удара, который его отсек. Зато сейчас почувствовал себя на редкость глупо потому, что метнул Гхал-мараз.

— Во имя Ульрика! — воскликнул Вольфгарт, подбегая к ним. — Какой бросок, Зигмар! С ума сойти! Снес башку громиле!

Герреон покачал головой и сказал:

— А я как раз говорил Зигмару, как глупо он поступил.

— Вовсе нет! — продолжал восхищаться Вольфгарт. — Ты что, не видел? Я вот ничего подобного ни разу не встречал. Молнии! И как летел молот!

— А если бы промазал? Тогда что? — спросил подъехавший к собравшимся Пендраг.

— Тогда я бы забил его до смерти, — заявил Зигмар, встав в стойку кулачного бойца.

— С его-то размерами? — расхохотался Пендраг. — Ты не успел бы и рукой махнуть, как он бы тебя расплющил.

— Это Зигмара-то?! — воскликнул Вольфгарт. — Да никогда!

— Вот если бы у тебя был молот, который сам назад возвращается после броска, — проговорил Герреон, — тогда я был бы впечатлен.

— Не говори глупости, — отмахнулся Пендраг. — Молот, который возвращается назад после того, как его метнули? И как такой можно сделать, скажи на милость?

— Кто знает? — пожал плечами Вольфгарт. — Думаю, что мастер Аларик смог бы такой выковать.

Пендраг покачал головой и напомнил собравшимся:

— Давайте пока отложим обсуждение тонкостей мировосприятия Герреона и Вольфгарта, потому что сейчас нужно сжечь трупы и поскорей убраться отсюда. Запах крови привлечет хищников, к тому же среди нас есть раненые, которым нужна помощь.

— Ты прав, — сразу посерьезнел Зигмар. — Вольфгарт и Герреон, пусть ваши люди устроят погребальный костер вокруг этого камня, соберите сюда все трупы зверолюдей. Мне бы хотелось побыстрее покончить с этим и тронуться в путь. Пендраг, помоги мне с ранеными.

Обратный путь в Рейкдорф занял шесть дней. Всадники проезжали мимо отдельно стоящих поселков и деревушек. Зигмар отвез уцелевших после набега людей к руинам трех разрушенных деревень.

Частоколы вокруг поселений были сломаны. Зверолюди рубили их тяжелыми топорами или просто с нечеловеческой силой выдергивали колья из земли. Воины Зигмара проезжали мимо пепелищ, что еще недавно были благоденствующими деревнями. Унберогены вместе с чудом уцелевшими жителями хоронили трупы, провожали мертвых в царство Морра.

Зигмар, задумавшись, стоял около свежих могил и вдруг почувствовал чье-то присутствие. Он поднял глаза и увидел Вольфгарта. Друг выглядел очень уставшим, глаза покраснели от дыма.

— Мрачный выдался день, — заметил Зигмар.

— Бывало и хуже, — пожал плечами Вольфгарт.

— Тогда что тебя беспокоит?

— Вот это все, — махнув рукой в сторону могил, сказал друг. — Резня, которую устроили зверолюди, и месть, ради которой мы потеряли пятерых.

— К чему ты клонишь?

— Эта деревня находится на территории азоборнов, и люди, которым мы помогаем, — азоборны.

— И что же?

Вольфгарт вздохнул и объяснил:

— Они не унберогены, так почему мы должны их спасать? Мы потеряли пятерых, еще трое больше не смогут сражаться. Так скажи мне, зачем мы делаем это? Разве стала бы помогать нам королева Фрейя?

— Может, и нет, — признал Зигмар, — но это не имеет значения. Все они — наш народ: и азоборны, и унберогены, и тевтогены… Той ночью у Клятвенного Камня мы собирались все наши дела, все помыслы направить на благо Империи людей… Это для тебя что-то значит, Вольфгарт?

— Ну конечно же! — воскликнул Вольфгарт.

— Тогда почему тебе не нравится, что мы помогаем азоборнам?

— Сам не знаю, — пожал плечами Вольфгарт. — Возможно, я полагал, что мы завоюем другие племена и так построим Империю.

Зигмар опустил руку на плечо друга и развернул его так, чтобы он видел кипящую в деревне работу. Все вместе. Бок о бок с крестьянами трудились воины, извлекая из-под руин погибших. Их руки и лица были испачканы сажей и кровью.

— Взгляни на этих людей, — проговорил Зигмар. — Это азоборны и унберогены. Ты знаешь, кто из них кто?

— Само собой, — кивнул Вольфгарт. — Шесть лет я вместе с ними ходил в походы. И отлично знаю каждого нашего воина.

— Предположим, ты лично ни с кем не знаком. Сможешь ты понять, кто азоборн, а кто унбероген?

Вопрос смутил Вольфгарта, но Зигмар продолжал настаивать:

— Говорят, все волки ночью серы. Слыхал такую поговорку?

— Да.

— С людьми то же самое, — объяснял Зигмар. И показал на мужчину, который с опечаленным лицом нес на руках мертвого ребенка. — Все мы люди. Различия не важны. Все мы одной крови, причем то же самое думают наши враги. Полагаешь, зверолюдям или оркам есть дело до того, кого они убивают: азоборнов или унберогенов? Или талеутенов, или черузенов? Или остготов?

— Думаю, им без разницы.

— Верно. — Зигмара неожиданно разозлила ограниченность Вольфгарта. — Так и для нас разницы быть не должно. Что касается завоевания племен… Друг мой, я не хочу прослыть тираном. Деспот рано или поздно падет, и враги разрушат построенное им царство. Я же хочу основать Империю, которая сохранится навечно. Это должна быть держава, мощь которой зиждется на справедливости и умелом руководстве.

— Кажется, я тебя понял, брат.

— Вот и отлично, — улыбнулся Зигмар. — Мы разобщены как раз из-за таких надуманных расхождений, нужно возвыситься над ними.

— Прости.

— Не нужно просить прощения, — сказал Зигмар. — Просто стань лучше.

Спустя пять дней Зигмар со стен Рейкдорфа смотрел, как у пирса на противоположном берегу остановилась баржа. Это была широкая посудина с высокими бортами, прикрытыми осадными щитами. Судя по изображению двух свернувшихся соболей и черепа, судно принадлежало ютонам.

Верхняя палуба баржи была заставлена бочонками и деревянными ящиками, а нижняя — тяжелыми брезентовыми мешками и узлами со связками мехов и красками. Болота вокруг Ютонсрика изобиловали минералами для производства красок. Торговцы, которые могли позволить себе заплатить воинам, готовым рискнуть сунуться в облюбованные призраками болота, возвращались нагруженные яркими красящими веществами, которые даже со временем не тускнели.

Выше по реке плыло еще одно судно, на сей раз с черным гербом короля Марбада. Зигмар отдал себе мысленный приказ не забыть напомнить ночным стражам получше присматривать за прибрежными пивными, потому что там, где встречаются эндалы и ютоны, непременно вспыхивают драки.

С недавно построенной пристани взгляд Зигмара скользнул на новые дома на том берегу реки. Суденрейкский мост стал одной из самых оживленных артерий города, и уже велись работы по возведению третьего моста через реку, потому что вторым пользовались главным образом для перевозки строительных материалов в новый район города.

Пендраг многому научился у мастера Аларика и даже основал в этом районе школу, куда дважды в неделю дети приходили узнавать о мире за пределами Рейкдорфа и о том, как там живут люди.

Многие родители жаловались королю Бьёрну, что дети попусту тратят там время, тогда как им надо заниматься посевами и выполнять работу по дому. Но Зигмар убедил отца в необходимости образования, и уроки продолжались.

Южные леса расчистили под посевы, оборудовали новые пастбища для скота, построили зернохранилище и бойню. За последние несколько лет в Рейкдорф пришло так много тех, кто надеялся найти здесь работу, что город рос быстрее, чем можно было вообразить.

Под прикрытием защищавших город с южной стороны стен селились ремесленники: сапожники, бондари, кузнецы, ткачи и гончары, а также конюхи и шинкари. Через год после возведения высоких деревянных стен здесь возник второй рынок.

Тем временем укрепляли и северные стены. Вместо бревен устанавливали привезенные из леса каменные блоки, которые под бдительным оком Аларика обтесывали недавно обученные этому ремеслу работники.

По мере того как в окрестностях Рейкдорфа разрабатывались карьеры по добыче камня, все больше и больше домов в городе возводили по замысловатым и продуманным проектам.

Зигмару еще не довелось повидать Замок Ворона, где жил Марбад, и обитель Артура на горе Фаушлаг, но сын короля все же сомневался, что окружавшие эти замки территории были столь же благоустроены, как Рейкдорф.

Залогом процветания унберогенов стала река Рейк и плодородные земли по ее берегам. Торговля с гномами и племенами людей приносила в казну много золота, амбары ломились от зерна. Высок был боевой дух войска, и, поскольку каждый кузнец в землях унберогенов трудился на благо вооружения армии, теперь каждый боец имел в своем распоряжении железную кольчугу, литой нагрудник, оплечья, ножные латы, наручи и латные воротники.

Во время военного марша доспехи всадников сияли на солнце, и серебристые воины унберогенов выглядели великолепно и воинственно. Мастер Аларик даже предложил выковывать броню для лошадей, но она оказалась слишком тяжела для скакунов и была под силу лишь самым крупным из них.

Вольфгарт занялся покупкой самых сильных рабочих лошадей и самых могучих боевых коней. Он мечтал вывести такую породу, которая будет быстронога и настолько вынослива, что вес доспехов не станет для нее помехой. Он считал, что через несколько лет получит таких коней.

Скоро настанет пора сказать об Империи и за пределами племени унберогенов.

Скоро Зигмару исполнится двадцать один год. Молодой человек с улыбкой смотрел на Рейкдорф.

— Я сделаю его величайшим городом Империи! — воскликнул он, спускаясь с наблюдательного пункта на стене и направляясь к Большой палате.

Когда он проходил по базарной площади, солнце садилось. Большинство торговцев уже укатили свои тележки. Вытоптанная земля была усыпана мусором и отбросами, в которых рылись собаки. Придерживаясь середины улицы, чтобы не наступить в собиравшиеся у домов грязные лужи, Зигмар прошел мимо кузницы Беортина.

Обогнув Большую палату, он увидел на Поле мечей сияющие доспехи Альвгейра. Несмотря на поздний час, Королевский Защитник наставлял молодых унберогенов в искусстве владения мечом. Зигмар решил прогуляться до учебной площадки.

На поле в тренировочном бою сошлись шесть пар мальчишек. Бронзовые доспехи Альвгейра сияли, отражая лучи вечернего солнца. Королевский Защитник единственный из всех унберогенских воинов все еще пользовался бронзовыми доспехами. Рядом с Альвгейром стоял Герреон, ибо никто из унберогенов не фехтовал лучше его, следовательно, и обучать подрастающее поколение тоже надлежало ему. Зигмар бросил взгляд на гробницу Триновантеса на Холме воинов. Потом вновь переключил внимание на тренировку, упиваясь летящими искрами и звоном оружия. Глядел, как Альвгейр распекает последнюю пару учеников, один даже получил оплеуху. Зигмар сочувственно поморщился. Хоть он и сын короля, но во время обучения на Поле мечей ему тоже перепадало такое.

Опытным взглядом воина он отмечал самых быстрых, ловких и решительных мальчиков. Смотрел, у кого из них взгляд героя. Первым этому качеству дал определение Вольфгарт.

— Это можно прочесть в глазах, — как-то раз сказал он. — Такой замечательный сплав благородства и храбрости. У тебя самого такой взгляд.

Зигмар пытался отыскать в лице побратима насмешку, но Вольфгарт был совершенно серьезен. Пришлось принять похвалу за чистую монету. Теперь Зигмар подмечал тот же самый взгляд у некоторых своих друзей. Он знал, что ему страшно повезло. Ибо его окружали такие замечательные товарищи.

Герреон заметил остановившегося на краю поля сына короля, подбежал и встал рядом с ним.

— Они далеко продвинулись, — заметил Зигмар.

— Да, — согласился Герреон. — Отличные парни. Через несколько лет они станут так хороши, что о лучших воинах тебе и мечтать не придется.

Зигмар кивнул и снова переключил внимание на юношей, потому что один из них вскрикнул от боли и уронил меч. Из глубокой раны на бицепсе струилась кровь, мальчик упал на колени.

Тут же Герреон и Зигмар подбежали к нему, а Альвгейр крикнул:

— Позовите лекаря!

Приказ прозвучал отрывисто и кратко.

Зигмар опустился подле раненого на колени и осмотрел рану, которая оказалась глубокой. Мышца была рассечена надвое. Из нее, пульсируя, хлестала кровь. Лицо мальчика сделалось серым.

— Посмотри на меня, — велел Зигмар.

Мальчик оторвался от созерцания окровавленной руки и поднял глаза. В них стояли слезы, но Зигмар видел, что парень решил не распускать нюни перед сыном короля.

— Как тебя зовут?

— Брант, — выдохнул мальчик.

— Туда не смотри! — приказал Зигмар, опуская руку на плечо мальчика. — Смотри на меня. Ты унбероген. Ты потомок героев, а герои не боятся крови.

— Больно, — сказал Брант.

— Знаю, — сказал Зигмар, — но ты воин, а воину сопутствует боль. Тебя ранили в первый раз, запомни эту боль — и все последующие раны покажутся тебе пустяком. Ты понимаешь меня?

Мальчик кивнул. Он скрежетал зубами от боли, но Зигмар видел, что Брант собрался с силами и готов ее победить.

— В тебе есть железный стержень, Брант. Мне это ясно как белый день, — говорил Зигмар. — Ты станешь могучим воином и великим героем.

— Благодарю тебя… мой господин.

По полю уже бежал лекарь Крадок.

— У тебя останется шрам. Гордись им и носи с честью.

Крадок склонился к мальчику, а Зигмар вытер руку о тунику и взял меч Бранта. Как он и предполагал, лезвие оказалось острым как бритва. Он повернулся к Альвгейру и Герреону и спросил:

— Разве во время тренировок они дерутся острыми мечами?

— Само собой, — вызывающим тоном отвечал Альвгейр. — Дал маху — получай, и в следующий раз ошибаться уже не захочешь.

— Я никогда не тренировался острым оружием, — заметил Зигмар.

— Это была моя идея, — вступил в разговор Герреон. — Я подумал, что так они скорей узнают цену боли.

— И я согласился, — добавил Альвгейр. — Король тоже.

Зигмар вручил меч Бранта Альвгейру и сказал:

— Не нужно оправдываться. Я не собираюсь бранить вас за это. На самом деле я согласен с вами. Тренировка должна быть настолько сложна и приближена к реальной схватке, насколько возможно. Таким образом они будут знать, чего следует ожидать в бою.

Альвгейр кивнул и посмотрел на мальчиков, которые наблюдали, как их раненого товарища уводят с Поля мечей.

— Кто вам разрешил останавливаться! — взревел он. — Тренировка закончится только тогда, когда я скажу!

Зигмар перевел взгляд с Королевского Защитника на Герреона.

Бледностью лицо друга было под стать Бранту.

— Герреон, что с тобой?

Брат Равенны смотрел на него расширившимися глазами. Взглянув вниз, Зигмар увидел на своей тунике, в центре груди, кровавый отпечаток руки. Он хотел было коснуться друга рукой, но тот отшатнулся.

— Да что с тобой? Просто я немного испачкался кровью.

— Красная рука… — прошептал Герреон. — Раненый меч…

— Ты какую-то чушь городишь, друг мой. Что-то стряслось?

Словно пробуждаясь от забытья, Герреон покачал головой. Зигмар заметил, какими холодными стали его глаза.

Не успел Зигмар задать следующий вопрос, как послышался тревожный и настойчивый гул набата. Рука машинально потянулась к молоту Гхал-мараз.

— Собирай воинов! — отдал приказ Зигмар, развернулся на каблуках и помчался к стенам.

Глава восьмая Вестники войны

Крепко сжимая рукоять молота, Зигмар мчался по улицам Рейкдорфа. Сердце бешено стучало. Много лет не звучал набат, и Зигмар задавался вопросом: что заставило стражей принять столь серьезные меры?

Он завернул за угол самого большого амбара. Воины унберогенов на бегу натягивали кольчуги и торопливо пристегивали ножны. Колокола звонили вовсю.

Зигмар добрался до ведущих на бастионы лестниц. Подвесил молот к поясу и стремительно взобрался наверх. Его удивило то, что лица собравшихся на стенах воинов не выражали ни страха, ни напряженного ожидания. Ни один из них не натягивал лука и не сжимал в руках копья, готовясь отразить нападение врага. Зигмар подбежал к зубчатой стене.

— Что происходит? — требовательно вопросил он.

— Только что разведчики принесли весть, — ответил ближайший к сыну короля воин, указывая куда-то вдаль, за стену. — Сюда по Срединной дороге идут целые толпы беженцев.

Зигмар посмотрел в указанном направлении и увидел длинную колонну людей. Из северных лесов к Рейкдорфу устало брели сотни и сотни мужчин и женщин в грязных, изодранных одеждах. Среди них попадались крытые повозки, на них ехали дети и старики.

— Кто это?

— Похожи на черузенов.

Люди с опаской подходили к воротам Рейкдорфа и грозно возвышавшейся над ними статуе Ульрика с волками по бокам. Зигмар присмотрелся и узнал девушку, шагавшую рядом с колонной. Поддерживая светловолосую женщину с орущим ребенком на руках, шла Равенна, подол ее длинного зеленого платья был в грязи.

— Открыть ворота! — велел он. — Сейчас же!

Воин кивнул и отдал приказ стражам. Пока мужчины в доспехах отворяли тяжелые громадные створки, Зигмар спустился со стены.

Когда ворота распахнулись достаточно широко, Зигмар вышел из города и направился вдоль колонны, чувствуя на себе умоляющие взгляды людей.

Он дошел до Равенны и спросил ее:

— Что это? Откуда они?

— Зигмар! — воскликнула девушка. — Слава богам! Мы уже заканчивали работу на далеком пастбище, когда я увидела, что они идут.

— Кто они? Похожи на черузенов.

Равенна положила ладонь ему на руку, и Зигмар заметил, как девушка измученна.

— Это те, кто остался в живых, — молвила она.

— Остались в живых после чего? — переспросил сын короля.

Равенна молчала, словно боялась говорить о том, что заставило людей покинуть родные места.

— Норсы, — наконец сказала она. — Они пошли на юг войной.

Настроение собравшихся в королевской Большой палате было на редкость скверным. Зигмар чувствовал, как в сердце каждого воина клокочат гнев и жажда мести. То же самое чувство недавно охватило самого Зигмара, когда были обнаружены бесчинства, учиненные лесными зверолюдьми.

Норсы…

Много лет прошло с тех пор, как кровожадные северные племена в последний раз вторглись в южные земли, сея смерть, разрушения и ужас. Южанам земли крайнего севера казались таинственными. Мало у кого возникало желание тронуться в путь из родных мест, не говоря уж о совершенно беспрецедентном путешествии за Срединные горы. В сказаниях фигурировали живущие в лесах драконы и племена свирепых воинственных людоедов, почитающих кровавых Темных богов.

С последнего похода норсов на юг прошло много десятилетий, но старцы Рейкдорфа до сих пор помнили и рассказывали о супостатах, с которыми им довелось воевать. То были жестокие воины в черных доспехах и шлемах с рогами, вооруженные грозными топорами и треугольными щитами выше человеческого роста, неистовые и огромные всадники верхом на черных огнедышащих скакунах с горящими красными глазами.

Владельцы грозных кораблей-волков, разбойники-норсы держали в страхе всю береговую линию и оставляли после себя лишь дымящиеся развалины и трупы. Мало кому удалось выжить после встречи с ними.

Говорили, что на стороне норсов сражаются громадные кровожадные псы и жуткие чудовища, старики шепотом рассказывали о злых колдунах, которым под силу вызвать страшных демонов, мечущих пламенные копья, способные насмерть сжечь целое войско облаченных в доспехи воинов.

Хотя Зигмар не сомневался в том, что многое из этих ужасов было явно преувеличено, но все же к вести о нашествии северян отнесся очень серьезно.

Около четырехсот человек удалось разместить в городе и еще двести устроить за стенами Рейкдорфа в шатрах и под полотняными тентами. К счастью, уже миновали зимние холода и ночи стояли не такие студеные, так что без крыши над головой уже можно было прожить.

Альвгейр накинулся на стражей за то, что они посмели открыть ворота, и грозил пороть их до тех пор, пока кожа с их спин не слезет. Зигмар объяснил, что такой приказ отдал он.

— И как же мы прокормим всех этих людей? — бушевал маршал Рейка.

— Амбары ломятся от зерна, — сказал Зигмар. — При разумном использовании вполне хватит.

— Юный Зигмар, ты слишком много на себя берешь, — отчеканил Альвгейр и ушел, грозно ступая.

Через час воины унберогенов собрались в Большой палате, дабы услышать речь посланников Кругара, короля талеутенов, и Алойзиса, короля черузенов, прибывших вместе с беженцами.

Король Кругар прислал худощавого воина с ястребиным лицом, по имени Ноткер, вооруженного кривой саблей. Он брил голову, однако до самого пояса у него свешивался длиннейший чуб. Одежда и слегка косолапая походка выдавали в нем конника. Каждое его движение было быстрым и точным.

Посланца короля Алойзиса звали Эбрульф. Этот был самым настоящим исполином с мускулистыми плечами и таким тяжеленным топором, что с трудом верилось, что им можно взмахнуть. Зигмару очень понравился этот воин, потому что держал себя он гордо и благородно, но отнюдь не высокомерно.

Зигмар стоял подле сидевшего на дубовом троне отца, который с мрачным выражением лица внимал посланникам братьев-королей. Новости были тревожные.

— Сколько норсов? — спросил Бьёрн.

— Около шести тысяч, мой господин. — Ноткер ответил первым.

— Шесть тысяч?! — воскликнул Альвгейр. — Невозможно. Они не могли собрать столько воинов.

— При всем моем уважении к твоему Защитнику, — обращаясь к королю, вступил в разговор Эбрульф, — это возможно. К ним присоединились затерянные племена из-за моря. Сотни кораблей-волков стоят на северном берегу, и ежедневно прибывают новые.

— Затерянные племена? — выдохнул Эофорт. — Они вернулись?

— Совершенно верно, — отвечал Ноткер. — Высокие всадники верхом на черных конях, с длинными копьями и доспехами из черного железа, они служат забытым богам. С ними идут шаманы, которые могут взывать к могуществу этих богов и умерщвлять врагов колдовским огнем.

При упоминании о затерянных племенах — жутких кровожадных воинах, которые воевали на заре заселения земли, — собравшиеся воины охнули от ужаса. В легендах говорилось о храбрых героях старины, сотни лет назад прогнавших этих дикарей за моря, в заколдованные пустоши севера.

— Говорили, что затерянные племена вымерли в необитаемых пустынных землях, — усомнился Эофорт, — которые давным-давно прокляты богами. Там никто не способен выжить.

Эбрульф погладил рукоять топора и заверил:

— Поверь мне, старец, они живы. Мой Шееруб снес с них не одну голову во время сражения.

— Думаю, что вы явились ко мне не только затем, чтобы принести эту весть. Говорите же, о чем вы хотите просить.

Ноткер обменялся с Эбрульфом взглядами, и черузен холодно кивнул бритоголовому талеутену, который шагнул вперед и отвесил королю унберогенов низкий поклон.

— Наши короли уполномочили нас предложить тебе присоединиться к могучему войску, которое готовится сразиться с северянами и прогнать их обратно за море, — сказал Ноткер.

Следом взял слово Эбрульф:

— Король Алойзис призывает воинов встать под его знамя в тени Срединных гор, король Кругар выстраивает войска конников на Фарлийских холмах. Наша сводная армия насчитывает около четырех тысяч человек, но, если ты добавишь своих воинов, мы встретим северян на равных.

— Вы называете это предложением присоединиться к могучему войску?! — рявкнул Альвгейр. — Иначе говоря, вашей армии придет конец и всех вас перебьют до зимы, если мы не придем вам на помощь?

Эбрульф сердито взглянул на Альвгейра и ответил:

— У тебя, королевского Защитника, язык ядовитой змеи. Если ты еще раз выкажешь ко мне неуважение, то мой топор перерубит тебе шею!

Покрасневший Альвгейр шагнул вперед и потянулся за мечом.

Мановением руки Бьёрн повелел Альвгейру вернуться на место. И сказал:

— Хотя слова Альвгейра необдуманны, но право на них он имеет: ваши короли просят меня оказать большую услугу. Если я пошлю войско на север, мои земли останутся беззащитными.

Ноткер кивнул:

— Король Кругар осознает все значение своей просьбы, а потому обещает тебе Клятву меча, если ты выступишь нам на помощь.

— Мой господин, король Алойзис дает тебе тот же обет, — обещал Эбрульф.

Зигмар поразился, но отец, казалось, ожидал этого и кивнул.

— Значит, в самом деле страшна угроза с севера, — заметил король Бьёрн.

— Так и есть, мой господин, — заверил Ноткер.

Посланцев поблагодарили за доставленные новости и отпустили. Их отвели в приличествующие королевским гонцам покои, накормили и напоили. В мрачном расположении духа расходились воины унберогенов, ибо каждый думал только о грядущей войне.

Король Бьёрн позвал Альвгейра и Эофорта. Пока они обсуждали, как следует поступить ввиду приближающейся с севера угрозы, Зигмар молча сидел рядом с отцом. Маршал Рейка был настроен весьма агрессивно: прибытие беженцев и посланцев поколебало свойственную ему невозмутимость.

— Отвратительно, — возмущался Альвгейр. — Лучше бы они послали эту парочку молить нас о помощи. Предлагают Клятву меча… Разве можно давать ее с такой легкостью?!

— Нельзя, — согласился Эофорт. — Однако и нашествие северян — угроза, к которой нельзя относиться легкомысленно.

— Тьфу, да ведь северяне всего лишь люди, — отмахнулся Альвгейр, — которые истекают кровью и умирают, как и все другие.

— Один раз мне довелось сражаться с норсами, — поведал Бьёрн. — Верно, они истекают кровью и умирают, но это могучие и свирепые воины. А если с ними идут затерянные племена…

— Мне всегда казалось, что затерянные племена выдумали в сказках, чтобы пугать детей, — сказал Зигмар.

— Так и есть, — решительно кивнул Альвгейр. — Просто они хотят нас запугать, чтобы мы помогли им.

— Не думаю, — покачал головой Эофорт. — И не считаю, что посланцы лгут.

— Нет, конечно. — Бьёрн явно придерживался мнения советника. — Зигмар, ты как считаешь?

— Я согласен с тобой, отец. Обмана в их словах я не почувствовал. Думаю, они говорят правду, и нам нужно прийти на помощь братьям-королям. Нам очень выгодно получить Клятву меча от двух таких могущественных соседей. Это гарантирует нам безопасность северных границ. К тому же иметь в числе союзников конницу талеутенов и войско черузенов — не так-то мало.

— Говоришь, как настоящий король! — рассмеялся Бьёрн. — Мы конечно же им поможем. Ибо если черузены и талеутены потерпят поражение, то следом норсы нападут на нас.

— Интересно, — задумчиво проговорил Эофорт, — отчего Алойзис и Кругар не обратились за помощью к тевтогенам?

— Вполне возможно, что они это сделали, — предположил Бьёрн. — Но Артур сидит на вершине горы Фаушлаг и чувствует себя в безопасности. И без сомнения, с радостью предвкушает вторжение в земли соседей, когда норсы разгромят черузенов и талеутенов, да и сами ослабеют от войн.

— Тогда необходимо поскорей выступить, — решил Зигмар.

— А как же наши земли?! — воскликнул Альвгейр. — Они останутся беззащитными, если мы пошлем слишком много воинов на север. Зверолюди наглеют с каждым днем все больше, да и зеленокожие всегда по весне выходят на тропу войны.

— Мы не оставим наши земли без защиты, в поход пойдет столько воинов, сколько мы сможем выделить, — сказал Бьёрн. — А самого могучего воина я оставлю здесь, чтобы он хранил наши дома.

— Кого же это? — спросил Альвгейр, и Зигмар почувствовал, как в предвкушении ответа в животе у него образовался ком.

— Пока армия воюет на севере, наши земли будет защищать Зигмар.

В Рейке отражалась луна. Из пивных на противоположном берегу реки по воде разносились звуки пьяного кутежа. У кромки воды в смятении стоял Герреон и вновь и вновь переживал случившееся на Поле мечей.

Несчастные случаи там были не редки, но дело в том, что пролившаяся этим вечером кровь напомнила Герреону почти забытый день из далекого прошлого.

Он закрыл глаза и явственно представил себе красный отпечаток руки на тунике Зигмара. С неожиданной ясностью всплыли в памяти слова ведьмы, словно он слышал их только вчера.

«Когда ты увидишь знак красной ладони одновременно с раненым мечом, знай: время мести пришло. Когда в Рейкдорфе не будет править король, отыщи в болотах болиголов».

Тогда он ушел из пещеры колдуньи в совершеннейшем трансе. От опиатов, которые старуха сжигала в огне, и причастности к задуманному голова у него была словно в тумане. Едва ли Герреон помнил обратный путь через Брокенвалш, но тем не менее пробрался через топи и утром очнулся дома в постели. Голову ломило от пульсирующей боли, во рту пересохло.

Он лежал, прислушиваясь к шепоту ведьмы, и ужас мешал ему встать с постели, пока слова старухи медом вливались ему в уши.

«Стань миротворцем… твердо держись тропы мщения, но скрывайся под маской дружбы. Помни, Герреон-унбероген: красная рука и раненый меч».

Словно во сне, юноша встал с постели, вышел на улицу и двинулся через Рейкдорф. Ярко светило солнце, небо поражало удивительным оттенком синевы. Герреон постоял возле Клятвенного Камня и, чувствуя болезненное беспокойство, двинулся дальше по направлению к Полю мечей.

Там он нашел Зигмара и заключил с сыном короля мир, хотя чуть не поперхнулся сказанными словами. Шесть долгих лет он хранил в сердце ненависть, ежедневно лелеял ее и всякий раз, когда она грозила потухнуть, заново подливал масла в огонь.

И все же…

Шли дни. Герреон обнаружил, что ненависть отступает и уменьшается боль потери близнеца-брата. Однажды утром он, к своему ужасу, понял, что Зигмар ему даже нравится. Вольфгарт и Пендраг, которых он в юности совершенно не выносил, стали ему вполне симпатичны. Пришлось признать, что, если не оглядываться на юношеские предрассудки, можно найти в этих людях массу достоинств.

Вскоре он пропитался непринужденным духом товарищества воинов, которые сражались плечом к плечу и не раз спасали друг друга от смерти. Шли годы, и они с Зигмаром стали словно братья, будущее сияло радужными тонами, а ненависть испарилась, словно утренний туман.

И вот на тебе…

Когда Герреон увидел знаки, о которых предупреждала ведьма, его разум вновь заполонили темные воспоминания о гибели Триновантеса, хлынувшие, подобно прорвавшему дамбу потоку. Причем злость, гнев и боль от предательства Зигмара он ощущал столь же явственно, как в тот день, когда сын короля вернулся домой с телом его брата-близнеца.

«Раненый меч…»

Он даже не предполагал, что это может быть за знак, но, глядя на истекающего кровью посреди Поля мечей юного воина, вдруг все ясно понял. Мальчик сказал, что его зовут Брант, — старинное имя. Отличное имя с гордым наследием.

На древнем языке унберогенов слово «брант» означает «меч».

А Рейкдорф без короля? Как же такое могло случиться во времена расцвета могущества и влияния племени? Идея казалась совершенно неправдоподобной, но нынче король Бьёрн принял решение о созыве войска.

Весть об этом в разные уголки поскакали разносить верховые гонцы, и в течение десяти дней в Рейкдорфе должны были собраться те, кто присягнул в верности королю унберогенов. Каждый должен был иметь при себе меч, щит и кольчугу и приготовиться к походу на север длиной в несколько месяцев.

Во время отсутствия Бьёрна в городе будет править Зигмар…

…И это значит, что Рейкдорф останется без короля.

Темное предвкушение кровопролития и удовольствия, которое он получит от мести за Триновантеса, боролись с узами братства, окрепшими за последние шесть лет. Герреон отвернулся от реки и посмотрел на Холм воинов, темным силуэтом возвышавшийся на фоне ночного неба. Там лежал его брат.

— Как бы ты хотел, чтобы я поступил? — прошептал Герреон.

По его лицу текли слезы.

Десять дней собирались в Рейкдорфе воины со всех концов унберогенских земель. В столицу съезжались мужи из прибрежных поселков и плодородных долин Рейка. Они подчинялись приказу короля и зову долга.

В полях на восток от города устроили лагерь. Для ежедневно прибывавших сотен воинов из разных уголков королевских земель раскинулись длинные ряды холщовых шатров. По Суденрейкскому мосту проезжали мрачные всадники с тяжелыми топорами, мечами и копьями, лучники в легкой броне с кожаными нагрудниками и с луками из превосходного тиса и колчанами стрел, прямыми, словно солнечные лучи.

К северу от города Вольфгарт устроил временные пастбища для коней новобранцев, а Зигмар разбивал воинов на отряды. С каждым днем прибывали новые люди, и вскоре задача вести учет собравшимся пала на Пендрага.

Торговцы уже давно пользовались знаками чисел и примитивным шрифтом для того, чтобы отслеживать товарооборот. Воспользовавшись опытом рунической письменности гномов, Пендраг с помощью Эофорта создал примитивное письмо. Быстро осознав выгоду этого начинания, Зигмар приказал Пендрагу усовершенствовать новую форму общения и научить ей детей в школе.

Войску пришло время строиться. Королю Бьёрну предстояло повести армию численностью почти в три тысячи мечей. Пендраг тщательно записал каждого воина и деревню, из которой он прибыл.

Между тем Зигмар, Вольфгарт и Пендраг проявили чудеса организации, готовя собравшуюся армию к походу. Они приняли необходимые меры для того, чтобы из Рейкдорфа она вышла с достаточным количеством провианта, которого хватило бы на весь поход. Для обеспечения жизни армии была собрана длинная вереница фургонов с сопровождавшими их мастеровыми.

Король Бьёрн не занимался организационными вопросами, вместо этого он проводил все время вместе с теми, с кем ему скоро предстояло бок о бок сражаться с врагом. Каждый день король обходил разраставшийся лагерь и разговаривал с воинами. Порой его сопровождал Зигмар, которому очень нравилась шутливая манера общения отца. Ему приходилось изо всех сил скрывать разочарование, ибо он страшно жалел, что остается дома.

Когда отец объявил о решении оставить сына в Рейкдорфе, Зигмар, неописуемо рассерженный тем, что лишился шанса сразиться со столь могучим врагом, прямо из Большой палаты отправился к Равенне.

Девушка сразу же заметила мрачное настроение Зигмара, тут же налила двойную порцию рейкского пива и села. Зигмар, словно запертый в клетке волк, вышагивал по комнате, а она терпеливо ждала, пока он не успокоится.

Когда он наконец сел, Равенна тут же дала ему в руки кубок.

— Скажи, — начала она, — в чем дело?

— Отец меня оскорбил, — горячился Зигмар. — Армия скоро выступит на север, будет сражаться с норсами. Нас молят о помощи короли черузенов и талеутенов, и отец решил удовлетворить их просьбу.

— Это оскорбило тебя? Отчего?

— Я не приму участие в походе, — рыкнул Зигмар и отпил большой глоток пива. — Я останусь здесь, словно какой-то забытый, никому не нужный ветеран, а другие в это время обретут славу в бою.

Равенна покачала головой и сказала:

— Тебе только так кажется, Зигмар. Порой ты бываешь совершенно слеп.

Гневно и удивленно взглянул он на Равенну.

— Отец оказал тебе честь, Зигмар, — объяснила девушка. — Он вверяет тебе безопасность всего того, что дорого его сердцу. До его возвращения ты будешь заботиться обо всем том, что он создавал годами. Это великая честь.

Зигмар глубоко вздохнул и отпил еще пива:

— Надеюсь.

— Безо всяких «надеюсь».

— Но битва с норсами! — воскликнул Зигмар. — Слава ждет тех, кто сражается в таких битвах! Их…

— Глупец! — отрезала Равенна. — Ты так ничему и не научился? В битвах нет никакой славы, только боль и смерть. Ты говоришь о славе! Где же слава для тех, кто не вернется? Где слава тех, кто останется на поле боя пищей воронью и волкам? Я говорила тебе, что ненавижу войну, но еще больше я не выношу того, как вы, мужчины, восхваляете ее вечными разговорами о славе и благородстве. Войны ведутся не ради славы, свободы или какой-то еще радужной нелепицы. Короли желают заполучить больше земли и богатств, а самый быстрый и простой способ добиться этого — завоевание. Так что не смей за моим столом говорить о военной славе, Зигмар. Она убила моего брата.

Лицо Равенны исказилось от гнева, и следующие слова Зигмар подбирал уже более тщательно.

— Ты права, но иногда без войны все же не обойтись, — сказал он. — В войне с норсами мы будем сражаться не за богатство и даже не за славу, а ради того, чтобы выжить.

— Именно поэтому я рада, что ты не поедешь с отцом.

— Рада? О чем ты?

Уже более мягким голосом Равенна ответила:

— Думаешь, опасности, с которыми мы сталкиваемся ежедневно, куда-то денутся на время войны с норсами? Все равно придется отражать нападения зверолюдей, разбойников и зеленокожих. К тому же об отъезде твоего отца скоро прознают другие племена. Что, если или тевтогены, или азоборны, или бригунды попытаются захватить земли унберогенов, пока нет короля? Воины, которые пойдут в поход с твоим отцом, будут бороться за то, чтобы мы выжили. И я благодарю богов, что ты останешься здесь ради этой же цели. Думаю, пока король Бьёрн воюет на севере, у тебя не будет недостатка в битвах.

Глава девятая Оставшиеся позади

Деревню Уберсрейк поглотил огонь, в дымном воздухе пахло пожарищем. Из ста жителей не уцелел ни один. По разоренной деревне бродили волки, каркало воронье. Зигмар въехал в разоренную деревню на сером жеребце, и его сердце терзала глубокая печаль.

Воздух пропитался запахами разложения, и Зигмар сплюнул на вытоптанную землю комок собравшейся в горле мокроты. Рядом с ним были Вольфгарт и Пендраг. Следом в деревню въехали тридцать всадников — четверть оставшихся в Рейкдорфе воинов. Месяц назад королевская армия ушла в поход на север.

Куда ни глянь — всюду смерть.

Целые семьи были умерщвлены прямо в домах. Потом трупы вытащили на улицу и расчленили. Животных с проломленными черепами свалили в кучи. Посреди дороги разлагалась половина коровы.

— Кто же мог совершить такое? — Голос Вольфгарта клокотал от гнева и муки. — Зеленокожие?

— Нет, — покачал головой Зигмар.

— Говоришь уверенно, — менее эмоционально сказал Пендраг, но за внешним самообладанием друга Зигмар чувствовал глубочайшее возмущение учиненным произволом. — По мне, так это похоже на работу орков.

— Нет, — стоял на своем Зигмар. — Орки не оставляют трупов, когда разоряют земли людей. Они их едят. Здесь нет ни следов орков, ни их рисунков. Да, они не менее жестоки, верно. Но здесь побывали более изощренные убийцы.

Лицо Пендрага выражало отвращение, и он отвернулся от почерневших, изувеченных трупов, сваленных в кучу на пороге обгорелого дома.

— Тогда кто? — допытывался Вольфгарт. — Думаешь, люди? Но кем же надо быть, чтобы так свирепо разделаться с женщинами и детьми!

— Берсерки? — предположил Пендраг. — Говорят, что тюринги пьют огненную воду, от которой приходят в бешенство.

— Не думаю, что король Отвин одобрил бы такое, — покачал головой Зигмар. — Говорят, он человек крутого нрава, но я не стал бы обвинять его воинов в таком живодерстве.

— Времена изменились, — напомнил Пендраг. — Он все еще правит тюрингами?

— Насколько мне известно, да, — ответил Зигмар. — Не слышал, чтобы его трон занял кто-то другой.

— Тогда, может, какой-то главарь шайки разбойников решил разделаться с деревней в назидание другим, — предположил Пендраг.

— Вряд ли, — возразил Вольфгарт. — Разбойники просто обчистили бы деревню, но зачем им сжигать ее дотла? Ведь если убить людей, на следующий год некого будет грабить.

Зигмар остановил коня в центре разоренной деревни и, поворачиваясь в седле, рассмотрел все самым тщательным образом, чтобы в полной мере оценить чудовищность содеянного. Он думал о погибших людях, и им овладело отчаяние. Как они кричали, когда гибли в огне и от мечей врага!

— Почему они не сражались? — задал вопрос Вольфгарт, который ехал рядом с Зигмаром.

— Ты о чем? — не понял сын короля.

— Ни одного меча не попалось мне на глаза. Никто не оказал сопротивления врагу.

— Они всего лишь крестьяне, — заметил Пендраг.

— Но ведь они не только крестьяне, но еще и мужчины! — рявкнул Вольфгарт. — Могли бы сражаться и защищаться. Я вижу топоры и несколько кос, но ничто не говорит о том, что здешние жители боролись за свою жизнь. Если в дом приходит враг, надо его убить. Или, по крайней мере, бороться с ним по мере сил. Хоть кухонным ножом или топором.

— Брат мой, ты воин, — объяснил Зигмар. — В твоих жилах течет жажда сражений. А здесь жили крестьяне, которые наверняка устали и измучились после трудового дня. На них напали ночью, люди не смогли защититься.

Вольфгарт не желал соглашаться и стоял на своем. Он покачал головой и сказал:

— Мужчина всегда должен быть готов к борьбе вне зависимости от того, крестьянин ли он или воин.

— Они рассчитывали на нас, думали, мы их защитим, — сказал Зигмар. — Но мы подвели их.

— Друг мой, мы не можем одновременно находиться повсюду, — сказал Пендраг и снял шлем. — Наши земли велики, небольшой оставшийся в Рейкдорфе отряд не в силах патрулировать все поселения.

— Верно. Было бы слишком самонадеянно предположить, что мы сможем защитить всех. Но Вольфгарт прав, каждый мужчина должен быть готов к борьбе. Мы старались каждого воина вооружить железным мечом, а следовало бы подумать о том, что боевой клинок должен быть у каждого мужчины.

— Это, конечно, очень хорошо, когда есть меч, — заявил Вольфгарт. — Но уметь с ним обращаться… это нечто другое.

— Само собой, друг мой, — отвечал Зигмар. — Нужно повсеместно начать тренировки и научить каждого мужчину владеть мечом. Для защиты от нападений в каждой деревне должны быть воины.

— На это нужно время, — задумчиво проговорил Пендраг. — Если такое нововведение вообще возможно.

— Мы должны сделать так, чтобы оно стало возможным! — рявкнул Зигмар. — Зачем нужна Империя, если мы не сможем ее защитить? Когда отец вернется, мы разработаем план по созданию в каждой деревне войск, их обучению и вооружению. Ты прав, наша территория слишком велика, чтобы защищать ее с помощью только одной армии. Значит, каждой деревне нужно уметь самой обороняться от врагов.

Обсуждение прервало появление Кутвина и Свейна, которые вышли из леса на северной оконечности деревни и подошли к трем воинам.

По выражению лица Свейна Зигмар понял, что родившиеся у него в уме подозрения оказались правильными. Когда лазутчики подошли к ним, Свейн сел на корточки и начал рисовать чертеж в пыли, и Зигмар спрыгнул с коня.

— Около пятидесяти всадников, мой господин, — начал Свейн. — На заходе солнца они появились с запада. Прошли по деревне, сжигая все на своем пути. Часть отряда обогнула поселок с востока и отлавливала тех, кто пытался спастись бегством. Большинство жителей были убиты прямо на улице, остальных загнали обратно в дома и сожгли.

— Куда всадники поехали после расправы? — допытывался Зигмар.

— На запад, — ответил Кутвин. — Через леса они двинулись к побережью.

— Но они не придерживались выбранного направления, верно?

— Нет, мой господин, — подтвердил Кутвин. — Примерно через три мили они свернули на север, следуя течению реки.

— Молодцы, ребята! — похвалил лазутчиков Зигмар, вставая.

— Ты ведь знаешь, кто за это в ответе, да? — спросил Пендраг.

— Предполагаю.

— Кто же? — допытывался Вольфгарт. — Скажи, и мы покараем негодяев!

— Думаю, тевтогены, — ответил Зигмар.

— Тевтогены? — воскликнул Вольфгарт.

— Артур знает, что наша армия сражается на севере. Пользуясь отсутствием отца, он решил проверить, на что мы способны, — объяснил Зигмар. — Вывод вполне логичный.

— Тогда мы сровняем с землей одну из его деревень, — прорычал Вольфгарт, — и покажем ему, что значит нападать на унберогенов!

Зигмар в упор посмотрел на друга. Когда он рукой махнул в сторону обугленных, искалеченных тел, в глазах его пылал гнев.

— Хочешь спалить деревню тевтогенов? Ради мести убить женщин и детей?

— А ты предлагаешь оставить резню без ответа? — парировал вопрос Вольфгарт.

— Артур сам заплатит за это, — пообещал Зигмар. — Но не сейчас. Нас слишком мало, чтобы его наказать. И мы не дадим ему шанс выступить против нас большим отрядом. Пока армия унберогенов воюет на севере, придется поступиться гордостью.

— А когда вернется король? — спросил Вольфгарт.

— Тогда мы и сочтемся, — дал слово Зигмар.

Северный холод и пронизывающий ветер пробирали до костей. Король Бьёрн поправил плащ из белого волчьего меха, удивляясь, как можно мерзнуть, если ты укутан с головы до ног. Они зашли далеко на север. Здешний климат, как день от ночи, отличался от свежих зим и благоуханных весен родины короля.

Здесь, в краю темных сосен, суровых долин и продуваемых всеми ветрами равнин, могли выжить лишь самые стойкие. Северное лето было сырым и коротким, а зима — настолько лютой, что порой за ночь вымерзали целые деревни.

Столь суровый климат воспитал выносливый народ, и во время сражений жители северных земель удивили Бьёрна храбростью и упорством.

Король унберогенов шел по лагерю армии союзников и по пути с улыбкой восхвалял отвагу каждого отряда. Голые, разукрашенные татуировкой дикари-черузены, в одних только набедренных повязках плясали вокруг горящих синим пламенем костров. Талеутены пили крепкие напитки и обсуждали, кто сколько сегодня проломил черепов.

В битву пошли семь тысяч человек. Около тысячи с поля боя не вернулись, став пищей воронью и червям. Сотни раненых вопили от боли, пока лекари пытались их спасти. Долину заполонили неровные ряды шатров, но большинство воинов, завернувшись в шкуры, спали у сотен походных костров.

Рядом с королем шагал Альвгейр, с головы до ног закованный в бронзовую броню. На голове у него красовался шлем в форме оскалившегося волка, с поднятым забралом. Сверху Королевский Защитник был облачен в такой же, как у короля, плащ из белых волчьих шкур — дар короля Алойзиса в честь того, что армия унберогенов перешла Талабек и вступила на земли черузенов.

За двумя предводителями шли десять вооруженных тяжелыми боевыми молотами воинов. Нагрудники у них были выкрашены в красный цвет, а длинные бороды заплетены в тугие косицы, как принято у талеутенов. Они были настолько убеждены в своем мастерстве, что считали излишним защищаться шлемами и щитами. Бьёрн знал, что самоуверенность десятка смельчаков вполне оправданна.

По крайней мере трижды за время сражения они спасли его жизнь: могучими молотами крушили черепа норсов и сшибали громадных монстров, которые пытались подобраться к королю. Каждый член свиты Бьёрна носил плащ из белых волчьих шкур, и уже поговаривали о том, что эти воины наделены силой Ульрика.

Армия норсов вторглась далеко вглубь страны, и столица короля удозов Вольфилы, прибрежная крепость, все еще была осаждена врагом. Чтобы прогнать норсов обратно к морю, предстояло пролить еще немало крови. Пока их удалось потеснить, но эти схватки были лишь краткими стычками, прелюдией перед большим сражением к востоку от Срединных гор.

Норсы славились неистовством и свирепостью, но им явно недоставало дисциплины южных племен. Три короля сформировали из своих армий могучее войско и подавали всем личный пример храбрости, когда неслись в самую гущу сражения, воодушевляя воинов.

Семь тысяч воинов южных королей дали бой шеститысячному войску убийц с ледяными глазами и хищным разбойникам из-за моря, облаченным в черные доспехи. Бой начали отряды неистовых воинов, измазанных запекшейся кровью и краской, с зубчатыми гребнями волос. Они отделились от рядов врага, выкрикивая ужасные молитвы своим Темным богам и размахивая цепями.

Стрелы сразили этих безумцев, но слюнявых псов с запекшейся в шерсти кровью и завывающих монстров так просто не остановишь, они разрывали горла союзников желтыми клыками и зажатыми в страшных ручищах лезвиями могли одним махом сразить дюжину человек.

Бьёрн помнил ужасный миг, когда атакующий клин темных всадников на храпящих, отливавших синевой черных конях вломился в брешь, пробитую псами. Много воинов полегло от их черных копий, многих смяла неистовая ярость ринувшихся вперед конников. Но дикари-черузены, не страшась опасности, бросились в гущу закованных в броню всадников и принялись стаскивать их с седел, а воины унберогенов ловкими ударами топоров мрачно расправлялись с упавшими.

Отважные южане стойко держались. Шло время, атаки норсов сделались менее яростными, и Бьёрн почуял в рядах врага некую слабину.

Союзники наступали, размахивая топорами и мечами, а всадники талеутенов обошли вражеские фланги и изводили противника смертоносно-точными стрелами. Воины унберогенов убивали десятками, крушили ряды северян, которые подались назад, и теперь их строй напоминал дугу туго натянутого лука. Бьёрн понял, что пришел момент оказать влияние на ситуацию, и приказал знаменосцу пробиваться вперед. Сам он яростно атаковал и, чтобы все его воины видели, высоко над головой замахнулся топором.

Короли черузенов и талеутенов увидели бросок Бьёрна и тоже ринулись в битву. Запели боевые рога, затрещали барабаны. Сотни конников вломились в ряды северной армии, во множестве убивая врагов и разметая их, словно солому.

Воздух в долине задрожал от победных криков, и казалось, исход сражения уже решен. Тогда военачальник северян, воин в алых доспехах с рогатым шлемом, проехал сквозь войско к передним рядам под сенью кроваво-красного знамени. Под ним был черный конь с глазами, похожими на два ярко пылающих горна. Предводитель восстановил порядок в своих рядах. И северяне, продолжая отбиваться, отступили из долины.

Для погони у армии союзников не хватило ни сил, ни слаженности действий. А потому Бьёрн с тяжелым сердцем выслушал лазутчиков, которые доложили, что северяне перегруппировались и исправным строем отошли в густо поросший лесом горный кряж.

Этим вечером воины трех королей хорошенько отдохнули и плотно поели, ибо все знали, что им предстоит еще одно сражение и многих ждет смерть.

Несколько дней союзники тревожили северян, стремясь выманить их из убежища. Однако дерзкие выходки талеутенских лучников не могли заставить врага покинуть занятые позиции.

Командующие армией союзников размышляли, как же теперь воевать против северян. Для ответа на этот вопрос созвали военный совет.

— Кругар захочет атаковать на рассвете. Наверняка Алойзис тоже, — сказал Альвгейр, когда они приближались к окруженному вооруженными воинами и пылающими факелами шатру, где был назначен совет.

— Знаю, — кивнул Бьёрн. — Я отчасти тоже сторонник атаки.

— Дорого обойдется наступление вверх по склону, — заметил Альвгейр, когда они подошли к шатру короля Алойзиса. — Погибнет много людей.

— И это я тоже понимаю, Альвгейр, но разве у нас есть выбор? — спросил Бьёрн.

Зигмар пришел к выводу, что время — величина непостоянная, совсем не железная и непреклонная, а гибкая и растяжимая, словно нагретое золото. С тех пор как из Рейкдорфа уехал отец, недели тянулись болезненно-медленно, а когда между патрулированием земель ему удавалось урвать несколько Часов и провести их с Равенной, они пролетали подобно молнии.

Едва он въезжал в ворота Рейкдорфа и падал в ее объятия, как ему опять приходилось надевать кольчугу, брать щит и быть готовым к сражению. Набеги на обособленно стоящие деревни продолжались, но лютость нападения на Уберсрейк не повторилась ни разу.

В каждую деревню Зигмар отправил мечи и копья, а также воинов, которые должны были обучить крестьян искусству боя. Вместе с оружием сын короля отправлял зерно из амбаров Рейкдорфа, чтобы женщины и дети не голодали, пока мужчины-крестьяне учатся быть воинами.

Эофорт придумал круговую систему очередности: соседи крестьянина обрабатывали его участок земли, пока он учился защищать деревню. Таким образом, каждый мужчина мог спокойно обучаться ратному ремеслу и не беспокоиться о том, что его земля останется необработанной или урожай пропадет.

Среди забот о жителях племени унберогенов мысли Зигмара непременно возвращались к лежащим за границами отцовского королевства землям. Шло лето, в горах воевали племена орков, и король Курган Железнобородый присылал вести о великих сражениях. Зигмару очень хотелось помочь осажденным гномам, однако у него самого каждый воин был на счету.

Ожидая новостей от отца, неимоверно уставший, Зигмар мерил шагами королевскую Большую палату. И пил вино. Алкоголь вроде бы помогал справляться с мучительной головной болью.

— Тебе лучше бы отдохнуть, а не пить, — заявила Равенна, глядя на него из дверей Большой палаты.

— Мне нужно поспать, — ответил Зигмар. — Вино поможет уснуть.

— Нет, — покачала головой Равенна. Она подошла к нему и взяла из его рук кубок с вином. — Пьяный сон не снимает усталости. Может, ты и уснешь, только утром не почувствуешь себя бодрее.

— Может, и нет. — Зигмар нагнулся и поцеловал ее в лоб. — Только без вина мысли не дают мне уснуть, кружат и кружат в голове, и я лежу всю ночь без сна.

— Тогда пойдем ко мне, Зигмар, — предложила Равенна. — Я помогу тебе уснуть, и утром ты проснешься новым человеком.

— Правда? И как же ты сотворишь это чудо? — спросил Зигмар, следуя за ней к выходу.

— Увидишь, — улыбнулась девушка.

Когда Зигмар откинулся на спину, тело его блестело от пота. Равенна положила руку ему на грудь, а ногой обвила бедро. Темные волосы разметались по убранной шкурами постели. Зигмар чувствовал аромат розового масла, которым она натерла кожу.

Огонь в очаге едва горел, но в комнате было тепло и комфортно.

Зигмар улыбнулся, чувствуя, как к нему подкрадывается приятная дремота. Вино и объятия Равенны успокоили тревоги и отогнали мирские заботы, казавшиеся теперь чем-то далеким.

Пальчики Равенны пробежали по его груди, и Зигмар погладил волосы цвета ночи, а между тем события прошлых дней уносило прочь, они переставали давить на него. Ему очень хотелось узнать об отце и воинах унберогенов, но, как любил говорить Эофорт, «если бы мысли были конями, то люди разучились бы ходить».

— О чем ты думаешь? — мечтательно шепнула Равенна.

— О сражении на севере, — ответил Зигмар и тут же вздрогнул, потому что Равенна ущипнула его.

А потом сложила руки у него на груди и оперлась подбородком на предплечье, с лукавой улыбкой глядя на него.

— И зачем ты это сделала? — поинтересовался Зигмар.

— Когда женщина спрашивает, о чем ты думаешь, на самом деле она не ждет честного ответа.

— Правда? А чего же она ждет?

— Она хочет, чтобы ей сказали, как она прекрасна и как сильно любима.

— Ах вот оно что! Почему же прямо не спросить об этом?

— Если приходится спрашивать прямо, то это совсем не то, — заметила Равенна.

— Но ты действительно прекрасна, — сказал Зигмар. — Нет никого красивее тебя на землях от западного океана до Краесветных гор. Я действительно тебя люблю, и ты знаешь об этом.

— Тогда скажи.

— Я тебя люблю. Всем сердцем.

— Вот и отлично, — улыбнулась Равенна. — Теперь мне лучше, а когда мне становится лучше… то и тебе лучше.

— Не будет ли эгоистично с моей стороны просто говорить тебе то, что ты хочешь услышать, чтобы мне самому потом стало лучше?

— Разве это имеет значение? — Голос Равенны стал тише, потому что веки ее уже слипались от усталости.

— Нет, — улыбнулся Зигмар. — Думаю, что нет. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

— Тогда расскажи мне о будущем.

— О будущем? Любовь моя, я не провидец.

— Да нет, просто расскажи, чего ты ждешь, — прошептала Равенна. — Не надо говорить о великих мечтах и Империи, просто расскажи о нас.

Зигмар крепче обнял Равенну и закрыл глаза.

— Ну так вот, — начал он. — Я стану королем, а ты будешь моей королевой, самой любимой женщиной на земле.

— В этом радужном будущем у нас будут дети? — тихонько пробормотала Равенна.

— Несомненно. В конце концов, нужен же королю наследник. Наши сыновья будут сильными и храбрыми, а дочери — почтительными и прелестными.

— И сколько же у нас будет детей?

— Столько, сколько захочешь ты, — пообещал Зигмар. — Среди унберогенов наследники Зигмара станут самыми красивыми, гордыми и отважными.

— А мы? — шепотом спросила Равенна. — Что ждет нас?

— Нас ждет счастливое мирное будущее, мы будем жить долго и счастливо, — ответил Зигмар.

По лицу Герреона текли слезы, и он чуть ли не бегом влетел во тьму Брокенвалша. Пришел конец прекрасным сапогам из мягчайшей лайковой кожи: в них через край хлынула вода вперемешку с черным илом. Все дальше и дальше он пробирался вглубь мрачного и унылого болота.

У самой земли клубился туман, Моррслиб заливала болота изумрудной зеленью призрачного света. В тумане плавали огоньки, похожие на горящие свечи, но даже в своем нынешнем состоянии Герреон понимал, что идти на этот свет не стоит.

В болотах Брокенвалша полно трупов тех, кого заманили болотные огни, завели на погибель в простиравшиеся вокруг Рейкдорфа топи.

Герреон вцепился в рукоять меча, и ярость разгорелась пуще прежнего, когда он представил себе Зигмара, предающегося разврату с сестрой в его собственном доме. Когда они заявились вдвоем, Герреон как раз точил меч, и ему пришлось улыбнуться, постараться сдержаться, чтобы не заколоть сына короля прямо там.

Герреон вздрогнул, когда Зигмар вздумал положить руку ему на плечо, и полыхнувшая в глазах ненависть чуть было не выдала его.

В каждом их слове читались похотливые желания, и, хотя Зигмар и Равенна просили Герреона отужинать с ними, он извинился и сбежал во тьму еще до того, как огонь очага успел осветить его истинные чувства.

Герреон поскользнулся на краю пруда, вновь зачерпнув сапогами болотной грязи, и упал на колени. Ладони окунулись в вонючую жижу, и, когда он вгляделся в воду, с лица закапали черные слезы.

На поверхности пруда виднелось его лицо, искаженное движущейся водой. У Герреона перехватило дыхание, когда он заметил над своим плечом луну, отражение которой по непонятной причине было неподвижным.

Герреон достал из воды руки — пальцы покрывала тонкая пленка маслянистой черной жижи. В ночной темноте она выглядела совсем как кровь, и он стряхнул эту мерзость.

— Нет… пожалуйста… — прошептал он. — Я не могу!

Лунный свет освещал высокое растение на краю пруда. Герреон оторвался от созерцания воды и перевел взгляд на него. Стебли венчали плоские соцветия с огромным количеством крохотных белых цветков. От растения исходил тошнотворный запах, и с тяжелым сердцем Герреон узнал болиголов — одно из самых ядовитых растений этих мест.

Налетел ветерок, и на какое-то мгновение Герреону показалось, что болиголов кивает, манит его к себе. Пока он смотрел на растение, стебель согнулся, а потом надломился — и из полой трубки выступил и закапал маслянистый сок.

Герреон поднял лицо к темному небу. На него сверху глядела луна, холодная, безжалостная и враждебная.

Считалось, что смотреть в глубины злой луны даже недолго — не к добру, ибо Темные боги видят сердца людей, которые поступают столь опрометчиво, и насаждают в них семена зла.

Когда Герреон вглядывался в изменчивый свет, ему показалось, что он видит два мерцающих ока, неописуемо прекрасных и жестоких.

— Кто ты? — крикнул он в темноту.

Бездонные озера глаз сулили мрачные чудеса и неизмеримые познания, и Герреон вдруг ясно понял, что нити судьбы были сплетены задолго до его рождения и протянутся после его смерти.

Он встал и через пруд двинулся к поникшему болиголову.

— Вот и славно, — сказал Герреон. — Если невозможно избежать уготованной мне судьбы, значит, нужно следовать ей.

Глава десятая Алая заря

Солнце встало среди золотистых облаков. Лучи света заиграли на бронзовых доспехах норсов, и казалось, что лесистый горный хребет объят пламенем. Грозные северяне, выстроившиеся на склонах широкого скалистого горного кряжа, стучали топорами по щитам, из их глоток вырывались жуткие боевые кличи.

Бьёрн верхом сидел у подножия хребта, с ним рядом был Альвгейр и личная стража — Белые волки, как их прозвали. На ледяном ветру, дующем с севера, трепетало знамя с изображением волка, слева и справа на фоне выстроившейся армии в вышине развевались знамена королей-побратимов Бьёрна.

Оглядев ряды воинов, король унберогенов с гордостью признал, что его бойцы, без сомнения, самые грозные и величавые. Вооруженные копьями мужи ждали приказа к наступлению, и соплеменники Бьёрна ответили на боевой клич норсов ничуть не менее грозными воинственными криками.

Дикари-черузены повернулись к норсам спиной и показали им голые задницы, а талеутенские всадники с пренебрежением проскакали галопом под носом у врага.

Высок был дух войска, а ледяной ветер жрецы Ульрика расценили как добрый знак — благословение бога зимы и предзнаменование победы.

Бьёрн повернулся к Альвгейру. Отполированные доспехи славного Рыцаря-Защитника сияли, словно золото. С поднятым забралом неподвижно сидел маршал племени унберогенов подле своего короля, но Бьёрн углядел напряженность в его лице, чего раньше никогда не замечал перед боем.

— Тебя что-то волнует? — спросил Бьёрн.

Альвгейр посмотрел на короля и покачал головой:

— Нет, я спокоен.

— А мне кажется, что ты нервничаешь.

— Мы сейчас начнем сражение, и я должен защищать короля, который готов ринуться в самый тяжелый бой, даже не думая о том, как бы выжить, — сказал Альвгейр. — Такое кого угодно обеспокоит.

— Ты думаешь только о моей жизни? — удивился Бьёрн.

— Да, мой господин.

— И тебя не волнует собственная смерть?

— А разве должна волновать, мой король?

— Думаю, что большинство собравшихся здесь мужчин хоть немного, но боятся умереть.

Альвгейр пожал плечами и сказал:

— Если Ульрик пожелает меня призвать, он так и поступит, я ничего с этим поделать не смогу. Мне надлежит храбро сражаться и молиться о том, чтобы бог счел меня достойным и позволил войти в его чертоги.

Бьёрн улыбнулся, ибо столь длинную беседу они с Альвгейром вели впервые.

— Ты удивительный человек, Альвгейр. Тебе так просто живется, верно?

— Пожалуй, — согласился Королевский Защитник. — У меня долг перед тобой, и, кроме того…

— Что же «кроме того»? — Бьёрна вдруг охватило любопытство.

Альвгейр утверждал, что не боится смерти, но в преддверии грядущего сражения разговорился так, как ни разу в жизни. Подумав, Бьёрн понял, что это вовсе на Альвгейр молол языком, а он сам.

— Кроме того… не знаю, — сказал Альвгейр. — Я всегда был твоим Рыцарем-Защитником.

— А когда я умру, ты станешь защищать Зигмара, — закончил Бьёрн, и во рту у него вдруг пересохло, когда он понял, что теперешнее желание говорить и общаться с другим человеком проистекало из необходимости увериться в том, что после его смерти народ унберогенов будет в безопасности.

— Ты в мрачном настроении, мой господин, — заметил Альвгейр. — Что-то не так?

На этот простой вопрос у Бьёрна не было ответа.

Король проснулся среди ночи от ощущения опасности — ему показалось, что в шатре кто-то есть. Как такое возможно, когда его сон охраняют Альвгейр и Белые волки, он не знал, но мигом нащупал рукоять Похитителя душ.

Бьёрн открыл глаза и почувствовал, как холод сковал сердце: по полу шатра стлался серебристый туман, а в углу притаилась согбенная фигура, закутанная в черный плащ с капюшоном.

Бьёрн свесил ноги с походной кровати и замахнулся топором.

— Кто ты? — взревел он. — А ну, покажись!

— Мир тебе, король Бьёрн, — приветствовал короля хорошо знакомый голос. — За обещанным явилась путница из подвластных тебе земель.

— Ты?! — прошептал Бьёрн, когда, откинув капюшон, ведьма Брокенвалша открыла морщинистое лицо. Волосы сияли тем же серебристым светом, что и туман, и сердце Бьёрна сжалось от стылого ужаса — он знал, зачем явилась старуха. — Как ты здесь оказалась? — спросил король.

— Я не здесь, король Бьёрн, — отвечала ведьма. — Я не более чем тень в густой темноте и посредник неведомых сил. Никто меня не видел и не увидит. Я явилась только тебе, и никому больше.

— Что тебе угодно?

— Ты сам знаешь, — сказала колдунья, подходя ближе.

— Вон отсюда! — вскричал Бьёрн.

— Хочешь, чтобы погиб твой сын и пропало королевство? — прошипела ведьма. — Ибо именно это поставлено на кон.

— Зигмар в опасности?

Старуха кивнула и сказала:

— Прямо сейчас близкий друг замышляет зло против него. К этому времени завтра твой сын уже должен пройти через врата царства Морра.

У Бьёрна подкосились ноги, и он упал на кровать. Несказанный ужас обуял его при мысли о том, что тело Зигмара найдет последнее пристанище на Холме воинов.

— Что же мне делать? — вопросил он. — Я слишком далеко, чтобы помочь ему.

— Нет, — отвечала ведьма. — Помочь ты можешь.

— Но ты… ты же в Брокенвалше, верно? Ты явилась мне в видении?

— Правильно, король Бьёрн.

— Ты же знаешь, кто замышляет недоброе против Зигмара, так почему не спасешь его? — потребовал ответа Бьёрн. — Ты же властна над тайным. И можешь избавить его от опасности!

— Нет, потому что убийцу на него я наслала сама.

Бьёрн вскочил на ноги и взмахнул топором, желая сокрушить ведьму, но лезвие ничего не встретило на своем пути, ибо тело колдуньи было всего лишь сгустком тумана.

— Почему? — допытывался Бьёрн. — Зачем ты это сделала? Для чего подсылать убийцу, чтобы потом пытаться предотвратить преступление?

Ведьма приблизилась к Бьёрну, и в глазах старухи король увидел темное знание, которое погубило бы его навсегда, стоило приподнять завесу тайны. Он отвел взгляд.

— Человек — это смесь переживаний, Бьёрн, — сказала колдунья. — В нем, как металлы в хорошем мече, сочетаются все пережитые им чувства: любовь, страх, радость и боль. В некоторых людях все сбалансировано, и потому они служат свету. В других — баланс нарушен, и они становятся орудием Тьмы. Чтобы стать тем, кем ему надлежит, твоему сыну суждено пережить громадную боль и страшную потерю.

— Я так понимаю, что спасти Зигмара могу только я?

— И ты это сделаешь. Когда мы встречались на могильном холме, я тебя предупредила, что приду за священной клятвой. Помнишь?

— Помню, — ответил Бьёрн, которого сковал ужас.

— И вот я здесь, — объявила колдунья.

— Хорошо, — согласился Бьёрн. — Проси.

— Когда утром начнется бой, разыщи алого предводителя армии норсов и сразись с ним.

— И все? — прищурился Бьёрн. — Никаких загадок? Я даже как-то неловко себя чувствую.

— Только это, — кивнула старуха.

— Тогда я, король племени унберогенов, клянусь тебе в этом. Я буду биться с этим негодяем-норсом и отсеку его поганую голову.

— Надеюсь, так и будет, — улыбнулась ведьма.

Сгустился туман, а утром Бьёрна разбудил утренний свет. Он сел и в мельчайших подробностях припомнил явление ведьмы.

Бьёрн разжал кулак и обнаружил кулон на кожаном ремешке. Король внимательно рассмотрел его — это оказалась маленькая бронзовая подвеска в форме закрытых ворот. Первым импульсом было швырнуть эту находку с обрыва в быструю реку, но вместо этого Бьёрн надел подвеску на шею и спрятал под шерстяной безрукавкой.

И теперь, когда король готов был выступить против армии северян, загадочный дар висел у него на шее, грозя своей тяжестью утащить под землю.

Альвгейр протянул руку вперед и показал на хребет:

— Явился негодяй.

Бьёрн посмотрел вверх. Перед армией норсов ехал вражеский военачальник. Сияли алые доспехи, гордо развевалось знамя с изображением дракона. Вздыбился черный конь полководца, в лучах солнца вспыхнул направленный в небо грозный меч.

Взвыли трубы, застучали барабаны, и армия южных королей двинулась вперед — тысячи вооруженных мечами, боевыми топорами и копьями воинов, готовых изгнать норсов со своих земель.

Вдалеке завыл волк. Бьёрн грустно улыбнулся.

— Думаешь, это хороший знак? — спросил он своего Рыцаря-Защитника.

— С нами Ульрик! — сказал Альвгейр, подавая королю руку.

Бьёрн сильным пожатием воина сжал протянутую ладонь:

— Пусть он дарует тебе силу, Альвгейр.

— И тебе, мой король, — ответил Рыцарь-Защитник.

Король унберогенов Бьёрн, крепко сжимая рукоять топора по прозвищу Похититель душ, не спускал глаз с воина в красных доспехах. Собирались вороны.

Зигмар проснулся свежим, но было ему неспокойно: в памяти кружили обрывки сна про отца, которые окончательно ускользали от него. Он глубоко вздохнул и посмотрел на спящую рядом Равенну. Ночью одеяло из шкур соскользнуло с нее, обнажив плечо, и Зигмар склонился, чтобы поцеловать золотистую, загорелую кожу.

Равенна улыбнулась, но не проснулась, и Зигмар тихонько встал и начал одеваться.

Потом взял с тарелки кусок жареного цыпленка и тут же понял, насколько проголодался. Они с Равенной приготовили поесть, но, когда ушел Герреон, занялись удовлетворением голода иного рода, и потому еда осталась нетронутой.

Он уселся за стол и поел, налил воды и прополоскал рот. Равенна пошевелилась, и Зигмар довольно улыбнулся.

Его уже не так волновали мысли о войне, он уже меньше беспокоился за свой народ. Но нельзя бросать управление землей вне зависимости от того, королевский ты сын или нет. Зигмар чуть пожалел о беспечных заботах юности, когда мечтал лишь о том, чтобы сразиться с драконом и стать похожим на отца.

Детские желания уступили место мечтам более серьезным. Ему очень хотелось, чтобы его народ жил в мире, чтобы им управляли достойные люди и на земле установилась справедливость. Зигмар выбросил из головы подобные грандиозные мысли, желая сейчас быть просто мужчиной, которому посчастливилось разделить ложе с прекрасной женщиной, а потом как следует поесть.

Равенна перевернулась и подперла щеку кулачком, черные волосы растрепались и теперь походили на гриву берсерка. Придумав это сравнение, Зигмар усмехнулся, и Равенна улыбнулась ему в ответ, откинула одеяла и голая прошествовала за своим изумрудным плащом.

— Доброе утро, любовь моя, — поздоровался Зигмар.

— Утро воистину доброе, — отозвалась Равенна. — Отдохнул ли ты?

— Я свеж, — кивнул Зигмар, — хотя только Ульрику известно отчего, потому что ты, женщина, мне спать совсем не давала!

— Отлично, — улыбнулась Равенна. — Когда ты в следующий раз придешь ко мне в постель, я оставлю тебя одного.

— Ах, я не это имел в виду.

— Вот и славно.

Зигмар отодвинул тарелку с куриными костями, а Равенна сказала ему:

— Хочется искупаться. Пойдем со мной.

— Я не умею плавать, — покачал головой Зигмар. — И к сожалению, сегодня мне надо заняться делами.

— Я тебя научу, — пообещала Равенна и распахнула плащ, щеголяя своей наготой. — Если будущий король не может уделить себе самому время, то кто тогда может? Пойдем, я знаю славную заводь недалеко отсюда, где приток Рейка пробегает по укромной маленькой долине. Тебе там непременно понравится.

— Ну что ж, — подчинился Зигмар и всплеснул руками, признавая свое поражение. — Для тебя — все что угодно.

Они быстро оделись, собрали в корзину хлеб, куски жареного цыпленка и фрукты. Зигмар прикрепил к поясу меч в ножнах, потому что Гхал-мараз остался в королевской Большой палате, и они вдвоем рука об руку пошли через Рейкдорф.

Они направлялись к северным воротам, и по пути Зигмар махнул Вольфгарту и Пендрагу, которые упражнялись с воинами на Поле мечей. Когда они выходили через ворота, им кивнули охранявшие въезд в город воины, и Зигмар с Равенной уступили дорогу фургонам остготов, запряженным косматыми лошадьми.

Ведущие в Рейкдорф дороги были весьма оживленными, и воины были заняты досмотром желающих въехать в королевский город.

Вдалеке завыл волк, и у Зигмара по спине поползли мурашки.

Зигмар с Равенной вскоре свернули с дороги. Рейкдорф скрылся из виду, и они шли по лесу на звук журчащей воды. Девушка уверенно шагала вперед и вела друга туда, где по уединенной долине протекала тонкая лента серебристой воды, сбегавшей со склона и стремящейся к могучему Рейку.

Хотя здесь деревья росли далеко друг от друга, с дороги не было видно маленького водопада. К тому же широкий природный бассейн, куда падали струи воды, был загорожен торчащими из земли огромными камнями, похожими на древние зубы.

Чаша под водопадом была глубока, и Равенна, сбросив платье, нырнула под воду, словно ножом прорезая четкую дорожку. Вот она всплыла на поверхность и встряхнула головой, отбрасывая волосы с глаз.

— Давай! — крикнула она. — Прыгай в воду.

— С виду холодная, — медлил Зигмар.

— На самом деле — бодрящая, — сказала Равенна и поплыла, рассекая воду сильными грациозными гребками. — Она разбудит тебя.

Зигмар поставил корзину с едой на краю поляны и сказал:

— Я уже проснулся.

— Что такое? — рассмеялась Равенна. — Могучий Зигмар боится прохладной водицы?

Он мотнул головой, расстегнул пояс с ножнами и положил возле корзины, потом стянул сапоги и снял остальную одежду. Подошел к краю чаши и встал, наслаждаясь мельчайшими капельками отрывавшейся от водопада воды, приятно холодящей кожу.

На ветке дерева, растущего напротив Зигмара, сидел ворон и с интересом поглядывал на него. Зигмар кивнул на птицу-предвестника.

— Вечером перед отъездом в Астофен Триновантес тоже видел ворона, — донесся из-за спины чей-то голос.

Рука Зигмара инстинктивно метнулась к поясу, прежде чем он понял, что оставил меч рядом с корзиной. Он обернулся и расслабился, увидев на краю поляны Герреона.

И тут же понял: что-то не то.

Одежда Герреона была грязной, вся в черных пятнах. Сапоги прохудились, кожаная безрукавка превратилась в лохмотья. Лицо брата Равенны казалось удивительно бледным, под глазами залегли тени, а черные волосы, обычно так аккуратно причесанные, спутанными жгутами падали на лицо.

— Герреон! — воскликнул Зигмар, вдруг осознав, что стоит совершенно голый. — Что с тобой?

— Ворон, — повторил Герреон. — Уместно, не так ли?

— К чему уместно? — спросил Зигмар, смущенный враждебным тоном Герреона.

Краем глаза он видел Равенну, которая плыла обратно к берегу, и шагнул вперед.

И забеспокоился пуще прежнего, потому что Герреон передвинулся так, чтобы встать между Зигмаром и мечом.

— К тому, что вы оба перед смертью видели воронов.

— О чем ты, Герреон? — спросил Зигмар. — Надоела мне твоя околесица.

— Ты его убил! — крикнул Герреон и выхватил из ножен меч.

— Кого убил? Ты несешь чушь.

— Ты знаешь кого, — всхлипнул Герреон. — Триновантеса. Ты убил моего брата-близнеца, а теперь за это я убью тебя.

Зигмар знал, что должен скорее уходить, просто прыгнуть в воду и поплыть вместе с Равенной по течению, но в нем текла кровь королей, а короли не спасаются бегством даже тогда, когда у них нет надежды на победу.

Герреон был искусным фехтовальщиком, а Зигмар — безоружный и нагой. Если бы перед ним стоял любой другой противник, Зигмар рискнул бы пойти на сближение, не опасаясь получить смертельную рану. Но с таким искусным и быстрым, как змея, воином шансов у него не было.

— Герреон! — вскричала Равенна, которая уже приплыла к берегу. — Что это ты делаешь?

— Не выходи из воды, — предупредил ее Зигмар, медленно приближаясь к Герреону.

Он слегка забрал влево, но Герреон был слишком умен, чтобы попасться на такую простую уловку, и все равно оставался между Зигмаром и мечом.

— Ты послал его на смерть. Тебе не было дела то того, что он погибнет за тебя, — произнес Герреон.

— Это неправда, — сказал низким успокаивающим голосом Зигмар, тихонько приближаясь к нему.

— Конечно же правда!

— Значит, ты — проклятый трус! — рявкнул Зигмар, подначивая Герреона к опрометчивому поступку. — Если кровь твоя жаждала мести, ты должен был поквитаться со мной давным-давно. Вместо этого ты выжидал, искал случая неожиданно напасть на меня. Я думал, что ты такой же отважный, как Триновантес, но ты в подметки ему не годишься. И сейчас он проклинает тебя из чертогов Ульрика!

— Не смей произносить его имя! — вскрикнул Герреон.

Зигмар увидел в глазах Герреона намерение броситься на него и отскочил, когда тот сделал выпад. Клинок промелькнул рядом, и Зигмар крутанулся, собираясь нанести удар кулаком.

Но Герреон уклонился от удара, а Зигмар оступился и потерял равновесие. Тут он почувствовал, как бок ему словно обожгло раскаленным железом, — удар меча пришелся по ребрам и скользнул по бедру. Из раны хлынула кровь, от боли перед глазами вспыхнули мириады звезд, и Зигмар моргнул, чтобы прийти в себя.

Герреон сделал первый выпад, и Зигмар отклонился назад. Еще чуть-чуть, и меч распорол бы ему брюхо. Зигмар пытался перевести дух, но вдруг у него закружилась голова, и он упал на колени.

Равенна уже выходила из воды и окликала брата. Зигмару все же удалось заставить себя встать. Герреон переступал с ноги на ногу, одну отведенную назад руку он поднял вверх, а правую, с мечом, вытянул вперед.

Зигмар сжал кулаки и двинулся к Герреону. Он дышал с трудом, хватал ртом воздух.

На миг все затуманилось перед глазами. Зигмар почувствовал, как задрожали руки. Герреон засмеялся. Зигмар прищурился, заметив на клинке Герреона маслянистый желтый налет. Взглянув на свою рану, он увидел то же самое вещество вперемешку с кровью.

— Чувствуешь ли ты действие яда, Зигмар? — спросил Герреон. — Я намазал меч так, что хватило бы убить боевого коня.

— Яд… — прохрипел Зигмар. Грудь словно сдавили громадные тиски мастера Аларика. — Я же… сказал… что ты… трус.

— Один раз я рассердился на тебя, но больше этой ошибки не повторю.

Теперь у Зигмара дрожали не только кисти, но и руки до самого плеча, они едва его слушались. Накатила ужасная вялость, но он, пошатываясь, все же приближался к Герреону — клокочущая ярость прибавляла Зигмару сил.

— Что ты наделал?! — вскричала Равенна, кидаясь к брату.

Герреон обернулся и свободной рукой небрежно отпихнул ее так, что она упала на землю.

— Молчи лучше! — рявкнул Герреон. — Зигмар убил Триновантеса, а ты распутничаешь с ним?! Ты для меня ничто. Нужно тебя тоже убить за то, что опозорила память нашего брата.

Дрожь усилилась, ноги отказывались держать, и Зигмар опять упал на колени. Он пытался что-то сказать, но грудь давило так, будто огонь полыхал в легких.

Равенна вскочила на ноги. С искаженным от ярости лицом она бросилась на брата.

Герреон с легкостью уклонился.

— О боги, нет! — вскрикнул Зигмар, когда Герреон вонзил меч ей в живот.

Клинок прошел насквозь, Равенна вновь свалилась на землю и, падая, вырвала меч из рук брата. Зигмар вскочил на ноги. Боль, гнев и горечь утраты стерли все мысли, кроме жажды мести.

На Зигмара снизошел красный туман берсерка. Исчезла боль в боку, потух пожар в легких, и Зигмар бросился на убийцу любимой.

Пальцы его впились в шею Герреона, сжали его горло изо всех сил.

— Ты убил ее! — брызгал слюной Зигмар.

Он заставил Герреона упасть на колени и почувствовал, как убывает его сила, но все же знал, что ее хватит на то, чтобы убить ничтожного предателя. Он посмотрел ему в глаза, желая отыскать хоть тень раскаяния в содеянном, но не нашел. В них было лишь…

Зигмар увидел рыдавшего мальчика, который оплакивал погибшего брата, и душу, ввергнутую в страшную бездну. Он увидел острые когти чудовищной силы, нашедшей пристанище в сердце Герреона, и отчаянную борьбу, которая шла в его истерзанной душе.

В миг, когда пальцы Зигмара выжимали из Герреона жизнь, было видно: темная сила все-таки победила и полностью подчинила себе великого фехтовальщика. Глаза полыхнули жутким огнем, и на лице заиграла коварная усмешка победоносного зла.

Герреон толкнул его, и пальцы Зигмара разжались. Иссякла сила берсерка, еще миг назад его наполнявшая. Тело подвело, и Зигмар пошатываясь побрел прочь от Герреона. Тот расхохотался, выдернул меч из чрева мертвой сестры и глядел, как едва переставляет ноги Зигмар.

— Ты тоже покойник, Зигмар, — произнес Герреон. — Ты мертв, и твоя мечта тоже.

— Нет, — прошептал Зигмар.

Мир с бешеной скоростью закрутился вокруг него, и он навзничь свалился в воду. Она была такой холодной, что Зигмар почувствовал это, несмотря на парализующее действие яда. Вода хлынула в рот, проникая в легкие.

Течение подхватило его, развернуло и понесло вниз по реке.

Все вокруг стало серым, и последнее, что увидел Зигмар, было улыбавшееся лицо Герреона, уплывавшее в водовороте стремящихся к поверхности воды пузырьков.

Глава одиннадцатая Серые земли

Хорсту Эдселю было несвойственно предаваться размышлениям о причудах богов, ибо себя он считал самым ничтожным актером в их величественных трагедиях. Это короли ведут армии в бой и сражаются с врагами. Великие военачальники воюют за чужие земли. Хорста же, как и многих других, ход истории не затрагивал. История протекала мимо них.

Он не был умен, и талантов у него никаких не было. Ему посчастливилось рано жениться, еще до того, как женщины Рейкдорфа распознали его полную никчемность. Жена подарила ему двух детей — мальчика и девочку. Девочка умерла вместе с матерью во время тяжелых родов, а мальчика тремя годами позже скосила тяжелая болезнь.

Богам было угодно даровать ему счастье, а потом забрать. Хорст даже не думал проклинать их за это, ибо та радость, которую он познал в течение недолгого времени, оказалась столь велика, что ни до, ни после он ничего подобного не испытывал.

Хорст оттолкнулся от берега и, упираясь в дно веслом, провел лодку через густые заросли камыша и водорослей. Здесь, вдали от пристаней, благоденствовала речная растительность. Скудного улова хватало лишь на то, чтобы прокормиться и продать несколько рыбин на базаре. Так что где уж наскрести денег на швартовочный налог, взимаемый королем Бьёрном.

Вдоль борта маленькой рыбацкой лодки были аккуратно сложены сети и удочки, на корме свернулся кот. У животного не было имени, потому что если есть имя, значит, есть и привязанность, а Хорст больше не хотел никого любить, опасаясь, что боги опять заберут у него того, кого он любит. Он не хотел давать коту имя и таким образом навлекать на него проклятие и смерть.

Солнце давно гуляло по небу, и Хорст сказал:

— Кот, уже поздно.

Зверюга зевнул, обнажив острые клыки. Ему явно не было дела до времени суток.

— Не надо было допивать это талеутенское пойло, — сказал Хорст, морщась от желчи во рту — следствия дешевой выпивки, которой торговали вразнос торговцы с весьма сомнительной репутацией. — Мы проспали всю рыбу, кот. Ведь ее уже выловили те, кто встал пораньше. Кажется, нас ждет голодный денек. Ну, меня-то уж точно.

Выбравшись из зарослей камыша, Хорст вставил весла в уключины и погреб к середине реки. Ему наперерез в Рейкдорф шли торговые суда, и рыбаку постоянно приходилось оборачиваться через плечо и следить, чтобы они не потопили его.

Ему вдогонку неслась брань, но Хорст с молчаливым достоинством не обращал на грубиянов никакого внимания и греб туда, где сбегавший с Холмов пяти сестер приток впадал в Рейк. Часто это место оказывалось весьма рыбным, и сегодня он решил плыть туда.

Хорст бросил за борт привязанный к веревке камень. Импровизированный якорь устроил славный всплеск, и кот презрительно глянул на него. Потом рыбак насадил на крючок кусок тухлого мяса.

— Ну что, кот, остается только ждать, — сказал Хорст, забрасывая снасть в воду.

Он задремал на солнце, предварительно намотал лесу на палец, чтобы знать, когда клюнет рыба.

Когда лесу дернуло, рыбаку показалось, что он закрыл глаза только секунду назад. Он понял, что рыбина попалась большая.

Хорст попытался подтянуть добычу, потом намотал лесу на специальный крепеж на борту. Лодка так раскачивалась, что кот удивленно озирался по сторонам.

— Что-то очень уж большое, кот! — воскликнул Хорст, мечтательно представляя себе прекрасную свежую форель, или кефаль или, быть может, даже камбалу, хотя эта рыбина так далеко в реку обычно не заходила.

Он снова стал подтаскивать добычу, но вскоре его надежды о вкусном обеде испарились: он увидел тело.

Оно подплывало к лодке на спине, крючок зацепился за кожу на груди. Хорст прищурился, увидев голого окровавленного мужчину мощного телосложения. Вокруг головы, словно водоросли, покачивались на воде светлые волосы. Рыбак дотянулся до тела и подтащил вплотную к лодке.

Мужчина действительно оказался мускулистым и могучим, а потому Хорсту пришлось изрядно попотеть и покряхтеть, прежде чем удалось затащить его в лодку.

— Знаю, что ты думаешь, — обратился он к коту. — И зачем только возиться с этим бедолагой, который уже явно умер, да?

Кот спрыгнул с кормы и отправился осматривать добычу, без особого интереса обнюхивая мокрое тело. Хорст присел, чтобы отдышаться, и тут он заметил, что из длинных порезов на боку тела все еще сочится кровь.

— Хо-хо, да парень-то еще не совсем помер! — сказал он и наклонился, чтобы откинуть мокрые пряди волос с лица неизвестного.

Рыбак охнул, тут же схватился за весла и что есть мочи погреб к пристани Рейкдорфа.

— Ох, кот, только не это! — причитал он. — Это плохо… очень плохо.

— Он будет жить? — спросил Пендраг, боясь услышать ответ.

Крадок не отвечал, ибо не видел смысла в объяснениях, которые воин либо не поймет, либо, даже если поймет, все равно принимать не захочет. Сын короля балансировал на самом пороге царства Морра, и никакие земные знания не могли удержать его на этом свете.

Когда к Крадоку ворвался бледный и перепуганный Пендраг, лекарь врачевал юного воина со сломанной рукой — очередную жертву слишком жестких тренировок на Поле мечей. Не успел вошедший открыть рот, как Крадоку стало ясно: стряслось что-то воистину ужасное.

Быстро собрав необходимые снадобья, Крадок с трудом припустил за Пендрагом, а в его возрасте поспевать за молодым воином было уже весьма непросто. Когда они наконец добрались до Большой палаты, Крадок запыхался и во рту у него пересохло.

Дурные предчувствия лекаря подтвердились, стоило ему увидеть собравшихся вокруг королевской Большой палаты горожан с вытянувшимися от страха лицами. Пендраг провел его через толпу, и, хоть Крадок был уже готов к худшему, он все же содрогнулся, увидев лежащего на тюфяке Зигмара, мокрого и бледного.

Вокруг на коленях стояли Эофорт и побратимы Зигмара, а сбоку, обнажив клинки, будто в преддверии сражения, выстроились воины. В стороне нервно жался сгорбленный незнакомец в драной кожаной безрукавке, с маленьким котиком на руках, который с ужасом поглядывал на королевских волкодавов.

Крадок тут же разогнал всех и начал обследовать Зигмара, хотя опасался, что ему уже не помочь, но тут увидел, что из глубоких ран на боку и бедре все еще течет кровь.

— Я спросил, выживет ли он? — допытывался Пендраг. — Это же Зигмар!

— Вижу, не слепой! — рявкнул Крадок. — Помолчи и не мешай!

Зигмар был бледен, он явно потерял много крови, но это не могло вызвать симптомы, которые наблюдал Крадок. Зрачки расширены, кончики пальцев дрожат…

Крадок тщательно осмотрел раны на боку, нанесенные, очевидно, мечом.

— Что случилось? — спросил он. — Кто на него напал?

— Пока неизвестно, — прорычал Вольфгарт. — Но кто бы это ни был, его ждет смерть до захода солнца!

Крадок кивнул и ниже склонился над раненым, когда заметил остатки какой-то желтоватой смолистой смазки на коже вокруг раны. Он нагнулся еще ниже, принюхался и отпрянул, уловив сероводородный растительный запах.

— О Шаллья милосердная! — прошептал он, приподнимая веки Зигмара.

— Что? — воскликнул Пендраг. — Что с ним, человек?! Отвечай!

— Болиголов. Зигмара отравили. Его ранили мечом, смазанным соком болиголова из болот Брокенвалша.

— Это плохо? — спросил Вольфгарт, вышагивавший позади Пендрага.

— А как ты думаешь, идиот! — рявкнул Крадок. — Разве ты слышал о хороших отравах? Перестань задавать дурацкие вопросы, лучше сделай что-нибудь полезное и принеси чистой воды! Сейчас же! — И отвернулся от собравшихся воинов. — Мне доводилось видеть скот, который щипал траву возле болот или пил воду, в которой находились корни этого растения.

— Это смертельно? — озвучил Эофорт вопрос, задать который опасались остальные.

Крадок колебался, не желая отнимать малую толику надежды у тех, кто любил Зигмара.

— Обычно да, — наконец сказал лекарь. — Отравленным животным трудно дышать, потом у них подкашиваются ноги, они начинают биться в конвульсиях. В конце концов легкие отказывают — и животное больше не дышит.

— Ты сказал «обычно», — заметил Эофорт, и среди охватившей Большую палату паники его голос прозвучал странно спокойно. — Некоторые выживают?

— Да, но таких немного, — согласился Крадок. Он достал закупоренный воском глиняный пузырек. — Ну, где же вода?

— Сделай все возможное, — попросил Эофорт. — Зигмар должен жить.

Появился Вольфгарт, и Крадок велел:

— Очисти раны. Тщательно. И не брезгуй промыть раны внутри. Все вычисти оттуда, не должно остаться даже следа желтоватой смолы. Ясно? Ни следа!

— Ни следа, — повторил Вольфгарт, и Крадок прочел в глазах воина бесконечный страх за жизнь друга.

Лекарь вложил в руки воина глиняный флакон и продолжал наставления:

— Чистую рану надо смазать этой настойкой таррабета, потом пусть кто-нибудь, у кого не дрожат пальцы, зашьет рану.

— И он будет жить? Тогда он поправится?

Крадок по-отечески потрепал Вольфгарта по плечу и сказал:

— Тогда мы сделаем для него все, что можем. И боги решат, будет он жить или умрет.

Вольфгарт принялся за раны. Крадок попытался встать, но суставы у него так разболелись, что Пендраг даже помог ему подняться.

— Где нашли Зигмара? — спросил лекарь.

— Это важно?

— Думаю, что жизненно важно! — рявкнул Крадок. — Прекрати отвечать мне вопросом на вопрос и говори, где его нашли.

Пендраг сокрушенно кивнул и показал на сутулого мужчину в драной безрукавке:

— Вот Хорст. Он выловил Зигмара из реки.

Прищурившись, Крадок взглянул на взволнованного человечка. От него пахло рыбой и мокрой кожей. Лекарь вспомнил, что несколько лет назад встречался с ним. Лечил его сына от такой болезни, когда мясо отстает от костей. Врачевал изо всех сил, но мальчик все-таки умер.

— Ты нашел его? — спросил он мужчину. — Где?

— Я рыбачил у берега реки и увидел сына короля, — сказал Хорст.

— Где именно? — требовательно продолжал расспрос Крадок. — Говори же, человек, это может оказаться жизненно важно!

Хорст весь сжался, а кот навострил уши.

— Прошу прощения, — извинился Крадок. — У меня суставы ломит, а сын короля Бьёрна умирает, так что времени на вежливость у меня просто нет. Нужно, чтобы ты, Хорст, точно сказал, где нашел Зигмара.

Голова рыбака склонилась в подобии кивка.

— Это случилось у одного из притоков, господин. Того, что сбегает с Холмов пяти сестер. Я рыбачил, и на крючок попался сын короля.

— Знаешь это место? — спросил Крадок, обращаясь к Пендрагу.

— Да, знаю.

— Зигмар был без одежды, что говорит о том, что он собирался купаться. Только он попал в воду уже после нападения, — размышлял Крадок, ладонями потирая виски. — На этом притоке есть что-нибудь вроде запруды?

— Да, — кивнул Пендраг. — Это излюбленное место молодых влюбленных.

— Ведите меня туда, — приказал Крадок. — И если хотите отомстить тому, кто напал на Зигмара, возьмите с собой лучших следопытов.

— Что? — изумился Пендраг. — Что ты хочешь этим сказать?

— Не думаю, что жертвой нападения оказался один Зигмар, — покачал головой Крадок.

Зигмар очнулся в унылом пепельно-сером мире. Вокруг простиралась каменистая равнина, иссушенная и мертвая, по которой гулял ветер. Порой попадались искривленные деревья, тянувшие в безжизненное небо черные сучья.

Голый, одинокий, затерялся Зигмар в пустынной дикой местности. Здесь не было даже звезд, чтобы вычислить путь, и никаких ориентиров, чтобы установить местоположение. Такой земли Зигмар не знал.

Вдали виднелись горы — огромные и монолитные. Даже далекие вершины Серых гор не казались столь величественными, как эти.

— Есть тут кто? — крикнул Зигмар, и голос прозвучал так же плоско и невыразительно, как все вокруг.

Крик поглотила тишина. Тогда Зигмар пошел в сторону гор, ибо больше идти все равно было некуда, и им овладело странное чувство неправильности происходящего.

Он не знал, как тут очутился, да и о прошлой жизни воспоминания были весьма мимолетными. Он знал, как его зовут и что он унбероген, а значит, принадлежит к племени свирепых воинов, живущих к западу от гор, но, кроме этого…

Зигмар шел долго, как ему показалось, много часов, но небо над головой оставалось прежним, а мертвое солнце все там же стояло средь серых облаков. Мог пройти миг или целая вечность, но ноги у него ничуть не устали и были полны сил, как тогда, когда он только пустился в путь. Зигмар не сомневался в том, что сможет без устали ходить по этому безжизненному царству вечно.

Вдруг ему в голову пришла такая удивительная мысль, что он даже остановился.

Он что, умер?

В этом странном краю явно не хватало жизни, но где же тогда золотые чертоги Ульрика, где великий пир и воины, павшие в славных битвах? Ведь жизнь его была храброй и доблестной, разве не так?

Неужели ему не суждено попасть в чертоги предков?

Страх заполз в сердце, вокруг стали собираться тени. Там, где остановился Зигмар, все казалось таким же пустынным и запустелым, как и везде, но Зигмар чувствовал приближение опасности.

— Покажитесь! — взревел он. — Выходите и умрите!

Едва он это сказал, как из земли показались тени, которые превратились в мрачных призраков. К Зигмару подкрадывалась пара громадных слюнявых волков с красными глазами и клыками, словно кинжалы; чешуйчатый демон с рогатой головой и раздвоенным языком грозил ему мечом, с которого капала слизь, он шипел и предвещал ему скорую смерть.

Зигмар пожалел, что нет у него оружия для защиты от них, и тут же в руках у него оказался золотой меч. Он поднял клинок и мысленно нарядил себя в самые лучшие железные доспехи. И не удивился, когда тело его оделось в превосходную броню с блестящими от смазки соединениями.

Зигмара окружили исчадия Тьмы. Он не стал ждать, когда они набросятся на него, а сам сделал первый выпад. Меч рассек одного из призрачных волков, и тот исчез в вихре темного дыма.

Прыгнул второй волк и тут же со вспоротым брюхом упал на пыльную землю. Теперь на Зигмара, замахнувшись мечом, бросился демон. Клинок был нацелен ему в горло, но Зигмар увернулся и сам нанес удар в бок. Но призрак почему-то не пропал, а вместо того испустил такой визгливый вопль, исполненный отчаяния и боли, что Зигмар от неожиданности даже упал на колени и выронил меч, который исчез, стоило ему коснуться земли. На сей раз демон взревел уже победоносно и хотел было снести поверженному Зигмару голову… как страшный удар отразил могучий двуручный боевой топор.

Зигмар увидел величественного воина в мерцающем панцире из полированных железных чешуек и в бронзовом крылатом шлеме. Топор воина отбросил меч демона и следующим ударом сокрушил его, отправив обратно в ад, из которого тот явился.

Расправившись с демоном, воин повернулся и протянул Зигмару руку. Даже не глядя спасителю в лицо, Зигмар знал, кто перед ним.

— Отец, — вымолвил Зигмар, когда Бьёрн заключил его в медвежьи объятия.

— Сын мой, — сказал Бьёрн, — при виде тебя мое сердце наполняется гордостью, хотя огорчительно видеть тебя здесь.

— Где мы? Я умер? И… ты тоже?

— Это Серые земли. Пограничная полоса между жизнью и смертью, где скитаются души.

— Почему я оказался здесь?

— Не знаю, сын мой, но мне нужно удостовериться в том, что ты вернешься в мир людей. А теперь пойдем, нам предстоит долгий путь.

Зигмар жестом указал на бесплодную пустыню вокруг и удивился:

— Долгий путь? И куда тут идти? Я целую вечность блуждал здесь, но ничего не нашел.

— Нам нужно добраться до гор. Там есть врата.

— Какие врата?

— В царство Морра, — поведал Бьёрн. — В мир мертвых.

Армия южных королей выиграла битву, только победа досталась очень дорогой ценой, как и опасался Альвгейр. Норсы сражались, словно настоящие демоны, их стена из щитов казалась неприступной крепостью на вершине хребта. Снова и снова топоры и мечи воинов талеутенов, черузенов и унберогенов пытались пробить защиту северян, пока щиты не расщепились и копья не обломались.

Дюйм за дюймом обагряли южане землю своей кровью, взбирались по склону и теснили норсов, и каждый ярд стоил многих людских жизней. Отряды норсов становились все меньше, таяли на глазах, но, даже когда армия королей-союзников наконец взяла вершину холма, держались они до последнего и пощады не просили.

Король Бьёрн бился как одержимый и с самого начала лез в самое пекло, его могучий топор с каждым ударом уносил жизни северян. Белые волки старались не отходить от него, только поспеть за королем было невозможно.

Альвгейр видел, куда пробивается Бьёрн, и отчаянно пытался не отставать, но на него прыгнул обезумевший от крови пес и вцепился в латный воротник. Зверя он убил, но догнать короля уже не мог, ибо путь преградили сражавшиеся.

Альвгейр закрыл глаза, когда вспомнил, как величественно стоял король перед вражьим предводителем в алых латах. Никогда он так не гордился, что служит королю, как в тот миг, когда боевой топор Бьёрна снес голову вождю северян. Упало поверженное знамя с изображением дракона, тревожно и гневно вскричали норсы и обратили мстительные взоры на виновника гибели своего предводителя.

Маршал Рейка вернулся из воспоминаний и пошел к кострам, где врачевали целители. Оттуда доносились вопли умирающих и жалобные мольбы к женам и матерям, разрывавшие сердца тех, кто пытался облегчить их последние часы жизни.

Все еще горели победные костры на вершине холма, где жертвоприношением Ульрику пылали горы трупов. Но победа для Альвгейра была приправлена пеплом, ведь он не выполнил свой долг.

Король Бьёрн лежал на наспех сооруженном тюфяке, перед ним кровавой грудой возвышалось то, что осталось от его доспехов. Он был даже не бледен, а сер. Хотя бинты скрывали многочисленные раны от мечей и копий, кровь все равно сочилась через повязки и капала на землю.

Как только Бьёрн убил вождя норсов, его телохранители в черных доспехах бросились на короля, воспылав жаждой мести. Альвгейр помнил каждый удар меча и копья так, словно испытал это сам.

— Он будет жить? — спросил Альвгейр.

Один из лекарей взглянул на маршала Рейка, по его лицу струились слезы. Лекарь сказал:

— Мы зашили раны, мой господин. Смазали их факсторилом и настойкой паучьего листа.

— Но будет ли он жить? — допытывался Альвгейр.

Целитель неопределенно покачал головой и ответил:

— Мы сделали все что могли. Теперь боги решат, выживет король или умрет.

Долго шли по Серым землям Зигмар с Бьёрном, а пейзаж все не менялся. Зигмару казалось, что горы не становятся ближе, но отец был уверен, что они на верном пути.

Ландшафт не менялся, и они шли не одни. На краю визуального восприятия мелькали темные тени, которые в тот раз набросились на Зигмара. Их можно было увидеть лишь краем глаза, мельком, словно они сопровождали путников и при этом боялись показаться на глаза.

— Кто они? — спросил Зигмар, в очередной раз заметив юркую тень.

— Души тех, кто проклят навеки, — печально сказал Бьёрн. — Эофорт говорил, что в Серых землях живут неупокоенные души мертвецов, чьи тела подняли черные маги. Они никак не могут попасть в царство Морра.

— То есть те, кто здесь обитает, не совсем мертвы?

— Фактически да. При жизни они могли казаться вполне добродетельными существами, но, оказавшись здесь, принимают жуткие формы из-за ненависти ко всему живому. Наше тепло и свет напоминают им о том, чем они когда-то были и чего лишены навсегда.

— Тогда почему они не нападают?

— И слава богам, Зигмар, потому что вряд ли у нас хватит сил им противостоять.

— Тем более они должны были бы атаковать.

— Возможно, — согласился Бьёрн. — Хотя мне кажется, что они вполне осознанно куда-то нас ведут.

— Куда?

— Не знаю. Но пока мы можем получать удовольствие от прогулки, верно?

— Удовольствие? — удивился Зигмар. — Здесь? Это место ужасно.

— Да, верно, но все-таки мы идем вместе, отец и сын, а мы так долго не беседовали по-мужски.

— Твоя правда. — Зигмар кивнул и попросил: — Может, расскажешь мне о войне на севере?

Лицо Бьёрна помрачнело, и Зигмар почувствовал, как колеблется перед ответом отец.

— Неплохо, неплохо. Твои воины сражались, словно волки Ульрика, и черузены с талеутенами тоже хорошо воевали. Мы выбили норсов из занятых ими земель и прогнали обратно в их стылое царство. Когда станешь королем, ты должен почтить Кругара и Алойзиса, сын мой. Они наши благородные и верные союзники.

Зигмар обратил внимание, как отец выстроил ответ на его вопрос, но подавил тревогу.

— Эти врата, к которым мы идем… Врата Морра. Зачем нам нужно попасть туда? — поинтересовался он.

— Спроси, когда мы там окажемся, — посоветовал отец, и Зигмар уловил предостережение в его голосе.

Некоторое время они шли молча, потом Бьёрн сказал:

— Я горжусь тобой, Зигмар. Твоя мать тоже гордилась бы тобой, если бы была жива.

Зигмар почувствовал, как щемит в груди, и хотел уже ответить, как вдруг увидел, что внимание отца приковано к чему-то впереди.

Горы были по-прежнему далеки, как и раньше, но теперь они вздымались по-другому — исполинские черные стражи неведомой загробной страны. Пока Зигмар смотрел, склоны гор перемещались и изгибались, словно по воле бога принимая новую форму.

Утесы отделились от гор и сомкнулись вместе, образуя устрашающе-огромные пилястры. С тектонической силой сжимались высокие хребты, а когда крышей мира оформилась громадная перемычка, полетели обломки скал и клубящиеся облака пыли.

За какие-то мгновения в склоне горы появились огромные врата, настолько широкие и высокие, что могли вместить земли, насколько хватало глаз. Между пилястрами клубился зияющий мрак — столь глубокая беспросветная тьма, что вырваться из ее полночных объятий никому не под силу.

Разнесся голодный жадный стенающий вопль, и из земли появились тени, которые шли за ними по пятам. Страшные волки, демоны и другие твари, настолько жуткие, что и вообразить невозможно…

Явились черные звери с жуткими клыками и горящими, словно угли, глазами, парящие на крыльях ночи; ползающие драконы с зубами, словно мечи; скелеты-ящеры с острыми, будто лезвия топоров, хвостами и отвратными черепами вместо голов.

Неизвестно, кем они были при жизни, но здесь стали сущими исчадиями ада.

Переправившись по воздуху, армия теней выстроилась сплошной линией между отцом с сыном и горами. Из рядов чудищ вышел высокий воин, он единственный из всех теней не был черным.

Высокий воин носил кроваво-красные латы, шлем напоминал оскалившегося рогатого демона. В руках он держал двуручный меч, который направил прямо в сердце Зигмара.

— Ты?! — прошипел Бьёрн. — Как можно? Я же тебя убил.

— Неужели ты, старик, думаешь, что только тебе можно заключать сделки с древними силами? — спросил воин, и Зигмар отшатнулся, когда разобрал, что дьявольская морда была вовсе не железным шлемом, а истинной личиной воина. — Служба древним богам со смертью не заканчивается.

— Отлично, — сказал Бьёрн. — Значит, придется убить тебя снова.

— Отец, о чем он? — спросил Зигмар.

— Не важно, — отмахнулся Бьёрн. — Вооружайся.

Подумав, Зигмар еще раз вооружился, только на сей раз не золотым мечом, а могучим молотом Гхал-мараз.

— Должен пройти мальчик, — сказал красный демон. — Пришло его время.

— Нет, — отрезал Бьёрн. — Я дал священную клятву!

Демон расхохотался отвратительным смехом и с издевкой спросил:

— Кому? Пещерной ведьме? Думаешь, жалкой любительнице тайных обрядов под силу тягаться с древними богами?

— Иди сюда — и узнаешь, подлец!

— Отдай его нам, все равно мы заберем его силой, — зарычал демон. — Так или иначе, он умрет. Давай его сюда, а сам можешь возвращаться в мир живых. Ты еще не так стар, чтобы перспектива жизни тебя не вдохновляла.

— Демон, моей жизни хватило бы на десятерых, — пророкотал Бьёрн. — И ни одной трусливой твари вроде тебя не забрать от меня сына.

— Старик, тебе нас не победить, — угрожал демон.

Зигмар смотрел на отца, и грудь его распирало от гордости. Он не совсем понимал сущность стычки, но знал, что страшная сделка заключена ради его спасения.

Армия демонов пошла в наступление, волки щелкали челюстями, а крылатые монстры разбежались и поднялись в воздух. Зигмар держал наготове молот Гхал-мараз, а Бьёрн — топор Похититель душ.

Зигмар почувствовал, как сгустился вокруг него воздух, и посмотрел налево и направо, ощущая присутствие бесчисленной силы. С обеих сторон от него встали по два призрачных воина в кольчугах, каждый из них держал боевой топор с длинной рукоятью. Еще сотни воинов выстроились вокруг и сзади, и Зигмар рассмеялся, глядя, как недоуменно исказилась физиономия демона.

— Отец! — воскликнул Зигмар, узнавая воинов.

— Вижу, — сказал Бьёрн. По его щекам текли слезы благодарности. — Это павшие воины унберогенов. Даже смерть не помешала им встать на защиту своего короля.

На безжизненной равнине Серых земель сошлись армии демонов и призрачных воинов, и никогда еще Зигмар не был так горд.

— Сын мой, прими мой последний дар, — сказал Бьёрн. — Мы должны прорваться сквозь ряды демонов и дойти до врат. Когда сделаем это, ты должен мне повиноваться, несмотря ни на что. Ясно?

— Да, — отвечал Зигмар.

— Обещай же мне.

— Обещаю, отец.

Бьёрн кивнул и зло посмотрел на красного демона:

— Хочешь его заполучить? Ну, попробуй!

Со страшным боевым кличем алый демон взмахнул мечом и бросился в атаку.

Глава двенадцатая Суждено пройти одному

С пронзительными воплями мчались демоны к унберогенам. У них не было ни стратегии, ни расчета, и вперед они ринулись с одной-единственной мыслью: поскорее разделаться с врагом.

— За мной! — взревел Бьёрн и бросился в бой.

Призраки молча последовали за королем, выстроившись в форме грозного клина, в верхушке которого стояли Бьёрн и Зигмар. Армии сошлись с глухим иллюзорным лязгом железа, казалось, звук шел откуда-то издалека.

Призрачные воины схлестнулись с демонами, мечами и топорами прорубали дорогу к вратам царства Морра.

Молотом Гхал-мараз Зигмар сокрушил первого демона. Подарок короля Кургана Железнобородого был смертоноснее любого меча. В здешних мрачных землях удивительная сила, которой наделили оружие гномы, стала ничуть не меньше, если не больше, чем в царстве живых. Каждый удар находил свою цель и крушил демонов. Казалось, что само присутствие молота причиняет им боль.

Бьёрну в сражении помогало отточенное за столько лет умение воевать, и могучий топор Похититель душ, подтверждая свое ратное имя, яростно вгрызался в ряды врага. Демонов было много. По мере того как клин унберогенов глубже таранил орду, его со всех сторон начали окружать враги, замедлив продвижение к цели.

Несмотря на свирепость, битва не была кровавой. В тот миг, когда бойца пронзал меч или разрывали клыки, он исчезал — мерк свет или тьма его существования.

Сражение разгорелось под сенью великих врат, и Зигмар видел, как в ожидании переливается мрак портала и с каждым мигом возрастает таящееся там нетерпение.

Бок о бок сражались Зигмар и Бьёрн, пробивались сквозь войско демонов и вели за собой клин призрачных воинов. Меж горных стен вскипала тьма, и Зигмар заметил, как от кулона на шее отца полилось золотое сияние.

— Я вижу тебя, Дитя грома! — вскричал алый демон, пробиваясь к нему.

Зигмар обернулся и замер на месте от отвращения.

Демон атаковал его мечом, и Зигмар, превозмогая сковавший его ужас, увернулся. Снова и снова смертоносный клинок стремился оборвать его жизнь, пролетая всего лишь на расстоянии ладони.

Зигмар понял, что демонический воин много веков потратил на совершенствование боевого искусства. И в отчаянии осознал, что ему дан лишь один шанс его победить.

В ответ на очередную стремительную атаку демона Зигмар отступил, прикидываясь, будто колеблется, а сам блокировал удар, нацеленный обезглавить его.

С победным криком демон подпрыгнул, чтобы нанести смертельный удар, но Зигмар выпрямился, крутанулся и с размаху треснул врага по коленям. Доспехи не помешали боевому молоту сокрушить суставы, и демон с воплем упал на землю.

Зигмар перехватил оружие и саданул прямо по завывающей морде. Боек Гхал-мараза уничтожил череп монстра, который с ужасным воплем сгинул в адское забвение, его ожидавшее.

После смерти предводителя армия теней отшатнулась от Зигмара, и он устремился вперед, а за ним по пятам следовали призрачные воины унберогенов.

Обернувшись, Зигмар нашел взглядом отца и увидел его в кольце демонов. Размахивая топором, Бьёрн отчаянно отбивался от них. Не задумываясь, Зигмар бросился в драку и начал пробиваться к отцу, раздавая удары направо и налево. Демоны отступили перед ним, и вдвоем они разметали врагов и соединились со своим призрачным войском.

Демоны пришли в замешательство, их строй разорвался, с каждым мигом их становилось все меньше и меньше. Чуя победу, воины унберогенов поднажали, и Зигмар с Бьёрном снова заняли место во главе клина.

С каждым ударом демоны и призраки исчезали с поля боя. Уже ничто не могло помешать неумолимому продвижению унберогенов вперед. И Зигмар, проломив череп демона-волка, вдруг заметил, что между ним и вратами не осталось врагов.

— Отец! — крикнул он. — Мы прошли!

Бьёрн для начала разделался с жутким существом с черными кожистыми крыльями и усеянным шипами хвостом, а потом взглянул в сторону гор. Черные створки дверей рябились, словно кипящая смола, и на краткий миг Зигмару почудилось, что меж ними даже можно различить неясные очертания громадной, манящей фигуры в черных одеждах, стоящей сразу за колоссальными вратами.

Зигмар ощутил мудрость громадного призрака, спокойствие, порожденное принятием смерти как неизбежного конца всего живого. Он опустил Гхал-мараз, потому что знал, что должно произойти.

Зигмар шагнул к высоким вратам, зная, что сейчас ему откроются чертоги Ульрика, где он обретет покой. Но его удержала чья-то мощная рука, и, обернувшись, Зигмар увидел отца.

— Мне нужно идти, — сказал Зигмар. — Теперь я знаю, зачем я здесь. В том, верхнем, мире я умираю.

— Да, — подтвердил Бьёрн, снимая с шеи сияющий подвес. — Но я дал священную клятву, что ты не умрешь.

— Значит, это ты… ты… умер?

— Если не сейчас, то скоро. Да. — Бьёрн держал в руке кулон.

Зигмар увидел, что эта немудреная вещица была бронзовой копией врат, перед которыми они стояли, только закрытых.

Отец надел талисман на шею Зигмару со словами:

— С помощью этой вещицы я смог задержаться здесь и помочь тебе. Теперь она твоя. Береги ее.

— Значит, это я должен был умереть?

Бьёрн кивнул и объяснил:

— Так задумали слуги Темных богов, но те, кто им противостоит, тоже наделены властью.

— Ты отдал жизнь за меня… — прошептал Зигмар.

— Я сам не до конца разобрался во всем этом, сын мой, но пренебрегать законами мертвых нельзя даже королям. В эти врата суждено пройти одному.

— Нет! — крикнул Зигмар, глядя, как очертания отца постепенно расплываются и он становится таким же призрачным, как воины, что сражались рядом с ними. — Я не позволю тебе это сделать ради меня!

— Дело уже сделано, — заверил его Бьёрн. — Тебя ждут великие свершения, сын мой, и я горд за тебя, ибо знаю: они превзойдут деяния величайших королей древности!

— Тебе известно будущее?

— Да, но не спрашивай меня об этом, потому что тебе нужно уйти отсюда и вернуться в мир живых, — сказал Бьёрн. — Тебе придется нелегко, ведь ты познаешь великую боль и отчаяние.

Пока отец говорил, он вместе с армией призрачных воинов приближался к вратам Морра.

— Но также славу и бессмертие! — с последним вздохом сказал Бьёрн.

Пока отец вместе с преданными воинами переходил из мира живых в царство мертвых, Зигмар оплакивал их. Они вошли во врата и пропали, словно их никогда не было, и Зигмар остался один среди пустынных Серых земель.

Он глубоко вздохнул и закрыл глаза.

И вновь открыл их для страшных мучений.

Вершину Холма воинов продували ветра. Зигмар даже не пытался закутаться в плащ из волчьей шкуры, добровольно отдав себя на растерзание непогоде. Теперь холод следовал за ним повсюду, и он привечал его как старого друга.

Как только Зигмар очнулся и открыл глаза, на него тут же нахлынули воспоминания о случившемся у реки, и он в ужасе закричал.

Он помнил, как говорил раненому на Поле мечей мальчику о том, что у воина есть постоянная спутница — боль, но теперь понял, что не она, а отчаяние ежесекундно подстерегает воина — отчаяние от тщетности войны, мимолетности счастья и нелепости надежд.

После нападения Герреона прошло пять недель. С тех пор Зигмара всегда сопровождали шестеро телохранителей. Его побратимы вели себя, как боязливые старухи, но Зигмар не порицал их за это, ибо кто мог предвидеть, что еще задумает Герреон?

Закрыв глаза, он упал на колени, и при мысли о Равенне слезы потекли у него по щекам. Когда он увидел ее, такую бледную, безжизненно окоченевшую на соломенном ложе… Охватившее Зигмара горе с тех пор ничуть не уменьшилось.

Ушла она живая, солнцем светившая в его сердце, и на ее месте осталась зияющая рана, которая не заживет никогда. Пальцы сжались в кулаки, и Зигмар постарался справиться с растущим гневом, потому что это чувство, бессильное вырваться наружу и кого-то наказать, оборачивалось против него самого.

Нужно было разглядеть зло в сердце Герреона. Поверить друзьям, которые чувствовали, что его раскаяние ложно. Наверняка он упустил какой-то знак, который мог бы насторожить его и оповестить о предательстве.

С каждым днем Зигмар все больше замыкался в себе и отгораживался от Вольфгарта и Пендрага, которые тщетно пытались пробудить его от меланхолии. Он искал спасения в вине: оно помогало ослабить боль и отогнать еженощные видения меча, пронзающего Равенну.

Сердце Зигмара разрывалось не только из-за потери любимой. Он знал, что отца тоже нет в живых. С севера пока вестей не приходило, но Зигмар не сомневался в гибели Бьёрна. Народ Рейкдорфа с нетерпением ждал возвращения короля, но Зигмар-то знал, что скоро им тоже суждено испить горечь утраты, которая ежедневно терзала его.

Какая-то потаенная частица его существа даже злорадно радовалась оттого, что страдать предстоит не ему одному, но душевное благородство восставало против подобной мелочности. Он никому не рассказывал о Серых землях и участи отца, ведь ему не пристало говорить о гибели короля, пока об этом не будет достоверных известий. Он не хотел, чтобы его правление началось с дурного предзнаменования.

Очнувшись, Зигмар узнал, что целых шесть дней пролежал холодным и неподвижным. Он не жил и не умирал. Жизнь его висела на тончайшем волоске, и целитель Крадок недоумевал и никак не мог объяснить, отчего сын короля не просыпается или не засыпает навечно.

Пока он лежал на пороге царства Морра, подле него безотлучно находились Вольфгарт, Пендраг и даже почтенный Эофорт. Зигмар знал, что должен благодарить судьбу за то, что она послала ему таких верных друзей. Тем сложнее было объяснить его отчуждение.

Как он понял с годами, горе и разум несовместимы.

Зигмар пытался опровергнуть то, что видел собственными глазами на берегу реки, и жаждал обрушить возмездие на виновного, но даже в этом ему было отказано. Ни Кутвин, ни Свейн не смогли отыскать следов Герреона. Исчезли даже личные вещи предателя, и он, словно тень, растворился невесть где.

Когда Зигмар очнулся к жизни, Вольфгарт снарядил коня и собрался ехать в леса на поиски предателя. Однако Зигмар запретил это, поскольку знал, что преимущество будет на стороне Герреона, который к тому же слишком умен, чтобы позволить себя изловить.

Отныне имя Герреона стало проклятием, и нечего ему ждать поддержки в землях людей. Он пропал и, вероятно, умрет изгоем где-нибудь в лесу.

Зигмар покачал головой, отгоняя тягостные думы, и сгреб в ладонь пригоршню земли с вершины холма. Богатая черная почва струилась сквозь пальцы, и он чувствовал: что-то в нем самом превращается в камень.

Он окинул взглядом растущий Рейкдорф, могучую реку и плодородные земли, простиравшиеся так далеко, насколько хватало глаз.

Когда из пальцев Зигмара выпала последняя былинка, он погладил ту золотую булавку, которую когда-то подарил Равенне у реки; теперь она скрепляла его собственный плащ.

— Никогда я не полюблю другую, — обещал он. — Моей неизменной любовью будет только эта земля.

Зигмар бежал последний круг по Полю мечей. Каждый шаг пронзал усталые ноги тысячей огненных стрел. Дышалось с трудом. Несмотря на то что все мышцы горели огнем, он продолжал тренировку — нужно обрести силу, прежде чем армия вернется с севера.

Когда-то от такой пробежки Зигмар едва запыхался бы, но сейчас приходилось напрягаться что есть мочи, чтобы переставлять ноги. Сила постепенно возвращалась, но, как ему казалось, слишком медленно, хотя старый Крадок дивился его успехам.

Зигмар тренировался каждый день. Чтобы восстановить скорость реакции, он упражнялся с мечом и кинжалом. Тягал гири, которые специально выковал для него мастер Аларик. Чтобы вернуть выносливость, дюжину раз обегал Поле мечей.

Пендраг предложил Зигмару заниматься на виду у молодых воинов. Он утверждал, что они будут черпать надежду в том, что он с каждым днем становится все сильнее и сильнее.

Вообще-то, в глубине души Зигмар знал, что идея Пендрага, скорее, была направлена на то, чтобы помочь ему самому преуспеть в задуманном. Если бы он тренировался в одиночестве, то в случае неудачи огорчился бы только сам. Но если он даст слабину на людях, то уже обманет других, а этого Зигмар допустить не мог.

Глаза заливал пот. Зигмар отер лоб рукой и, согнувшись в три погибели, остановился рядом с Вольфгартом, который едва ли хоть чуточку устал. Пендраг выглядел весьма невозмутимо, и Зигмар с трудом подавил приступ озлобленности.

— Ты будешь сильным, как прежде, но на это нужно время, — сказал Пендраг, угадывая его состояние.

У Зигмара закружилась голова, и он опустился на корточки, несколько раз глубоко вздохнул и занялся растяжкой мышц ног.

— Знаю, — согласился он. — Но меня все равно ужасно раздражает… что я… не такой… как хотелось бы.

— Не спеши, — посоветовал Пендраг. — Шесть недель назад ты был при смерти. Весьма самонадеянно считать, что ты так скоро станешь прежним.

— Что верно, то верно, — поддержал Вольфгарт. — Даже ты не настолько силен.

— Что ж, все-таки придется поднапрячься, — огрызнулся Зигмар и встал на ноги, игнорируя протянутую Пендрагом руку. — Хорош из меня будет король, если я не смогу трудиться в полную силу и стану дышать с присвистом, словно беззубый старик.

Он тут же пожалел о вырвавшихся словах, но сказанного не воротишь.

Вольфгарт подбоченился и покачал головой:

— Сохрани нас Ульрик, ты нынче в скверном настроении.

— Думаю, у меня есть на то причины, — буркнул Зигмар.

— А я не говорю, что нет. Только ума не приложу, почему ты должен срываться на нас. Герреон, будь он проклят, пропал, — сказал Вольфгарт. — И Равенны уже нет с нами.

— Я знаю. — Голос Зигмара ожесточился.

— Послушай меня, брат, — молвил Вольфгарт. — Равенна мертва, и я тоже скорблю о ней, но нельзя же стоять на месте. Чти память о ней, но иди вперед. Ты найдешь другую, которая станет нашей королевой.

— Не желаю другой королевы! — крикнул Зигмар. — Ею всегда была Равенна.

— Но теперь ее нет. Королю нужна королева. Если бы даже брат ее не убил, Равенна никогда бы не смогла стать твоей женой.

— О чем ты?

Вольфгарт не обратил внимания на предостерегающий взгляд Пендрага и продолжал развивать начатую тему:

— Она — сестра предателя. Народ бы этого не позволил.

— Вольфгарт! — одернул друга Пендраг, глядя, как побагровело лицо Зигмара.

— Подумай об этом — и увидишь, что я прав, — стоял на своем Вольфгарт. — Равенна была замечательной девушкой, но разве ее бы приняли королевой? Люди бы сказали, что твой род запятнала кровь предателей, и не пытайся заверить меня, что этот знак — добрый.

— Думай, что говоришь, Вольфгарт! — вскипел Зигмар, приближаясь к побратиму, но Вольфгарт и не думал отступать.

— Хочешь меня ударить, Зигмар? Давай бей, только ведь ты знаешь, что я прав.

Горе и гнев слились воедино и нашли выход в ударе, который пришелся Вольфгарту прямо в челюсть и свалил его с ног. Тут же Зигмаром овладело чувство жгучего стыда.

— Нет! — крикнул он и мысленно оказался в детстве, когда разбил Вольфгарту локоть, поддавшись порыву гнева.

Он поклялся, что никогда не забудет урока, полученного в тот день, но вот опять он с поднятыми кулаками стоит над упавшим товарищем.

Зигмар разжал кулаки, гнева и след простыл.

Он опустился на колени рядом с другом:

— О боги, Вольфгарт, мне так стыдно!

Вольфгарт угрюмо взглянул на него, ощупывая нижнюю челюсть и потирая наливавшийся синяк.

— Я не хотел бить. Я просто… — начал Зигмар и запнулся, потому что не нашел слов, способных описать одолевавшие его чувства.

Вольфгарт кивнул и обратился к Пендрагу:

— Похоже на то, что у нас тут еще непочатый край работы, Пендраг. Он пихается, словно баба.

— Хорошо еще, что наш брат пока не вошел в полную силу, а не то бы снес вовсе твою глупую башку, — заявил Пендраг, помогая им обоим подняться.

— Да, вероятно, — согласился Вольфгарт. — Но тогда бы я и не нарывался.

Зигмар вгляделся в лица побратимов и увидел в них страх за него и прощение гневной вспышки, горе было виною которой. Снисходительность друзей дополнительно посрамила Зигмара.

— Простите меня, друзья мои, — сказал он. — Никогда еще мне не было так тяжело. Не выразишь словами, как трудно пережить все это, но то, что вы всегда рядом, очень помогает мне. Я скверно обращался с вами, за что прошу прощения.

— Ты страдаешь, — признал Пендраг. — И нет нужды извиняться перед нами. Мы твои братья и будем с тобой и в радости, и в горе.

— Пендраг верно сказал, — согласился Вольфгарт. — Только настоящие друзья могут тебя выносить. Другие уже давно развернулись бы и ушли прочь от такого зануды.

Зигмар улыбнулся и сказал:

— Именно поэтому я и должен извиниться перед вами, друзья мои. Вы мои братья и самые близкие друзья, и с моей стороны низко так обращаться с вами. С тех пор как умерла Равенна, я замкнулся в себе, отгородился от всех. Никого к себе не подпускал и оборонялся от тех, кто пытался проникнуть в возведенную мной крепость. Но тот, кто заперся в твердыне и прячется за крепкими воротами, непременно начнет страдать, ибо без братьев прожить нельзя.

Зигмар говорил и чувствовал, как его наполняет сила, и улыбнулся в первый раз с тех пор, как вернулся из Серых земель.

— Вы простите меня? — спросил он.

— Все в порядке, — кивнул Пендраг.

— С возвращением, брат, — произнес Вольфгарт.

На следующее утро шел дождь. В королевской Большой палате медленно пробуждался Зигмар, в голове кружили обрывки сна. Суть уже ускользала, но он цеплялся за видение, словно за дар небес.

Он будто бы бродил возле реки там, где когда-то ему встретился вепрь Черный Клык. Ноги утопали в мягкой траве, легкий ветерок был полон летними ароматами. На берегу стоял отец, высокий и могучий, и щеголял отменной железной кольчугой. Над бровями отца сияла бронзовая корона короля — солнечные лучи вспыхивали на металле, и казалось, что на голове Бьёрна одета огненная лента.

От отца веяло уверенностью и силой. Он повернулся к сыну, снял с головы корону и протянул ему.

Дрожащими руками принял Зигмар корону. Как только его пальцы коснулись металла, отец исчез, а Зигмар ощутил на голове вес целого царства.

Послышался смех. Зигмар обернулся и радостно улыбнулся при виде кружащей по траве Равенны. На ней было платье изумрудного цвета, которое так ему нравилось, и плащ матери Зигмара, скрепленный золотой булавкой работы мастера Аларика. Ветерок играл с ее прекрасными волосами цвета ночи.

Зигмар не мог припомнить о чем, но они проговорили целую вечность, а потом любили друг друга совсем как тогда, когда он впервые привел Равенну на берег.

Как ни странно, Зигмар не испытывал страданий, а чувствовал лишь любовь и безмерную благодарность за то, что ему посчастливилось узнать такое. Для него Равенна останется навсегда юной. Не состарится, не озлобится, никогда не увянет.

Навеки будет молодой и любимой.

Зигмар открыл глаза и впервые за долгие недели почувствовал себя отдохнувшим, глаза у него сделались яркими и ясными, а руки и ноги — сильными и гибкими. Он глубоко вздохнул и занялся разминкой, думая о значении ночного видения. Обычно ему было больно видеть отца и Равенну во сне, но на этот раз все вышло по-другому.

Священнослужители говорили, что сны посылал Морр. Видения дают возможность счастливцам заглянуть за преходящую пелену бытия и увидеть царство богов. Такой сон означает предвестие огромной важности и благоприятное время для новых начинаний.

Был ли приснившийся ему сон последним даром богов, перед тем как он начнет ковать Империю людей?

Зигмар закончил упражнения, ополоснулся из кадки с водой, стоявшей в углу Большой палаты, вытерся льняным полотенцем, натянул штаны и тунику. Снаружи доносились крики, и ему было известно, что они означают.

Он надел кольчугу и пошевелил плечами, пока она не легла должным образом. Пробежал пальцами по волосам и тонким кожаным ремешком связал их на затылке в короткий хвост.

Крики на улице сделались громче, и Зигмар взял в одну руку стоявшее возле его трона алое знамя, а в другую — Гхал-мараз. И пошел к толстым дубовым дверям Большой палаты в сопровождении королевских псов, которые бежали за ним. «Теперь они мои», — подумал Зигмар.

Он распахнул дверь и увидел процессию воинов, идущую сквозь дождь. На носилках из щитов они несли тело. Вокруг толпились сотни жителей Рейкдорфа, а на холмах вокруг города, провожая короля в последний путь, застыла армия унберогенов.

Перед носилками ожидал Альвгейр, в потускневших бронзовых доспехах с многочисленными вмятинами и зазубринами. Голова его была понуро опущена, но, когда открылись двери королевской Большой палаты, он поднял глаза.

Взгляд маршала Рейка сказал Зигмару то, что он уже давно знал.

Дождь промочил все вокруг, с доспехов Альвгейра срывались капли воды, стекали с длинных волос. Маршал Рейка упал на одно колено. Зигмару никогда не доводилось видеть Королевского Защитника столь несчастным и пристыженным.

— Мой господин, — произнес Альвгейр, достал меч из ножен и протянул его Зигмару, — твой отец мертв. Он погиб, сражаясь с северянами.

— Я знаю, Альвгейр, — сказал Зигмар.

— Знаешь? Откуда?

— Многое изменилось с тех пор, как отец ушел на войну. Я больше не тот мальчик, которого ты знал прежде, и ты тоже стал другим.

— Верно, — согласился Альвгейр. — Я не выполнил свой долг, и король мертв.

— Ты выполнил свой долг, — заверил маршала Зигмар. — И оставь себе меч, друг мой. Он тебе пригодится, если ты хочешь стать моим Рыцарем-Защитником и остаться маршалом Рейка.

— Твоим Защитником? — переспросил Альвгейр. — Нет… Я не могу…

— Ты ни в чем не виноват, — объяснил Зигмар. — Отец отдал жизнь за меня, и никакое, даже самое лучшее, искусство владения оружием не могло бы ему помочь.

— Я не понимаю.

— Мне не до конца все ясно самому, — признался Зигмар. — Но я сочту за честь, если ты станешь служить мне так, как служил отцу.

Альвгейр поднялся. Капли дождя блестели на лице Защитника, словно слезы. Он вложил меч в ножны.

— Я буду служить тебе верой и правдой, — обещал Альвгейр.

— Знаю, так и будет, — сказал Зигмар и подошел к носилкам из щитов.

Отец лежал, прижимая к груди могучий боевой топор по прозванию Похититель душ. Ярко сияли его вычищенные и отполированные доспехи. Благородные черты лица были спокойны, и теперь, когда душа его отлетела, сгладился даже страшный шрам.

Зигмар приказал воинам:

— Внесите короля в его палату.

Когда процессия прошествовала по лужам и внесла короля внутрь, Зигмар обратился к скорбящим, собравшимся перед ним. В толпе было много друзей, и каждое лицо ему было знакомо.

Теперь это был его народ.

Зигмар опустил древко стяга прямо в грязь перед дверями Большой палаты — словно среди штормовых облаков мелькнул солнечный луч, осветив все вокруг. На ветру колыхалась алая ткань, и Зигмар взмахнул молотом Гхал-мараз над головой и крикнул так, что голос его услышали даже собравшиеся на холмах за городом воины:

— Народ унберогенов! Король Бьёрн ушел в мир иной и сейчас размахивает могучим топором, Похитителем душ, в чертогах Ульрика вместе со своими братьями — Дрегором Рыжая Грива и великим Беронгунданом. Он умер так, как хотел, — в сражении, сжимая в руках боевой топор и сокрушая врагов. — Зигмар опустил Гхал-мараз и воскликнул: — Я пошлю гонцов во все концы земли с вестью о том, что в новолуние следующего месяца мой отец будет похоронен на Холме воинов!

Глава тринадцатая Собрание королей

В честь вернувшихся в Рейкдорф воинов и для поминовения погибших устроили великий пир. Не только в пивных, но и на каждом углу скальды восхищали публику сагами о сражениях с жестокими норсами и повествовали о славной гибели короля Бьёрна. Сказания эти были весьма эпичны и мрачны, и Зигмар знал, что в них ни слова не говорилось о благородстве и искупительной жертве последнего сражения отца, когда он сошел в подземный мир ради спасения сына.

Он счел, что не стоит раскрывать эту тайну, — пусть лучше в веках сохранится отчаянный героизм и трагическая неизбежность смерти Бьёрна, чем семейная драма, разыгравшаяся в сумрачном царстве Серых земель.

Дни после возвращения армии были радостными, ибо жены и матери снова обрели мужей и сыновей, но также глубоко печальными, потому что многие семьи недосчитались своих отцов и братьев. А гибель короля Бьёрна стала для всего племени унберогенов сокрушительным ударом.

Павших воинов почтили тысячей погребальных костров, которые зажглись среди окружающих Рейкдорф холмов на следующий день после захода солнца. Северян прогнали обратно в их стылые земли, но Зигмар знал, что через некоторое время придет другой вождь, который воспламенит тлеющие угли их воинственных сердец.

Однако унберогены не предавались унынию, народ верил в Зигмара. Он ощущал это столь же точно, как и землю под ногами. Зигмар прославился воинским искусством, благородством и честностью; он чувствовал, что народ им гордится, и знал, что это чувство усилено печалью из-за гибели Равенны. Никто не смел упоминать о Герреоне, имя его предали забвению, и вскоре оно должно было изгладиться из памяти.

Куда бы ни шел Зигмар, всюду его встречали улыбки тех, кто знал и верил в него.

Он готов был стать королем, а народ — принять его правление.

За день до новолуния в Рейкдорф прибыли короли. Одним из последних прибыл король эндалов Марбад в сопровождении отряда Вороновых шлемов, и знамя его в память о павшем Бьёрне было обагрено кровью. Зигмар стоял вместе с Пендрагом и смотрел, как под музыку волынок подъезжает король, и вновь его поразила военная выправка королевских воинов.

В последний раз Зигмар видел этих величественных рыцарей шесть лет назад, когда стареющий король вместе с Вольфгартом, зимовавшим на западе, прибыл навестить своего брата-короля. С тех пор Марбад постарел еще больше, совсем поседел и болезненно исхудал, но держался по-прежнему прямо. Старик тепло приветствовал Зигмара и крепко его обнял.

Вороновы шлемы по-прежнему казались грозными и настороженными, и на сей раз у них были на то причины. Из-за реки на эндалов с неприязнью глядели несколько облаченных в бронзовые доспехи воинов, в шлемах с перьями и с копьями, украшенными разноцветными вымпелами. То были ярко разодетые ютоны, посланцы короля Мария, который сам не соизволил явиться в Рейкдорф.

Также не приехал король тевтогенов Артур, причем даже не позаботился направить для участия в похоронных обрядах посланников. Зигмара это не удивило, и, по правде говоря, он даже обрадовался тому, что ни один тевтоген не войдет в Рейкдорф, ибо не простил им набега на Уберсрейк и другие пограничные деревни.

Лично приехали короли, сражавшиеся вместе с отцом против норсов: король племени талеутенов Кругар и король черузенов Алойзис. Оба они были воистину мужи железной воли и произвели на Зигмара впечатление искренней похвалой отца.

Королева азоборнов Фрейя прибыла с кортежем воительниц. С запада с улюлюканьем неслись колесницы, так перепугавшие работающих на полях крестьян, что волна паники докатилась до самого Рейкдорфа, пока не выяснилось, в чем дело. Королева ехала на инкрустированной золотом колеснице из темного дерева, с лезвиями наподобие кос по бокам. С озорной улыбкой на устах прекрасная рыжеволосая Фрейя предстала перед Зигмаром, воткнув в землю свой трезубец.

— Королева Фрейя! — объявила она. — Победительница племени Красномордов, покорительница низкорослых воров и убийца Большого Клыка! Возлюбленная тысячи мужчин и владычица Восточных равнин, я явилась к тебе, чтобы засвидетельствовать почтение твоему отцу и помериться силами с тобой!

Затем она сломала трезубец и швырнула обломки к ногам Зигмара, а потом притянула его к себе и поцеловала прямо в губы, заодно схватив его между ног. Пендраг с Альвгейром настолько опешили, что вовремя не среагировали, а когда потянулись за мечами, королева уже отпустила Зигмара, запрокинула голову и захохотала.

— У сына Бьёрна отцовская сила в чреслах! — воскликнула Фрейя. — И я просто обязана провести с ним ночь!

Тут Фрейя собрала своих сопровождающих — свирепых, раскрашенных краской азоборнских воительниц, которые ездили на колесницах голыми, — и выехала из Рейкдорфа, намереваясь разбить лагерь в поле за пределами города.

— О боги небесные! — за обедом в Большой палате говорил друзьям Зигмар. — Да эта женщина совершенно безумна!

— Ну, по крайней мере, она оценила твою силу, — улыбнулся Пендраг. — Представляешь, что было бы, если бы эта твоя… сила ее не впечатлила.

— Вот уж точно, — ухмыльнулся Вольфгарт. — Будь я король, я бы с радостью провел с нею ночку.

— Верно, опыт был бы весьма любопытный, — согласился Пендраг. — Если бы ты выжил, конечно.

— Да вы оба спятили, — решил Зигмар. — Я бы скорее бешеного волка пустил в постель, чем Фрейю.

— Ну что ты как старая бабка, — никак не хотел угомониться Вольфгарт, явно смакуя неловкость Зигмара. — Ночь получится незабываемой, и только подумай, какие шикарные шрамы тебя украсят после этой битвы.

Зигмар покачал головой:

— Мой отец всегда говорил, что мужчина не должен ложиться в постель с женщиной, которую не сможет превзойти в бою. Вы оба думаете, что могли бы одолеть Фрейю?

— Может, и нет, — ответил Вольфгарт. — Но выяснить было бы занятно.

— Надеюсь, этого никогда не случится, друг мой, — сказал Пендраг.

В ночь проведения похоронного обряда, когда солнце уже зашло, отношения в Рейкдорфе накалились. В полдень в Большой палате начался пир. Собрались сотни мужчин и женщин со всей земли, и Зигмара очень тронуло то, что из дальних стран приехало так много народу.

Для пира закололи самый лучший скот, испекли сотни хлебов. На столах вдоль стены стояли бочонки из пивоварни на берегу Рейка и множество кувшинов с вином. Помещение обогревал огромный очаг.

Эндалы играли на волынках, барабанщики вторили им. В зале царила торжественная атмосфера. Теперь, когда Бьёрн занял достойное место в чертогах Ульрика, пришло время вспомнить великие дела героя и воспеть его легендарную жизнь. Тело короля лежало в Палате целительства, за ним присматривали служители Морра — те, что на прошлой неделе пришли из Брокенвалша, дабы охранять покой повелителя перед похоронами.

Пока атмосферу в Рейкдорфе можно было назвать хоть и напряженной, но не буйной. Каждое племя уважало перемирие, а воинов враждующих племен Эофорт старательно рассадил как можно дальше друг от друга. Для поддержания мира Альвгейр с Белыми волками бдительно присматривали за порядком с боевыми молотами на поясах и пили сильно разбавленное водой вино.

Зигмар сидел на своем троне подле пустого отцовского и присматривал за собравшимися. От стропил эхом отдавался громкий гул разговоров и песен.

Король Марбад рассказал о туманных демонах болот, а потом унберогенские воины возжелали услышать о сражениях, в которых старый король эндалов в молодости бился бок о бок с Бьёрном. Кругар и Алойзис повествовали о последней войне с норсами и о том, как Бьёрн прорвался в самую середину вражеского войска и в поединке срубил голову с плеч военачальнику северян.

У каждого правителя было о чем рассказать. Королева Фрейя поведала о решающем бое против орков из племени Кровавых кинжалов. После этого сражения на целых десять лет восток избавился от нападений зеленокожих. Многие из собравшихся здесь воинов унберогенов принимали участие в той войне, и они принялись стучать по столам рукоятями топоров, вновь переживая ярость сражения.

В заключение рассказа королева Фрейя поведала о постельных подвигах Бьёрна, чем повергла Зигмара в шок. Теперь он понял, что возможность возлечь с королевой азоборнов была наградой за помощь в бою против орков. Интересно, позовет ли его самого Фрейя разделить ложе с ней, дабы склонить на свою сторону, и содрогнулся от этой мысли.

Зигмар заметил непорядок за секунду до стычки. Ютон, с раздвоенной бородой, заплетенными в косицы волосами и со шрамами на лице, самодовольной походкой подошел к игравшим на волынках эндалам.

Он остановился рядом с юношей-музыкантом, который хоть и был намного выше ютона, но годами сильно моложе, еще даже не воин.

— О боги! От этого визга у меня ушные перепонки лопнут! Как будто овцу режут. Почему бы не сыграть что-нибудь нормальное? — взревел ютон, вырвал у юноши волынку и швырнул в очаг.

Волынщики умолкли, несколько эндалов в гневе вскочили на ноги. Сидящие напротив воины-ютоны в ярких безрукавках повскакивали с мест. Альвгейр тут же заметил назревавшую стычку и поспешил туда сквозь толпу.

Ютоны и эндалы сердито мерили друг друга взглядами, а король Марбад кивнул волынщикам, приказывая играть. Вновь полилась музыка.

— Эй, ютон, эта музыка хороша! — воскликнул один из эндалов, вытаскивая из огня обуглившиеся остатки волынки. — Не то что режущая ухо чушь, которая по душе вам.

Наконец маршал Рейка добрался до ютона и развернул его к себе, но тот уже не на шутку разошелся и униматься не желал. Он занес кулак, но Рыцарь-Защитник ожидал нападения и пригнул голову. Удар ютона пришелся по лбу. Альвгейр сделал шаг назад и треснул забияку молотом в живот, отчего тот с резким свистящим вдохом скрючился в три погибели. Тут же появилась пара Белых волков, они подхватили буяна под руки и поволокли прочь.

Остальные ютоны бросились на Альвгейра, нацелив кулаки ему в голову. Маршал блокировал удары и в ответ ткнул рукоятью молота прямо в оскалившуюся физиономию одного ютона, сломал ему нос и выбил зубы. На помощь Альвгейру пришли эндалы, и скоро уже воины вовсю размахивали руками и ногами: прорвалась наружу давно сдерживаемая вражда.

Рассерженный глупостью бессмысленной потасовки, Зигмар спрыгнул с трона и помчался туда. Готовые к схватке, повставали со своих мест воины. Зигмар проталкивался к своему Защитнику, и его встречали воинственные крики, которые быстро стихали, когда воины понимали, кто их толкнул.

Бой в дальнем конце Большой палаты распространялся подобно ряби на воде, в него вступали воины, которым поначалу не было никакого дела до ссоры. Словно баньши, подлетела к месту схватки королева Фрейя, а между тем талеутены схватились с ютонами, черузены сцепились с пронзительно визжащими азоборнскими воительницами.

Пока оружие достал только Альвгейр. Но клинки могли обнажиться в любой момент. Не раздумывая Зигмар высоко замахнулся Гхал-маразом и прыгнул в самую гущу размахивавших кулаками воинов.

Могучий молот резко взлетел вверх, а потом вниз и опустился на стол, разбив его вдребезги. С оглушительным грохотом Гхал-мараз обрушился на землю, и от этого места пробежала трещина, а мощная волна повалила всех с ног.

Наступила внезапная тишина. Зигмар возвышался среди попадавших воинов.

— Довольно! — крикнул он. — Здесь действуют законы перемирия! Или мне надо размозжить кое-кому черепа, чтобы это дошло до всех?

Никто не ответил, а ближайшие к Зигмару явно устыдились.

— Мы собрались здесь для того, чтобы проводить в последний путь моего отца, воина, который сражался бок о бок с вами в столь многочисленных битвах, что их невозможно перечесть. Он свел вас вместе как воинов чести, и вот как вы поминаете его? Ссорясь, словно зеленокожие?

Зигмар обвел взглядом собравшихся и продолжал:

— В старинных сагах говорится, что на этой земле живут люди, которых боги сделали безумными, именно потому для них одна радость — войны и потому печальны их песни. Доныне мне были непонятны эти слова, но теперь я уразумел их смысл.

Из Зигмара потоком хлынули слова, над ними он не задумывался. Держа перед собой могучий боевой молот, Зигмар мерил шагами отцовскую Большую палату и рассуждал об Империи:

— Что мы за раса? Отчего льем кровь ближнего своего, когда вокруг нас полно врагов, которые с радостью сделают это за нас? Каждый год, защищая наши земли, погибает множество наших воинов, но орды орков и зверолюдей все равно становятся сильнее и сильнее. Если все пойдет по-прежнему, то скоро мы погибнем или окажемся на грани вымирания. Если мы не изменимся, то не заслуживаем и права на жизнь.

Зигмар высоко поднял Гхал-мараз, в свете огня поблескивали руны, испещрявшие могучий боек и рукоять.

— Земля по праву принадлежит нам. Но так будет продолжаться только в том случае, если мы перестанем обращать внимание на наши различия и поймем, что у нас есть одна общая цель — выжить. Разве мы не люди? Разве не хотим одного и того же для наших семей и детей? Ведь все мы смертны, все живем в этом мире, дышим одним воздухом и пожинаем плоды земли.

Король талеутенов Кругар вышел вперед и сказал:

— Зигмар, такова природа людей — сражаться. Так было всегда, и так будет.

— Нет! — воскликнул Зигмар. — Больше не будет.

— Что ты предлагаешь? — спросил король черузенов Алойзис.

— Мы должны стать одним народом! — воскликнул Зигмар. — И сражаться как один. Потому что когда враги угрожают какой-то отдельной стране, значит, они грозят всей земле. Когда один король просит поддержки, все должны прийти к нему на помощь.

— Друг мой, ты мечтатель, — сказал Кругар. — Мы обменялись Клятвами меча с соседями, но зачем сражаться за королей далеких племен?

— Как это зачем?! — воскликнул Зигмар, и голос его громом пролетел по притихшей Большой палате. — Подумайте о том, чего мы сумеем достичь, если объединимся. Чему сможем научиться, если наши земли будут в безопасности. Какие чудеса откроются нам, если ученым и мыслителям не нужно будет заботиться о добыче пропитания и защите и они смогут всецело посвятить себя делу улучшения жизни людей!

— И кто же будет править этим раем? — поинтересовался Алойзис. — Ты?

— Если лишь я понимаю, как этого достичь, то почему бы и нет? — вскричал Зигмар. — В любом случае правитель Империи должен быть мудрым, справедливым и сильным властелином, которого будут поддерживать воины и короли племен. Они все будут верны ему, а взамен получат поддержку целой державы.

— И ты в самом деле полагаешь, что этого можно достичь? — поинтересовался Алойзис.

— Я считаю, что это необходимо, — кивнул Зигмар, сжимая Гхал-мараз. — Мы сами должны позаботиться о своей судьбе. Мы должны объединиться и вместе бороться за существование, это единственный выход. Этот могучий боевой молот дал мне верховный король гномов. Грозное оружие принадлежало его предкам, и я клянусь силой Гхал-мараза в том, что достигну желаемого в течение моей жизни!

Холодный ветер пролетел по Большой палате, и грубый звучный голос сказал с сильным акцентом:

— Неплохо сказано, человече, только Гхал-мараз — нечто большее, чем просто оружие. Я думал, что ты понял это, когда получил молот.

Зигмар улыбнулся и повернулся к квадратному приземистому существу, появившемуся в раскрытых дверях. Отблески пламени плясали на сияющей броне, столь великолепной, что при виде ее у каждого воина перехватило дыхание. Мерцающий нагрудник украшали золотые и серебряные молоты с молниями, а короткие ноги воина защищала наипрекраснейшая броня.

Лицо его скрывал шлем в виде стилизованного изображения божества гномов. Шагнув в палату, воин снял его.

Почти все его лицо закрывала густая борода и заплетенные в косицы волосы. В древних глазах светилась неведомая людям мудрость, и Зигмар опустил Гхал-мараз и встал на одно колено.

— Король Курган Железнобородый, — приветствовал он новоприбывшего, — добро пожаловать в Рейкдорф!

Взгляды всех собравшихся устремились к верховному королю. Он прошествовал к возвышению, где сидели Зигмар и Эофорт. Быстро разлетелась весть о прибытии повелителя гномов, и, чтобы выслушать его, собрались все воины.

Из кузницы пришел мастер Аларик и приветствовал своего короля как давнего друга, и они кратко переговорили на своем языке.

С королем пришли могучие гномы в выполненных с удивительным мастерством доспехах из металла, которые сияли ярче полированного серебра и ослепительно вспыхивали в свете факелов. Каждый был вооружен топором, который могли бы поднять лишь самые мощные воины унберогенов. Глаза гномов казались серьезными и злыми. Ни один человек не отваживался заговорить с ними, ибо гномы казались сверхъестественными существами, к которым опасно даже приближаться.

Король Курган ответил на приветствие Зигмара и прошел сквозь толпу к возвышению; собравшиеся расступались перед ним, словно воды перед кораблем.

— Человече, ты помнишь день, когда я дал тебе молот? — спросил верховный король.

— Очень хорошо, мой король, — ответил Зигмар, следуя за Железнобородым.

— А мне кажется, что забыл, — пророкотал Курган. — Иначе бы ты сохранил в памяти то, что Гхал-мараз сам тебя выбрал. Мальчик, в тот день я увидел в тебе нечто особенное. Не заставляй меня пожалеть о том, что я передал тебе фамильное сокровище.

Король Курган обратился к собравшимся воинам с вопросом:

— Думаю, всем известно, как у этого юноши появился Гхал-мараз?

Никто не решался ответить королю, пока Вольфгарт не крикнул:

— Мы слышали эту историю от других, но почему бы тебе самому не рассказать ее нам, король Курган?

— Верно, — кивнул гном, — может, и расскажу. Похоже на то, что кое-кому нужно напомнить, что это значит — обладать родовым оружием гномов. Только сперва я выпил бы пива. Долгой была дорога с гор.

Мастер Аларик быстренько налил Кургану кружку. Король сделал большой глоток и благодарно кивнул, перед тем как поставить кружку на подлокотник трона Бьёрна.

— Так вот, людишки, — начал Курган, — внимайте как следует. Никогда больше из уст гнома вы эту историю не услышите, ибо речь тут пойдет о моем позоре.

Собравшиеся в молчаливом нетерпении готовились выслушать удивительный рассказ. Даже у Зигмара, который знал историю молота Гхал-мараз лучше кого бы то ни было, дух захватило от волнения, ведь он и не мечтал, что король гномов поведает о своем спасении перед представителями людских племен.

— Это случилось словно вчера, — начал Курган. — Ведь для меня такой промежуток времени словно мгновение ока, и я, к сожалению, все прекрасно помню. Мы с родней шли лесом к Серым горам, чтобы навестить клан Каменносердных — один из великих южных кланов. Они отлично управляются с камнем, только уж очень жадные до золота. Любят его больше всех гномов, а это о чем-то да говорит, уж поверьте мне. Так вот, треклятые зеленокожие напали на наш след, когда мы переправлялись через реку. Их отряд возглавлял громадный черный орк по имени Ваграз Пробивающий Головы. Коварный, словно ласка, он выждал, пока мы расположимся на ночлег и выпьем пива. Только тогда орки напали на нас. Черные стрелы вонзились моему родичу Треки прямо в горло. Его белая борода сделалась багровой, как закат, — никогда мне этого не забыть. Гоблины безжалостно изрубили нашу стражу, а ведь этих гномов я знал дольше, чем двойная жизнь вашего самого древнего старца. Они искалечили наших лошадей. Зеленокожие погубили моих друзей и родичей, и я, помнится, подумал, что день выдался воистину черный, — уж лучше бы они нас всех сразу убили, а не брали нескольких в плен. Они захапали наше золото и сокровища, а также оружие. Точно выдался черный день, и я отлично помню, как подумал: «Курган, если тебе удастся выпутаться из этой переделки…» Но я забегаю вперед, да и во рту у меня пересохло со всей этой историей…

Король гномов опять отхлебнул пива, а его восхищенные слушатели замерли, завороженные голосом Кургана.

— Итак, нас привязали к воткнутым в землю шестам, и мы сделались посмешищем орков. Нам оставалось только разорвать путы и умереть с честью. Но даже в этом нам было отказано, потому что нас связали нашей собственной веревкой, то есть хорошей гномьей веревкой, которую не могу порвать даже я. Вокруг нас на нашем богатстве, будто короли, восседали орки с Вагразом во главе. Они пили выдержанное пятьсот лет пиво, цена которому целая армия в золоте, и пировали, пожирая наших друзей. Я старался изо всех сил, но никак не мог справиться с веревками. Я посмотрел большому черному орку прямо в глаза, и мне не стыдно признать: был он ужасно страшный. В его глазах, красных, словно огонь в слабо горящем горне, пылало столько зла и ненависти, столько лютости… Он задумал поиздеваться над нами. Решил забавы ради одного за другим расчленять моих друзей и родичей у меня на глазах. Он хотел, чтобы я упрашивал его, только гномы никого никогда не молят, а проклятых орков подавно! Тогда я поклялся, что непременно увижу, как эта тварь до утра подохнет!

Послышались удивленные возгласы, вызванные неожиданным поворотом в повествовании Кургана, и Зигмар вдруг заметил, что тоже ахнул. Все собравшиеся в Большой палате воины завороженно стояли, слегка подавшись вперед, чтобы лучше слышать рассказ короля.

— Смелые слова, человечки, весьма смелые. Когда моего старого советника Снорри поволокли к огню, признаюсь, я подумал, что время моей жизни на этом свете истекло и скоро мне предстоит присоединиться к предкам. Но этому не суждено было случиться.

Курган подошел к Зигмару и дружески ткнул его кулаком в кольчужной рукавице:

— И вот, когда зеленокожие уже собирались замучить старого Снорри, в воздухе засвистели стрелы. Человечьи. Я даже не понял, что произошло, но потом увидел вот этого молодца, который обрушился на орочий лагерь во главе отряда тощих, разукрашенных краской юнцов, вопящих и улюлюкающих, словно дикари. Сначала мне показалось, что мы все еще не выбрались из передряги и вместо орков нас прикончат и ограбят эти молодчики, но потом они принялись убивать зеленокожих и сражались с яростью, достойной Бронеломов. Прежде я ничего подобно не видал. Чтобы люди столь мужественно и смело бились с орками! Потом этот вот парень прыгнул в самую гущу зеленокожих, колол их и рубил маленьким бронзовым мечом. Чистое безумие, подумал тогда я, но он все-таки не просто выжил, а поубивал уйму орков. Знаете ли, меня нелегко удивить, но молодой Зигмар бился так, словно за ним наблюдали души всех его предков. Он даже выдернул из земли кол, к которому был привязан старый Боррис, а я своими глазами видел, как вбивали этот кол целых три орка. По ходу дела кое-кого из наших уже освободили и мне путы тоже перерезали, потому я обратился к молодому Зигмару и сказал, что без особого вспоможения все его воины погибнут. Видите ли, у нас с собой было кое-какое магическое оружие, и я точно знал, где его искать.

Курган умолк и виновато переглянулся с Зигмаром.

— Ну, не совсем точно, но вроде того. Я знал, что оружие Ваграз наверняка собрал у себя в шатре, чтобы оно никому другому не досталось, ведь даже орки умеют распознавать хорошее оружие. В тот миг Зигмар сражался как раз с этим черным чудовищем, они наносили друг другу удары, только бронзовый клинок Зигмара проигрывал по сравнению с топором и доспехами Ваграза. Не знаю, какие чары применяют шаманы орков, но их темные заклятия весьма сильны. Топор орка светился черным огнем, а на самом Вагразе не было даже царапины.

Вспоминая бой с громадным орком, Зигмар содрогнулся. Ни один из наносимых ударов не попадал в цель, а лезвие топора монстра то и дело пролетало всего в волоске от него. Даже спустя шесть лет он все еще порой просыпался в холодном поту, ибо отчаянная схватка никак не могла стереться из его памяти.

— Так вот, я помчался к шатру главаря в поисках моего старого друга, Гхал-мараза. Но там было слишком много всего навалено. Свои доспехи я нашел, но никак не мог отыскать что-нибудь достойное взамен бронзового меча, от которого совсем не было проку. А люди Зигмара между тем ежесекундно гибли; я слышал, как чудище смеется над ним, а черные орки собираются всех нас прикончить. И тут я нашел Гхал-мараз. Я ругал орков всеми известными гномам проклятиями, когда моя рука неожиданно сомкнулась на холодном железе. Едва коснувшись, я тотчас понял, что это он, и вытащил молот из груды.

Зигмар протянул гному могучий Гхал-мараз, и Курган взял его и провел рукой по всей длине молота. Руны сверкали и переливались: то ли на них играл свет факелов, то ли их пробудило прикосновение одного из расы творцов. Зажглись и глаза короля Кургана, и он улыбнулся:

— Я взял Гхал-мараз и уже готов был ринуться в битву, несмотря на то что валился с ног от боли и усталости, но ведь гном никогда не отлеживается во время сражения. Потому что предки спросят с него, когда он попадет на тот свет. Но стоило мне взмахнуть молотом, как я сразу понял, что не мне предстоит идти с ним в бой. Знаете, в Гхал-маразе заключена древняя даже для нас, гномов, сила, и он сам знает, кто понесет его в битву. По правде говоря, я думаю, что он всегда был твоим боевым молотом, Зигмар, даже до твоего рождения. Мне кажется, что он ждал тебя много долгих одиноких столетий. Ждал, когда ты будешь готов овладеть им. Так что вместо того, чтобы броситься в бой, я кинул Гхал-мараз Зигмару, который оборонялся от Ваграза, стремящегося срубить его молодую голову. Если бы Зигмар не поймал молот или на пути встретился топор орка… Но теперь силы стали равны, с Ваграза вмиг слетела спесь, он принялся трепать языком, рычать и скрежетать клыками. Но юного Зигмара не одурачишь. Он видит, что тварь волнуется, и набрасывается на него с Гхал-маразом. И потихоньку добивает орка, пока тот не падает на колени, весь израненный.

Зигмар улыбнулся, вспоминая охватившее его чувство выполненного долга, когда он замахнулся великим боевым молотом, готовясь сразить врага.

— Помнишь, что ты тогда сказал? — спросил Курган.

— «И это все, на что ты способен?»

— Верно, — кивнул Курган. — И потом ты одним ударом размозжил ему череп. Не думаю, что многие смогли бы сделать это даже с помощью молота гномов. Ход битвы переменился. Орки не любят, когда убивают их главаря, от этого их храбрость ломается наподобие хрупкого железа. Гибель Ваграза сломила их. После сражения, помню, ты попытался вернуть мне Гхал-мараз. Я тогда подумал, что для человека это благородный жест. Вглядевшись в твои глаза, я увидел таящуюся в них невиданную энергию.

Когда рассказ короля гномов подошел к концу, в помещении чуть померк свет, словно построенная горным народом палата стремилась придать особый вес его словам.

— Темно было лицо Зигмара, лишь глаза его светились огнем, и, клянусь, огнем сверхъестественным. Даже взгляд предводителя зеленокожих не обладал такой необузданной мощью. Тогда я понял, что в этом человеке есть нечто особое. Совершенно отчетливо я увидел это, как запросто различаю камень и пиво. Я взглянул на Гхал-мараз, зная о том, что пришло время передать великое оружие и реликвию нашего рода человеку. Подобного в хрониках гномов еще никогда не встречалось, но я считаю, что такой дар, как Череполом, вполне достоин короля гномов.

Курган еще раз вручил Зигмару Гхал-мараз и поклонился молодому королю, перед тем как снова обратиться к восхищенным слушателям:

— Я дал Зигмару этот молот не просто так. Верно, это оружие, причем оружие грозное и великое, но не только. Гхал-мараз — это символ единства и символ того, чего мы можем достичь, если объединимся. Молот благороден, это сила и господство. И, кроме того, в отличие от прочего оружия он может как разрушать, так и созидать. Узрите сей великий дар как он есть — оружие и символ всего будущего. Люди земель к западу от гор, прислушайтесь к словам Зигмара, ибо его устами глаголет мудрость древних!

Под гром рукоплесканий король Курган сошел с помоста. Почтенный гном поднял руки, прося тишины:

— А теперь давайте выпьем и почтим память короля Бьёрна. И в славе проводим его к праотцам!

Книга третья КАК ВЫКОВАТЬ ЛЕГЕНДУ

И распространилась повсюду слава о Зигмаре, обладателе молота, подаренного верховным королем гномов.
Зигмар — могучий повелитель унберогенов и других людских племен.

Глава четырнадцатая Месть

Зарево от горящих кораблей подсвечивало облака. Бухта сейчас напоминала преисподнюю, в которую, говорят, верят норсы. Зигмар стоял на возвышавшемся над громадой океана утесе и смотрел, как внизу гибнут тысячи северян, сгоравших заживо на кораблях или уходивших на дно под тяжестью доспехов.

Он убивал их и не испытывал жалости, ибо эти люди были известны своей бесчеловечностью. В большом заливе пылали сотни кораблей, ночью стало светло, как днем, и лучники унберогенов и удозов стреляли зажженными стрелами по пытавшимся спастись кораблям.

— О борода великого Ульрика! — прошептал Пендраг. — Ты хочешь их всех погубить?

Зигмар кивнул.

— Поделом им! — прорычал король Вольфила. — Пролитая норсами кровь моего народа требует отмщения.

— Но это же… — начал Пендраг, — это просто бойня.

Зигмар ничего не сказал. Как заставить побратима понять? Норсам не было места в его мечте, и быть не могло. Северные боги взывали к кровопролитиям и грабежам, норсы были варварами, приносящими человеческие жертвы. Разве таким место в Империи Зигмара? Они никогда не примут его правления, а следовательно, их нужно уничтожить.

На фоне грозного зарева резко выделялось красиво очерченное лицо Зигмара, взгляд разноцветных глаз был твердым, словно камень. Двадцать пять лет прошло с тех пор, как он родился в разгар сражения на холме в Брокенвалше, и теперь Зигмар превратился в такого мужчину, каким лестно стать каждому.

На лбу его сияла корона короля племени унберогенов. К нему она перешла с тех пор, как на Холме воинов в золоченой гробнице упокоился его отец — король Бьёрн. На широкие могучие плечи Зигмара был накинут плащ из медвежьей шкуры.

На утесах выстроились отряды мечников и копейщиков. Удозы радостными криками приветствовали гибель норсов, но талеутены, черузены и унберогены с ужасом взирали на то, как у них на глазах гибнет целое племя.

Как только похоронили короля Бьёрна и жрец Ульрика короновал Зигмара на царство, новый король назначил сбор войск на следующую весну. Пендраг и даже Вольфгарт выступали против того, чтобы идти войной так скоро, но Зигмар стоял на своем.

— Чтобы выковать Империю, придется изрядно потрудиться, — говорил Зигмар. — С каждым днем шанс выполнить задуманное ускользает от нас. Нет, мы пойдем против норсов, как только сойдет снег.

Так и вышло. Оставив в Рейкдорфе крепкий гарнизон для защиты города, Зигмар повел три тысячи воинов на север, призвав черузенов и талеутенов Клятвой меча, данной дружественными королями его отцу. Кругар и Алойзис не хотели так скоро выполнять клятву, но, когда у их городов встали лагерем три тысячи воинов, у них не оставалось иного выбора, кроме как подчиниться.

Как и следовало ожидать, король тевтогенов Артур отказался дать воинов для участия в кампании. Поэтому армия продолжила путь на север, к осажденным землям племени удозов, страдающих от набегов разбойников-норсов.

Замок короля Вольфилы стоял на вершине скалистого мыса. Далеко внизу, под стенами твердыни, бушевали свинцовые волны северного моря. Вольфила понравился Зигмару с первого взгляда, как только выехал ему навстречу из черных ворот своей столицы. Меч у сурового здешнего короля был почти таким же большим, как у Вольфгарта, волосы цвета заходящего солнца он заплетал в косицы, носил килт в складку. Лицо воина покрывали шрамы и жутковатые татуировки.

Король племени удозов с удовольствием присоединился к войску Зигмара, и вскоре из отдаленных фортов в долинах и на холмах пришли неистовые, одетые в килты мужчины и женщины в боевой раскраске и с длинными мечами.

Как предполагал Зигмар, норсы храбро защищали свои земли, но ничего не могли поделать с восьмью тысячами воинов, которые все на своем пути разрушали и предавали огню.

Армии южан приходилось нелегко из-за непогоды: на нее обрушивались яростные бури и грозы с молниями, расцвечивавшими небеса зловещими ухмылками Темных богов, чей хохот слышался в завывающем штормовом ветре. Боевой дух воинов порой падал, но это не могло поколебать Зигмара, который всегда старался удостовериться в том, что у всех хватает еды и питья, и давал понять каждому, как он горд тем, что ведет их на битву.

Никто не сомневался в исходе кампании, поскольку норсов было втрое меньше, они голодали и страдали, глядя, как месть прежних жертв уничтожает все их богатства.

Зигмар задумал дать норсам отступить к самой северной точке береговой линии, где стояли их корабли. Хоть они и были жестокими воинами, но им тоже хотелось жить.

Когда они сели на корабли, дошла очередь до новейшего оружия Зигмара.

Огромные катапульты, установленные на прибрежных утесах, стреляли пылающими снарядами, которые по дугообразной траектории пролетали по воздуху и разбивались на палубах кораблей. Сильный ветер раздувал пламя, с утесов летели все новые горящие шары, и вскоре уже весь флот норсов пылал.

Удалось уничтожить практически полностью целое племя, причем на это ушло меньше времени, чем на сбор боевых машин.

Зигмар удовлетворенно взирал на гибель людей и кораблей. Норсы больше не угрожали его Империи, а угрызений совести он не испытывал.

Король Вольфила повернулся к Зигмару и протянул ему руку:

— Мой народ благодарен тебе, король Зигмар. Скажи, как тебя отблагодарить, чтобы не оставаться в неоплаченном долгу.

— Не нужно вознаграждений, Вольфила. Только поклянись в том, что мы будем королями-братьями и впредь ты со своими воинами будешь сражаться на моей стороне.

— Даю слово, Зигмар, — пообещал Вольфила. — Отныне удозы и унберогены станут братьями. Ежели будет нужда в наших клинках — ты только позови.

Оба короля пожали друг другу руки, и Вольфила присоединился к своим воинам, высоко воздев меч и щит. Отблески зарева окрасили его волосы в цвет крови.

— Они этого не забудут, — проговорил Вольфгарт, когда отошел король удозов. — Я говорю о тех норсах, которые остались в живых. Они вернутся, чтобы нас наказать.

— Будет день, и будет пища, — сказал Зигмар и отвернулся от кровавого действа, разворачивавшегося в заливе.

Но Пендраг схватил его за руку и посмотрел умоляющими глазами, заставляя повернуться к пылающему заливу:

— Так ты собираешься ковать Империю пламенем и смертью? Если да, то я не желаю участвовать в этом!

— Нет, не так. — Зигмар стряхнул руку побратима. — Что я, по-твоему, должен был делать с норсами? Вести с ними переговоры? Они же варвары!

— И кто же мы после этого?

— Победители, — отвечал Зигмар. — Слушая их крики, я вспоминаю тех, кто погиб от их мечей и топоров. И я рад, что мы сделали то же самое с ними. Я думаю об изнасилованных и угнанных в рабство женщинах, о принесенных в жертву на кровавых алтарях детях — и рад, что мы так поступили. Я знаю, что благодаря сегодняшнему бою выживет много людей, поэтому я счастлив, что мы сделали это. Ты понимаешь, Пендраг?

— Думаю, что да, брат мой, — сказал Пендраг и отвернулся. — И мне грустно от этого.

— Куда ты? — вопросил Зигмар.

— Не знаю, — отвечал Пендраг. — Подальше отсюда. Теперь я понял, зачем все это, но не желаю слышать вопли людей, которых мы сжигаем заживо.

Через ряды вооруженных воинов Пендраг пошел по тропинке вниз с утеса. Зигмар хотел было пойти за другом, но Вольфгарт его остановил:

— Пусть идет, Зигмар. Поверь, ему нужно побыть одному.

Зигмар кивнул и спросил:

— Хоть ты-то понимаешь, что нам ничего другого не оставалось?

— Да, — кивнул Вольфгарт. — Понимаю, но лишь потому, что сердце мое устроено иначе, чем у Пендрага. Он у нас мыслитель, и такие моменты… ну, для него словно проклятие. Не волнуйся, он придет в себя.

— Надеюсь.

— Что же теперь?

— Мы принесем жертвы Ульрику и Морру. С концом сражения наступает черед воздать должное павшим.

— Я не о том. Теперь домой?

— Нет еще, — покачал головой Зигмар. — Мне нужно уладить еще одно дело здесь, на севере. Потом вернемся в Рейкдорф.

— И что это за дело?

— Артур, — сказал Зигмар.

После разгрома норсов армия унберогенов двинулась вдоль северных отрогов гор, взяв курс на земли племени тевтогенов. Опасным было путешествие по здешним лесам, и Зигмар ощущал взгляды нечеловеческих глаз, словно из облюбованной призраками чащи за ним следила целая армия монстров.

Наконец после длительного перехода они выбрались из тенистых лесов, и Зигмар увидел гору Фаушлаг.

Даже на расстоянии ста миль удивительная гора казалась громадной и посрамляла равнинный пейзаж, вонзаясь прямо в небо. Ее вздымавшаяся громада будоражила воображение. Высоченная остроконечная вершина возносилась отдельно от горной гряды, которая тянулась восточнее. Конечно же, такое количество воинов не могло остаться не замеченным тевтогенами, и Зигмар с каждым шагом все сильнее ощущал на себе взгляды врагов.

Дорога свернула к югу, в леса уже менее дикие, и наконец они дошли до подножия великой северной твердыни.

Гора оказалась столь высока, что город на вершине не был виден с земли, зато клубы дыма сразу привлекли внимание к находящемуся у подножия замку.

По обе стороны от широких ворот из толстенного дерева, обитого темным железом и укрепленного большими болтами, возвышались башни из гладкого гранита. На стенах собралось множество воинов в доспехах. В солнечном свете вспыхивали наконечники копий, развевались на ветру бело-голубые знамена.

С вершины Фаушлага свешивались тяжелые цепи, которые направляли вбитые в камень вертикальные линии железных колец. В следующие дни Зигмар наблюдал, как между вершиной и землей курсируют закрытые транспортировочные люльки, перевозящие людей и припасы.

Вместе с Пендрагом, который держал знамя опущенным в знак желания вести переговоры, Зигмар подъехал к замку и объявил о своем намерении призвать Артура к ответу за кровь унберогенов.

Шло время, а ответа не приходило. Зигмар ждал вестей от короля Артура, и с каждым часом досада его возрастала. Наконец, на исходе третьего дня, из потайной задней двери выехал посланник и направился к армии унберогенов.

Зигмар двинулся навстречу в сопровождении Вольфгарта, Альвгейра и знаменосца Пендрага, который едва ли перекинулся с ним словом за две недели перехода от северного побережья.

Посланец был могучим воином в выкрашенных белым, словно нетронутый снег, доспехах и с рыжими, заплетенными в косы густыми волосами. На плечи воина был накинут прекрасный плащ из волчьих шкур, а молот с длинной рукоятью лежал поперек холки огромного коня высотой ладоней в семнадцать.

— Ты Зигмар? — с сильным акцентом спросил воин грубым голосом.

— Король Зигмар, — поправил незнакомца Альвгейр и положил руку на эфес.

— Ты принес ответ от своего короля? — спросил Зигмар.

— Да. — На Альвгейра всадник не обратил никакого внимания. — Мое имя — Мирза, я Вечный Воитель короля Артура Тевтогенского, и здесь я для того, чтобы приказать вам покинуть земли нашего племени. В противном случае вас ждет смерть.

Зигмар кивнул, ибо как раз такого ответа и ждал. Он видел, что воину было неловко оттого, что Артур послал его, вместо того чтобы явиться самому.

Подавшись вперед, Зигмар сказал:

— Король эндалов Марбад как-то раз говорил мне, что сидящий в своей неприступной твердыне Артур сделался чересчур высокомерным. Когда я увидел эту каменную глыбу, то понял слова Марбада, ибо как же не возгордиться, укрывшись за такими стенами?

Услышав оскорбление в адрес своего короля, Мирза покраснел, а Зигмар продолжал наседать:

— Королю боязно выйти за их пределы, не так ли?

— Это земли племени тевтогенов, — повторил Мирза, стараясь не повышать голос. — Если ты не уйдешь, воины твои обломают зубы о Фаушлаг. Никакой армии не под силу разрушить эти стены.

— Каменные стены весьма прочны, — согласился Зигмар. — Но у меня хватит людей для того, чтобы окружить гору. Тогда все мужчины, женщины и дети умрут от голода. Мне бы не хотелось принимать крайние меры, ведь я хочу, чтобы тевтогены стали нашими братьями, а не врагами. Спроси у норсов, что ждет наших противников. И передай Артуру, что у него есть еще один день на то, чтобы предстать предо мной. Иначе я заберусь на эту проклятую гору и размозжу ему голову на глазах у его людей.

Мирза холодно кивнул, повернул коня и поехал обратно к замку у подножия горы Фаушлаг. Отворились главные ворота, за которыми исчез Вечный Воитель.

— Ты же так не сделаешь, правда? — взмолился Пендраг. — Ты не заморишь голодом целый город?

— Нет, конечно, — отвечал Зигмар. — Но мне нужно, чтобы он в это поверил.

— Тогда каковы твои намерения? — спросил Альвгейр.

— Я сделаю именно так, как передал Артуру. Если он не выйдет ко мне, я заберусь на гору и найду его там, где он прячется.

— Залезешь на Фаушлаг? — переспросил Вольфгарт, запрокидывая голову, чтобы взглянуть на вершину горы.

— Ага, — подтвердил Зигмар. — Думаешь, сложно?

Хоть чуть раньше Зигмар и хвастал, что запросто заберется на гору Фаушлаг, теперь пот заливал ему глаза, а от напряжения мышцы горели огнем. Под ним зеленой пеленой расстилался лес, за которым белыми пиками вздымались на востоке горы, а на горизонте сверкало далекое море.

Только он не мог долго любоваться открывшимся ему прекрасным видом, потому что изо всех сил цеплялся пальцами за камни, зная, что одно неверное движение — и полетишь тысячи футов вниз, навстречу смерти.

Здесь дули сильные ветры, и, отыскивая опору для рук, Зигмар то и дело запрокидывал голову и смотрел вверх, но вершины не видел. В вышине кружили птицы, и он завидовал свободе их полета.

Альвгейр вместе с побратимами пытались отговорить Зигмара от безрассудной затеи, но, раз бросив вызов, тот уже не мог отступиться. Он сказал рыцарю Артура, что залезет на гору Фаушлаг, а слово его нерушимо.

Зигмар рискнул посмотреть вниз и судорожно сглотнул, увидев свою армию средь каменистых выступов у подножия горы. Сверху воины казались маленькими точками, которые наблюдали за восхождением короля — к славе или смерти.

— Ты все еще со мной, Альвгейр? — попытался перекричать ветер Зигмар.

— Да, мой господин, — донесся снизу крик Альвгейра, сердитый голос выдавал напряжение рыцаря. — Ты все еще думаешь, что твоя идея хороша?

— Мне она начинает казаться слегка глуповатой, да, — признал Зигмар. — Ты хочешь слезть вниз?

— И оставить тебя одного?! — вскипел Альвгейр. — Ну уж нет. Не думаю, чтобы кто-нибудь из нас спустился. Если не упадем, конечно.

— Не говори о падении, — отрезал Зигмар, вспоминая Вольфгарта. — Не к добру.

Альвгейр больше ничего не сказал, и оба воина продолжали восхождение, дюйм за дюймом взбираясь вверх. Поверхность горы была неровной, с выступами, за которые можно схватиться или найти опору для ноги, но слишком много сил уходило на то, чтобы удержаться. Зигмар чувствовал, как от непривычных усилий болезненная судорога сводила руки.

Доспехи остались внизу, потому что лезть в тяжелой кольчуге было еще рискованнее. На поясе у Зигмара висел Гхал-мараз, Альвгейр же вложил меч в ножны за спиной, ибо оказаться безоружными на вершине горы им не хотелось.

Уже несколько раз Зигмар слышал лязг металла и видел, как на длинных цепях поднимают деревянные люльки. Одна такая штуковина как раз плыла вниз мимо них, и Зигмар прищурился, размышляя на тему подобной транспортировки тяжестей.

— Ясно, что даже большому количеству людей не под силу втянуть столько железа на вершину, — заметил Зигмар. — Наверное, наверху находится что-то наподобие ворота.

— Удивительно! — задыхался Альвгейр. — Тебе-то какая разница? Лезь вверх. И не останавливайся, иначе я не смогу еще раз стронуться с места.

Зигмар кивнул и перестал обращать внимание на гигантскую корзину, которая продолжала спускаться к находящемуся у подножия замку. Скалолазы поползли вверх и продвигались к вершине до тех пор, пока Зигмар не почувствовал, что не может сдвинуться ни на дюйм.

Он услышал, как за ним ползет Альвгейр, и глубоко вздохнул, от усилий легкие словно горели огнем. Казалось, они поднимаются целую вечность, и Зигмар клял свою гордость, обрекшую его на это безрассудство.

Зигмар вспомнил, как отец впервые показал ему, маленькому мальчику, как разводить в лесу костер. Ему хотелось разжечь громадный кострище, но Бьёрн сказал, что в этом деле главное — мера. Маленький костер тебя не согреет, а большой может запросто выйти из-под контроля и спалить лес.

С гордостью, как сейчас начал понимать Зигмар, дело обстоит точно так же. Если ее совсем мало, то человек будет неуверен в себе и никогда ничего не достигнет. Если же ее слишком много, то можно оказаться на высоченной скале, когда от смерти отделяют считаные дюймы…

Однако же этот подвиг послужит прекрасным дополнением к уже свершенным Зигмаром, и, может статься, он будет запечатлен в камне на Суденрейкском мосту. При этой мысли он даже улыбнулся и снова потянулся вверх, методично отыскивая точки опоры и заставляя усталое тело двигаться.

Ветер на каждом шагу грозил оторвать его от скалы, но он что есть силы цеплялся за нее и прижимался к камню так сильно, как ни один любовник не льнет к возлюбленной.

Зигмар так устал и измучился от боли, что даже не сразу понял, что угол восхождения изменился и ползет он уже не по отвесной скале, а по склону.

Король качнул головой, сморгнул застилавший глаза пот и увидел, что добрался до вершины. Здесь пологий откос вел к невысокой стене, возведенной по периметру вершины.

Зигмар повернул назад, чтобы помочь Альвгейру. Лицо Королевского Защитника сделалось серым от непомерных усилий. Он благодарно кивнул.

— И все-таки мы забрались на эту проклятую гору, — выдохнул Зигмар.

— Чудесно! — прохрипел Альвгейр, оглядываясь по сторонам. — Теперь осталось всего лишь пробиться к Артуру…

Зигмар обернулся и увидел выстроившихся перед стеной тевтогенских воинов в бронзовых панцирях, с обнаженными мечами и натянутыми луками.

Зигмар помог Альвгейру встать на ноги и отцепил с пояса молот Гхал-мараз. Двое унберогенов гордо расправили натруженные плечи перед лицом вооруженных до зубов воинов. Хоть и уставшие, но дерзкие и гордые оттого, что все-таки одолели неприступную гору.

Вечный Воитель Мирза стоял в самом центре, и Зигмар направился к нему, зная о том, что лучники могут выпустить стрелы в любую секунду. Альвгейр шел за ним следом и тихонько бормотал:

— Пожалуйста, скажи, какой у тебя план…

Зигмар покачал головой:

— Вообще-то, его нет… Я не думал, что мы выживем.

— Просто чудесно! — отчеканил Альвгейр. — Рад, что ты все предусмотрел.

Зигмар дошел до стены и остановился перед Мирзой, глядя ему прямо в глаза. Он подозревал, что Мирза будет их ждать.

— Где Артур? — спросил Зигмар.

Овладевшее воином волнение выдавали лишь напряженно сжатые губы, что говорило о происходящей в нем внутренней борьбе.

— Молится Огню Ульрика, — отвечал Мирза. — Он сказал, что ты упадешь.

— И был не прав. Он ведь много раз ошибался, верно?

— Возможно, но он мой король, и я обязан ему жизнью.

— Если бы я был твоим королем, то гордился бы тем, что у меня есть такой воин.

— И я бы с гордостью тебе служил, хотя весьма неразумно мечтать о том, чему не бывать.

— Посмотрим, — сказал Зигмар. — А теперь отведи меня к Артуру Тевтогенскому, если, конечно, в твои планы не входит прямо здесь меня прирезать.

Дома на горе были построены столь же добротно, как и в Рейкдорфе, и Зигмар мог только гадать, сколько усилий потребовалось для того, чтобы доставить строительные материалы на вершину. К постройке некоторых зданий явно приложили руку гномы, но большинство возвели люди. Зигмар не переставал удивляться изобретательности человека и сейчас более чем когда-либо стремился к объединению людей во имя общей цели.

Пока они шли, великое множество народу высыпало из домов, чтобы поглядеть на странного короля, который забрался на Фаушлаг. Зигмар и Альвгейр двигались в кольце воинов Мирзы, и, несмотря на то что их в любую секунду могли убить, Зигмар чувствовал себя очень уверенно.

То, что он пока наблюдал в тевтогенах, говорило об их гордости, и стоило увидеть их в обыденной жизни, как тотчас исчезало прежнее мнение о них как о свирепых и кровожадных бандитах.

На улицах играли дети, которых уводили женщины при приближении большой толпы, направляющейся в центр города.

Жрецы Ульрика утверждали, что в стародавние времена бог зимы и волков ударом кулака выровнял вершину для того, чтобы верующие в него могли там молиться. Говорили, что в самом центре горело удивительное пламя, которому не нужен ни торф, ни поленья, и Зигмара охватило искреннее волнение оттого, что ему предстоит узреть это чудо.

Воины, ведущие их в центр города, за все время не проронили ни слова, и Зигмар чувствовал, как по мере приближения к месту их волнение росло.

Наконец Зигмар и Альвгейр вместе с провожатыми прошли мимо высоких гранитных построек с черепичной крышей и оказались на площадке в самом центре горы Фаушлаг.

Широким кольцом здесь стояли менгиры, а сверху на них лежали плоские камни. Каждый из них был черным и гладким, с прожилками червонного золота, а в центре прямо из земли ярко вздымался высокий факел белого огня, который был ослепительным и чистым.

Пламя высотой в рост человека горело холодным огнем. Перед ним на коленях застыл воин в дивных доспехах, сжимающий меч, который острием упирался в землю. Он молился, сомкнув руки на эфесе и прижимаясь к ним лбом. Зигмар понял, что это король Артур.

Защищавшие спину и плечи пластины доспехов сияли, словно серебро, а бронзовая кольчуга была изготовлена столь же искусно, как те доспехи, что Зигмар видел у гномов. Рядом с Артуром на земле стоял крылатый бронзовый шлем. Когда подошел Зигмар, король тевтогенов спокойно встал и повернулся к нему.

Артур был красив, его темные волосы тронула седина, а на лице отражалась спокойная уверенность воина, которому неведомо поражение. Раздвоенная борода короля была заплетена в косицы.

Но не на короля смотрел Зигмар, а на его оружие: это был Драконий меч Каледфолх, сияющий серебряный клинок, который, как говорили, может разрубить самое прочное железо и камень. Легенды тевтогенов повествовали о том, что таинственный заморский мудрец, обладающий древними знаниями, выковал этот меч при рождении Артура с помощью осколка молнии, замороженного дыханием ледяного дракона.

Глядя на длинное лезвие, Зигмар легко мог поверить в такие рассказы, потому что казалось, будто остро заточенный край меча посеребрен сверкающим инеем.

— Ты король унберогенов? — спросил Артур, когда Зигмар вошел в каменный круг.

С четырех сторон появились четыре фигуры в темных одеждах. По плащам из волчьих шкур и талисманам из волчьих же хвостов Зигмар признал в них жрецов Ульрика.

— Верно, — подтвердил Зигмар. — А ты король Артур?

— Имею честь быть им, — проговорил Артур. — А вот тебе в моем городе не рады.

— Не важно, рады мне или нет, — заявил Зигмар. — Я явился сюда для того, чтобы призвать тебя к ответу за гибель моих людей. Пока мой отец воевал на севере, тевтогенские налетчики разрушали деревни и убивали невинных жителей. Ты ответишь за эти смерти.

— Ты бы сделал то же самое, мальчик, — покачал головой Артур.

— Даже не отрицаешь? — вопросил Зигмар. — Если ты еще раз назовешь меня мальчиком, я тебя убью.

— Ты как раз за этим и пришел?

— Да, — согласился Зигмар.

— Вероятно, ты хочешь вызвать меня на поединок?

— Да.

Артур рассмеялся, и в его роскошном баритоне слышалось неподдельное веселье.

— Ты истинный сын Бьёрна, безрассудный и витающий в облаках нелепых представлений о чести. Скажи мне, отчего бы мне просто не приказать Мирзе и его воинам тебя убить?

— Потому что он не подчинится такому приказу, — отвечал Зигмар, сжимая Гхал-мараз и ближе подходя к Артуру. — Если ты забыл о чести, это не значит, что он тоже не помнит о ней. Кроме того, какой человек откажется принять вызов прямо на глазах у жрецов Ульрика? Какому королю под силу сохранить власть, если он покажет себя малодушным трусом?

Артур прищурился, и Зигмар прочел в его взгляде нарастающий гнев оскорбленной гордыни.

— Ты только что одолел невероятный подъем — впечатляющий подвиг, истощивший твои силы! — прошипел Артур. — Ты исчерпал себя — и тем не менее хочешь меня превзойти? Да ты всего-навсего безбородый мальчишка, а я король.

— Значит, тебе нечего бояться! — рявкнул Зигмар и поднял боевой молот.

— Драконий меч рассечет твою плоть, как туман, — пообещал Артур и надел шлем.

Зигмар не отвечал, а просто кружил вокруг Артура, изучая врага и следя за его движениями. Король тевтогенов обладал могучим телосложением, широкими плечами и узкими бедрами фехтовальщика, но он давно не сражался.

И тем не менее он двигался отлично, ловко и неторопливо и обладал отменной устойчивостью и чувством равновесия, совсем как Герреон. Имя предателя всплыло непрошено, и при воспоминании о нем Зигмар споткнулся.

Артур заметил вспышку в глазах противника и бросился вперед, Драконий меч со свистом зимнего ветра рассек воздух. Зигмар вовремя среагировал и избежал удара, но холодное лезвие пролетело в опасной близости от его головы.

Почуяв уязвимость противника, Артур атаковал снова, но Зигмар уже пришел в себя и отразил удары бойком и рукоятью Гхал-мараза. При столкновении оружия летели белые искры, и Зигмар чувствовал, как с каждым ударом великий молот становится холоднее.

Меч Артура разил дальше, чем Гхал-мараз, и лишь иногда Зигмару удавалось приблизиться к королю тевтогенов настолько, чтобы атаковать. Но вот, сделав выпад Драконьим мечом, противник развернулся, и Гхал-мараз сильным ударом обрушился на его бок. От черных камней эхом отразился скрежет металла, и Зигмар отклонился в сторону, уворачиваясь от ответного удара Артура и дивясь тому, что его удар не сокрушил доспехи врага и не переломил тому позвоночник.

Заметив его удивление, Артур засмеялся и сказал:

— Ты не единственный король на свете, заключивший союз с горным народом и пользующийся его мастерством.

Зигмар отступил, глядя на работу гномов, узнаваемую в рифленом орнаменте на доспехах и в сиянии металла. Руны на рукояти Гхал-мараза сердито пылали, словно великое оружие не желало крушить другое творение его создателей.

Два короля двигались вперед и назад возле сверкающего факела Огня Ульрика, и Зигмар чувствовал, как с каждым мигом убывает его сила. Он нанес Артуру несколько ударов, которые уже трижды убили бы любого другого, но королю тевтогенов они не причинили ни малейшего вреда.

Он видел торжество в глазах Артура и в отчаянии замахнулся молотом, когда заметил направленный ему в грудь клинок. И снова в звоне неведомого человеку металла скрестились два оружия силы, но Зигмар почувствовал, как от удара у него онемели руки. Артур крутанулся и закованным в броню кулаком саданул Зигмару прямо в челюсть.

От сильнейшего удара Зигмар пошатнулся, перед глазами полыхнул свет.

Он услышал крик Альвгейра и увидел прямо перед собой ревущую белую стену.

Вскинув руки, Зигмар повалился в жгучий Огонь Ульрика, и он наполнил кости короля сверкающим льдом. Падая, Зигмар закричал от ломящего холода чего-то далекого и неведомого смертным.

Безбрежная пустота Серых земель по сравнению с резкой и беспощадной силой огня показалась ему даже приятной. В кратчайший миг, который мог равняться одному удару сердца или же целой вечности, эта сила обратила на него свой взор, и Зигмар ощутил, что жизнь его была оценена по достоинству.

Когда все закончилось, он упал по другую сторону огня, тут же вскочил на ноги, исполненный только что приобретенной мощи и энергии. За кругом черных камней собравшиеся охнули от изумления, да и сам Зигмар разделил их удивление, поскольку на нем не оказалось ни царапины: огонь нисколько ему не навредил.

Нет, не совсем так, потому что теперь с его плеч ниспадал плащ из лоснящихся волчьих шкур, а тело покрывала изморозь, словно он только что явился из недр самого глубокого ледника. Белый огонь облизал Гхал-мараз, и Зигмар чувствовал в молоте яростную энергию, дикую и необузданную, словно он держал лютого зверя.

Зигмар запрокинул голову, но из горла вырвался не смех, а торжествующий волчий вой, который пролетел по замкнутому контуру каменного круга.

В глазах его вспыхнула белая молния, в глубине притаился бескрайний зимний пейзаж, и он увидел легендарные деяния прошлого, а также будущее. Его окружили герои бывшие и грядущие, слились воедино их подвиги и храбрость, наполнив сердце Зигмара славой и честью их судеб.

Бессознательно он поднял Гхал-мараз и почувствовал звонкий удар Драконьего меча, который пришелся на рукоять молота. Словно во сне, Зигмар упал на колени, и Артур еще раз взмахнул своим древним клинком.

Зигмар поднял свое оружие, и с разрушительной вспышкой боек Гхал-мараза встретился с клинком Драконьего меча. При ударе вырвались несусветные силы, и меч Артура разлетелся на тысячу кусочков.

Ослепленный вспышкой, Артур упал на спину, а Зигмар вскочил на ноги и взмахнул молотом. Нацеленный в голову короля тевтогенов Гхал-мараз очертил смертоносную дугу.

Родовая реликвия Кургана Железнобородого со стуком опустилась на шлем Артура, смяла металл и напрочь сокрушила череп. Тело Артура пролетело по воздуху и искореженной грудой металла свалилось перед сверкающим огнем в центре каменного круга.

Зигмар стоял над телом поверженного врага, и грудь его распирало от торжества победителя. Жрецы склонили головы и упали на колени. Ни дуновение ветерка, ни голос не нарушили установившейся тишины, когда Зигмар повернулся лицом к тем, кто стал свидетелем поражения Артура.

— Король тевтогенов мертв! — возвестил Зигмар, высоко подняв Гхал-мараз. — Теперь у вас новый король. По правилам поединка земли племени тевтогенов теперь принадлежат мне!

Когда Зигмар произносил эти слова, он чувствовал их справедливость и был уверен в том, что такова воля богов. Он закрыл глаза и представил себе унберогенов и тевтогенов, вместе творящих великие дела. Это не что иное, как первый шаг к исполнению задуманного. Видение было настолько ярким, что Зигмар не заметил приближения Мирзы, пока тот не заговорил.

— Ты претендуешь на правление тевтогенами? — уточнил Вечный Воитель.

Зигмар открыл глаза и узрел Мирзу, который стоял перед ним, приставив кинжал к его горлу. Глаза Вечного Воителя были холодны, словно Огонь Ульрика, и Зигмар видел, что жизнь его висит на волоске. Взгляд его метнулся к краю каменного кольца, где он увидел окруженного тевтогенами Альвгейра, — у Защитника отобрали меч.

— Да, — подтвердил Зигмар. — Я убил твоего короля, и таково мое право.

— Есть такое право, — кивнул Мирза, — ибо сыновья Артура мертвы, и жена тоже давно перешла в царство Морра. Но тут, откуда ни возьмись, подоспел я и приставил кинжал к горлу убийцы моего короля.

— Ты говорил, что был бы рад служить мне, если бы твоим королем был я, — напомнил Зигмар. — Уже передумал?

— Как сказать.

— И в чем же причина?

— Я опасаюсь, что ты сделаешь из нас рабов и унберогены будут помыкать нами, — пояснил Мирза.

— Никогда. Никто не станет рабом Зигмара. Вы будете моим народом и братьями мне, почитаемыми и уважаемыми, как и все те, кто чтит узы верности.

— Готов ли ты поклясться в этом перед Огнем Ульрика?

— Клянусь, — кивнул Зигмар, — и еще раз спрашиваю: пойдешь ли ты за мной, Мирза?

Вечный Воитель убрал кинжал и упал перед ним на колени. Склонил голову и сказал:

— Я пойду за тобой, мой господин.

Зигмар положил руку на плечо Мирзы со словами:

— Мне нужны отважные и честные люди, Мирза, а ты как раз такой человек.

— Какое дело хочешь ты мне поручить?

— Земли к северу от гор кишат порождениями Тьмы и зверолюдьми, и однажды из-за океана вернутся Морские волки, — сказал Зигмар и подал руку только что обретенному союзнику, помогая подняться на ноги. — Я твой король, и мне нужно, чтобы ты вместе со своими воинами патрулировал северные области и берег эти земли.

Мирза кивнул и посмотрел на труп короля, которому когда-то служил. Чтобы забрать тело, к погибшему Артуру подошли жрецы Ульрика.

— Когда-то Артур был хорошим человеком, — сказал Мирза.

— Не спорю, — согласился Зигмар. — Но теперь он мертв, а у нас много дел впереди.

Глава пятнадцатая Союз

Дорога шла мимо холмов восточнее реки Штир. По ней явно часто ездили повозки и боевые колесницы, которые так запомнились Зигмару. Он смотрел на зеленые склоны, мимо которых двигался его караван, и ожидал увидеть направляющуюся к ним госпожу азоборнских воительниц.

Вокруг Рейкдорфа дороги мостили камнем — булыжниками с плоской стороной, которые укладывали в неглубокие траншеи с песком и уплотненным грунтом. Перед тем как вернуться в горные владения короля Кургана Железнобородого, мастер Аларик помог Пендрагу разработать способ устройства дорог, которые не боятся ни дождей, ни зимней стужи. В результате проделанной работы торговые караваны проезжали по землям унберогенов гораздо быстрее и проще, чем по всем остальным территориям.

Зигмар был бы не прочь сейчас путешествовать по дорогам унберогенов, потому что фургоны, которые они с Вольфгартом везли из Рейкдорфа, двигались медленно, их частенько приходилось вытаскивать из ужасной грязи.

Неделю назад здесь прошли весенние бури, и земля все еще была сырой и грязной. Запланированное на неделю путешествие длилось уже около месяца, и терпение Зигмара истощилось. За ним безупречным строем шла сотня воинов Рейкдорфа — Белые волки и стражи Большой палаты. Еще сто всадников окружали четыре повозки с оружием и броней.

Между телегами бежали охотничьи псы и шли шесть широкогрудых коней. Дюжина верховых скакала впереди и высматривала возможную опасность, подстерегавшую путешественников. Кутвин со Свейном шли впереди вереницы воинов и телег. Им Зигмар доверял больше, чем любым мерам предосторожности.

Альвгейр и Пендраг остались в Рейкдорфе, чтобы защищать земли в отсутствие короля, отправившегося собирать под свое знамя другие племена. Совсем недавно колонна воинов покинула талеутенскую территорию, где Зигмар возобновил клятвы, данные королем Кругаром, и оставил ему четыре воза с оружием и доспехами, причем кое-что было выковано гномами, а значит, бесценно.

Теперь Зигмар следовал на юг и ехал землями азоборнов, желая укрепить связь с неистовой королевой-воительницей Фрейей. Племена талеутенов и азоборнов были союзниками и дали друг другу Клятву меча, но между азоборнами и унберогенами такой связи не было.

С помощью подарков Зигмар намеревался исправить дело.

Рядом с Зигмаром ехал Вольфгарт, его клетчатый плащ и бронзовые доспехи испачкались и потускнели.

— Никогда нам не найти их поселений, ты это понимаешь? — сказал Вольфгарт. — Даже если впереди рыскает Свейн.

— Найдем, — ответил Зигмар. — Или, скорее всего, они сами себя обнаружат.

Вольфгарт беспокойно огляделся по сторонам. Вокруг возвышались холмы, вершины которых венчали редкие рощицы.

— Не нравится мне здесь, — заметил Вольфгарт. — Местность слишком открытая. И деревьев мало.

— Зато здесь отличные сельскохозяйственные угодья, — возразил Зигмар. — И холмы богаты железной рудой.

— Знаю, но наша земля мне нравится больше. К тому же отсюда рукой подать до восточных гор, где обитают орки, а самим нарываться на неприятности глупо.

— Вот чем мы занимаемся, по твоему разумению? Нарываемся на неприятности?

— А разве нет? — парировал Вольфгарт, перемещая поудобнее тяжелый большой меч на спине. — Как еще можно назвать перемещение по землям азоборнов без разрешения? Соглашусь, звучит очень заманчиво: земля полногрудых воительниц, но я слыхал, что нарушителей границ они кастрируют. Мне пока естество не надоело, хотелось бы иметь побольше сыновей.

— Кажется, ты говорил, что было бы весьма занятно провести ночь с азоборнской женщиной? Помнится, ты очень потешался, когда королева Фрейя… меня лапала.

— Точно, забавно тогда вышло, — рассмеялся Вольфгарт. — У тебя было такое лицо!

— Она женщина сильная, что верно, то верно. — Зигмар даже вздрогнул, когда вспомнил ее хватку.

— Тем более незачем сюда было соваться.

Зигмар покачал головой и дал отмашку фургонам:

— Нет. Если мы собираемся заключить с азоборнами союз, они должны увериться в том, что мы настроены серьезно.

— Что ж, для этого мы не пожалели оружия, — горько тряхнул головой Вольфгарт, — да и лошадок тоже… Лучшие мои жеребцы и самые сильные кобылы!

— Это не дань, Вольфгарт. Я думал, что ты это понимаешь.

— Неправильно все это. Если вспомнить еще и то, что мы подарили талеутенам. Это больше, чем мы можем себе позволить. Наши собственные воины вполне могли бы пользоваться этим оружием и носить эти доспехи. Так ли нам нужно, чтобы азоборны разводили более сильных и быстрых коней?

Зигмар сдержался и не стал ничего говорить. Прошло столько лет, а Вольфгарт никак не хотел принять до конца его план. Сильна была конкуренция среди племен, и Зигмар знал, что, прежде чем человеческая раса сумеет преодолеть географический эгоизм и объединиться, пройдет немало лет.

Зигмар не удостоил Вольфгарта ответом и, проскакав мимо воинов и телег, присоединился к верховым в авангарде колонны. Доспехи их были совсем легкими и состояли из кожаных нагрудников и покрытых кожей деревянных шлемов. Эти воины, вооруженные короткими изогнутыми луками, были очень опытны.

Здешний рельеф внушал опасения, поскольку в пещерах или пустых породах могли прятаться сотни неприятелей. Впереди дорога огибала струящийся со склона холма водопад, сбоку громоздились валуны и рос кустарник.

Местность была открытой, небеса широко раскинулись над головой и давили на унберогенов серыми облаками. С гор надвигался дождь, и Зигмар посмотрел на громадную стену из темного камня, вздымающуюся на самом краю мира, и содрогнулся от дурного предчувствия.

Вольфгарт прав. Негоже так близко подходить к рубежам земли людей, потому что в горах таятся ужасные существа — племена зеленокожих.

Но тем более нужно заключить союз с восточными племенами.

Об азоборнах знали немного: здесь царит матриархат и правит пылкая и свирепая королева Фрейя. О племенах, живущих дальше к югу и востоку, то есть о бригундах, меноготах и мерогенах, знали и того меньше.

Путешествие в земли азоборнов было опасно, но необходимо. Неведомое пугает людей пуще всего, однако, несмотря на риск, нужно знакомиться с другими племенами, если мечте Зигмара об образовании Империи суждено сбыться.

Начался дождь. Зигмар удостоверился в том, что всадники авангарда и разведчики, как и положено, начеку, и придержал коня, чтобы дождаться каравана.

Едва Вольфгарт вместе с телегами поравнялся с ним, как из сотен невидимых глоток вырвался громкий улюлюкающий клич, и казалось, сама земля вдруг разверзлась, породив множество воителей, которых секунду назад здесь не было.

Из укрытий среди кустов и валунов, замаскированные папоротником и пучками травы, выскочили совсем голые и полуголые воины.

— К оружию! — вскричал Зигмар, услышав доносящийся из-за поворота грохот колесницы.

Он достал из-за пояса молот Гхал-мараз, а воины, шлепая по грязи, выстроились перед караваном.

Ряды ощетинились копьями, лучники заняли позицию так, чтобы стрелять поверх голов копьеносцев. Зигмар пришпорил коня и пустил его вдоль линии войска, ежесекундно ожидая смертоносного залпа из засады. Воины унберогенов натянули тетивы, но так как азоборны не нападали, то Зигмар понял, что пускать стрелы было бы непростительной глупостью.

Да, они попали в засаду, но их не собираются убивать.

— Стойте! — вскричал он. — Ослабить тетиву. Никому не стрелять!

Воины пришли в замешательство, но Зигмар повторил приказ. Из-за дождя все сделалось серым и размытым, но Зигмар все же разглядел, что их окружили женщины, причем почти голые. На них были набедренные повязки, железные гривны на шее и бронзовые наручи. У каждой имелось по два меча и множество боевых татуировок.

Все они стояли совершенно неподвижно, что нервировало еще больше. Зигмар прикинул, что их окружили минимум три сотни воительниц, и едва мог поверить, что угодил в такую засаду. Так что же случилось с Кутвином и Свейном?

Подле него стоял Вольфгарт с обнаженным мечом, и выражение его лица было обвиняющим. Он воскликнул:

— Говорил я тебе, что тут опасно!

Зигмар покачал головой:

— Если бы нас хотели убить, то уже сделали бы это.

— Тогда что они затевают?

— Думаю, это скоро станет известно, — отвечал Зигмар, когда из-за склона холма появились и подкатились к ним множество боевых колесниц, и на ветру на увенчанных остриями древках бился тройной штандарт королевы Фрейи.

Когда с глаз сняли повязку, Зигмар моргнул и осмотрелся. Они оказались в большом помещении с земляными стенами, освещенном множеством фонарей и огромным очагом. Сильно пахло землей и сыростью. Он провел руками по лицу и волосам.

Стоящий рядом Вольфгарт тоже с удивлением озирался по сторонам.

Когда их окружили колесницы, дождь хлестал не так сильно, и, хотя действия воительниц не казались особо агрессивными, напряжение сказывалось. Высокая широкоплечая женщина, прикрытая лишь длинным плащом и татуировками, соскочила с головной колесницы и вызывающе остановилась перед ними.

В той же колеснице оказались связанные Кутвин и Свейн, которые боялись встретиться с Зигмаром взглядом. Они сконфузились до крайности.

— Ты — тот, кого унберогены называют королем? — спросила высокая воительница.

— Да, это я, — подтвердил Зигмар. — А вот это мой побратим по имени Вольфгарт.

Женщина холодно чуть поклонилась.

— Меня зовут Медба Азоборнская, — объявила она. — Королева Фрейя назвала тебя другом племени. Мы проводим вас в город Трех холмов.

— А если мы не захотим? — выступил Вольфгарт.

— Если ты не хочешь, унбероген, тогда тебе придется немедленно покинуть территорию нашего племени, — заявила Медба. — Или умереть прямо здесь.

— Мы пойдем с вами, — поспешно согласился Зигмар. — Ибо мне не терпится увидеть королеву Фрейю. Я привез дары, которые желаю ей преподнести.

— Ты желаешь ее? — уточнила Медба, жестом подзывая двух воительниц. — Это хорошо, будет не так больно.

— Больно? Что? — попытался уточнить Зигмар, когда разукрашенные татуировками азоборнки вознамерились снова завязать им глаза.

— Это еще зачем? Мы не можем везти подарки с завязанными глазами, — запротестовал Вольфгарт.

— Нельзя открывать чужим воинам секретные тропы, ведущие в покои королев азоборнов, — отрезала Медба. — Или уходите, или следуйте с нами с завязанными глазами.

— Ты нам всем хочешь глаза завязать? — продолжал брюзжать Вольфгарт.

— Нет, только вам двоим и тем, кто понесет подарки. Остальные останутся здесь.

— А теперь послушай… — начал Вольфгарт, но Зигмар жестом приказал ему замолчать.

— Отлично, — кивнул Зигмар. — Мы согласны на ваши условия. Дашь ли ты мне слово, что моим воинам не причинят вреда?

— Если они останутся здесь и не попытаются следовать за вами, с ними ничего дурного не случится.

Вольфгарт повернулся к Зигмару и прошипел:

— Ты собираешься позволить этим проклятым бабам завязать нам глаза и отвезти Ульрик знает куда? Причем без охраны? Да они позавтракают нашими яйцами, парень!

— У нас нет выбора, Вольфгарт. В конце концов, мы явились сюда затем, чтобы увидеться с Фрейей.

Вольфгарт сплюнул на землю и буркнул:

— Ежели я вернусь и не смогу подарить моему отцу внука, тогда ты сам ему все объясняй!

Несмотря на возмущение воинов, глаза им все же завязали, и азоборнские воительницы повели их неизвестно куда. На прощание Зигмар через плечо крикнул Кутвину и Свейну:

— Даже не думайте следовать за нами! Ждите нас.

Зигмар понял, что их везут через лес, но, кроме этого, ничего больше не узнал. Они проезжали холмами, укромными лощинами и через густой подлесок. Зигмар пытался запомнить путь, но вскоре безнадежно заблудился и потерял всякое чувство времени и места.

Наконец он услышал голоса и почувствовал запахи жилища. Но даже тогда не настал конец пути, ибо их повели дальше, по длинному крытому коридору, в котором звучало эхо и где пахло землей и сыростью. Затем Зигмар почувствовал тепло и дым очага и ощутил над собой огромное пространство.

Когда с глаз сняли повязку, Зигмар понял, что попал в чертог королевы азоборнов. Ничего подобного ему прежде видеть не доводилось. Стены здесь закруглялись наверху, словно в подземной пещере. На потолке переплелись корни деревьев, там же была дыра, в которую выходил дым.

В чертоге находились сотни воинов обоих полов, одетые в полосатые узкие штаны и длинные плащи. Большинство выше пояса ничего не носили, их одеянием служили бронзовые браслеты да вихри татуировок на груди и шее. Зигмар обратил внимание на то, что все были вооружены бронзовыми мечами.

— Сохрани нас Ульрик! — прошептал Вольфгарт, увидев восседавшую на троне королеву.

Королева Фрейя была яркой женщиной в самом расцвете лет. Здесь, в своих владениях, она казалась совершенно необыкновенной. Она грациозно сидела на убранном мехом изгибе корней, дерево за сотни лет было тщательно отполировано руками людей, чтобы создать трон для королев азоборнов.

На ней были лишь золотое ожерелье, юбка из кожаных полос да накидка из мерцающих бронзовых колец. Пылающим медным водопадом струились ее роскошные кудри, на голове блестела золотая корона с рубином.

Фрейя встала к ним лицом и приняла из рук от воительницы Медбы, остановившейся подле нее, трезубое копье. Руки королевы бугрились мышцами, и Зигмар не сомневался в изрядной ее силе.

— Я знала, что ты скоро ко мне придешь, — сказала Фрейя, спускаясь с возвышения, и Зигмар не мог не восхититься ее прекрасной фигурой.

Кольчужная накидка частично прикрывала грудь, но то, что было ниже, дразняще представало при каждом покачивании бедер и плеч.

— Это высокая честь оказаться в твоих чертогах, королева Фрейя, — с легким поклоном произнес Зигмар.

— Ты пришел из земель талеутенов, — заявила Фрейя. — Зачем ты пожаловал на мою территорию?

Зигмар сглотнул и ответил:

— Я пришел с дарами для тебя, королева Фрейя.

— Железные доспехи и выкованные гномами мечи, — произнесла Фрейя, склоняя голову на одну сторону. — Я взглянула на них и осталась довольна. Лошади тоже мне?

Зигмар кивнул и сказал:

— Они твои. Вот Вольфгарт — весьма искусный коневод, и его скакуны быстрее и сильнее любых других. Эти — из числа лучших жеребцов его табуна, от них родится много прекрасных жеребят.

Фрейя приблизилась к Зигмару, и пульс у него участился, стоило вдохнуть запах масел, которыми были умащены кожа и волосы королевы. Она была высока. Жестокие пронзительные изумруды глаз хищно взирали на Зигмара.

— Его лучшие жеребцы, — с улыбкой на устах повторила Фрейя.

— Верно, — подтвердил Вольфгарт. — Лучше тебе не найти.

— Посмотрим, — сказала Фрейя.

Когда утомленный Зигмар вышел из Большого чертога королевы Фрейи и подставил лицо ветерку, солнце уже приближалось к зениту. Исцарапанные руки и ноги устали, и чувствовал себя он почти таким же слабым, как тогда, когда очнулся, вернувшись из Серых земель.

Его заливал золотистый свет, и Зигмар поднял лицо к солнцу, наслаждаясь голубизной неба. Буря миновала. У него за спиной остался земляной зал, замечательно круглый и увенчанный деревьями с красной корой, которые цвели и источали сладкий аромат. Прямо под деревьями находились чертоги королевы. Вход был скрыт так искусно, что даже самые тщательные поиски оказались бы безрезультатными.

Хотя Зигмар сам только что вышел оттуда, но все равно едва смог бы отыскать вход. Поглядывая на него, веселые азоборны шли заниматься повседневными делами. Тут и там Зигмар видел струйки дыма, вырывавшиеся из подземных домов или даже кузниц.

Жителей востока природа наделила длинными руками и ногами, светлыми или рыжими волосами. Кожа у них была разукрашена татуировками. Хотя по ловко скрытому от посторонних глаз поселению ходили представители обоих полов, Зигмар обратил внимание на то, что оружие носили преимущественно женщины.

Сердце королевы азоборнов пылало дикой гордостью, и, чтобы укротить ее, Зигмару и самому пришлось превратиться в безумного жеребца. Но все-таки сделку удалось заключить, и Зигмар с Фрейей обменялись Клятвами меча после многочисленных и неистовых любовных утех.

Спина у Зигмара болела так, словно его выпороли, а на груди сохранились отпечатки острых зубов Фрейи, спускавшиеся от ключиц к бедрам. Когда он наконец вылез из постели и натянул штаны, оказалось, что они ему трут в паху.

Зигмар бродил среди народа Фрейи и глядел на крутые, густо поросшие лесом склоны двух других холмов, которые дали название поселению. Здесь жилища строили на деревьях и среди спутанных корней. Внутри громадного дуба помещалась мельница, медленно поворачивались ее паруса и вращали жернов, который, как предполагал Зигмар, находился под холмом.

По поселку пробегал ручей, и Зигмар встал возле него на колени и сунул голову в быстрые воды, чтобы холодная влага смыла усталость и привкус настоек, которыми его опоила Фрейя, — она уверяла, что это питье продлевает любовные услады.

Зигмар сел на корточки и запрокинул голову. Вода стекала на грудь и спину. Сморгнув последние капли, он провел пальцами по волосам и собрал их на затылке в хвост, который связал кожаным шнуром.

— Итак, тебе удалось? — послышался сзади удивленный голос.

— Что удалось, Вольфгарт? — спросил Зигмар, вставая и поворачиваясь лицом к побратиму.

В отличие от него Вольфгарт выглядел свежим и отдохнувшим, а глаза воина светились озорным весельем.

— Удалось ли тебе победить Фрейю? Ведь ты наверняка не забыл отцовский наказ ложиться в постель только с той женщиной, которую сможешь превзойти в битве?

Зигмар пожал плечами и сказал:

— Может. Не знаю. Не думаю, чтобы Фрейя видела большую разницу между совокуплением и боем. А я в самом деле чувствую себя так, словно сражался.

— Брат, ты и выглядишь примерно так же, — заверил его Вольфгарт и повернул к себе спиной. — Боги живые! Тебя как будто медведь помял.

— Ну хватит. — Зигмар вырвался от Вольфгарта. — Ни слова об этом, когда придем к нашим. Я серьезно!

— Само собой, ни слова, — улыбнулся Вольфгарт. — Губы мои запечатаны крепче, чем ноги дев в Кровавую ночь.

— Крепче некуда, — заметил Зигмар.

— Ну что? — Вольфгарту доставляло удовольствие смущение Зигмара, и он не обратил внимания на его взгляд. — Мы теперь союзники с азоборнами? Они приняли наши дары?

— Да, — сказал Зигмар. — Подарки понравились королеве, твои кони тоже.

— Надо думать! — воскликнул Вольфгарт. — Я отдал ей Огненное Сердце и Черную Гриву, лучших жеребцов моего табуна. Если ремнями скрепить на них тяжеленные доспехи, то они все равно обгонят лошадей азоборнов, которые таскают их колесницы. Через несколько лет они обзаведутся боевыми конями, которых не стыдно так называть.

— Фрейя понимает это и потому дала мне Клятву меча.

Вольфгарт хлопнул друга по спине и рассмеялся, когда тот вздрогнул от боли.

— Да ладно тебе, брат, мы же оба знаем истинную причину, по которой королева дала клятву.

— Это какую же?

— Когда унберогенский мужчина чего-то хочет, ни одна женщина в мире не может ему отказать.

Позже этим же днем Зигмар и Вольфгарт вернулись к своим воинам. На сей раз им не завязали глаза, потому что теперь они стали союзниками. Когда они на глазах у унберогенов перевалили через холм, их приветствовали громкие радостные крики, и Зигмар бросил испепеляющий взгляд на Вольфгарта, который притворялся совершенно беспечным.

Зигмар обрадовался, что азоборны сдержали слово и ни один воин не пострадал. А заждавшиеся унберогены явно вздохнули с облегчением, когда к ним вернулся их король.

И снова их провожатой была воительница по имени Медба. Она ехала рядом на колеснице из черного лакированного дерева с бронзовой окантовкой, запряженной двумя выносливыми лошадьми. На колесах были установлены блестящие, похожие на косы, лезвия. Зигмар помнил, как при виде колесниц его людей обуял страх, и знал, что, если в них запрячь мощных коней, остановить их в сражении будет невозможно.

Медба осадила лошадей, сошла с колесницы и встала рядом с Зигмаром и Вольфгартом. Как и королева, воительница была исключительно хороша собой. Зигмар догадывался, зачем она подошла, но виду не подал.

— Король Зигмар, ты уезжаешь от нас как друг, — начала Медба.

— Теперь мы один народ, — отвечал Зигмар. — Если вашим землям будет грозить опасность, вам стоит только позвать — и мы придем на помощь.

— Королева Фрейя сказала, что ты очень выносливый. В племени унберогенов все мужчины такие?

— Все мы сильны, — согласился Зигмар.

Медба кивнула и подошла к Вольфгарту. Не успел тот и глазом моргнуть, как воительница одной рукой схватила Вольфгарта за шею, а другой — между ног и впилась ему в губы долгим и страстным поцелуем.

Воины унберогенов снова загомонили и разразились одобрительными возгласами, а Зигмар рассмеялся, глядя, как Вольфгарт бился в захвате. Наконец она отпустила его и взошла на колесницу.

— Возвращайся ко мне следующим летом, Вольфгарт-унбероген, — крикнула, разворачивая колесницу, Медба. — Возвращайся, мы совершим обряд скрепления рук, и у нас родятся сильные дети!

Колесница стремглав исчезла за поворотом. Зигмар хлопнул по плечу приросшего к земле Вольфгарта.

— Похоже, не один я произвел здесь впечатление, — улыбнулся Зигмар.

На берегу серого, будто сталь, моря стоял и смотрел на жалкие остатки своего народа Кормак Кровавый Топор. Он скрежетал зубами от гнева, и ярость берсерка вновь готова была его поглотить. Усилием воли он подавил бешенство. Войско Зигмара Унберогенского изгнало их из родных мест, вынудив искать убежища в мерзлых землях за морем.

Южные мрачные берега этой проклятой земли лежали в горах снега, здесь дыханием могущественного ледяного демона завывал ветер, продувая временные поселения у побережья.

Подобия домов соорудили из обломков кораблей-волков — какой бесславный конец для могучих судов, которые столько лет носили Морских волков в битвы!

Эти самые корабли привезли их сюда. Сейчас почти никто не разумел плотницкое дело. Жалким остаткам гордого народа приходилось ютиться в насквозь продуваемых лачугах и пещерах. А когда-то их чертоги были поистине великолепны.

Возле Кормака стоял Кар Одацен — сутулый шаман, который извещал о воле богов еще его отца, покойного короля Норски. Кормак презирал этого человека и хотел было его убить из-за несчастья, обрушившегося на его народ, но решил не злить богов и позволил ему жить.

Кар Одацен давал советы царям-полководцам севера столько, сколько Кормак себя помнил, а старейшины по секрету шептали о том, что он даже сидел по правую руку его великого предка — деда.

Безусловно, этот человек выглядел древним старцем, голова у него была бритой, а тело — морщинистым. Был он очень худ и чертами лица походил на ворона. Кормак содрогнулся, несмотря на толстые шерстяные штаны и тяжелый плащ из медвежьей шкуры, плотно обернутый вокруг тела. А вот Кар Одацен в своих тонких и рваных темных одеждах, казалось, совсем не мерз.

— Скажи-ка мне еще раз, старик, зачем мы здесь? — потребовал Кормак. — Если мы пробудем тут еще немного, то непременно все перемрем.

— Запасись терпением, мой юный король, — посоветовал Кар Одацен. — И верой.

— У меня предельно мало и того и другого! — рычал Кормак, а морозный порыв ветра впивался в него тысячей ледяных кинжалов. — Ежели твоя затея бессмысленна, то я снесу тебе голову с плеч.

— Избавь меня от пустых угроз. Я множество раз видел свою смерть и знаю, что умру не от твоего топора.

Кормак с трудом проглотил злость и еще раз вгляделся в море. Там, на юге, за завесой тумана и темными водами океана, простирались теплые плодородные южные земли, где некогда жил его народ.

Когда-нибудь они снова будут принадлежать им.

Кормак до сих пор чувствовал во рту привкус пепла горящих кораблей, когда непонятные машины Зигмара забрасывали их с утесов шарами с огненной смертью. Тысячи норсов погибли прямо на кораблях, сгорели вместе с ними, а еще тысячи ушли на дно морское.

Но однажды Зигмар вместе с союзниками-королями заплатит за все, и Кормак поклялся в том, что он сам и все, кто придет после него, снова переплывут океан и понесут на юг песнь войны.

Однако Кормак понимал, что мечты эти осуществятся не скоро, а потому сдерживал вспышки гнева в своем сердце. Прошлой ночью у костра Кар Одацен пообещал ему, что нового сражения осталось ждать недолго, а потому Кормаку на рассвете нужно пойти вместе с ним на этот пустынный берег.

Кормак эту затею счел пустой тратой времени и уже собирался развернуться и уйти обратно в поселок, когда Кар Одацен заговорил снова:

— Грядет тот, кто будет сильней всех нас, вместе взятых, даже тебя.

— Кто?

— С виду молод, — отвечал Кар Одацен, показывая костлявым пальцем в море.

Кормак прикрыл глаза рукой от слепящего света бледного неба и увидел маленькую лодку, беспомощно раскачивающуюся на волнах. Течение несло ее к берегу, а ветер хлопал бесполезным, порванным парусом. Лодка была явно не предназначена для того, чтобы плавать по широким просторам моря, и Кормак удивился, как она вообще уцелела.

— Откуда? — спросил он.

— С юга, — ответил Кар Одацен.

Лодка приближалась к берегу, и, когда она взмыла вверх на гребне волны, Кормак заметил лежащего в ней мужчину.

— Иди! — приказал Кар Одацен, когда суденышко оказалось в пределах досягаемости. — Вытащи на берег.

Кормак метнул на шамана недобрый взгляд, но все-таки вошел в море. Тут же его сковал холод, ноги онемели в считаные секунды. Он зашел глубже, по пояс, и уже ощущал, как стылая вода высасывает из него силу.

Лодка подплыла ближе, и он схватился за покоробившееся дерево планшира, быстро развернулся и направился к берегу. Тот, что лежал в лодке, застонал.

— Кто бы ты ни был, — прошипел через стиснутые зубы Кормак, — лучше бы тебе оказаться достойным всего этого!

Выбиваясь из сил, Кормак добрел до берега и с трудом вытащил лодку на серый песок. Холод грозил его одолеть, но Кар Одацен уже развел на берегу костер.

Неужели он провел в воде столько времени?

Кар Одацен приблизился к лодке. Лицо его аж перекосило от любопытства. Спасенный перекатился на спину и открыл глаза, и Кормак тоже повернулся к нему.

По днищу лодки разметались волосы цвета ночи. Небритый и истощенный, незнакомец все равно был поразительно красив. Рядом с ним лежал вложенный в ножны меч, и незнакомец сразу же потянулся за клинком.

Кормак нагнулся и вырвал меч из слабых рук. Достал клинок из ножен и направил в горло пришельцу.

— Осторожно, — предупредил его Кормак. — Дурна смерть от собственного меча.

Угрожая незнакомцу, Кормак восхищался яркому блеску металла, безупречному балансу и весу, который в точности подходил для его руки. Оружие было воистину великолепно, но вдруг он почувствовал настоятельную необходимость опустить клинок.

— Ты кто? — требовательно вопросил он.

Мужчина облизал губы и попытался заговорить, но во рту у него пересохло от бесчисленных дней, проведенных в море, и вместо слов из горла вылетело невнятное карканье. Кар Одацен дал ему мех с водой, и незнакомец жадно напился большими глотками.

Наконец он оторвался от бурдюка и прошептал:

— Меня зовут Герреон…

Кар Одацен покачал головой и сказал:

— Нет. Так тебя звали в прошлой жизни. Теперь у тебя другое имя, дарованное северными богами в далеком прошлом.

— Скажи… — взмолился Герреон.

— Имя тебе Азазель.

Глава шестнадцатая Что значит быть королем

В лагере унберогенов были слышны вопли, доносившиеся из расположенного в целой миле становища короля берсерков. Зигмар ощущал груз всех своих двадцати шести лет и ненавидел то, что ему приходится сражаться не с зеленокожими, а с людьми.

Ярко светило солнце, бодрил прохладный воздух, высившиеся на севере горы все еще покрывал снег, который на западном побережье уже сдул ветер. В диких землях тюрингов стояли лагерем около двенадцати тысяч унберогенов. Им предстояло сразиться с разукрашенными боевой раскраской воинами короля Отвина.

С рассвета по лесу разносились безумные завывания воинов-берсерков и даже звуки рогов — так вызывали злых духов, которые, говорят, собираются в лесу и сводят людей с ума.

Вокруг костров собрались сотни отрядов мечников, воины хрипло шутили, точили и без того острые клинки и возносили Ульрику молитвы с просьбами даровать им храбрость. Пахло мясом и овсянкой, но мужчины ели немного, ибо знали, что нехорошо идти в бой с полным желудком.

Готовясь к сражению, Белые волки приводили в боевую готовность коней: растирали их и завязывали шнурами хвосты. На скакунов пока не надевали доспехов, потому что в грядущем сражении им придется полностью выложиться, а потому не следовало их утомлять тяжестью железа.

Приближалась пора выступать, и каждый командир поднимал своих людей. Беспорядочно расположившиеся возле костров воины превращались в дисциплинированную армию. При виде этого стремительного преображения сердце Зигмара наполнялось гордостью.

Обернувшись на звук шагов, он увидел Вольфгарта, Пендрага и Альвгейра. Они уже надели доспехи и приготовились к бою. Пендраг нес алое знамя Зигмара. Мрачным было лицо маршала Рейка, и даже Вольфгарт, казалось, испытывал некоторую неловкость перед предстоящим сражением.

— Подходящий денек для битвы, — заметил Вольфгарт. — Вороны уже собираются.

Зигмар грустно кивнул. Исход сражения был очевиден всем. У противника едва набралось шесть тысяч воинов против их двенадцати, а армия Зигмара не ведала поражений.

— Лучше не бывает, — съязвил Зигмар. — Многих сегодня ждет смерть, и чего ради?

— Ради чести, — ответил Альвгейр.

— Чести?! — повторил, качая головой, Зигмар. — Где ты ее видишь? Мы вдвое превосходим войско Отвина. Победить он не может, и должен это понимать.

— Дело не в победе, Зигмар, — вступил в разговор Пендраг.

— Тогда в чем?

— Подумай. Если бы в наши земли вторглись захватчики, разве мы не сражались бы с ними? — спросил Пендраг. — Не важно, во сколько раз войско противника превосходило бы наше собственное, мы все равно защищались бы.

— Но мы не захватчики, — возразил Зигмар. — Я сделал все возможное, чтобы избежать войны. Я предлагал королю Отвину присоединиться к нам, но он несколько раз прогонял моих посланцев.

Альвгейр пожал плечами, отчего натянулись ремни нагрудника, и сказал:

— Отвин хитер. Он знает, что не сможет победить, но также уверен в том, что если не выступит против нас, то недолго ему оставаться королем. Вот когда мы победим, тогда он попытается выработать условия соглашения, ибо честь его будет спасена.

— И ради удовлетворения этой самой чести погибнут тысячи, — сказал Зигмар. — Безумие.

— Да, вероятно, — согласился Альвгейр. — Но я не могу не восхищаться им за это.

Вольфгарт достал из заплечных ножен свой могучий меч и сказал:

— Давайте же скорей покончим с этим и пойдем домой!

Зигмар улыбнулся, угадывая причину раздражения Вольфгарта и радуясь предлогу, чтобы сменить тему:

— Не волнуйся, брат. Мы сохраним тебя и в целости передадим Медбе.

— Да-да. Иначе она всем нам кишки повыпускает, — согласился Пендраг.

Хотя путешествовать зимой было опасно, Вольфгарт вскоре после возвращения из земель королевы Фрейи вновь отправился туда и всю зиму гостил у азоборнов. А когда вернулся весной, то очень гордился татуировкой на руке — символом помолвки с Медбой. После похода на тюрингов они с азоборнкой собирались соединиться узами брака у Клятвенного Камня в Рейкдорфе.

Зигмар был рад за друга и предвкушал развеселый пир, непременно следующий за обрядом скрепления рук. Только ему всегда становилось грустно при воспоминании о Равенне, к которой неизбежно возвращались его мысли. Много лет прошло с ее смерти, но не было ни дня, чтобы Зигмар не думал о ней.

Даже когда он возлег с Фрейей, перед глазами у него стояло лицо Равенны.

Зигмар тряхнул головой, отгоняя грустные мысли, потому как не к добру думать о мертвых перед сражением.

Звук военных рогов унберогенов взлетел ввысь, армия была готова к бою, и Зигмар пожал руки каждому из своих боевых побратимов.

— Сражайтесь достойно, друзья мои, — сказал он. — Если нам сейчас суждено сражаться за честь, давайте же скорей закончим этот бой.

Зигмар опустил молот на грудь тюринга, крутанулся и отмахнулся от напиравшего на него копья мечом, который сжимал в другой руке. Саданув локтем в лицо копьеносцу, Зигмар перепрыгнул падающее тело и схватился со следующим врагом. Топор берсерка уже расколол его щит, многочисленные раны кровоточили.

Воздух дрожал от криков. Тысячи закаленных в сражениях воинов бились топорами и мечами, кололи копьями и кинжалами. Армия короля Отвина не выдержала удара унберогенов и дрогнула, Белые волки Альвгейра врезались в ряды левого фланга и смяли воинов с легкой броней. Проворные всадники окружили правый фланг. В центре неустрашимые копейщики и мечники встретили неистовую атаку разъяренных берсерков.

Вместе с Пендрагом и Вольфгартом Зигмар ожидал, когда их атакуют вопящие тюринги. Большинство из них были голые и разрисованные разноцветными спиралями, а волосы с помощью глины они превратили в твердые гребни. Выпучив безумные глаза и брызгая слюной, они размахивали громадными мечами и топорами.

На Зигмара напал гигантский воин. Кожа у него на лице была проткнута железными шипами и тяжелыми кольцами. На огромном теле бугрились мышцы, а из глубоких ран, которые он явно нанес себе сам, текла кровь. Зигмар увернулся от топора великана, который со свистом пронесся мимо него и надвое рассек ближайшего к нему воина. Ошеломляюще быстро последовал новый выпад, концом топора зацепило наплечник Зигмара, и король полетел наземь.

Зигмар отчаянно пытался встать на ноги. Нацеленный на него удар копья пришлось блокировать рукой. Острый наконечник вонзился в землю, и Зигмар лягнул копьеносца, сломал ему коленную чашечку и отпихнул прочь. Скользила земля, превратившаяся в жижу под ногами воинов, и, когда Зигмар пытался подняться, по груди его рубанул меч, рассекая железные звенья кольчуги.

Разрезало стеганую рубаху, которую Зигмар надевал под доспехи, но все же львиная доля удара пришлась на кольчугу. Стукнув мечника головой, Зигмар затем треснул его молотом прямо в пах. Великан с топором снова бросился на него, и Зигмар отбил нападение Гхал-маразом. Рука онемела от ударной силы, принятой молотом, но он извернулся и вонзил меч в живот воина.

Меч вырвало из рук. Рукоятью топора великан ткнул Зигмару в лицо. Из лопнувшей губы хлынула кровь, перед глазами вспыхнули звезды, и он покачнулся.

Смертельно раненный великан вновь пошел на Зигмара, словно застрявший в животе меч нисколько его не беспокоил. Он взвыл и взмахнул топором — безумие берсерка превозмогало боль. Зигмар пригнулся и увернулся от смертоносного удара, а потом молотом вбил меч в живот великану по самую рукоять.

Но тут гигант изловчился, схватил Зигмара за волосы и запрокинул ему голову. Взмахнул топором. Зигмар нырнул вниз. Схватившись за рукоять торчащего из живота великана меча, он ударил его ногой. Затем Зигмар повернул меч и потянул. Клинок высвободился из тела, Зигмар развернулся и со всей силы обрушил удар на шею противника. Из раны пульсирующими толчками хлынула алая кровь, значит, он перерубил артерию.

Великан зашатался. Зигмар восходящим ударом сшиб его с ног. Разорванная кольчуга железными кольцами осыпалась на землю, а потому, улучив мгновение, Зигмар избавился от ее остатков и остался голым по пояс. Дикой гривой разметались растрепанные волосы, вместо лица у него была кровавая маска, и Зигмар уповал на то, что унберогены случайно не примут его за берсерка.

Появился запыхавшийся Пендраг с окровавленным топором и в потрепанной кольчуге, но при этом друг крепко сжимал древко гордо реющего алого знамени Зигмара.

— О боги, я уж было испугался, что тот громила никогда не упадет!

— Да уж, — с трудом переводя дух, согласился Зигмар. — Чересчур живучий попался.

— Что с тобой? — спросил Пендраг.

— Да так, чепуха, — ответил Зигмар, глядя на жестокую рукопашную схватку, вспыхнувшую поблизости от черного стяга тюрингов с изображением серебряных перекрещенных мечей.

— Вперед! — позвал Зигмар. — Я вижу знамя Отвина!

Пендраг кивнул, воины унберогенов окружили своего короля кольцом, и без лишних слов Зигмар повел их в гущу сражения. Опытным глазом бывалого воина он видел, что армия тюрингов обречена. Белые волки крушили войско с флангов и страшными молотами прокладывали кровавую тропу к знамени короля.

Правый фланг развалился на обособленные островки, где еще сохранилась стена из щитов. Лишь центр войска тюрингов стойко держался, и, чтобы скорее завершить сражение, Зигмару пришла пора сразиться с королем.

Обезумевшие от крови берсерки бросались на Зигмара, но падали от боевого молота или меча. Сгрудившихся вокруг своего короля унберогенов остановить было невозможно, они бились упрямо и храбро. Ярд за ярдом продвигался отряд вглубь вопящих тюрингов, скандируя имя Зигмара и пробивая в рядах врага кровавую брешь.

В гуще сражающихся Зигмар увидел Отвина и содрогнулся от страха. Воистину огромен был король тюрингов, даже мощнее того великана с топором, которого недавно убил Зигмар. Обнаженное тело короля украшали татуировки и пирсинг, а золотые зубцы короны пронзали кожу на висках. С ног до головы покрытый кровью, гигант размахивал прикованным к запястью цепью двухлезвийным топором, который был даже больше такого же оружия Бьёрна.

Вокруг короля бились подобные ему громадные воины, которые подвывали, напоминая стаю бешеных волков. Отвин увидел приближающийся клин унберогенских воинов и со зловещей ухмылкой безумной ярости повернулся в их сторону.

Не в силах сдержать жажду схватки, вперед метнулся один из его рыцарей, и Зигмар взмахнул молотом. Воин резко пригнулся и увернулся от удара, а потом вскочил на ноги и бросился, выставив вперед меч. Зигмар прыгнул вверх и, взмыв над грозным клинком, пяткой ударил великана в подбородок.

С противным хрустом сломалась шея, и гигант свалился на землю, но на смену павшему воину сразу встал другой, который без промедления атаковал. Зигмар уже замахнулся мечом, но заколебался перед ударом, потому что на сей раз нападала на него прекрасная женщина с тончайшим станом, золотыми волосами и прекрасными очами янтарного цвета. Двигалась она мощно и быстро.

Нерешительность Зигмара чуть не стоила ему жизни: два меча, которыми ловко орудовала красавица, замелькали перед ним вихрем запятнанной кровью бронзы.

— Я Ульфдар! — вскричала воительница. — Я твоя смерть!

Зигмар парировал удар одного из мечей Ульфдар, но другой огнем рубанул его по плечу. Очередной выпад он отразил клинком и ударил деву лбом в лицо. Она закачалась, сплюнула кровь и, дико хохоча, нацелилась мечом в пах Зигмару. Он отклонился от удара. Его воины уже сцепились со свитой короля тюрингов.

Второй клинок воительницы стремился добраться до его шеи. Зигмар шагнул вперед, и рука Ульфдар стукнулась о железную гривну. Зигмар слышал, как хрустнули ее пальцы и выпал меч. Тогда он пихнул ее молотом в живот, и она уже не могла вздохнуть. Ударив коленом по челюсти, он услышал, что та сломалась, и воительница свалилась перед ним на колени. От боли глаза Ульфдар очистились от безумного огня берсерка, и она с вызовом посмотрела на Зигмара.

Он знал, что должен убить ее, точно так же как она убила бы его, но его остановил неведомый приказ. Вместо этого он сильно ударил ее кулаком по щеке, ибо знал: будучи в сознании, Ульфдар от позора непременно лишит себя жизни.

Сражение кипело вокруг Зигмара, не умолкали вопли ярости и боли. К алому знамени пробивался отряд врагов, и он встряхнул головой, отбрасывая мысли о завершенном бое с прекрасной воительницей. И вот ему уже бросает вызов сам грозный король-берсерк.

Зигмар высоко взмахнул молотом Гхал-мараз, чтобы видели все его воины, и ответил боевым кличем.

Сошлись в неистовой битве два короля. Могучий топор Отвина описал в воздухе кровавую дугу. Зигмар нагнулся и сам атаковал врага молотом в бок. Король тюрингов взвыл от боли, но не упал. Топор опустился вниз, и лезвие вонзилось в плечо Зигмара. Он закричал от боли и выронил меч. Отвин ударил его кулаком по лицу, и Зигмар отлетел назад, чувствуя, что треснула скуловая кость. Король тюрингов напирал, стараясь достать Зигмара и растерзать. Но унберогену удалось увернуться и с помощью вращения нанести мощный удар молотом по бедру Отвина, отчего король тюрингов упал на колени.

Зигмар сморгнул с ресниц кровь и снова атаковал противника, который встретил его взмахом топора. Но король унберогенов был начеку и обрушил удар молота ему в запястье.

Из цепи, что приковала топор к запястью короля, посыпались искры. От яростного удара могучего молота разъединились звенья и разлетелись в разные стороны. Громадный топор выпал из рук Отвина.

Зигмар за мгновение преодолел разделявшее их расстояние и сдавил Отвину горло, перекрывая дыхание. Выпучив глаза, король-берсерк попытался встать, но Зигмар не позволил ему этого и заставил остаться на коленях, железной хваткой сдавив шею. Теряя силы, Отвин вцепился Зигмару в руку. Зигмар замахнулся Гхал-маразом над головой противника — молот с рунами завис в воздухе, грозя размозжить череп короля тюрингов.

Сражение остановилось: воины обеих армий знали, сколь важна битва гигантов. В этот самый миг решался исход войны, а потому замер звон оружия и все глаза обратились в центр поля.

Зигмар опустил молот и поднял Отвина с колен, но шеи не отпускал до тех пор, пока не увидел, что в глазах противника потух безумный огонь. Когда Зигмар ослабил хватку и встретился взглядом с поверженным королем, тот судорожно вздохнул.

— Все кончено, король Отвин, — тоном, не допускающим возражения, возвестил Зигмар. — Теперь тебе предстоит сделать выбор: жить или умереть. Дай мне Клятву меча. Вступи в основанное мною братство воинов, и вместе мы сможем построить Империю людей, которая сможет противостоять тьме.

— А если откажусь? — прорычал Отвин, у которого из уголка рта тонкой струйкой текла кровь с той стороны, где он изнутри прокусил щеку.

— Тогда я изгоню твой народ с этой земли, — пообещал Зигмар. — Каждый из здесь присутствующих будет убит, деревни сожгут, наследники умрут, и не будет конца жалобному плачу ваших женщин.

— Выбор невелик, — произнес Отвит.

— Верно, — согласился Зигмар. — Так чему быть? Миру или войне? Жизни или смерти?

— У тебя каменное сердце, король Зигмар. Но, божьей милостью, ты тот воин, с которым не стыдно идти по дороге, ведущей в чертоги Ульрика!

— Ты клянешься? — спросил Зигмар, протягивая руку королю тюрингов.

— Да. — Отвин пожал протянутую руку. — Клянусь!

В королевской Большой палате гремела музыка и под звуки волынок и барабана отплясывали танцоры, которые со смехом крутились, то приближаясь, то удаляясь друг от друга. Со стропил свешивались гирлянды цветов, в воздухе висел дивный аромат жасмина и жимолости. Зигмар радостно взирал на свадебные танцы и радовался тому, что наконец-то его воины веселятся, а не воюют.

После победы над тюрингами большинство унберогенских воинов вернулись домой, а регулярная армия с триумфом вошла в Рейкдорф. Хотя немало людей полегло ради того, чтобы добиться от короля Отвина Клятвы меча, Зигмар был доволен. И с облегчением узнал, что многие раненые выживут.

Альвгейр получил удар копьем в бок, но доспехи все-таки спасли его. Когда топор тюринга соскользнул с древка флага, Пендраг лишился трех пальцев на левой руке. Но даже без пальцев Пендраг не выпустил знамя и не дал ему упасть, отчего Зигмар очень гордился побратимом. Целитель Крадок сумел спасти два оставшихся пальца, и в память о победе над тюрингами на левой руке Пендрага навсегда останутся шрамы.

Вольфгарт вышел из боя невредимым, получив лишь несколько царапин на руках и ногах, и тут же впереди армии помчался в Рейкдорф.

Его ждала Медба, и на следующий день после возвращения войска они с Вольфгартом прошли по усыпанной лепестками цветов тропе к Клятвенному Камню, где жрица богини Реи соединила их руки гирляндой омелы и молодожены пообещали любить друг друга, плодиться и размножаться.

Зигмар благословил союз, а Пендраг поднес подарки: дивное золотое ожерелье для Медбы и кольчугу с рельефом серебряного волка для Вольфгарта.

Зигмар распахнул двери в королевскую Большую палату и пригласил отпраздновать радостное событие. Всем желающим предлагали вино и пиво. На площади перед дверями толпился народ, вскоре сюда пришли менестрели и сказители.

Зигмар танцевал со многими девушками, но через некоторое время извинился и сел на трон, откуда наблюдал за празднеством.

Теперь, когда вино и зерновая брага согревали желудок, Зигмару казалось, что до исполнения мечты — рукой подать. Лишь жители самых дальних племен пока не стали союзниками унберогенов: ютоны и бретоны на западе и бригунды и остготы на востоке.

Дальше на юго-восток лежали земли меноготов и мерогенов, только никто не знал, существуют ли до сих пор эти племена, потому что их территория находилась в опасной близости от гор, в которых обитали кровожадные орки и зверолюди.

Зигмар улыбнулся, глядя, как в кругу друзей, взявшись за руки, пляшут Медба и Вольфгарт. За столом возле танцующих сидел Пендраг и притопывал в такт музыке. Рука у него была обмотана паучьим листом.

Даже Альвгейра заставили танцевать, и почтенный Эофорт отплясывал со старыми девами города. Сегодня народ Зигмара не скупился на смех и веселье.

За последние годы Рейкдорф продолжал разрастаться. В холмах неподалеку обнаружились залежи золота и железной руды, что способствовало процветанию города. Все здесь жили в довольстве и благоденствовали. Тут трудились кожевники, пивовары, кузнецы, портные, красильщики, гончары, коневоды, мельники, пекари и учителя.

Рейкдорф звали родным городом более четырех тысяч человек, и, хотя частично его все еще окружали бревенчатые стены, уже заложили фундамент для новых, каменных стен.

Зигмару еще не сравнялось двадцати семи, а он уже достиг большего, чем отец.

Музыка замедлилась, бешеный ритм предыдущей мелодии сменился жалобной песней о потерянной любви и утраченных мечтах. Танцоры двигались медленно, пары крепче прижимались друг к другу, а друзья поминали погибших, которые теперь вместе с Ульриком бродят по чертогам мертвых.

Зигмар встал и, никем не замеченный, вышел через заднюю дверь из палаты. Ночь была теплой, легкий ветерок приятно обдувал кожу. Как мил ветер тому, кто столько дней провел в доспехах!

Обе луны ярко светили на небе, тень Зигмара была совсем короткой. За ним увязались несколько королевских псов, но Зигмар негромким свистом и хлопком ладош отправил их обратно. Чем дальше от центра уходил он, тем меньше попадалось каменных домов и тем больше деревянных. Впереди показался недостроенный участок стены.

Зигмар лучше всех знал город и скорость, с которой следует стража, поэтому для него не составило труда выйти незамеченным.

Выбравшись за пределы Рейкдорфа, он ощутил странное чувство свободы, словно в городе его держали пленником. Зигмар шел тропами, ведущими на холмы. Он обернулся и посмотрел на свой дом, в темноте похожий на пылающий факел.

Ветер донес обрывки смеха и музыки, и Зигмар улыбнулся, представив шумное веселье. Племени унберогенов удалось занять ведущее положение среди всех народов, живших западнее гор, но Зигмар знал, что еще очень многое предстоит сделать.

Лазутчики приносили известия об участившихся набегах горных орков. И когда зеленокожие дерзнут выбраться из логовищ и смертоносной лавиной двинутся на людей — вопрос времени. Но об этом можно подумать позже. Сегодняшняя ночь принадлежала Зигмару, воспоминаниям и сожалениям.

Зигмар отлично знал Рейкдорф, но окрестности он знал еще лучше. Зигмар двигался среди темных деревьев и вспоминал тот давний день, когда проходил здесь, полный надежд. Впереди послышался шум воды, и вскоре он очутился в лощине, где в мерцающий, словно усыпанный алмазами, бассейн струился маловодный водопад.

— Надо было мне раньше жениться на тебе, — прошептал он, глядя на освещенную лунным светом могилу у сверкающей воды.

Зигмар опустился на колени перед могильным камнем. Когда он представил себе черные волосы Равенны и ее улыбку, по щекам потекли горючие слезы.

Одну руку он положил на могильный камень, а другой коснулся золотой булавки, которую подарил девушке в день, когда они впервые любили друг друга у реки.

— Король унберогенов не празднует счастливый день вместе со своим народом? — донесся с опушки голос. — Тебя хватятся.

Зигмар смахнул слезы и встал, глядя на древнюю старуху с серебряными волосами, морщинистым лицом и глазами, в которых светилось запретное знание и страшные тайны.

— Кто ты? — вопросил он.

— Ты знаешь, кто я.

— Отец предостерегал меня от тебя, — сказал Зигмар, делая оградительный знак. — Ты Ведьма из Брокенвалша.

— Какое гнусное прозвище! — фыркнула ведьма. — Людям свойственно давать мерзкие имена всему, чего они боятся, а это лишь умножает их страх. Разве меня опасались бы, если бы называли Девой радости?

— Может, и нет, — пожал плечами Зигмар. — Только ты едва ли приносишь радость. Чего тебе угодно, женщина? Я не расположен к беседам.

— Жаль. Давно мне не удавалось поговорить с кем-нибудь, у кого на уме нечто большее, чем горячая еда и нежная женщина.

— Давай выкладывай! — рассердился Зигмар.

— Неразумные слова. Так похож на своего отца. Скор на гнев и обещания, а ведь не мешает сперва тщательно все обдумать.

Утомившись болтовней старухи, Зигмар хотел было уйти, но она жестом остановила его. Мышцы его внезапно затвердели и дыхание застыло в легких.

— Погоди немного, — сказала колдунья. — Мне хочется поговорить и поближе узнать тебя.

— Чего нельзя сказать обо мне, — заявил Зигмар. — Отпусти меня!

— Ах как давно не являлась я среди людей! — вздохнула ведьма. — Они забыли меня и страх, который я в них вселяла. Слушай меня, Зигмар, слушай внимательно, потому что времени у меня мало.

— Отчего мало?

— События стремительно сменяют друг друга. История творится с каждой минутой. Сейчас настало время крови и огня, когда куется судьба мира, и далеко не все пребывает в равновесии.

— Говори, я тебя слушаю.

— Тюрингов победили со славой, но предстоит еще много дел, юный Зигмар. Нужно как можно скорее собрать племена воедино, иначе все пропало. Ты должен снова отправиться в путь. Нужно, чтобы бригунды и их вассалы до первого снега дали тебе Клятву меча, иначе до лета тебе не дожить.

— Войско только что вернулось из похода на запад, — напомнил Зигмар. — Я не могу так скоро снова собрать армию. Но даже если бы мог, нам не под силу добраться до бригундов и победить их до зимы.

Ведьма усмехнулась, и Зигмар испугался до дрожи. Старуха объяснила:

— Ты не понял. Я сказала, что ты должен снова отправиться в путь. Склонить на свою сторону эти племена надо личной храбростью, а не силой.

— Ты хочешь, чтобы я один отправился в дикие леса?

— Да, потому как посредники Темных богов подстрекают горных орков к войне. Зеленокожие уничтожат все, чего ты достиг, если не соберешь под своим знаменем достаточно племен.

— Ты узнала об этом из видения? — спросил Зигмар.

— И об этом тоже. — Ведьма кивнула на могилу Равенны.

— Ты знала, что она погибнет? — прошипел Зигмар. — Могла бы предупредить меня!

Колдунья покачала головой:

— Многое запечатлено в камне мира и не может быть изменено ни смертными, ни богами. Равенна была кратким ярким огнем, который осветил тебе путь. А потом погас, чтобы ты прошел его один.

— Почему? — требовал ответа Зигмар. — Зачем одарять меня любовью, чтобы вскоре отнять ее?

— Так было нужно, — сказала старуха, и Зигмару даже показалось, что он слышит сочувствие в ее голосе. — Чтобы одолеть твой путь, нужно обладать силой воли и целеустремленностью, какие недоступны пониманию простых смертных, жаждущих лишь спокойствия. Вот что значит быть королем. Эта земля принадлежит тебе, и ты обещал любить ее, и только ее. Помнишь?

— Помню, — горько сказал Зигмар.

Глава семнадцатая Оковы долга

Перед Зигмаром расстилались открытые пространства, совсем непохожие на владения унберогенов. Даже более открытые, нежели прерии азоборнов.

Отъезд короля вызвал яростные споры в Большой палате.

— Это безумие! — бушевал Альвгейр, когда Зигмар объявил о своем намерении ехать в земли бригундов в одиночку.

— Безрассудство, — соглашался с маршалом Пендраг.

Когда Вольфгарта подняли с брачного ложа, он напоминал побитого пса, но тоже высказался против поездки:

— Они тебя убьют.

Зигмар терпеливо ждал, когда собравшиеся выскажут все возможные альтернативы: возглавляемая Эофортом дипломатическая миссия, скорая война и даже молниеносный набег на Сигурдхейм с целью убийства правящей верхушки.

Зигмар выслушал всех, хотя уже твердо решил пуститься в путь по диким лесам в одиночку вне зависимости от того, как отнесутся к этому его друзья и советники. Мучительно было говорить с ведьмой, но, когда он принял решение последовать ее совету, у него словно страшный груз свалился с плеч. А ведь он даже не подозревал, что носил эту тяжесть в себе.

Утро сменилось полднем, Зигмар собрался в путь и вышел через восточные ворота Рейкдорфа.

Братья со стен смотрели ему вслед. Вечером Зигмар приготовил много овсянки с крольчатиной и крикнул в темноту:

— Кутвин! Свейн! Я знаю, что вы здесь, поэтому приготовил ужин на троих. Идите сюда, согрейтесь и поешьте.

Через несколько минут из леса вышли двое лазутчиков и без лишних слов присоединились к нему. Когда с едой было покончено, Кутвин вымыл котелок и тарелки, а потом, когда из-за облаков показались звезды, все трое завернулись в одеяла и улеглись спать.

Когда лазутчики проснулись, Зигмара и след простыл. Отыскать короля не удалось.

Для Зигмара путешествие стало подобно пробуждению. Слишком долго он прожил в обществе друзей, и одному бродить по свету под солнцем, с дующим в спину попутным ветром оказалось ни с чем не сравнимым удовольствием.

За последнее десятилетие земли унберогенов изменились больше, чем он мог себе представить. В долинах возделывали поля, на холмах вокруг Рейкдорфа паслись стада крупного рогатого скота, коз и овец. С открытием новых шахт пейзаж изменился до неузнаваемости. Дикая природа отступила.

Здесь же — совсем другое дело. Тут мир был таким, каким его создали боги: широкие равнины с каменистыми холмами, бескрайние луга. На юге и востоке высились темные горы, увенчанные коронами молний. Здесь с Зигмаром говорила истинная и живая земля.

Невероятно очищающим оказалось чувство свободы, вдалеке от оков долга и ответственности. Глядя на табун диких лошадей, мчавшихся по равнине, Зигмар вдруг позавидовал им. С унберогенами и будущим его связывали непоколебимые железные оковы долга, но здесь, когда единственным его компаньоном была земля, Зигмар чувствовал, как ослабевают эти путы и его манит дразнящая перспектива прожить жизнь для себя.

Да, ему отказано в счастье вместе с Равенной. Но он еще молод и может тихо и незаметно сойти со страниц истории и стать… никем.

Но когда его только посетило подобное искушение, он уже твердо знал, что не поддастся ему, ибо не сможет отказаться от долга перед народом. Без него падут племена людей и мир ждет темная, кровавая эра войн и гибели. Для любого другого подобная мысль была бы свидетельством чудовищного тщеславия, но Зигмар знал, что это чистая правда.

Также ему было известно, что в принимаемых им решениях отчасти играет роль самолюбие, ибо кому не хочется остаться в веках? Чтобы последующие поколения воинов чтили его память и за кружкой пенного эля рассказывали легенды о нем?

Под бескрайними небесами проводил Зигмар дни и ночи, углубляясь на юго-восток, и темные вершины гор становились все ближе. До колоссальных, вздымающихся вверх пиков оставалось еще много миль, но исходящая от них угроза ощущалась столь явно, словно из-под мрачных темных скал и утесов на него уставились миллионы злых глаз неведомых тварей, замышлявших его погибель.

Небеса пронзило копье багряной молнии, и Зигмар вознес хвалу Ульрику за то, что земли его племени лежат вдалеке от этих тягостных гор.

Никому бы не захотелось без достаточных на то оснований поселиться здесь, хотя Зигмар видел, что земля тут черна и плодородна. Чтобы жить так близко от грозных пиков, нужна недюжинная храбрость, и с каждым шагом по направлению к столице царства бригундов возрастало восхищение Зигмара этим народом.

Он почти ничего не знал о Сигурдхейме, разве только то, что рассказывали приезжавшие в Рейкдорф торговцы. Говорили, что король Сигурд правит страной из замка, воздвигнутого на черной скале и окруженного гладкой каменной стеной. Правителя называли очень хитрым и дальновидным, и Зигмар с нетерпением ждал встречи с ним.

Он подумывал справиться о дороге в нескольких деревнях, через которые проезжал, но решил, что спрашивать нужды нет: на юг двигалось большое количество торговых караванов, явно направлявшихся в Сигурдхейм. Вот что было достоверно известно о бригундах: они обогатились благодаря торговле продуктами и железом с азоборнами и южными племенами и даже, поговаривали, отправляют зерно гномам.

Шла четвертая неделя пути. С наступлением ночи Зигмар остановился на берегу ручья у подножия холма. Склоны его были покрыты кое-где обвалившимися каменными плитами, заросли диким папоротником ржавого цвета. На непрошеного гостя скалило зубы семейство лис, но Зигмар, не обращая внимания на хищников, развел костер, и звери убрались восвояси.

Возле упавшей каменной плиты Зигмар развел костер и поджарил оленину, купленную в деревне, через которую проходил. Мясо оказалось жестким и волокнистым, — очевидно, смертоносная стрела охотника настигла зверя на бегу. Неглубокой миской Зигмар зачерпнул воды из ручья и напился, после чего ополоснул руки.

Из завернутых в дорожный плащ доспехов Зигмар соорудил подобие подушки и откинулся назад. Он смотрел на звезды и вспоминал, как любовался ими, держа в объятиях Равенну. Раньше воспоминания приносили с собой боль, но теперь казались ему драгоценным даром.

Зигмар перевел взгляд на плиту, подле которой лег, и обратил внимание на не замеченные прежде рисунки.

Он сел и низко склонился к плите — ее в самом деле испещряли древние письмена. Кое-какие буквы показались Зигмару знакомыми, и он задался вопросом: кто же мог высечь их?

Он расчистил скопившуюся вокруг плиты землю, выдрал растущие рядом папоротники и обнаружил керамические черепки и ржавые наконечники копий. Чем больше расчищал Зигмар, тем больше убеждался в том, что остановился на ночлег в древней сокровищнице. И содрогнулся оттого, что холм, который сразу показался ему похожим на могильный, и правда был курганом.

Зигмар ногой поворошил груду битой глиняной посуды, бронзовых наконечников и мечей — оружие было выполнено в незнакомом ему стиле. Длинные прямые мечи были загнуты на конце, изъеденные временем рукояти сохранили остатки кожи.

Чья это могила? Явно какого-то воина. Вероятно, его похоронили не одну сотню лет назад, и помнит ли теперь хоть кто-нибудь его имя? Давным-давно здесь упокоился король, а может, великий полководец — человек, который надеялся на то, что имя его будет жить в веках после смерти.

Все мечты о бессмертии и вечной памяти оказались так же мертвы, как сам погребенный. Вот он — удел тщеславных. Зигмар усмехнулся, подумав о том, что и его может ждать та же участь.

Вспомнит ли через сотни лет кто-нибудь имя Зигмара? Может, через тысячелетие в тени Зигмарова кургана остановится на ночлег какой-нибудь молодой человек и будет размышлять о том, что за могучий герой лежит в земле, сделавшись кормом для червей?

От подобных мыслей Зигмар пришел в уныние. Он присел на корточки у плиты, желая узнать, кто лежит в могильнике, чтобы вознести молитву духу умершего и сказать, что хотя бы один человек помнит о нем.

Может, кто-нибудь однажды так же почтит и его память.

Шрифт на плите выветрился, разобрать его оказалось непросто, но в свете костра все же удалось различить странные, угловатые буквы.

Зигмар водил по ним пальцем и шевелил губами. Пока он изучал высеченную на плите надпись, ему что-то шептал теплый сухой ветерок. По равнине разнесся заунывный и жалобный крик совы. Неожиданно страх завладел его сердцем, когда Зигмар почувствовал исходящую из глубины могильного холма жуткую жажду и тайный гнев, порожденный разбитым честолюбием и вечным страданием.

Зигмар даже застонал, когда ему явился царственный скелет в золотых доспехах, лежащий в нефритовом гробу и сжимающий два странно изогнутых меча. Пустые глазницы горели холодным голубоватым огнем, а веющие вокруг ветры шептали:

«Рахотеп… Воинственный царь Дельты… Победитель Смерти…»

Зигмар отпрянул от плиты, словно обжегшись, и перед внутренним взором возник образ короля-скелета во главе чудовищной армии мертвецов. До самого горизонта растянулись сплоченные ряды жутких костлявых воинов — серых призраков с того света, и безжизненные глазницы каждого горели тем же жутким и неестественным огнем. По грозной воле их властелина шагали они к вечности.

Дули горячие ветры далекого царства бесконечных песков и жгучего солнца, и при мысли о том, что армия мертвецов маршем топчет ту землю, что ныне была его домом, Зигмара обуял невыразимый ужас и омерзение.

Однажды они могут явиться опять…

Зигмар стремительно собрал свои пожитки и пустился наутек от древнего кургана. С каждым ярдом, отделявшим его от места упокоения жуткого царственного мертвеца, уменьшался сосущий под ложечкой тошнотворный страх.

Непросто было напугать Зигмара, но при виде этих давным-давно сгинувших воинов он устрашился холодной пустоты, в которую неминуемо попадает тот, кому отказано в вечном упокоении.

Для воина из племени унберогенов было величайшей честью умереть смертью храбрых и попасть в чертоги Ульрика. Но если дорога туда будет закрыта, если придется целую вечность скитаться по земле безмозглым мертвецом…

Зигмар бежал вперед до тех пор, пока из-за восточных гор не вышло солнце.

После привала у кургана мертвого короля Зигмар через четыре дня добрался наконец до Сигурдхейма.

Как и предполагал Зигмар, Сигурдхейм оказался весьма внушительным городом. Над речной долиной возвышалось нагромождение строений. Городу приходилось ограничиваться размерами скалы, на которой он был построен. Зигмара впечатлили оборонительные сооружения, хотя правитель позволил городу разрастаться и за пределами стен.

Многие ремесленники селились прямо на скалистых склонах. На узких выступах громоздились мельницы, кожевенные мастерские и храмы, державшиеся с помощью не особо надежных деревянных конструкций.

Зигмар выбрал дорогу, ведущую вверх по склону, и вскоре уже шагал в разношерстной толпе мужчин и женщин со всех уголков земли. Здесь были разукрашенные татуировками азоборны, раскрашенные черузены и талеутены в клетчатых плащах.

Кое-кого из толпы Зигмару определить не удалось: суровые, угрюмые мужчины в темных одеждах, — возможно, это были меноготы или мерогены, ибо всякий сделается замкнутым, если живет в вечной тревоге и опасности.

В шумном городе было полно народу, от выкриков торговцев в центральных районах звенел воздух, на многочисленных рынках продавали абсолютно все, начиная от драгоценностей, золота и серебра и заканчивая свежим мясом и яркими тканями.

Все в городе вертелось вокруг торговли, на каждой улице расхаживали продавцы всевозможных товаров, проезжали телеги, направлявшиеся от доков или ворот или, напротив, к ним. Однако, несмотря на бурную жизнь, Зигмару чудился еле уловимый страх, словно население нарочно занимало себя делами, чтобы не думать о безымянном ужасе, прячущемся за улыбками и выкриками торговцев, расхваливающих всевозможные товары.

Когда Зигмар добрался до ворот, он снял пыльный дорожный плащ и достал из тюка новый, чистый и красный. Накинул его на плечи и соединил золотой булавкой. Прохожие с любопытством посматривали на драгоценность, пришлось Зигмару впиться взглядом в потенциальных воров и смотреть до тех пор, пока те не убрались восвояси.

Многие мужчины были вооружены короткими железными мечами или охотничьими ножами, но ни у одного не имелось сколько-нибудь значительного оружия. Зигмар достал из-под плаща Гхал-мараз и положил на плечо. Ближайшие к нему люди тут же расступились. Послышались удивленные возгласы, и имя молота разнеслось словно рябь по воде.

Гхал-мараз, великое оружие короля Зигмара, знали и здесь. Все жившие к западу от гор люди слышали о великой силе могучего молота.

В считаные секунды Зигмар уже шагал к воротам один. Настолько удивительным и чудным казалось присутствие здесь короля унберогенов вместе с молотом, что дорога сама собой очистилась перед ним ничуть не хуже, чем если бы впереди него вышагивала сотня трубящих герольдов.

У ворот стояли стражники в хороших железных кольчугах и отполированных бронзовых шлемах. За доспехами явно хорошо следили. Каждый был вооружен длинным копьем с наконечником в форме листа вяза и коротким острым мечом. Глядя на то, как лица стражников попеременно отразили сначала подозрение, потом удивление и, наконец, когда узнали, страх, Зигмар с трудом удержал улыбку.

Едва ли кто-нибудь из них видел Зигмара, но веющая от него сила, красный плащ, булавка работы гнома и могучий боевой молот могли принадлежать только одному человеку.

Перед воротами Сигурдхейма Зигмар остановился.

— Я Зигмар, король племени унберогенов, — сказал он. — Я пришел повидаться с вашим королем.

— Ты прибыл из Рейкдорфа один? — спросил Сигурд.

Яркие одежды короля бригундов были оторочены мягким мехом и шиты золотой нитью. На лбу сияла усыпанная драгоценными камнями золотая корона.

Большой зал короля Сигурда очень отличался от строгой и суровой Большой палаты Зигмара, которую освещал лишь горевший посредине очаг. Стены здесь были позолочены и разукрашены яркими фресками, изображающими сцены охоты и сражений. Высокие окна давали много света, поэтому факелы и светильники не требовались, но и о безопасности в таком помещении помышлять не приходилось.

Здесь собралось много воинов. Пока стражники провожали Зигмара до приемной короля, его впечатлила дисциплина воинов.

Король Сигурд оказался внушительной личностью с военной выправкой и телосложением воина. Длинные темные волосы правителя уже тронула седина, глаза были хитры, как и говорили Зигмару. Хорошо вооруженные телохранители короля держались достойно, но у них тоже почему-то притаился в глазах страх.

— Я действительно пришел один, — отвечая на вопрос короля Сигурда, сказал Зигмар.

— Надо же! — удивился Сигурд. — Такое путешествие полно опасностей даже в лучшие времена. Пуститься в дорогу одному тогда, когда орки, того и гляди, пойдут войной…

— В землях унберогенов орков не видели уже несколько лет.

— Само собой, ибо вы живете дальше от гор. Нам повезло куда меньше.

— Именно по этой причине я и приехал к тебе, король Сигурд. Земли людей протянулись от южных и восточных гор до северных и западных морей, там живут благословенные богами народы. Мы возделываем землю, растим детей и собираемся вокруг очагов, чтобы сказаниями воспеть доблесть героев. Но всегда найдутся те, кто захочет отнять у нас заработанное тяжким трудом добро: орки, зверолюди и злые разбойники. На севере я заключил союзы со многими племенами, а до того мы напоминали стаю диких собак, которые дерутся и грызутся в то время, когда волки становятся все сильнее и сильнее. Ведь это чистой воды безумие, что мы позволяем мелким разногласиям разделять нас, тогда как нас должно связывать происхождение от общих предков. Нужно помогать соседям, иначе не выжить. Когда на помощь зовет один, прийти и оказать ее должны все.

— Мысль весьма благородна. — Сигурд сошел с трона и приблизился к Зигмару. — Рассуждения об альтруизме хороши, король Зигмар, только в человеческой природе заложено стремление служить самому себе. Когда один помогает другому, обычно это происходит в надежде на награду.

— Возможно, — согласился Зигмар, — но я помню, как в прошлом году на окраине Рейкдорфа загорелся сенной сарай. Постройку было уже не спасти, но соседи погорельца все равно сделали все для того, чтобы не допустить ее разрушения.

— Чтобы не допустить распространения огня, который мог перекинуться на их сараи, — заметил Сигурд.

— Да, без сомнения, это тоже играло роль, но, когда пожар потушили, те же самые соседи помогли заново отстроить сарай. Где же здесь для них выгода? В Рейкдорфе каждый знает, что можно рассчитывать на соседей, которые в трудную минуту помогут, и мы сильны такой общностью. То же самое с племенами. Я обменялся Клятвами меча с шестью королями на севере, и в случае необходимости наши воины сражаются вместе. Когда лесные зверолюди разоряют прибрежные поселения, лучники унберогенов скачут в бой вместе с копьеносцами эндалов. Когда восточные орки совершают набеги на деревни азоборнов, воины талеутенов и вооруженные топорами унберогены прогоняют их обратно в горы.

Сигурд поравнялся с Зигмаром, и молодой король унберогенов заметил, что его взгляд прикован к боевому молоту Гхал-мараз. Зигмар протянул оружие королю бригундов.

— Мне известна сила руки твоей и могущество заключенных союзов, — проговорил Сигурд, сжимая в руке рукоять молота и поднимая его мощным рывком. — Вы обеспечиваете безопасность тысячами воинов, которые храбро сражаются под твоим началом. Но мы, бригунды, больше полагаемся на торговлю и дипломатию. На наших полях растет то, что мы продаем азоборнам, мерогенам и меноготам, выращенное нами зерно идет в пивоварни гномов. Эти народы — друзья нам, посредством таких союзов мы оберегаем наши земли.

Зигмар покачал головой:

— Грядут времена, когда дипломатия вам не поможет. Явятся многочисленные враги, и ни одно племя не сможет выстоять в одиночку. Присоединяйся ко мне, дай Клятву меча, и наши народы станут сражаться вместе, как братья. Вместе с южными племенами мы, люди, наконец объединимся в один народ.

— Все должны объединиться? — переспросил Сигурд, возвращая Гхал-мараз Зигмару.

— Да.

— И все должны помогать соседям, если те попросят?

— Ни один человек чести не откажет, — заявил Зигмар.

Сигурд улыбнулся и продолжал:

— Тогда я, как твой брат-король, прошу у тебя помощи в сражении с великим злом, что свирепствует на моих землях.

— Я в твоем распоряжении, — отвечал Зигмар. — Что за зло тебя донимает?

— Это древняя тварь. Драконоогр.

Враждебно темнели остроконечные вершины на юге от Сигурдхейма, за склоны гор цеплялись облака. Было холодно, но через несколько часов восхождения Зигмар сначала весь вымок, а затем продрог. Волоски на руках топорщились дыбом. На скалах вокруг плясали огоньки шаровых молний.

Звуки дикой природы замерли в этом краю, даже птичий крик ни разу не прозвучал в тишине, которую лишь изредка нарушал срывавшийся из-под ног Зигмара камень.

В расселинах вздыхал ветер, и Зигмару казалось, что гора стонет в страшном сне. Острые, словно бритва, камни в кровь разрезали ему ладони.

Зигмар расстался с королем Сигурдом и его воинами далеко внизу, на берегу быстрой реки, берущей начало в горах. Там некогда была большая деревня, но теперь в ней никто не жил. Все дома были сожжены или разрушены. Бессмысленное опустошение напомнило Зигмару о поселениях азоборнов, подвергшихся набегу лесных зверолюдей.

Проходящая через развалины дорога была усеяна небольшими почерневшими кратерами, напоминавшими обуглившиеся от разрядов молний дыры. При мысли о том, что придется сражаться с монстром, наделенным такой силой, Зигмар сначала обеспокоился, но потом вспомнил предводителя лесных зверолюдей, его темное колдовство и смертоносные молнии.

Он пал от молота Гхал-мараз, то же самое ждет это исчадие ада.

Моросящий дождь покрыл все серой пеленой, и горькое чувство заброшенности стало физически осязаемым. Зигмар видел, что многие дома не сожжены, а просто сметены с лица земли — причем без помощи топоров или молотов, а грубой и яростной силой.

— Когда-то эту деревню называли Креалхейм, — грустно объяснил Сигурд, — она одна из многих, что разрушил драконоогр. Считается, что именно здесь бригунды основали первое поселение. Тут выросла моя мать. И отец.

— И ее разрушил драконоогр? — спросил ошеломленный Зигмар. — То есть одно-единственное существо?

— Да, — кивнул Сигурд. — Гномы называют его Скаранорак. Они говорят, что он настолько силен, что может крушить валуны, а когтями рассекает укрепленные рунами доспехи. Мои следопыты считают, что из глубин гор его изгнали убийцы горного короля и теперь он охотится на нас.

— Посылал ли ты отряды, чтобы обезвредить его?

— Да, только ни один из них не вернулся, — с горечью сказал Сигурд. — Последний поход возглавлял мой сын…

— Ради тебя, король Сигурд, я убью Скаранорака. — И Зигмар протянул ему руку.

— Убей его, и будет тебе моя клятва, — пообещал Сигурд, — а вместе с ней и слово меноготов и мерогенов.

— Ты волен клясться за них?

— Да. Убей чудище, и мы присоединимся к твоей великой Империи.

Зигмар нашел маленькую рыбацкую лодку и переплыл через реку, чтобы начать восхождение. И вот теперь, когда ветер свистел в глубоких расселинах, Зигмар продрог до костей и чувствовал себя так, словно его завернули в ледяное одеяло.

Под выступом нависающей черной скалы ему удалось отыскать подобие укрытия, и ложбинка под ним, к счастью, оказалась сухой и защищенной от ветра. Зигмар собрал немного хвороста и разжег костер, но тщедушно колеблющееся пламя едва обогрело окоченевшее тело. Несмотря на холод, он все же уснул.

Зигмар проснулся незадолго до рассвета. Звезды уже поблекли. Издалека донесся заунывный вой. Выл не волк, а существо гораздо более страшное. Он не знал, сколько времени проспал, но огонь почти потух, а сам Зигмар окоченел. Подбросив в огонь несколько щепок, он, пока разгоралось пламя, размял ноги, массируя уставшие бедра, и потянулся.

Зигмар согрел над огнем плащ и поел соленого мяса, которое взял в дорогу. Потом глотнул воды из меха, ибо не доверял темным потокам, струившимся по склонам.

— Пора в путь, — сказал он, и горы насмешливо ответили ему эхом.

Сквозь облака солнце тускло осветило суровые, негостеприимные горы, и, глядя на пройденный путь, Зигмара посетило разочарование — поднялся он совсем невысоко. Низкие облака заслоняли вершины, зато отсюда открывался вид на лежащие внизу земли. Зелень и золото полей, казалось, взывали к Зигмару, и как же ему хотелось ощутить под ногами траву и вдохнуть аромат цветов!

Глядя на раскинувшиеся внизу угодья, можно было понять, отчего живущие в пустынных горах твари стремятся захватить равнины себе.

Весь день Зигмар взбирался все выше и выше, стремясь поскорее оказаться как можно дальше от земли, дабы нечаянно не поддаться соблазну вернуться. Каждый раз, когда ему казалось, что терпение и силы вот-вот истощатся, в ушах раздавался голос отца.

«Все дело в клятвах, Зигмар, — шептал из чертогов Ульрика Бьёрн. — Чти данное тобой слово, и остальные последуют твоему примеру».

И Зигмар продолжал взбираться все выше и выше.

Когда на второй день пути сквозь сплошные потоки дождя забрезжил рассвет, Зигмар, с трудом вдыхая в горящие огнем легкие воздух, перекинул изможденное тело через зубчатый край горного уступа. Он тяжело опустился на колени в хрустящую кучу хвороста. Хорошо было хоть ненадолго укрыться от пронизывающего ветра и немного передохнуть, перед тем как вновь двинуться в путь.

Когда он отдышался, то понял, что стоит на коленях вовсе не в груде хвороста, а среди ломких белых костей. Он тут же насторожился и для успокоения потянулся к молоту. Теплой оказалась рукоять Гхал-мараза, и Зигмар ощутил бушующий в дивном оружии гнев, словно оно ощутило присутствие кровного врага.

Стараясь не шуметь, Зигмар осмотрелся по сторонам: широкая, образовавшаяся в результате попадания молнии расселина, заваленная костями и черепами людей в количестве целой армии.

Слева от Зигмара горный склон срывался в темную пропасть, причем дна видно не было из-за клубящихся облаков желтого пара. Впереди зиял вход в пещеру, перед которой лежала дюжина трупов. У них не хватало рук и ног, кое у кого голов — все они были частично съедены.

В воздухе потрескивала энергия, шелестел дождь. Боек молота Гхал-мараз светился голубоватым огнем.

Зигмар услышал хруст дробящихся камней под чем-то тяжелым и увидел такое чудовище, которое может явиться лишь в самых страшных кошмарах. Из тьмы пещеры вылезал Скаранорак.

Глава восемнадцатая Скаранорак

Драконоогры — одни из самых древних существ в мире. Зигмар слышал рассказы стариков о драконах вековечных гор и однажды видел забальзамированный труп гигантского воина, которого гистрион называл огром, но ничто не смогло бы подготовить его к встрече с ужасным Скаранораком.

Существо это было из плоти и крови, но казалось более древним и несокрушимым, чем горы, служившие ему домом. Сзади за ним плащом тянулась зима, голову венчала молния, а жуткое тело покрывала покореженная твердая броня. Нижняя часть туловища приобрела цвет ржавчины, была чешуйчатой и мускулистой, как у гигантской ящерицы, с мощными сочленениями конечностей, которые крепко цеплялись за гладкие и мокрые от дождя камни желтыми и острыми, словно клинки, когтями.

За туловищем скользил извивающийся змеевидный хвост с железными шипами на конце, с которых срывались голубые искры. Сзади существо напоминало дракона и как бы состояло из двух частей. Передняя половина тела имела сходство с массивным и одутловатым человеком с объемными, словно железными, мускулами и кожей, пронзенной многочисленными кольцами и шипами. С широких запястий свисали толстенные цепи, и Зигмар подивился, зачем какому-то безумцу понадобилось держать в плену столь ужасное существо.

Грудь его испещряли темные татуировки, корчившиеся на коже завихрениями, с затылка до середины спины топорщилась спутанная грива, засохшая от крови.

Голова монстра казалась до ужаса человечьей, чересчур крупные черты лица были широко разнесены на физиономии, но в целом имели большое сходство с людскими. Массивной глыбой выступал расплющенный нос, губы навечно растянулись в жуткой ухмылке парой торчащих кровавых клыков.

Под тяжелым, морщинистым, толстокостным лбом бесконечной злобой светились глаза настолько древние, что Зигмар едва мог поверить в то, что они принадлежат живому существу. Монстр осматривал свои владения.

Зигмар не сомневался в том, что чудовище узнало о его присутствии и пыталось его отыскать. Плоский нос морщился, пытаясь различить запах человека среди царящей вокруг вони.

Скаранорак поднял с земли двуручный топор такого чудовищного размера, что Зигмар даже содрогнулся. Таким можно одним ударом повалить дуб!

— Ульрик, даруй мне силу, — шепнул он и тут же пожалел, потому что голова монстра оборотилась к его укрытию, несмотря на то что услышать Зигмара он наверняка не мог из-за неумолчной дроби дождя и рокота отдаленных раскатов грома.

Оглушительный рев драконоогра эхом отразился от склонов расселины, и чудовище бросилось в атаку. Драконоогр с лязгом рванул вперед с необычайной для столь громадного существа скоростью, и Зигмар увидел, что глаза его загорелись неистовым огнем.

Молодой король вскочил на ноги и отпрыгнул в сторону как раз вовремя — топор Скаранорака с силой саданул по плите, и страшный удар расколол камень. Скаранорак взмахнул топором еще раз, Зигмар вжался в землю, топор просвистел прямо над ним и чуть было не рассек его надвое.

Зигмар откатился в сторону и обрушил молот на неприкрытый бок страшилища. Но Гхал-мараз отскочил от железной брони зверя. Тогда, вскочив на ноги, король направил удар на более светлое место над чешуей, но столь же безрезультатно.

Драконоогр сильно дернул передней лапой, и Зигмар, пролетев по воздуху, упал на искалеченный, наполовину съеденный труп. Он скатился с кровавого тела и тряхнул головой, стараясь избавиться от головокружения.

Грянул раскат грома, в землю ударила молния, в воздух взметнулось ослепительное пламя. Стучал дождь, и Зигмар готов был поклясться, что вслед за громовыми раскатами прозвучал гулкий хохот.

Снова бросился на него драконоогр, но на сей раз не застал Зигмара врасплох. Унбероген в последний миг уклонился от удара, и жуткий топор громыхнул совсем рядом с ним. Зигмар прыгнул к Скаранораку и ударил молотом в грудь. На этот раз чудище взревело от боли.

Зигмар неудачно приземлился, поскользнулся на мокрых камнях и упал, и топор Скаранорака уже норовил его настичь. Зигмар укрылся за выступом, а лапа драконоогра обрушилась на камень и оставила там когтистый отпечаток.

Зигмар поспешил спрятаться среди скопления каменистых зубцов. Может быть, здесь у него окажется преимущество, потому что на открытом пространстве шансов у него не было.

Он повернулся, чувствуя нарастающее в воздухе давление, и даже попятился, когда гневом рассерженного бога грянул сильнейший удар грома и с невозможной яркостью полыхнуло копье ослепительной молнии.

Электрический разряд ударил драконоогра прямо в грудь, и не успел Зигмар обрадоваться, как тут же ужаснулся — чудовище исполнилось невероятной силой. Глаза его сверкали, тело излучало огонь, словно сами его кости состояли из неистовства бури.

Прежде Зигмару не доводилось биться с таким могучим противником, и инстинкт побуждал его сбежать от ужасного врага, ибо какому человеку под силу одолеть такого?

Однако Зигмар не удрал. Он выпрямился и держал молот наготове.

Видя, что противник не убегает, драконоогр взревел и атаковал, вдребезги разнес одну башню сталагмита. Зигмар попятился от чудовища, которое снова взмахнуло топором и сокрушило камни.

Зигмар заманивал Скаранорака все дальше в сталагмитовый лес. Он рискнул обернуться через плечо. Совсем близко зияла бездонная пропасть, курившаяся желтым паром.

Скоро отступать будет некуда.

Рев монстра заглушал раскаты грома, следовавшие один за другим столь часто, словно по крыше мира что есть силы колошматил какой-то обезумевший демонический барабанщик. Молнии одна за другой озаряли небеса, дождь хлестал непрерывным потоком.

Зигмар сжимал молот и знал, что не может затягивать схватку: сил его хватит ненадолго. Восхождение утомило его, и нелегко было сражаться с чудовищем после такого напряжения.

С дьявольской мощью драконоогр разгромил парочку сталагмитов и занес топор, собираясь прикончить противника. Когда топор полетел вниз, Зигмар перепрыгнул через обломки камня и приблизился к монстру. Страшное лезвие просвистело мимо.

Зигмар нанес удар в грудь драконоогра, свободной рукой нашарил одно из железных колец на коже чудища. Крепко вцепившись в него, Зигмар уперся ногой в живот монстра и треснул молотом ему прямо в морду.

Скаранорак взвыл от боли так, что в горах случились оползни, и неистово задергался, стремясь избавиться от повисшего на нем человека. Но Зигмар держался крепко и снова ударил его молотом по морде. И опять взревел зверь. Между проломленными костями черепа заструилась кровь. Зигмар держался изо всех сил, но передние лапы все же добрались до него.

Когда когти вонзились в спину, Зигмара словно обожгло добела раскаленным железом. Он оторвался от Скаранорака и упал, истекая кровью. Над ним, оглушительно завывая, судорожно бился драконоогр, сокрушая сталагмиты.

Стиснув зубы от боли, Зигмар снова поднялся на ноги. Ярость сотрясала ослепшего Скаранорака. Зигмару удалось взобраться на ближайший выступ. Он карабкался все выше, дождь яростно поливал его, а ветер грозил в любую минуту сорвать в пропасть.

Страшная лапа хлопнула по скале рядом с ним, когти глубоко вонзились в камень, и Зигмар повис на одной руке, едва держась за сотрясавшуюся от удара скалу.

Окровавленная морда Скаранорака была всего в нескольких дюймах от него, но ударить Зигмар не мог. Монстр загребал лапами, и Зигмар поскорее полез выше, подальше от пытавшихся нашарить его когтей. Молнии освещали небо, но вонзались в камень совершенно беспорядочно, словно без направляющей силы драконоогра ничем не могли ему помочь.

Зигмар забрался на плоскую вершину скалы и растянулся на животе. Обезумевший Скаранорак тряс ее так, что она дрожала, подобно тростнику, который колышет ветер. Вокруг бойка Гхал-мараза потрескивали голубые искры, и Зигмар вспомнил молнию, что попала в молот, перед тем как он убил вожака лесных зверолюдей много лет назад.

Удивительная сила наполнила его, он почувствовал, как в костях пульсируют небесные энергии, заполняющие мускулы и вытесняющие боль.

Внизу бушевал Скаранорак, бесполезно размахивающий когтистыми лапами: из-за слепоты он атаковал беспорядочно и наугад. Зигмар не испытывал жалости, ибо это было чудовищное и противоестественное существо.

Когда загрохотали громовые раскаты и небеса прорезала ярчайшая молния, Зигмар встал в полный рост и взмахнул Гхал-маразом.

На долю секунды молния озарила ревущего драконоогра, обратившего морду вверх, к нему.

С яростным криком Зигмар прыгнул со скалы с высоко поднятым молотом, и в тот же миг топор Скаранорака обрушился на скалу и вдребезги разнес ее. Зигмар опустился на плечи чудовища и двумя руками что есть силы ударил его в висок.

Ведомый всей мощью и яростью Зигмара, покрытый рунами боек Гхал-мараза пронзил височную кость Скаранорака и погрузился в мозг.

Замер страдальческий вопль драконоогра, и громадное его тело, заваливаясь вперед, сбило несколько уцелевших сталагмитов.

Драконоогр упал, и даже камень раскололся от удара. Зигмара отбросило назад, и он приземлился среди обломков.

Сквозь клыкастые челюсти чудовище испустило последний вздох, и вместе с его смертью затихли громовые раскаты. Среди обломков скал лежал избитый и израненный Зигмар и глядел на небо, с которого перестал лить дождь, ибо в вышине уже рассеивались темные свинцовые тучи.

Со стоном герой перекатился на живот и с помощью молота Гхал-мараз встал на колени. Неподвижно лежало тело людоеда, и, несмотря на боль, Зигмар улыбнулся. Со смертью драконоогра под его знамя встанут еще три племени.

— Ты был достойным противником, — произнес Зигмар.

Сквозь облака пробивалось солнце, и горы золотил ясный свет. Зигмар отдыхал здесь целый день, восстанавливая силы. Потом срезал огромные клыки с челюсти дракона и длинным охотничьим ножом снял прочную, словно железо, шкуру с боков монстра.

Когда Зигмар вернулся в деревню Креалхейм, он нашел у реки отряд Сигурда. Они уже не чаяли увидеть его живым. Король бригундов даже заплакал от радости.

— Мы думали, что ты погиб, — сказал Сигурд, когда Зигмар переплыл через реку.

— Меня непросто убить, — отвечал изнуренный спуском с гор унбероген.

Зигмар протянул окровавленные клыки Сигурду, который взял их и изумленно покачал головой:

— Тебе в одиночку удалось сделать то, что не смогли наши лучшие воины. Молва ничуть не преувеличивает твою отвагу и силу. Даже наоборот.

Из вшитого в плащ кармана Зигмар достал что-то маленькое и золотое. Протянул Сигурду:

— В логове драконоогра я нашел вот это.

Сигурд посмотрел на ладонь Зигмара, и мука исказила его лицо.

— Это кольцо королей бригундов, — проговорил он. — Оно принадлежало моему сыну.

— Мне очень жаль, — сказал Зигмар. — Я тоже изведал боль потери любимого человека.

— Он был нашим лучшим и самым храбрым воином, — сказал Сигурд, стараясь сохранить самообладание. Король взял с ладони Зигмара кольцо, выпрямился и расправил плечи; глядя на горы, он глубоко и судорожно вздохнул. — Мы, бригунды, народ гордый, — наконец сказал Сигурд. — Только эта наша черта не всегда приходится кстати. Когда ты явился ко мне, я придумал возможность избавиться от тебя, потому что не желал ввязываться в сомнительное предприятие. Я считал, что ты хочешь с помощью красивых слов и высоких идей поработить наше племя. Но когда ты согласился убить Скаранорака, я понял: ты говоришь правду, а я действовал эгоистично и подло.

— Теперь это не имеет значения, — отмахнулся Зигмар. — Я жив, а драконоогр мертв.

— Нет, — покачал головой Сигурд. — Имеет. Я думал, что послал тебя на смерть, и ждал здесь, терзаясь от подлости своего поступка.

Зигмар протянул руку королю бригундов и сказал:

— Значит, наша Клятва меча положит начало новой эры для унберогенов и племен юго-востока. Отныне мы будем судить наши дела как друзья и союзники.

Сигурд улыбнулся, хотя лицо его было печально.

— Да будет так.

Они отбыли из разрушенного Креалхейма и вернулись в Сигурдхейм, где в честь великой победы Зигмара вывесили на всеобщее обозрение гигантские клыки драконоогра. Сам победитель отдыхал и залечивал раны, а через неделю приехали короли дальних племен.

У короля мерогенов Генрота была грудь колесом, длинная раздвоенная рыжая борода и обезображенное шрамами лицо. На висках у него начинались толстые косы, взгляд был тверд, словно кремень, а хватка — стальная. Зигмару он с первого взгляда пришелся по душе.

Король меноготов Марк оказался бритоголовым, поджарым, как хищник, и с подозрительными глазами. Сначала он держался весьма холодно, но когда увидел клыки, которые Зигмар отрезал у драконоогра, то сразу возжелал обменяться с Зигмаром Клятвой меча.

Четыре короля скрестили клинки над клыками Скаранорака и при жрецах скрепили договор приношением Ульрику. Три ночи пировали и пили, отмечая это событие, потом Марк и Генрот вернулись в свои королевства, ибо орки вышли на тропу войны.

Зигмар пообещал прислать им на помощь унберогенских воинов. С самой высокой башни Сигурдхейма он смотрел, как его братья по оружию галопом скачут в сторону гор. На рассвете следующего дня король унберогенов собрался двинуться в обратный путь в свои земли.

Дорога до Сигурдхейма пешком заняла пять недель, но домой Зигмар должен был добраться быстрее: в дар от короля Сигурда он получил сильного чалого мерина с замечательным кожаным седлом, изготовленным умельцами племени талеутенов.

В отличие от унберогенов, которые верхом сидели прямо на спине лошади, талеутены в бой скакали на седлах с железными стременами, что помогало им лучше управлять конем и эффективнее вести боевые действия.

Еще оружейные мастера и портные сделали Зигмару удивительный переливающийся плащ из шкуры Скаранорака, обладающий поразительным свойством: даже сильнейший удар меча не оставлял на нем ни одной царапины.

Под приветственные крики собравшихся и звуки труб Зигмар выехал из города в северном направлении, наслаждаясь путешествием в седле и радуясь предстоящей встрече с друзьями.

Зигмар хотел прибыть в Рейкдорф тихо и незаметно, но в пограничных землях его окликнули лазутчики унберогенов, и весть о возвращении короля быстро достигла столицы. От эскорта Зигмар отказался и в одиночестве ехал мимо золотых полей и мирных деревень.

На волнующихся колосьях играло летнее солнце, и, проезжая по мощенной камнем дороге, ведущей через холмы к Рейкдорфу, Зигмар испытывал чувство глубокого удовлетворения. Прошло два месяца с тех пор, как он покинул столицу, и за это время плодородные поля дали богатый урожай. Земля возвращала людям заботу о ней.

Повсюду виднелись деревенские дома, крестьянам в спины светило солнце, ибо лица их были обращены к земле. Зигмар гордился тем, чего достиг он сам и его народ, и, хотя впереди их наверняка ждут испытания, в настоящий мирный момент он был доволен.

Миновав верстовой камень на дороге, означавший, что до Рейкдорфа осталось три мили, он заметил много дыма в небе — слишком много даже для такого большого города, как его столица, — и подогнал коня.

Подъехав ближе, он понял, что дым вился не над самим городом, а над сотнями разложенных в полях и холмах к северу от Рейкдорфа костров. Склоны были усеяны шалашами, шатрами и землянками, в которых нашли убежища тысячи людей. Судя по цвету их плащей и темным волосам, они не были унберогенами, тогда кто же они и почему расположились лагерем у стен Рейкдорфа?

На стенах столицы стояли воины, и полуденное солнце вспыхивало на сотнях наконечниках копий и звеньях кольчуг. Город — больше никому бы не пришло в голову назвать Рейкдорф поселением — был домом Зигмара, его стены серебряной лентой огибала животворная река Рейк, которая несла воды к далекому морскому побережью.

Вместе с направлявшимися в город торговыми фургонами Зигмар ехал по южной дороге. Когда он приблизился к воротам, воины увидели его со стен, узнали и принялись в знак приветствия махать копьями и стучать мечами по щитам.

Распахнулись ворота, и Зигмар увидел своих ближайших друзей.

Вольфгарт и Альвгейр расположились рядом с Пендрагом, который блестящей серебряной рукой сжимал древко алого стяга Зигмара. Рядом со знаменосцем в длинном плаще из блестящей чешуи и в золотом крылатом шлеме стоял кто-то с длинной бородой, невысокий и коренастый. Узнав мастера Аларика, Зигмар улыбнулся и в приветствии поднял руку.

Рядом с друзьями находился незнакомый воин — высокий и стройный, с голой грудью и ниспадавшей на спину длинной прядью волос, оставленной на бритой голове. Одет он был в ярко-красные штаны и высокие сапоги. У него были изысканно украшенные золотом ножны из черной кожи.

Зигмар уже не думал о незнакомце — Вольфгарт подошел похлопать его коня по шее.

— Не очень-то ты торопился, — вместо приветствия сказал побратим. — Небольшое путешествие, так ты сказал. Скажи хоть, что все прошло удачно.

— Удачно, — подтвердил Зигмар и спешился. — Теперь мы братья с племенами юго-востока.

Вольфгарт взял коня под уздцы и некоторое время изучал седло со стременами, потом спросил:

— Это бригунды такое выдумали?

Зигмар покачал головой:

— Талеутены. Подарок короля Сигурда.

Подошел Альвгейр и с ног до головы осмотрел самого Зигмара, обратил внимание на свежие шрамы на руках.

— Похоже на то, что нашими братьями южане стали не по доброй воле, — заметил маршал.

— О, это удивительная история, — сказал Зигмар. — Только я поведаю ее позже. Для начала объясни мне, что здесь происходит? Что за люди расположились у наших стен?

— Сперва поприветствуй своих братьев по мечу, — предложил Альвгейр. — Потом поговорим в Большой палате.

Зигмар кивнул и повернулся к Пендрагу и мастеру Аларику. Пожав серебряную руку Пендрага, он удивился, когда металлические пальцы согнулись и в свою очередь ответили рукопожатием.

Побратим улыбнулся и объяснил:

— Новую руку мне сделал мастер Аларик. Он говорит, что она не хуже настоящей.

— Даже лучше, — проворчал гном. — Эти пальцы ты не потеряешь, даже если опять будешь так неуклюже подставлять их под удар топора.

Зигмар выпустил ладонь Пендрага и схватил гнома за плечо:

— Рад снова видеть тебя, мастер Аларик! Давно ты нас не навещал.

— Да что ты! — крякнул гном. — По мне, так это было лишь вчера, молодой человек! У вас, людишки, вечно проблемы с памятью. Я едва ли от вас и уходил.

Зигмар рассмеялся, потому что в последний раз видел мастера Аларика три года назад, но он знал, что для горного народа время идет по-другому. Для них три года все равно как мгновение ока.

— Друг мой, ты здесь всегда желанный гость, — сказал Зигмар. — Благоденствует ли король Железнобородый?

— Мой король послал меня к тебе рассказать о мрачных вестях с востока. Я прибыл по тому же вопросу, что и этот вот молодец. — Гном кивнул на воина с обнаженным торсом, который стоял в стороне.

— Кто ты таков? — повернулся Зигмар к незнакомцу.

Воин шагнул вперед и поклонился Зигмару. Кожа у него была гладкой, черты лица — мягкими, а взгляд — встревоженный.

— Меня зовут Гэлин Венева. Я остгот и прибыл по поручению короля Адельхарда. Это мой народ нашел прибежище у твоих стен.

Зигмар собрал своих воинов в Большой палате, чтобы все выслушали рассказ остгота. С тяжелым сердцем он сел на трон и опустил подле себя молот Гхал-мараз. Он понял, что путешествие домой по мирным полям под золотистым солнечным светом было последним даром богов накануне кровавых дней войны.

Остгот говорил с сильным акцентом. Он сбивчиво рассказал о выпавших на долю его народа ужасах.

Орки вышли на тропу войны огромной армией. Такого числа собравшихся воедино зеленокожих никто припомнить не мог.

Зеленым потоком они хлынули с восточных гор, жгли и разрушали все у себя на пути. Целые поселения остготов они сровняли с землей. Орки не грабили и не брали людей в плен, а просто убивали ради забавы.

Горели поля. Собранные королем Адельхардом войска орда орков смела, едва заметив. Не знали пощады рычащие и завывающие воины в черных доспехах.

Жители восточных земель продолжали бороться, их король собрал под свое знамя всех, кого смог, а уцелевшие бежали на запад. Некоторые временно поселились у Таалахима — столицы короля талеутенов Кругара. Но многие хлынули дальше на запад, в земли унберогенов, опасаясь дальнейшего продвижения зеленокожих.

Зигмар отлично понимал терзания Гэлина — каково ему сейчас находиться в безопасности в Рейкдорфе, когда его родичи бьются и гибнут, защищая родину. Но он выполнял долг: его король велел ему встретиться с королем Зигмаром, передать тому дар и попросить о помощи.

Альвгейр заметно напрягся, когда остгот с черными с золотом ножнами в руках приблизился к трону Зигмара.

— Это Остварат, древний клинок королей остготов, — гордо сказал Гэлин. — Король Адельхард поручил мне передать его тебе в знак того, что мы говорим правду. Он торжественно дает тебе Клятву меча и просит прислать воинов нам на помощь. Наш народ гибнет, и, если ты нам не поможешь, мы все будем мертвы ко времени листопада.

Зигмар встал с трона и принял ножны из рук Гэлина, вынул из них клинок и полюбовался на мастерски изготовленный меч, который был гладок, отполирован и с двух сторон заточен, словно бритва. Истинно королевский клинок. Видимо, король Адельхард в самом деле отчаялся, если решился подарить свой меч.

— Я принимаю Клятву меча от твоего короля, — провозгласил Зигмар, — и взамен даю ему свою. Мы будем биться, как братья, и отстоим земли остготов. Я даю тебе слово, а слово мое — нерушимо.

Гэлин вздохнул с облегчением. Зигмар знал, что воин хочет как можно скорее вернуться на восток и сражаться за родину. Он вложил меч Адельхарда в ножны и в свою очередь вручил его Гэлину.

— Верни Остварат своему королю, — приказал Зигмар. — В грядущие дни он Адельхарду пригодится.

— Я выполню твое повеление, король Зигмар, — с облегчением сказал воин и сошел с возвышения, на котором помещался трон.

Затем Зигмар спросил:

— Мастер Аларик, каковы твои новости?

Гном вышел в центр Большой палаты и заговорил мрачно и уверенно:

— Парень верно говорит. Орки в самом деле начали войну, только те зеленокожие, что напали на земли остготов, скоро вернутся обратно в горы.

— Откуда ты знаешь? — спросил Зигмар.

— Потому что их остановит мой народ, — отвечал Аларик. — Воины короля убийцы и армии Жуфбара уже вышли сразиться с ними. Но до Караз-а-Карака дошли слухи о великой орде орков, движущейся с южных гор и из проклятых восточных земель. Эта орда столь велика, что по сравнению с ней армия, что разоряет земли короля Адельхарда, кажется чем-то вроде патруля разведчиков. Оркам нужно одно — навсегда уничтожить расу людей.

В Большой палате сгустилась тревога, и Зигмар почувствовал, как от страшных вестей сжалось сердце у каждого воина. Зеленокожие постоянно угрожали людям, так было всегда, они повсюду чинили разрушения и погибель. Но на сей раз все складывалось гораздо серьезнее.

Зигмар поднял Гхал-мараз и обвел взглядом всех собравшихся воинов, отважных и гордых. Мужей, которые встанут плечом к плечу рядом с ним и храбро встретят опасность. Это же люди Зигмара.

— Пошлите верховых к братьям-королям, — приказал Зигмар. — Скажите им, что я призываю их Клятвой меча. Пусть собирают воинов и готовятся к войне!

Глава девятнадцатая Мечи королей

Зигмар остановился на берегу реки Авер и посмотрел на южные земли, — казалось, что они горят. От погребальных костров орков в небо поднимался вонючий черный дым, когда-то плодородные луга превратились в обугленные, запорошенные пеплом пустоши.

Орки прошли здесь беспощадной ордой, уничтожая все на своем пути.

У Зигмара в груди клокотали гнев и жажда мщения. За последнее время он постарел. Лицо избороздили морщины, под глазами залегли тени, в волосах появились первые серебристые нити.

Тело короля оставалось по-прежнему сильным, мускулы — железными, а сердце — могучим, но страдания состарили его. Все у него ныло от постоянных боев, и теперь Зигмар шел по лагерю унберогенов с туго перебинтованными ранами.

Он страшно устал и хотел только одного — лечь и уснуть. Но его воины храбро сражались, нужно было пообщаться с каждым отрядом, похвалить за храбрость и поименно назвать героев. Сражение они выиграли ранним утром. Теперь уже стемнело, но он так до сих пор и не отдохнул.

Жрицы Шалльи и священнослужители Ульрика ходили по лагерю: лечили раненых, облегчали страдания умиравших или возносили молитвы богу волков с просьбой принять почивших в горних чертогах.

После того как мастер Аларик предупредил о нашествии орков, Зигмар почти не видел родных мест. За минувшие два года он наведывался в Рейкдорф лишь дважды. Но стоило ему отмыться от орочьей крови, как тут же боевые рога опять трубили сбор, и снова он вел воинов в битву.

Гномы сдержали слово и воспрепятствовали продвижению зеленокожих дальше в земли остготов, но воинам верховного короля пришлось вернуться к себе, чтобы защищать горные владения. Время, купленное ценой жизней гномов, не пропало даром: король Адельхард собрал своих воинов и объединился с Белыми волками Альвгейра, вооруженными топорами воинами черузенов, талеутенскими всадниками и боевыми колесницами азоборнов. В большом сражении на Черной дороге Адельхард разбил орков и отбросил жалкие остатки их армии обратно в горы.

Когда Зигмар собрал войско и выступил на юго-восток, земли мерогенов и меноготов кишели орками, которые осадили королей в укрепленных каменных замках.

Свирепые зеленокожие уничтожали деревни и города, сжигая все, что не могли унести. Люди гибли тысячами. Лишь естественные для орков междоусобные стычки мешали жуткому воинству продвигаться на запад и север с большей скоростью.

В земли племени унберогенов хлынули потоки беженцев, и Зигмар приказал всем давать приют. Амбары опустели, и короли дальних земель присылали посильную помощь, чтобы облегчить участь несчастных. Настали темные, тяжелые дни. Казалось, пришел конец света. Каждый день с гор спускались все новые отряды орков, тогда как армии людей уменьшались.

Зигмар остановился у высокого обгорелого дерева на вершине небольшого холма и обвел взглядом заливные луга реки Авер, где расположились армии черузенов, эндалов, унберогенов и талеутенов. У костров отдыхали около пятидесяти тысяч воинов, они ели, пили и возносили хвалу богам за то, что не стали пищей для воронья.

К нему на холм взобрался старый и хромой целитель Крадок — когда-то с его помощью Зигмар вернулся с того света после нанесенных Герреоном ядовитых ран.

— Тебе бы отдохнуть, мой господин, — сказал Крадок. — Ты выглядишь усталым.

— Непременно, Крадок. Скоро. Обещаю.

— Ах обещаешь? Говорят, что следует остерегаться обещаний королей.

— Разве не благодарности?

— И ее тоже, — кивнул Крадок. — Итак, собираешься ли ты отдохнуть, или же мне следует тебя оглушить или напоить снотворным?

— Хорошо, хорошо. Сколько?

Уточнять смысл вопроса не было нужды.

— Утром я буду знать точно, но, чтобы удержать эти мосты, мы потеряли минимум девять тысяч.

— А раненых?

— Около тысячи, но немногим суждено пережить эту ночь, — сказал Крадок. — Редко кто выживает после того, как его рубанул топором орк.

— Как много… — прошептал Зигмар.

— Было бы больше, если бы мы не удержали мосты, — сказал Крадок, обхватив руками тщедушное старое тело. — Зеленокожие убили бы нас всех и уже двигались бы к Рейкдорфу.

— Передышка лишь временная, — сказал Зигмар. — Гномы говорят, что к востоку от перевала Черного Огня собирается еще большая армия орков, которые ждут весны, чтобы спуститься с гор и стереть нас с лица земли.

— Несомненно, что так оно и есть, только об этом мы подумаем позже. Сейчас мы живы — вот что важно. Завтрашний день сам о себе позаботится, но если ты сейчас не отдохнешь, то будешь бесполезен и людям, и зверям. Ты очень силен, мой король, но все же не бессмертен. Я слышал, что ты бился в самой гуще сражения. Вольфгарт сказал мне, что, если бы не Альвгейр, тебя бы могли убить по крайней мере дюжину раз.

— Вольфгарт не в меру болтлив, — заметил Зигмар. — Я должен сражаться. И нужно, чтобы все это видели. Не хочу показаться заносчивым, но мало кто равен мне силой, и там, где дерусь я, мои воины тоже бьются отважней.

— Думаешь, я не понимаю? — вышел из себя Крадок. — В свое время я тоже немало сражался.

— Конечно, — согласился Зигмар. — Я не то имел в виду.

Крадок мановением руки простил Зигмара и сказал:

— Знаю, что при виде рискующего жизнью короля воины бьются с удвоенной храбростью. Но ты, Зигмар, совершенно необходим, причем не только унберогенам, но вообще всем племенам людей. Только представь, что будет, если тебя убьют!

— Крадок, я не могу лишь наблюдать за сражением, — покачал головой Зигмар. — Мое сердце там, где пылает кровь и парит смерть, готовая забрать того, кто слабей.

— Я знаю это, — грустно подтвердил Крадок. — И это одна из наименее привлекательных твоих черт.

На юге уже собрались армии, и король Сигурд гостеприимно распахнул для союзников ворота своей столицы, где должен был произойти военный совет. Король бригундов встречал правителей племен у золоченых дверей парадного зала, и сердце Зигмара возликовало оттого, что он стал свидетелем собрания, прежде небывалого в землях людей.

В центре зала поставили большой круглый стол, в железном центре которого помещалась жаровня с углями. Зигмар, Вольфгарт и Пендраг стояли у назначенных им мест и смотрели, как прибывают правители.

Первым вошел король эндалов Марбад вместе со старшим сыном Альдредом и двумя воинами из отряда Вороновых шлемов — высоченными, в черных плащах и хороших кольчугах. Король кивнул в знак приветствия. Зигмар обратил внимание на то, что почтенный Марбад побледнел, увидев серебряную руку Пендрага.

Вслед за Марбадом явился король черузенов Алойзис — сухопарый воин с ястребиным лицом, длинными темными волосами и аккуратно подстриженной бородкой.

Потом вошли королева Фрейя и Медба. Стоявший позади Зигмара Вольфгарт при виде жены расправил плечи. Прошло уже много месяцев с тех пор, как они были вместе. Королева азоборнов лукаво улыбнулась Зигмару и провела рукой по животу, потом села за круглый стол напротив короля унберогенов.

Доложили о прибытии короля талеутенов Кругара, и он вошел в зал с двумя громадными воинами в серебристой броне. Следом появился король удозов Вольфила, в красивом килте с поясом, и хрипловатым голосом громогласно приветствовал собравшихся. Короля северного племени сопровождали два воина устрашающей наружности, со всклокоченными волосами и бородами. Воины несли на плечах огромные палаши.

Еще одним представителем северных земель явился Мирза с горы Фаушлаг в сопровождении двух облаченных в мерцающую броню воинов, и Зигмар кивнул Вечному Воителю, когда тот занял положенное ему место за круглым столом.

Следующим объявили прибытие короля тюрингов Отвина. Его сопровождала воительница Ульфдар, с которой Зигмар бился, перед тем как сразиться с Отвином. Одеяние обоих составляли лишь набедренные повязки и бронзовые гривны.

Короли меноготов и мерогенов, Марк и Генрот, прибыли вместе, и Зигмар поразился происшедшей с ними за два года перемене. Блокаду их замков сняли совсем недавно, и оба воина были страшно худы, в их глазах как будто отражались страдания их народов.

Последним явился король остготов Адельхард в сопровождении воина Гэлина Веневы, и на Зигмара восточный правитель тут же произвел самое благоприятное впечатление. Он был высок и широкоплеч и после великой победы на Черной дороге вновь обрел чувство собственного достоинства. Адельхард почтительно и благодарно кивнул Зигмару, перед тем как сесть за стол.

Когда собрались все связанные клятвой правители, Сигурд закрыл двери зала и тоже занял свое место за столом. Слуги поставили перед каждым королем серебряный кубок с ярко-красным вином.

Сигурд встал и обратился к собравшимся:

— Друзья мои, рад приветствовать вас в моем зале. Сердце наполняется радостью при виде правителей со всех концов земли, собравшихся в моих чертогах.

Король бригундов поднял кубок и провозгласил:

— Из всех вин мои воины предпочитают именно это, поскольку его подают только в ознаменование побед. После двух лет войны мы наконец одержали большую победу и отбросили орков обратно в горы. Наслаждайтесь прекрасным букетом напитка и запомните его, потому что весной нас ждет великая битва у перевала Черного Огня, и после нее мы снова отведаем этого вина.

Окончив речь, Сигурд сел, а собравшиеся короли ударили по столу кулаками. Встал Зигмар и в свою очередь поднял кубок.

— Братья-короли, — начал он.

— И королевы! — добродушно воскликнула Медба.

— И королевы, — улыбнулся Зигмар, кивнув в сторону Фрейи. — Истинно говорит король Сигурд. Свершилось великое событие — мы все собрались здесь. Мы связаны клятвами верности и дружбы. В меня вселяет надежду то, что такие храбрецы сплотились.

Зигмар отодвинул стул и направился вокруг стола с кубком в руках.

— Последние годы выдались воистину темными, фаталисты бродят по земле, терзают нас причитаниями о том, что пришел конец света. Они говорят, что боги оставили нас и теперь нам конец, но я так не считаю. Боги наделили нас многими достойными качествами. Они дали нам ум, чтобы познать эту самую силу, а также смирение, чтобы узреть нашу слабость. Разве это не дары небес? Но говорят: на богов надейся, а сам не плошай. Настоящее собрание является следующим шагом на пути к окончательной победе.

Зигмар подошел к Марбаду и положил руку ему на плечо:

— После смерти отца я побывал в разных странах и лично убедился в наших сильных сторонах. Я видел храбрость. И решимость. Мне довелось повидать воодушевление и мудрость. Все это я узрел в деяниях собравшихся здесь мужчин и женщин. Я сражался бок о бок со многими из вас и очень, очень горд, что вы мои братья по мечу.

Зигмар высоко поднял кубок и продолжал:

— Клятвы людей собрали нас вместе, а узы крови соединили еще крепче.

Правители подняли свои кубки и, все как один, выпили вино победы.

— Никогда! — воскликнул король талеутенов. — Передать командование моими воинами другому?! За такое малодушие боги поразят меня на месте!

— Малодушие? — возразил король Сигурд. — Разве малодушно признать то, что мы должны сражаться как один, иначе нас разгромят? Я знаю тебя, Кругар. Тебе не малодушие мешает, а гордость!

— Верно, — кивнул Кругар. — Я горжусь храбростью могучих талеутенов. И они тоже гордятся своим королем, который двадцать три года ведет их в бой. Куда денется эта гордость, если я тихо отойду в сторонку и позволю другому вести их на битву?

— Молчи, человек, гордость твоих воинов останется при них! — вскричал Вольфила. — Каждый, кто сражался с сыном Бьёрна, знает: нет позора в том, чтобы предоставить командовать ему. Кто прогнал волков-норсов, стучавшихся в ворота моего замка? Ты там был, Кругар, я знаю, и ты, Алойзис, тоже, но именно Зигмар рассеял их ряды и заставил искать спасения за морем!

— Я разделяю тревогу Кругара по поводу передачи командования, — взял слово Алойзис. — Но если каждый из нас станет сражаться сам по себе, то зеленокожие нас по одному и разобьют. Я достаточно дальновиден для того, чтобы передать черузенов под начало Зигмара.

Король унберогенов кивком поблагодарил Алойзиса за поддержку.

— Я не стану лишь наблюдать за битвой, — заявил Адельхард, выхватил из ножен меч и положил на стол. — Остварат жаждет напиться орочьей крови.

— Каждый истинный воин, — грозно высказалась Фрейя, — не станет просто смотреть на битву, где волки Ульрика ждут погибших, чтобы проводить в чертоги упокоения. Я буду сражаться рядом с Зигмаром, ибо мне ведома его сила. Если кому-то из нас суждено взять на себя командование, то этим человеком должен быть он.

— А что же бретоны и ютоны? — спросил Мирза. — Их короли не с нами?

— Марий? — фыркнул Марбад. — Это не человек, а змея. Уж лучше сражаться с норсами, чем с этим коварным подлецом. С северянами, по крайней мере, знаешь, чего ожидать.

— Будь что будет, — сказал Зигмар, — но я пошлю к ютонам посла и дам королю Марию еще один шанс к нам присоединиться.

— А если он откажется? — спросил Марбад. — Что тогда? Безопасность его земель будет куплена ценой смертей наших воинов, но он не прольет по ним слез. Он будет потирать руки и думать, какие же мы дураки. У этого человека нет чести, и ему не место на земле людей.

Зигмар очень любил старого короля, но знал, что ненависть Марбада к ютонам столь велика, что смягчить ее невозможно.

— Тогда мы разберемся с Марием после. Когда покончим с орками, — сказал Зигмар.

Один за другим собравшиеся короли брали слово. Хотя каждый правитель высоко ценил Зигмара, уважал его дела и восхищался дальновидностью, собравшей их, не все были готовы передать ему командование.

Зигмар чувствовал, как постепенно теряет терпение. Одни и те же аргументы снова и снова приводили ему. И он видел, как рушится то, что он пытался построить за прошедшее десятилетие.

Наконец он встал и положил на стол тяжелый молот Гхал-мараз. Взгляды обратились на него. Король унберогенов уперся ладонями в стол и подался вперед.

— Так что же, расе людей суждено погибнуть? — тихо спросил он. — Мы так и будем препираться, как вздорные старухи, вместо того чтобы встать плечом к плечу и встретить врага с оружием в руках?

— Погибнуть? О чем ты? — не понял Сигурд.

— А как иначе это назвать? — горько спросил Зигмар, и в словах его слышалось презрение. — Орки стремятся нас уничтожить, а в наших сердцах все равно горит стремление ссориться друг с другом. Орки — грубые звери, живущие лишь затем, чтобы разрушать. Они ничего не строят, не обрабатывают землю, а только убивают. С какой стороны ни посмотри, жить они достойны меньше нашего, но все же они едины, тогда как нас разделяют гордыня и эгоизм. Меня до глубины души огорчает вот что: все, чего мы достигли, тонет в мелочных дрязгах.

Зигмар выпрямился во весь рост и поднял Гхал-мараз:

— На похоронах моего отца король Курган Железнобородый рассказал, как этот молот очутился у меня, и напомнил, что это не только оружие разрушения, но и созидания. С помощью молота кузнецы куют железо, которое делает нас сильнее, но Гхал-мараз — нечто неизмеримо большее, чем молот обычного кузнеца. Это молот короля, и с его помощью я мечтал выковать империю людей, где все смогут жить в мире. Но если мы не можем отказаться от гордыни даже тогда, когда она ведет нас к погибели, то мне здесь больше делать нечего. Я вернусь в Рейкдорф и буду биться с каждым орком, который осмелится сунуться на мои земли. Я не стану ждать помощи от вас и не приду на выручку, если вы позовете. Зеленокожие явятся и уничтожат нас. На это у них уйдет много лет, но, несомненно, они достигнут желаемого, если вы не будете воевать вместе со мной. Сражайтесь под моим командованием, подчиняйтесь, и вместе мы сможем пережить это испытание. Решайте сейчас, но помните: мы выживем, если объединимся, а порознь мы погибнем.

Зигмар снова сел и опять положил Гхал-мараз на стол перед собой. Никто из правителей не осмеливался нарушить тишины до тех пор, пока Марбад не поднялся со своего места и не встал рядом с Зигмаром. Король эндалов достал из ножен Ульфшард, выкованный дивным народом сияющий клинок, и положил его подле молота Гхал-мараз.

— Я знаю Зигмара с детства, — начал Марбад. — Мне довелось сражаться бок о бок с его отцом и с дедом, Дрегором Рыжая Грива. Они были настоящие храбрецы. Я стыжусь того, что усомнился в верности избранного им курса. И радуюсь выпавшему мне случаю биться вместе с Зигмаром. Если для этого нужно передать моих воинов под его командование, значит, так тому и быть. Сколько лет мы воевали друг с другом? Скольких сынов похоронили? Много, очень много. Пока Зигмар нас не объединил, наши силы были разрозненны. И до сих пор мы не решаемся предоставить ему командование нашими армиями?! Более я не желаю держаться особняком от моих братьев. Эндалы станут сражаться под командованием Зигмара.

Затем старый Марбад сжал плечо Зигмара и сказал:

— Бьёрн бы гордился тобой, парень.

Адельхард встал и обогнул стол, обнажая на ходу меч Остварат. Он тоже положил свой клинок подле молота и сказал:

— Жизнью мой народ обязан тебе. Как я могу не поддержать тебя?!

Следующим подошел Вольфила и тоже опустил на стол перед Зигмаром огромный палаш.

Один за другим все собравшиеся правители положили свое оружие рядом с боевым молотом Зигмара.

Последним подошел Мирза, Вечный Воитель с горы Фаушлаг. Он опустил на стол рядом с Гхал-маразом свой тяжелый молот с обернутой кожей рукоятью и бойком в форме оскалившейся волчьей морды.

— Господин Зигмар, я не король, — сказал Мирза. — Воины севера — твои по праву и по их собственному выбору. Приказывай, что нам делать!

Доверие братьев-королей почтило Зигмара.

— Возвращайтесь к себе, ибо скоро зима, — проговорил Зигмар. — Пусть воины вернутся по домам — это напомнит им, во имя чего они сражаются. Готовьтесь к войне и в первый месяц весны приходите в Рейкдорф с заточенными мечами и ожесточенными сердцами.

— А потом? — спросил Мирза.

— Потом мы будем биться с зеленокожими, — пообещал Зигмар. — Мы разобьем их на перевале Черного Огня и навеки обезопасим наши земли!

Глава двадцатая Защитники Империи

— Оставь меня, парень, — задыхаясь, проговорил Свейн. В уголках губ лазутчика пузырилась кровь. — Ты… знай… ты должен…

— Помолчи, старина, — попросил Кутвин, который тащил своего друга и наставника средь запорошенных снегом камней.

Кровью были перепачканы и кожаная безрукавка, и шерстяные штаны Свейна. Из-под повязки текла кровь и красными пятнами оставалась на снегу. По этому следу отыскать их не составит труда.

Кутвин ужасно устал и воспользовался минутой передышки, чтобы осмотреться. Погони пока не видно, но она не заставит себя ждать.

Этим вечером неожиданно прилетела гоблинская стрела и вонзилась старшему лазутчику в поясницу. Из темноты появился целый отряд монстров, которые размахивали зазубренными ножами и сверкавшими в лунном свете мечами.

Маленькие и юркие, пахнущие звериными экскрементами и тухлятиной, гоблины одевались в драные черные одежды с капюшонами, которые скрывали их злобные заостренные мордочки с острыми, словно иглы, зубами. Кутвин зарубил первых двух нападавших, Свейн убил третьего, а затем монстры ринулись на них пронзительно вопящим шквалом.

Под их тяжестью Свейн осел на землю, но Кутвин отбросил липших к нему темных тварей, поражая их мечом и охотничьим ножом. Хоть и раненый, Свейн сражался, как настоящий герой: ломал шеи и быстрыми взмахами ножа выпускал кишки гнусным маленьким монстрам. По камням вновь застучали наконечники стрел, гоблины в ужасе завопили, оскорбившись на то, что их товарищи нисколько не заботятся об их собственных жизнях, развернулись и стремглав умчались прочь, скользнув в темные горные расселины.

Пока что гоблины отстали от них. Свейн упал на колени, и Кутвин бросился к другу. Наконечник стрелы, засевшей в теле друга, вышел у него из живота, Кутвин отломил каменный наконечник и выдернул древко из раны.

— Ох… Парень, я обречен, — сказал Свейн. — Оставь меня и возвращайся к нашим.

— Не говори ерунды, — отрезал Кутвин. — Все будет хорошо. Ты слишком большой и сильный, чтобы умереть от такой тоненькой стрелки.

Он быстро перевязал рану, подсунул плечо под руку Свейна и помог ему подняться на ноги. Друг застонал от боли, но нельзя было терять ни минуты: гоблины непременно вернутся с подмогой и многочисленность подстегнет их пошатнувшуюся храбрость.

Всю ночь Кутвин тащил Свейна на запад, к перевалу и безопасности. Армии королей встали лагерем неподалеку от седловины перевала. Есть надежда, что Кутвин сможет дотащить Свейна до лекарей, которые спасут его.

Однако рана продолжала кровоточить, и Кутвин опасался, что гоблинская стрела пробила почку. Также ему было известно, что гоблины часто смазывают стрелы фекалиями животных, а значит, рана, скорее всего, заражена.

Забрезжил рассвет, который не принес с собой надежды. Лицо Свейна приобрело пепельный оттенок, щеки запали. Глядя на него, Кутвин понял, что друг проживет в лучшем случае час. Нечего было мечтать о том, чтобы доставить его к своим.

Глаза защипало от слез, и Кутвин зло смахнул их. Он знал Свейна большую часть сознательной жизни. Мудрый великан научил его сокровенным тайнам лесной жизни и тому, как жить в согласии с ней, стал ему как отец — ведь его родителей много лет назад убили зеленокожие.

Двое лазутчиков провели в горах много месяцев и не раз сталкивались с гоблинами. Трусливые твари всегда норовили напасть из засады, но Кутвин со Свейном распознавали хитрости гоблинов и удачно избегали ловушек.

В горах на восточном краю мира жили всевозможные жуткие твари, причем гоблины были в числе наименее опасных. Трижды разведчикам приходилось скрываться от троллей. Один раз они прятались от жуткого великана. Было очень опасно. Но Зигмар поручил им разузнать о передвижениях и расстановке сил зеленокожих, собиравшихся в горах.

Достигнув восточной оконечности перевала, они увидели армию орков. Кутвин даже глазам своим не поверил, так огромна была орда. Насколько хватало взгляда, серые горные равнины заполонил колеблющийся океан зеленой плоти. Над ним поднимались тысячи знамен родовых кланов, стлался дым от бессчетных костров.

По горам эхом разносилась дробь боевых барабанов, вопли и рев орков походили на крик разбушевавшегося божества. В долинах стояли громадные плетеные фигуры гнусных орочьих богов, и Кутвин побелел от ярости, когда заметил, что каждый загоревшийся истукан наполнен мужчинами, женщинами и детьми, кричащими от ужаса.

Когда идолы сгорели, в воздух взлетело большое крылатое существо со змеиной шеей и омерзительной чешуйчатой кожей, на спине которого верхом сидел военачальник в ужасной броне. Несмотря на топот марширующих орков и их утробный рев, Кутвин услышал грозный, полный ненависти рык могучего зверя.

Начался марш великой орочьей орды, передвижение ее было порывистым и лишенным людской сплоченности. Впереди рыскали стаи волков, рядом с десятками тысяч зеленокожих шагали, раскачиваясь, жуткие чудовища.

Несмотря на глубокие наносы снега, зеленокожие двинулись к перевалу.

И Кутвин, и Свейн знали, что если Зигмара не предупредить, то орки перейдут через перевал Черного Огня прежде, чем армия людей сможет их остановить.

Из-за этой спешки разведчики потеряли осторожность, и на десятый день пути на запад гоблины их все-таки подловили.

За неосторожность пришлось расплачиваться жизнью Свейна.

Доставить весть Зигмару было жизненно необходимо, но Кутвин не мог оставить друга умирать одного в горах.

— Ты должен идти, — словно отвечая на его мысли, сказал Свейн.

— Нет, я не могу оставить тебя здесь, — возразил младший разведчик. — Не могу.

— Ты должен, парень, — стоял на своем Свейн. — Рана смертельная, и ты это знаешь.

Кутвин услышал тихий скрежет, словно по камню терли грубым сукном, и понял, что преследователи напали на их след. Свейн тоже обратил внимание на новые звуки, склонился вперед и схватил Кутвина за тунику, морщась от боли:

— Сейчас они явятся, и если ты не доберешься до Зигмара, значит, я умру зря, ясно тебе?

Кутвин кивнул, горло у него сжалось, глаза наполнились слезами.

— Дай мне лук, — попросил Свейн. — Тебе он не понадобится… к тому же без него ты пойдешь быстрее.

Кутвин быстро скинул с плеча лук и вручил Свейну вместе с колчаном стрел. Друг достал меч из ножен и положил на землю рядом с собой.

— А теперь уходи, и пусть Таал направляет твои стопы.

Кутвин кивнул и сказал на прощание:

— Чертоги Ульрика ждут тебя, друг мой.

— Уж надеюсь, что так, — кивнул Свейн. — Иначе ради чего я буду умирать геройской смертью? Теперь иди!

Кутвин повернулся и скользнул меж камней, хитро путая след, чтобы ни один гоблин не смог его отыскать.

Не успел он пройти и ста ярдов, как послышались первые вопли гибнущих гоблинов, затем недолгий лязг железа, затем все стихло.

Мерогены называли здешние горы Краесветными, и вполне заслуженно. Они возвышались темными стражами известного людям мира, их боялись и совсем не знали.

Склоны толстым слоем покрывал снег. После тяжелого запаха тысяч идущих маршем воинов свежий сосновый аромат показался Зигмару просто замечательным.

Ветер пах весной, но с ее приходом начинался год крови и отваги.

На востоке, пробиваясь сквозь туман раннего утра, низко висело солнце в обрамлении крутых откосов, сбегавших к перевалу Черного Огня. Настал день, к которому Зигмар готовился всю свою жизнь.

Ныне ждет человечество или погибель, или триумф.

Эофорт пробудил его ото сна, в котором он пил из чаши кровь с самим Ульриком и зубами отрывал мясо от костей только что затравленного оленя. Вокруг кружила стая волков с окровавленными мордами, их вой музыкой звучал в ушах Зигмара.

Он рассказал Эофорту о видении, и старый советник с улыбкой сказал:

— Думаю, это хороший знак.

На стойке висел серебряный нагрудник Зигмара, украшенный рельефной золотой кометой с двойным огненным хвостом. Словно новый, сиял крылатый шлем, а на бронзовых ножных латах красовались серебряные волки.

Эофорт помог королю облачиться в броню. Когда Зигмар поднял Гхал-мараз, по телу пробежала нервная дрожь. Родовое оружие короля Кургана тоже чувствовало важность этого дня. Эофорт подал Зигмару золотой щит с железным ободом, шишак которого был изготовлен в виде оскалившейся морды вепря.

Когда Зигмар вышел из шатра, его увидели и встретили приветственными криками сотни ближайших воинов. Остальная армия подхватила радостное громогласное «ура!», и вскоре уже сами горы содрогались от оглушительного рева многотысячного войска. Широкие равнины перед горными вратами наводняли воины, лошади и повозки.

Чтобы удостовериться в том, что племена собираются сдержать данное в зале короля Сигурда слово, Зигмар с Вольфгартом проехали зимой по соседним землям.

Они забрались в дальние уголки земли людей и с радостью убедились, что дезертиров нет.

Только посланцы к королю ютонов Марию вернулись ни с чем, а король эндалов Марбад принес весть о том, что бретоны тоже отказали в помощи, покинули дома и ушли к югу от Серых гор в дальние земли. Новости были неприятными, но все же Зигмар знал, что для эндалов уход бретонов обернулся благом, ибо они обрели новые земли.

Приближался первый месяц весны, и перед воротами Рейкдорфа появился посланник короля ютонов.

Сердце Зигмара преисполнилось надежды, но было безжалостно разбито, когда посол, худой сутулый муж по имени Эстерхайзен, преподнес ему дивный лук — позолоченный и изготовленный с таким искусством, которым, говорят, обладает лишь эльфийский народ за морем.

— Король Марий прислал тебе это в знак надежды на счастливый исход твоего предприятия, — сказал, низко кланяясь, Эстерхайзен. — К сожалению, он не может выделить воинов тебе в помощь, но надеется, что это великолепное оружие привнесет удачу во все твои кампании.

Зигмар взял лук — в самом деле поразительный и бесценный дар — и переломил о колено.

Швырнув обломки к ногам оторопевшего Эстерхайзена, он приказал:

— Уходи из моего города. Для победы над зеленокожими мне нужна не удача, а воины! Возвращайся в свой ничтожный дом и передай трусливому королю Марию, что после победы в этой войне я разберусь с ним.

Ютона едва ли не вышвырнули из западных ворот Рейкдорфа, и Зигмару пришлось призвать на помощь все свое самообладание для того, чтобы удержать готовый сорваться с губ приказ о немедленном походе на Ютонсрик.

Хотя ютоны отказались принять участие в войне, все остальные правители Совета двенадцати — так назвали прошлогоднюю судьбоносную встречу королей в столице Сигурда — сдержали слово и явились в Рейкдорф с войсками.

Когда Зигмар глядел на собравшихся воинов, его сердце радовалось ничуть не меньше, чем при виде наступавшей весны, ведь войска воплощали собой то, чего удалось достичь за прошедшие годы. Зимой кузницы унберогенов и других племен денно и нощно ковали мечи, наконечники для копий, стрел и пик.

Пришлось свести много лесов для топки горнов, и каждый мастер, начиная от изготовителя луков и стрел и заканчивая суконщиком и седельником, творил чудеса, стараясь к марту обеспечить армию всем необходимым.

Обычно на зиму все затихало, семьи собирались вокруг очагов и ждали, когда Ульрик вернется в свое стылое царство на небесах, а его брат Таал весной привнесет в мир равновесие.

Но на сей раз приближалась война, а потому на протяжении холодов все семьи готовились к ней, чтобы в распоряжении каждого из мужчин непременно оказались кольчуга, меч или копье. Резали целые стада и солили мясо, дабы обеспечить провиантом тысячи воинов.

Армия королей снарядилась за неделю и готовилась выступать. Никогда прежде вместе не собиралось такое количество воинов. Шумным и веселым был пир в Кровавую ночь, но также и грустным, ибо многим из выступавших утром воинов не суждено было вернуться назад. Жены останутся без мужей, а дети — без отцов.

Зигмар вместе с братьями-королями совершил жертвоприношения Ульрику, богу мертвых, и богине врачевания и милосердия Шаллье. Почтили всех богов, ибо перед грядущим сражением никому не хотелось злить даже самое низшее божество.

Когда утром перед выступлением все короли собрались вместе, Зигмар каждому из них преподнес по золотому щиту изумительной работы. Зимой Пендраг потрудился на славу и выковал их всем союзникам-королям. Внешний круг каждого был украшен символами племен, и, как предвещал мастер Аларик, навыки Пендрага в обращении с металлом превзошли все ожидания.

— В прошлом году вы торжественно обещали мне ваши мечи, — сказал Зигмар, — а теперь я дарую каждому из вас по щиту для защиты вас самих и ваших земель. Мы — защитники земли, и этот дар символизирует наш союз.

Под громкие возгласы короли повторили клятву верности, и армия выступила на юг под звуки боевых рогов, барабанов и лихих волынок.

В первые недели путешествия войско пребывало в приподнятом настроении, но горы приближались, и вскоре серьезность грядущего осознали все. Каждый понимал, что очередная пройденная миля приближает его к смерти.

Войско не торопилось, ведь снега еще покрывали горы, и через перевалы пройти не представлялось возможным. Но все изменилось, когда в лагерь пошатываясь пришел Кутвин и принес весть о том, что орки невдалеке от перевала, где уже сходит снег. Услышав о гибели Свейна, Зигмар опечалился, но пришлось ему забыть о горе и поторопить воинов.

Необходимость спешки понимали все, и воины поднимались в горы под холодным весенним солнцем. Закутавшись в меховые плащи, они взбирались все выше и выше, туда, где воздух разрежен, а ветер свищет меж скал, вцепляясь во все живое зубами острыми, словно ножи.

Зигмар посмотрел на горы, где скалистые вершины были совершенно равнодушны к той драме, которая вот-вот разыграется под их сенью.

Перед ним лежал перевал Черного Огня, где решится судьба мира.

Зигмар, Альвгейр и Вольфгарт ехали впереди. Солнце стояло высоко, горы омыли золотистые лучи, игравшие на сотнях тысяч наконечников. Грунт здесь был песчаный, за прошедшие века его утоптало бессчетное количество ног.

С незапамятных времен через перевал Черного Огня проходил основной маршрут набегов. Его седловина была шириной две мили, с обеих ее сторон возвышались отвесные скалы.

Перевал Черного Огня представлял собой естественный коридор, ведущий из проклятых восточных владений в плодородные земли запада. Зигмар на мгновение остановился и обернулся.

У него даже перехватило дыхание от удивительного множества воинов — его армии.

Бойцы заполнили перевал от края до края: отряды мечников шли плечом к плечу с копейщиками и монотонно распевавшими берсерками.

Тысячи фыркающих коней рыли копытами землю, причем большинство из них защищали железные доспехи, что говорило о таланте Вольфгарта-коневода. Всадники были вооружены пиками с острым железным наконечником, более длинными по сравнению с обычными копьями. Это смертоносное оружие стало возможным использовать благодаря крепившимся к седлам стременам.

Только Белые волки Альвгейра отказались вооружиться пиками, ибо были они отчаянно отважны и желали скакать в самую гущу сражения с боевыми молотами, которыми крушили черепа врага в честь своего господина и короля.

Во главе сотен колесниц на левом фланге ехала королева Фрейя в великолепном золотом нагруднике. Ее распущенные рыжие волосы буйным пламенем развевались на ветру. Подле нее стояла и правила королевской колесницей Медба. Когда мимо них промчались Зигмар и Вольфгарт, обе женщины в знак приветствия подняли копья.

Всадники талеутенов энергично скакали впереди, растянувшись вдоль линии войск, гордо реяли их алые с золотом знамена.

Отряд Вороновых шлемов окружил своего короля и его сына и был готов ринуться в бой. Удозы ехали в килтах, отхлебывая из мехов зерновой спирт. Они словно сумасшедшие размахивали мечами и с мрачноватым весельем поглядывали на отряд воинов, с головы до пят закованных в железные латы. Этих железных великанов вел Мирза, Вечный Воитель, и вооружены они были мечами воистину невероятных размеров, которые, как поговаривали, выковали гномы.

В самом центре армии союзников находились воины унберогенов. На всем белом свете не было им равных. Даже неистовые берсерки короля Отвина кивали им с уважением, когда те занимали свои позиции на линии фронта.

Мерогены и меноготы стояли рядом, им не терпелось отомстить врагу за свои разоренные в прошлом году земли. Жрецы Ульрика благословили их топоры и мечи на поиск глоток орков. Рядом с южными братьями выстроились бригунды в ярких плащах и замысловатой броне, а король Сигурд сиял, словно солнце, в великолепных золотых доспехах, которые, по слухам, были заговорены и наделены волшебной силой.

На ветру развевались и хлопали разноцветные знамена. Глядя на множество родовых знаков, Зигмар улыбнулся и вознес духу отца краткую молитву. Ошеломленный зрелищем столь могучей военной мощи, он отвернулся и поехал к гномам, ожидавшим его у развалин сторожевой башни.

Воины верховного короля Кургана Железнобородого застыли мрачно и неподвижно, зато люди за спиной Зигмара разразились приветственными криками. Гномов целиком скрывали кольчуги из мерцающего серебристого металла и блестящие железные доспехи, и казались они столь же неподвижными, как горы, ибо столь велик был вес защищавшего их металла. Лишь густые бороды и длинные косы выдавали в них живых существ из плоти и крови. Воины держали в руках большие топоры или тяжелые боевые молоты, и Зигмар, подъезжая к сторожевой башне, поднял Гхал-мараз и отсалютовал храбрецам.

Руины башни наводили на мысль о боях, но Зигмар знал, что нынешнее сражение затмит своей грандиозностью все бывшие прежде. Зигмар, затаив дыхание, пытался осознать то, что ему предстоит командовать всей этой массой народа.

Он спешился и привязал чалого мерина к засохшему дереву. Пригнувшись, нырнул в низкий дверной проем и поднялся по пологим ступеням. Альвгейр и Вольфгарт следом за ним вошли в гномью башню, которая внутри оказалась сравнительно мало поврежденной.

Зигмар поднялся на крышу, где его ожидал король Курган Железнобородый с двумя вооруженными могучими топорами гномами и мастер Аларик в серебристых доспехах. Король восседал на низеньком бочонке и из большой кружки прихлебывал эль.

— Значит, ты все-таки здесь?

— Я же обещал, — отвечал Зигмар. — Отец учил меня держать слово.

— Верно. Твой отец был хорошим человеком, — сказал Курган, отпивая большой глоток. Затем вытер бороду тыльной стороной руки. — Он знал, чего стоит клятва.

Потом верховный король гномов кивком показал на восток и спросил:

— Что ты об этом думаешь?

Проследив за взглядом короля, Зигмар посмотрел на пустынную ровную седловину перевала, которая по мере удаления на восток все круче уходила под уклон и становилась более каменистой. Взглянув вправо и влево, он сказал:

— Площадка хороша. Это самая узкая часть перевала?

— Верно, — отвечал Курган. — Так и есть, юный Зигмар.

— Тут зеленокожие не смогут использовать свое численное превосходство, скалы не позволят нас окружить.

— И?..

Зигмар старался сообразить, что он мог упустить.

— Орки будут идти вверх, что замедлит их продвижение, — вступил в разговор Вольфгарт. — Добравшись до вершины, они утомятся. Это даст нашим лучникам возможность сократить количество тварей.

— Вон там есть скала, Зигмар, — показал Аларик, — мы зовем ее Орлиное Гнездо. Оттуда удобно командовать. Во-первых, с возвышения хорошо видно, а во-вторых, безопасней.

Зигмар помедлил с ответом — предложение на миг повисло в воздухе.

— Ты предлагаешь мне не участвовать в сражении?

— Ничего подобного, — отозвался Аларик. — Я просто сказал, что можно командовать из безопасного места, чтобы решать, куда в нужный момент лучше наносить удары.

— Ты бы так поступил? — спросил Зигмар у короля Кургана.

— Нет, — сознался гном, — но я, знаешь ли, упертый старый дурень. Без меня бойцы мои немного теряются, приходится им показывать на личном примере, как следует убивать орков.

— Я тоже не стану прятаться за спинами воинов, — заявил Зигмар. — В грядущем сражении важнее всего будет сила и храбрость, а не военные хитрости и уловки. Я — король унберогенов и командующий армией людей. Где же мне быть, как не на передовой?

— Отлично, парень, — промолвил Курган, встал с бочонка и подвел Зигмара к зубчатым стенам башни. — Прислушайся. Слышишь?

Зигмар вгляделся в каменистый пейзаж, который с удалением на восток делался все более мрачным и негостеприимным. Примерно на расстоянии полумили ровная площадка перевала сворачивала к югу, огибая груду камней, некогда бывших громадной статуей гномьего бога. Оттуда доносился барабанный бой, эхом отражавшийся от горных склонов.

— Барабаны, парень, — сказал Курган. — Военные барабаны орков. Они уже близко. Попомни мои слова, ближе к полудню мы будем по колено в крови зеленокожих.

Зигмар ощутил страх и тут же грозно его подавил. Всю жизнь он шел к этому дню. И вот теперь, когда настал желанный миг, он не знал, готов ли.

— Я бился со многими врагами, мой король, — сказал Зигмар, и взгляд его сделался отстраненным, словно он глядел в будущее. — Я убивал лесных зверолюдей, воинов из других племен, орков, кровососущих тварей и людоедов, живущих в болотах. Я сражался с ними и побеждал, но это… сейчас совсем другое дело. Боги взирают на нас, и если мы хоть немного дрогнем, тогда прощай все мечты. Как человеку совладать с такой ужасной ответственностью?

Курган рассмеялся и дал ему кружку эля.

— Ну, не могу сказать за человека, но зато поведаю о том, как это делает гном. Все очень просто. Когда приходит время, бьешь их молотом и убиваешь. Потом берешься за следующих. И так до тех пор, пока все не помрут.

Зигмар отпил гномьего эля и уточнил:

— И это все?

— И это все, — подтвердил Курган. Тем временем бой барабанов сделался громче. — А теперь нам пора вернуться к нашим воинам. Побоище ждет нас!

Глава двадцать первая Перевал Черного Огня

Меньше чем через час показались орки, яростно надвигавшиеся сплошной зеленой стеной. Они заполонили перевал, жуткий грохот их боевых барабанов оглушал.

В вышине над головами орков плыли огромные тотемы с черепами и амулетами. С ветром долетало зловоние нечистой плоти и тухлятины вперемешку со смрадом кала и прокисшим грибным духом; этот несусветный букет гадких запахов застревал в глотке.

Хотя Зигмар слышал от гномов и Кутвина об огромном количестве орков, у него все равно перехватило дух при виде неисчислимой армии. Он посмотрел по сторонам и увидел на лицах братьев по мечу те же чувства.

Вольфгарт старался казаться беспечным, но за напускной бравадой тоже таился страх. Пендраг выглядел так, словно только что воплотился в жизнь его самый ужасный кошмар.

Орки наступали стихийной лавиной, каждое их движение воплощало неудержимую тягу к лиходейству.

Если бы кому-нибудь пришло в голову пройти весь перевал по головам орков, он мог бы проделать это, ни разу не коснувшись земли ногой. Зигмар улыбнулся нелепости этого образа, и в тот же миг разрушилось сковавшее его оцепенение.

Зеленокожие маршировали и потрясали огромными ножами, топорами и мечами с ржавыми и запятнанными кровью лезвиями. Между ними шныряли гоблины — отвратительные трусоватые существа в черных одеждах, злобно сжимавшие острые мечи и копья. Все твари скрежетали клыками и ритмично ударяли в щиты, причем создавалось такое впечатление, что каждый отряд состязается с соседним, стремясь перещеголять его в громкости и свирепости.

С фланга орды бежали лязгающие зубами широкоплечие зверолюди с валившей из пасти пеной. Верхом на отвратительных пауках, покрытых темной шерстью, скакали по камням гоблины. Над орками возвышались чудовищные тролли, которые размахивали стволами деревьев с той же легкостью, с какой люди машут дубинками.

— Что ж, их не так и много, верно? — сказал Вольфгарт, расстегивая ремень и вытаскивая из ножен свой огромный меч. — Пожалуй, при Астофене их было побольше, тебе не кажется?

— Похоже на то, — улыбнулся Зигмар. — По сравнению с тем боем нынче нас ждет заурядная стычка.

— О боги, ну и воняют же эти ребята! — заметил Пендраг, воротя нос от зеленокожих.

— Всегда подходи к орку с подветренной стороны, — наставлял Зигмар. — Разве тебя этому не учили?

— Было дело, но я позабыл, о чем сейчас очень сожалею.

— Но сейчас не время для сожалений, друзья мои.

— Похоже на то, — отозвался Вольфгарт. — Как там твой молот?

— Он знает, что враги его создателей совсем близко, — отвечал Зигмар.

С самого рассвета могучий молот в предвкушении сражения посылал мощные волны. Чувствовалось, как он содрогается от ненависти к зеленокожим и наливается силой.

— Верно, — подтвердил Вольфгарт. — Что ж, усердней маши им сегодня, друг мой. Нужно проломить как можно больше черепов.

Из приближавшегося беспорядочного строя отделился отряд более темнокожих орков в доспехах получше. Над ними гордо реял огромный тотем с бычьей головой. Они принялись реветь на своем гортанном языке и размахивать топорами и мечами — таким образом они пытались напугать противника и вызвать на бой.

— О святая борода Ульрика! — вырвалось у Пендрага, когда все они увидели, как над строем орков взлетело громадное крылатое чудовище.

Зигмар прищурился и рукой прикрыл глаза от восточного солнца. Верхом на монстре сидел громадный орк, и, судя по его габаритам, он наверняка являлся предводителем чудовищной армии.

Военачальник был невообразимо огромен, а доспехи его казались даже толще, чем у самой тяжелой кавалерии Зигмара. Его топор был выше человеческого роста и светился зеленым огнем.

Военачальник летел на виверне. Хотя этого зверя Зигмар видел впервые, он сразу узнал его, потому что союзники с востока рассказывали об этих чудовищах. И хотя при виде монстра он испугался, но все равно стремился помериться с ним силой.

— Что вы думаете? — крикнул он. — Стоит повесить шкуру этого крылатого чудища на стене Большой палаты?

— Да! — громогласно отозвался какой-то воин за спиной Зигмара. — Сдери с него кожу — на ней уместится карта всего нашего царства!

— Идея недурна, — ответил Зигмар.

Военачальник спикировал к своей армии, и яростный рев орков сделался еще громче — они явно стремились скорее ринуться в бой. Ножи и топоры еще громче загрохотали по щитам, металлический звон эхом отражался от каменных стен перевала, и в конце концов показалось, что сами горы вот-вот разрушатся и падут.

Передние ряды орков затряслись, словно в припадке, и из всех глоток в унисон вырвался устрашающий боевой клич. Громкий и мощный, он извергался из самого их жестокого естества — родовые ярость и ненависть, в крови и огне породившие их.

С первобытным ревом орки бросились навстречу людям. В глазах их светилась ненависть, клыкастые челюсти жаждали крови.

— Идут, — проговорил Зигмар. В одной руке он сжимал Гхал-мараз, в другой держал золотой щит. — Бейтесь храбро, друзья мои. Ульрик взирает на нас.

Сквозь туман, вызванный снадобьем из ведьминого корня вперемешку с болиголовом, Ульфдар наблюдала за наступавшими орками. Движения врага казались ей вялыми, словно они брели по засасывающей жиже. Рядом с ней король Отвин ударял по голой груди рукавицей с шипами так, что выступала кровь, и пуще прежнего разгоралась ярость берсерка. У короля на губах выступила пена, а на висках — кровь там, где в кожу впивались шипы золотой короны.

Ульфдар чувствовала, что с трудом сдерживает клокочущую в ней ярость, которая стремилась вырваться наружу. Перед сражением она выпила горький травяной отвар, который теперь струился по жилам и разжигал ярость. Руки и шею воительницы защищали железные гривны, новые татуировки на голом теле обладали силой отводить вражеские клинки, а золотистые волосы Ульфдар вымазала кровью и поставила гребнем на голове.

Король Отвин взмахнул громадным топором, заново прикованным к запястью, и испустил яростный и гневный вопль. Тюринги вторили боевому кличу короля, и Ульфдар почувствовала, как бешено стучит сердце.

Широко распахнув глаза и оскалившись, король крикнул вновь. Он весь затрясся, а потом, не в силах более сдерживать ярость берсерка, метнулся вперед. И бросился на орков — одинокий воин против целой орды. Жажда битвы тут же передалась всем тюрингам.

С громким воплем, ничуть не уступавшим в ярости боевому кличу врага, берсерки устремились на орков. Ульфдар легко догнала короля, скрипя зубами и размахивая на бегу мечами. Она до крови закусила щеку с внутренней стороны. Острый металлический привкус крови смешался с поглотившей ее упоительной яростью, и воительница пронзительно вскрикнула, когда увидела морду первого орка из тех, кого она сегодня убьет.

Король Отвин надвое рассек топором одного зеленокожего и бросился на других. Меч Ульфдар погрузился в тело врага и рванулся вверх, когда воительница очертя голову бросилась на следующего противника. Она почувствовала, как у жертвы сломалась кость, и, легко приземлившись, крутанулась и прошлась мечом по морде следующего зеленокожего.

К ней устремилось копье, но Ульфдар увернулась и обрушила оба клинка на горло нападавшего. Хлынула кровь. Ее окружили орки, они рубили и кололи, но она попусту не тратила энергию на оборону, а просто атаковала изо всех сил. Она крутилась среди врагов, ее мечи превратились в два стальных вихря, которые перерезали горла и вспарывали животы.

От скользящего удара булавы по плечу Ульфдар развернуло. Она перерубила нападавшему руку в локте, упиваясь болью, шумом и суетой боя. Через неприятельские ряды продирались сотни ее соплеменников — вопящих и жаждущих убивать.

Воин-берсерк, с повреждением тазовых костей, продолжал крушить орков, даже лежа на земле, пока громадный зеленый кулак не проломил ему череп. Другой берсерк задушил своего убийцу собственными внутренностями, еще один отбросил оружие и голыми руками рвал орков. От избытка переполнявших ее чувств Ульфдар пронзительно визжала.

Ужас что творилось: кровь, грохот, жестокость. Из ран текла кровь, причем Ульфдар не помнила, когда их получила, но даже боль опьяняла ее. Ее настиг удар меча, он обрушился на железную гривну, сломав воительнице руку.

Ульфдар завопила от боли и здоровой рукой обезглавила орка. Все больше зеленокожих атаковали берсерков, но ее король пробивался в ряды врага все дальше и дальше. Его громадный топор описывал одну дугу за другой и крушил все на своем пути.

Всюду кровь и смерть. Тюринги пробили кровавую просеку в войске орков. Поврежденная рука сильно болела, но этим Ульфдар подпитывала свою ярость и вновь вступила в драку, нанося удары уже только одним мечом.

Клинки норовили прикончить ее. В спину угодило копье. Воительница развернулась, мечом отрубила древко и обратным ударом прошлась по шлему орка. Металл хрустнул, и мертвый монстр повалился навзничь, выдернув меч из ее руки.

Вокруг грохотало сражение, но мир Ульфдар ограничивался противником. Воительница схватила упавший меч и с хохотом и яростным визгом бросилась вперед, вгрызаясь во вражьи доспехи и плоть.

Медно-рыжие волосы знаменем струились по плечам королевы Фрейи, которая выпускала из своего лука смертоносно точные стрелы. Каждый раз, попадая в цель, она громко вскрикивала, хотя при таком количестве врагов промахнуться было просто невозможно. С тем же успехом можно было рукоплескать лучнику за то, что он не промазал и попал в море.

У колесницы королевы были укрепленные слоями задубевшей кожи высокие борта, и катилась она на колесах с железными ободами, на осях которых крепились острые длинные ножи. Медба направляла колесницу одной рукой, а другой сжимала копье.

К войску орков устремились двести выстроившихся в шахматном порядке грохочущих боевых колесниц. Песчаная почва седловины перевала была идеальной для них. Медба направляла колесницу все ближе и ближе к врагу, и Фрейю охватила дрожь удовольствия.

Как и следовало ожидать, берсерки короля Отвина тут же устремились вперед, стоило им завидеть орков. Зигмар попросил Фрейю защитить короля тюрингов, ибо не сомневался в том, что тот кинется на врагов, не дожидаясь приказа. Берсерки замечательно бились, клином вгрызались во вражескую армию и пробивались к самому ее центру.

Но количество орков было столь велико, что они окружили и убивали тюрингов, которые угодили в ловушку. Фрейя видела короля Отвина на вершине целого холма мертвых тел, он дюжинами истреблял врагов своим громадным топором, прикованным цепью к запястью. Сотни берсерков еще пробивались вперед, но все медленнее и медленнее, и их явно ждала гибель.

Армии яростно обстреливали друг друга. Шустрые гоблины спускали стрелы с черными древками, которые в большинстве своем с глухим стуком ударялись о деревянные щиты или отскакивали от железных кольчуг. Стрелы же унберогенов и черузенов, напротив, производили в рядах орков настоящее опустошение: тысячи железных наконечников наповал сражали зеленокожих.

Всадники галопом кружили перед ордой врага, подъезжали поближе, стреляли и уносились прочь. Кто-то оказывался достаточно быстрым, а кое-кто нет, и тогда зеленокожие стаскивали конников с лошадей и разрывали несчастных на куски.

— Приготовься, моя королева! — крикнула Медба, привлекая внимание Фрейи к маневру.

Орки были близко, королева пустила последнюю стрелу и отложила лук, вооружившись палашом. Конечно, с колесницы удобнее сражаться копьем, но палаш принадлежал легендарному герою из ее рода, а потому Фрейя не могла сражаться ничем другим, как не могла перестать любить своих сыновей.

Фрейя взмахнула мечом и стала крутить им над головой. Ужасно воняло орками. От пыли першило в горле.

Яростью светились красные глаза зеленокожих, доносилось их нечистое горячее дыхание.

— Вперед, мои храбрецы! — вскричала королева.

Фрейя, надев на запястье кожаный ремешок петли, застыла на изготовку у боковины колесницы. Медба дернула вожжи, и кони повернули.

Все возничие изменили направление движения, и азоборнские колесницы помчались параллельно линии орков. Хлынула кровь, полетели отрубленные конечности, и орки попадали с ног, разрезанные косами, терзавшими их передовую линию. Медба искусно правила вдоль строя зеленокожих, а Фрейя рубила им головы.

Вслед за королевой азоборнов неслись вопли ревущих от боли орков. Передний ряд врага крушили колесницы, раненых добивали копьями, а стрелы добирались до тех, кто поодаль. Не дожидаясь приказа королевы, Медба повернула колесницу, и следовавшие за ними воительницы последовали ее примеру.

Ревущие орки бросились вперед и огромными топорами разнесли в щепы несколько колесниц.

Сражение развеселило Фрейю, она рассмеялась и снова взмахнула окровавленным мечом.

Колесницы азоборнов развернулись и опять помчались навстречу оркам.

Зигмар взмахнул молотом Гхал-мараз и размозжил башку монстру, который с ревом схватил за шею его коня. Череп зеленокожего раздробило всмятку. Зигмар отпихнул мертвеца и снова направил коня вперед. Рядом с ним скакал Пендраг и держал серебряной рукой алое знамя, которое всех вдохновляло на подвиги.

Лучшая форма защиты — нападение, и Зигмар с гордостью взирал на короля Отвина, когда тот вел берсерков в бой. Яростная схватка тут же остановила орков, и они окружили тюрингов. Но колесницы Фрейи уже спешили на помощь, пробивая в рядах зеленокожих кровавую брешь.

Когда вокруг Отвина захлопнулась ловушка, Зигмар высоко взмахнул молотом и тоже повел унберогенов вперед. Всадники в тяжелых доспехах столкнулись с орками и принялись топтать их копытами лошадей, сокрушать мечами грубые шлемы и бить копьями по незащищенным спинам.

Над головой колышущимся сводом непрерывного дождя летали стрелы, нарастающий грохот сражения теперь напоминал гул прибоя. Зигмар щитом отбил атаку меча и ударил молотом. На него брызнула кровь, и конь вздыбился.

Зигмар крепче сжал скакуна коленями, когда тот взбрыкнул, отбросив несколько гоблинов, стремящихся покалечить его. Так же как и воинов, боевых коней унберогенов учили сражаться и защищаться, и этот чалый мерин, дар короля Сигурда, был свирепостью под стать выведенным Вольфгартом боевым лошадям.

Побратим Зигмара сражался рядом, и когда его могучий меч очерчивал дугу, то непременно разбивал железные доспехи и проламывал щиты. Вокруг лилась кровь, и, хотя Вольфгарт пренебрегал щитом, пока он не был ранен.

— Унберогены! — крикнул Зигмар. — За мной!

С помощью молота Гхал-мараз Зигмар пробивался все глубже и глубже и сокрушал каждого осмелившегося приблизиться врага, а воины приветствовали продвижение армии возгласами одобрения. Вот целая дюжина зеленокожих свалилась на землю, уступив ярости короля унберогенов, потом он сразил еще дюжину. Каждый удар нес с собой смерть, и, когда Зигмар мстительным богом вырастал перед орком, каждый читал в его глазах свою участь.

Впереди, в гуще завывающих врагов, сражался за свою жизнь король Отвин. Рядом с ним бились несколько берсерков, и среди них была Ульфдар, у которой левая рука уже бездействовала и висела плетью. Орки наседали, чуя победу. Но всадники унберогенов и азоборнские воительницы приближались.

Даже если Отвин знал, что они окружены, то не подавал виду, а просто пробивался вперед, стараясь уничтожить как можно больше орков. На теле у него едва ли осталось живое место: из глубокой раны на бедре струйкой стекала кровь, в плече застрял обломок меча.

Большинство берсерков были в сходном состоянии, но продолжали биться. Зигмар заметил огненно-рыжие волосы Фрейи и даже вспыхнул от волнения при виде ее, гордо и яростно распрямившейся в колеснице и длинным палашом с золотой рукоятью рубившей головы врагов.

Зеленокожих зажали с одной стороны всадники унберогенов, а с другой — колесницы азоборнов. Умирающих орков топтали копыта, по ним проносились окованные железом колеса. Гхал-мараз пожинал страшный урожай: молот гномов с каждым ударом раскалывал черепа, вдребезги сокрушал ключицы, проламывал грудные клетки.

Зигмар обезглавил ревущего орка и щитом отбросил другого, который прыгнул на него следом за первым. Покачнувшись от силы удара, он не заметил чудовищного орка, который вырос у него за спиной и замахнулся здоровенным тесаком, готовый разрубить его надвое.

Сзади послышался ужасный крик, Зигмар развернулся в седле и увидел громадного орка в покоробившемся панцире, зеленокожий боролся с берсерком. Когда чудовище развернулось, Зигмар увидел повисшую у него на спине Ульфдар. Сломанной рукой воительница обхватила монстра за мощную шею, а другой воткнула ему в горло меч, будто кинжал.

Орк пытался сбросить ее, из раны на шее гейзером хлестала кровь. Все-таки ему удалось отделаться от Ульфдар, которая с криком отлетела прочь. Зигмар представил себе страшную боль, терзавшую ее израненную руку.

Зигмар спрыгнул с коня и молотом заехал прямо в морду чудовищу. Удар сокрушил кости, и Гхал-мараз обезглавил монстра. Зигмар бросился к воительнице. Она пыталась подняться, но рука отказывалась ей служить и выгибалась самым противоестественным образом, все тело ее было залито кровью — то ли ее, то ли убитых ею жертв.

— Я здесь! — крикнул Зигмар, перекрывая гвалт и помогая ей встать. — Пойдем.

Ульфдар не узнала его, зарычала и взмахнула мечом. Но сил у нее уже не осталось, и Зигмар, с легкостью блокировав удар, поднял ее на ноги.

— Перестань! — крикнул он. — Это же я, Зигмар!

Слова пробились сквозь красный туман ярости берсерка, и она осела — силы оставили ее.

Зигмар попятился от сражавшихся. По победным крикам унберогенов и азоборнов он понял, что первая атака орков отбита. Здоровую руку Ульфдар он перекинул себе через плечи, подхватил ее за талию и отчасти нес, отчасти тащил в безопасное место.

— Сюда, Зигмар! — окрикнули его, и в облаке пыли перед ним остановилась колесница Фрейи и Медбы.

— Где-то здесь мой конь! — прокричал Зигмар.

— Он убежал, — ответила Фрейя и показала рукой, — обратно, к нашим.

Зигмар ругнулся и подсадил раненую, Фрейя помогла ему, а затем и сам Зигмар следом вскочил в колесницу. Теперь на крохотной площадке их стало четверо, и Зигмар вплотную прижался к теплой и обнаженной королеве азоборнов.

— Совсем как в былые времена, — улыбнулась Фрейя.

День для армии людей начался хорошо, но Зигмар знал, что по первым стычкам об исходе боя не судят. Наступление орков было отбито. Орки угодили меж двух огней: унберогенов и азоборнов.

При виде возвращавшегося в колеснице Зигмара воины разразились приветствиями, но он тут же быстро спрыгнул на землю, и Ульфдар понесли к лекарям. Вольфгарт поймал мерина, и Зигмар снова вскочил в седло.

— Расквасили мы им нос, — сказал Зигмар, глядя, как уцелевшие воины авангарда орков ковыляют к своим, — но это только начало.

— Верно, — согласился Вольфгарт. Его доспехи были продавлены и покорежены, но все же с него капала не его кровь, а убитых орков. — Пришло время поработать пехоте.

Приближалась основная часть армии орков — твердая стена зеленой плоти, бронзовых доспехов и ненависти. С войском шли громадные серые монстры, покрытые похожей на проволоку растительностью. Впереди грохотали тяжелые колесницы.

— Вот этот этап сражения так запросто выиграть не удастся.

— Запросто? — переспросил Пендраг, который ехал рядом с Зигмаром и крепко сжимал древко знамени. — Тебе кажется, что эту победу можно обозначить словом «запросто»?

Пендраг, как и Вольфгарт, вышел из боя невредимым, только его коню досталось — на крупе зияло несколько ран.

— Враги проверяли, на что мы способны, — сказал Зигмар. — Теперь они поняли: им понадобятся все силы, для того чтобы захватить перевал. Но все-таки победа осталась за нами, а это приободрило наших воинов.

— Точно, — согласился Вольфгарт. — Ежели сражение пойдет в том же духе, то мы, может статься, переживем этот день.

Впереди армии кружили колесницы азоборнов, выпрямившиеся во весь рост воительницы королевы Фрейи потрясали копьями, а талеутенские всадники рванули к флангам врага в поисках какой-нибудь бреши в рядах. Но Зигмар знал: отыскать ее не удастся, ибо войско орков было воистину огромно.

— Пошли! — скомандовал Зигмар, разворачивая коня. — В этот бой нужно идти пешком.

На сей раз войско орков наступало скопом и растянулось во всю ширину седловины. Перед таким устрашающим зрелищем дрогнули сердца людей. Под знаменем Зигмара собралось большое число воинов, но ни одному из них прежде не доводилось видеть ничего подобного. Словно вся раса зеленокожих собралась вместе для того, чтобы уничтожить людей.

Гоблины верхом на слюнявых зубастых волках неслись вперед с такой невероятной скоростью, что им удалось застать талеутенских всадников врасплох. Воины выстрелили из луков, стрелы поразили нескольких, и те свалились на землю, но множество страшных зверей уцелело. Сверкнули клыки и когти — полилась кровь, многих воинов загрызли насмерть, многим коням перерезали горла.

Кое-кто попытался отступить, но с высоких утесов на крупы лошадей прыгали громадные пауки, которые срывали воинов с седел и тут же пожирали.

В долине гуляло эхо марширующих ног и грохота колес. Орочьи колымаги совсем не походили на элегантные, мастерски изготовленные колесницы азоборнов. Они были тяжелее и оснащены длинными косами-лезвиями. Эти громоздкие штуковины тащили не лошади, а грязные матерые вепри с острыми, словно мечи, клыками. Каждый из них ростом не уступал вепрю по имени Черный Клык, только ни один не обладал благородством могучего зверя.

В орков выпустили сотни стрел, которые большей частью засели в толстых бортах колесниц или тяжелых щитах. Несколько стрел попали в хряков. Звери взбесились от боли, понесли и разбили колесницы о скалы.

Но большинство уцелело, и орки ударами кнутов заставили зверей бежать еще быстрее. Тогда как азоборны искусно пользовались колесницами, орки даже не думали об этом, просто старались побыстрее домчаться до врага.

Страшные колымаги врезались в строй воинов Зигмара и пробивались вперед. Кровь лилась рекой, лезвия срубали конечности, тяжеленные колеса давили воинов. Вепри, визжа и кусаясь, продирались вперед и по ходу дела поддавали врагам острыми, как бритвы, клыками.

Сотрясаясь, подобно раненому зверю, линия воинов окружила и сгрудилась вокруг колесниц, нанося оркам удары. Но даже когда с ними было покончено, основные силы врага продвигались в быстром темпе. Не успели бригунды привести свои ряды в боевой порядок, как орки пустили в ход самое новейшее оружие.

Над головами пролетали громадные шары и со страшной силой обрушивались на землю. Упав на землю, громадные снаряды разрывались, в разные стороны со свистом разлетались осколки, убивавшие людей не хуже стрел. Катапульты запускали в воздух все больше и больше таких шаров, и в войске Зигмара образовывались изрядные дыры.

В страхе перед ужасными снарядами кое-кто разворачивался и пытался удрать, и только грозные окрики короля заставили людей вновь собраться с духом.

Орки достигли желаемого: они нанесли армии Зигмара ущерб — и в самом центре ее зазияли рваные дыры.

Король Курган Железнобородый первым заметил опасность и послал своих гномов вперед, к самой линии фронта, чтобы заполнить бреши. По приказу Зигмара король Вольфила повел своих людей вперед и воткнул меч в землю перед собой.

Король удозов поплевал на руки и взял от ближайшего к нему воина знамя, древко которого воткнул подле меча. Значение этого жеста было вполне понятно.

Здесь он будет сражаться, а отступать — ни на шаг!

Как только король снова взял в руки меч, удозы уже начали сражаться.

Орки с ревом, полным ненависти, преодолели последний отделявший их от сводных войск гномов и удозов промежуток. Воистину гномы сделаны из железа, и орки не смогли залить их своей зеленой волной. Горный народ с неукротимой смелостью вновь и вновь оттеснял врага назад.

Грубой свирепости орков не под силу тягаться с жестокой решимостью гномов, чьи топоры рассекали каждого зеленокожего, оказавшегося перед ними. Воины короля Кургана напоминали один из тех хитроумных механизмов горного народа, что убивает врага, никогда не утомляясь и не ослабляя удара.

В отличие от них воины короля Вольфилы бились со всем сердцем и жаром, в их громких военных песнях говорилось о героях прошлого. Их король сражался, совсем не думая о собственной безопасности, и два великана в килтах и черных нагрудниках оберегали Вольфилу от его же собственной безрассудности.

Две армии столкнулись с громким лязгом. Мечи наносили удары, кололи топоры. Лопались щиты, и в щепы разлетались копья.

Содрогнулись обе армии — среди первых рядов уцелели лишь единицы. Это были самые сильные или самые удачливые. Вопли, полные боли и ненависти. Лязг железа и чугуна. Возгласы отражающих атаку щитами и рык бездумной ярости — все смешалось.

Фланги сошлись в битве, когда центр уже вовсю сражался. К многоголосию боя добавились звуки клацающих клыков, терзавших человеческую плоть. На воинов короля Марка напали обезумевшие от крови волки, которые со зверской яростью рвали, кусали, терзали. Охотничьи псы короля бросились на защиту хозяина, а суровые меноготы выставили копья и двинулись вперед стройными рядами. Горстку уцелевших волков проткнули железными наконечниками, наездников меноготы тоже не пощадили.

Но недолго они упивались местью: на фланги обрушился настоящий град железных снарядов, которые выпускали большие военные машины. Каждый из них убивал дюжину воинов, пронзая их здоровенными шипами. Страшной была бойня. Меноготы не выдержали и отступили перед этим смертоносным железным градом, оставив неприкрытым фланг мерогенов. Орки устремились в брешь. Хотя Зигмар и позаботился о том, чтобы у каждого отряда мечников для защиты флангов имелся отдельный взвод, зеленокожие скоро разгромили эти небольшие подразделения.

Картина боя стала меняться. Изначально две армии сошлись ровными рядами, теперь же поле боя развернулось в форме буквы «Г», где в качестве основания выступал левый фланг, который пока держался крепко.

Мерогены гибли, их атаковали спереди и с фланга, и их полный разгром был лишь вопросом времени.

Глава двадцать вторая Гибель героев

Зигмар увидел, что правый фланг скоро будет смят, и понял, что пора спешить на помощь. Орки устремились в брешь, образовавшуюся после отступления меноготов, и мерогены истекали кровью в страшной схватке. Колоссальным преимуществом боя в седловине было то, что орки не могли использовать численное превосходство. Но если зеленокожие обойдут армию людей с фланга и зайдут в тыл — это преимущество будет утрачено.

Центр держался благодаря храбрости гномов и удозов. Левый фланг защищали воины короля Адельхарда.

— Нужно спешить на подмогу, — сказал Зигмар. — Если разгромят Генрота, нам всем конец.

— Да, — согласился Пендраг. — Мерогены отважны, но они долго не протянут, сражаясь на два фронта.

— Пендраг, мы с тобой ликвидируем прорыв, — распорядился Зигмар. — Вольфгарт, возьми пятьсот воинов и укрепи центр. Люди Вольфилы долго не смогут так биться. Чтобы удержать позицию, нужна сила наших воинов.

Вольфгарт кивнул и помчался собирать своих воинов, а Зигмар и Пендраг, спешившись, бросились к ближайшему отряду мечников. Зигмар отдал приказ. Боевой рог выдул три коротких сигнала и один длинный. Унберогены сгруппировались вокруг знамени Зигмара — шестьсот воинов в кольчугах и железных или бронзовых шлемах, с острыми злыми мечами. Каждый нес щит в форме воздушного змея.

За долгие годы военных походов унберогены привыкли к дисциплине и теперь споро маршировали на правый фланг. Над ними развевалось на ветру алое знамя, и вел воинов их король.

Зигмар чувствовал, что эти храбрецы гордятся им. И он тоже гордился своими воинами. Может, они не знали, сколь велика для него честь вести их в бой, но сердце короля переполнялось чувствами, когда он видел, с каким огнем в глазах они идут навстречу опасности.

— Воины короля Генрота — настоящие герои! Мы должны им помочь! — воскликнул Зигмар, когда боевой рог пропел сигнал сменить темп на более быстрый.

Воины ответили громкими возгласами и перешли на размеренный бег.

Зигмар видел, что орки обходят фланги мерогенов и безжалостно истребляют воинов. Меноготы пытались перестроиться под гневные крики короля Марка, но они явно не могли подоспеть вовремя и спасти мерогенов.

Некоторые орки приготовились сражаться с унберогенами, но большинство было так занято истреблением мерогенов, что не замечало ничего вокруг. Резня была страшной, и Зигмару оставалось лишь поразиться храбрости мерогенов, которые продолжали биться.

Раздался последний скрипучий сигнал рога, и Зигмар высоко взмахнул молотом Гхал-мараз, чтобы все воины увидели славное оружие, перед тем как броситься в бой. Орки попятились: древний страх перед могучим молотом наполнил их сердца страхом.

С яростными и гордыми воинственными кличами бросились унберогены на орков, и великой была сеча. Зигмар раздавал удары направо и налево, и никакая броня не могла от них защитить. Могучими ударами он раскалывал железные доспехи орков и убивал их без счету, и кровь врага заливала его броню. Унберогены обрушились на орков с такой силой, что щитами повергали их наземь, вонзали мечи в тело, перерезали шеи.

Орки развернулись к новым врагам, и большие топоры сокрушили многие щиты унберогенов. Атака ослабла, и на какой-то жуткий миг Зигмар испугался, что зеленокожих не сломить.

Он гневно зарычал и бросился на орков, продираясь вперед, вгрызаясь в их зловонные ряды. Боевой молот превратился в мечущееся пятно разящего железа, проламывая черепа и круша грудные клетки. На Зигмара посыпался град ударов мечей и копий, а топор снес с плеча защитный доспех.

Под натиском Зигмара орки отступали, и воины унберогенов вливались в пробитую королем брешь. Зигмар продолжал углубляться во вражье войско, нимало не заботясь о том, что удаляется от своих воинов.

В незащищенное плечо вонзилось копье, и Зигмар взвыл от боли. Орки наседали со всех сторон. Король пошатнулся, и тут на шлем ему обрушилась булава. Из глаз посыпались искры, и он упал на колени.

Из-под шлема потекла кровь, голова закружилась.

Погнутое железо закрывало ему обзор. Зигмар сорвал с головы шлем и швырнул в морду атаковавшего его монстра. Зеленокожий отмахнулся от него кулаком. Но тут подоспел Пендраг и полоснул орка по горлу мечом. Алое знамя полыхнуло в лучах солнца, знаменосец встал рядом с королем и высоко взмахнул стягом, сжимая древко серебряной рукой.

— Зигмар! — вскричал Пендраг и повел унберогенов вперед. — За Зигмара и за Империю!

Воины в окровавленных доспехах обходили Зигмара и крушили орков, не зная жалости. Скоро уже можно было сказать, что атака зеленокожих захлебнулась.

Зигмар поднялся на ноги и вытер кровь с глаз.

Унберогены по-прежнему напирали на орков и уничтожали их с великой яростью, и Зигмар ликовал, видя победу. Но вместе с тем он осознал и опасность.

Тысячи орков устремились к правому флангу. Скоро его воинов отрежут от основной части армии. И сокрушат точно так, как они сами только что обошлись с орками.

— Подождите! — крикнул он. — Стойте! Стойте!

Но его крики растворились в грохоте сражения. В отчаянии оттого, что не удается отозвать воинов и спасти от грозящей опасности, Зигмар огляделся в поисках трубача, но нашел на земле лишь раздавленный боевой рог. Зигмар ничего не мог поделать, чтобы подавить в своих воинах ярость и остановить их.

Король эндалов Марбад скакал так, будто туманные демоны гнались за ним по пятам, и все погонял взмыленного черного коня. Сбоку мчался сын старого короля Альдред, а сзади неслись галопом восемьсот воинов отряда Вороновых шлемов.

Много лет прошло с тех пор, когда Марбад воевал в последний раз. Как здорово оказалось скакать на таком прекрасном коне и сжимать рукоять меча Ульфшард!

Если бы рядом с ним в бой ехал Бьёрн, было бы еще лучше. Но если бы не Зигмар, этому сражению и вообще не бывать.

В последние мгновения ход военных действий кардинально переменился. Центр все еще держался благодаря прибывшей с Вольфгартом подмоге. Остготы и оставшиеся в живых тюринги закрепились там, дабы ослабить натиск врага, но запряженные вепрями колесницы все еще наносили удары по рядам союзников. Любой маневр армии Зигмара встречали и сводили на нет всё прибывающие бесчисленные полчища орков.

Люди смогли так долго держаться только благодаря храбрости и железу.

Но в конце концов жестокая арифметика войны возьмет свое — и армия людей будет разбита.

Вокруг отряда эндалов клубились облака пыли. Марбад отчаянно пытался отыскать среди водоворота схватки знамя короля унберогенов.

Старый воин вместе с отрядом Вороновых шлемов как раз искал какую-нибудь брешь в рядах врага, чтобы ударить туда, и тут увидел алое знамя, высоко взметнувшееся вверх. И держал его знаменосец с серебряной рукой.

Как только Марбад увидел стяг Зигмара, он тут же приказал воинам следовать за ним. Альдред попытался протестовать, но воля отца — закон, и потому Марбад вместе с лучшими своими воинами поспешил к правому флангу.

«…Когда ты увидишь серебряную руку с высоко поднятым алым стягом».

Тогда он спал или же так ему казалось? Двадцать лет назад рядом с его постелью в спальне Замка Ворона появилась старуха, вся в черном. Для него было загадкой, как она очутилась в его покоях, но вот она, тут как тут, и даже восседает на краю кровати.

— Кто ты? — вопросил король. — И как проникла сюда?

— Это не важно, Марбад, — отвечала седая карга. — А величают меня Ведьмой Брокенвалша. Мерзко, но пока что приходится носить эту кличку.

— Слышал о тебе, — сказал Марбад. — Имя твое — проклятие в землях унберогенов. Говорят, ты практикуешь темные искусства.

— Темные? — рассмеялась колдунья. — Нет, Марбад, если бы я их практиковала, то Зигмар был бы уже мертв.

— Зигмар? При чем тут сын Бьёрна?

— Для кого-то, может, я в самом деле проклятие, — продолжала ведьма, словно не замечая вопросов Марбада. — Но ты бы очень удивился, если узнал, как много людей в миг отчаяния ищут моей помощи.

— Мне от тебя ничего не нужно, — отрезал Марбад.

— Верно, — согласилась ведьма. — Зато мне кое-что надо от тебя.

— Что такая, как ты, может желать от меня?

— Священную клятву, Марбад, — отвечала старуха. — Поклянись в том, что, когда ты увидишь серебряную руку с высоко поднятым алым стягом, ты со всеми своими воинами поскачешь к Зигмару и поможешь ему.

— Не понимаю.

— Я не требую понимания, Марбад, мне нужна твоя клятва.

— А если я откажусь?

— Тогда погибнет раса людей и мир потонет в крови.

Марбад помолчал, ожидая, что слова старухи окажутся шуткой. Но она тоже молчала, и король понял, что ведьма говорит правду.

— А если я поклянусь?

— Тогда мир просуществует еще немного. И ты изменишь ход истории. Разве может человек желать большего?

Марбад улыбнулся, признавая лестность предложения. Причем чувствовал, что ведьма его не обманывает.

— Что ж, за это меня ждет слава?

— Да, ты прославишься, — кивнула ведьма.

— Мне кажется, ты что-то недоговариваешь, — задумчиво произнес Марбад.

— Это правда. Потому что тебе это не понравится.

— Я сам буду судить, женщина! Говори.

— Как хочешь, — не стала упираться карга. — Верно, если ты выполнишь клятву, тебя ждет слава, но также и смерть.

Марбад сглотнул и сделал оберегающий знак. Сказал:

— Поделом тебя называют проклятием.

— Я стараюсь угодить всем и каждому.

Марбад хихикнул и заметил:

— Слава и возможность спасти мир! Смерть — невеликая цена за это.

— Так ты клянешься мне? — требовала ведьма.

— Да чтоб тебя! Я клянусь тебе в этом. Когда я увижу серебряную руку с высоко поднятым алым стягом, что бы это ни значило, я тут же вместе со всеми моими воинами поскачу на помощь Зигмару.

На следующее утро король эндалов проснулся хорошо отдохнувшим. О беседе с ведьмой у него остались лишь смутные воспоминания. Но стоило ему увидеть Пендрага, который высоко в небо вознес знамя Зигмара, как перед ним с невероятной ясностью встало воспоминание о событии двадцатилетней давности.

Когда Марбад скакал на помощь Зигмару вместе со всеми своими воинами, он гордо распрямился в седле.

Слава и возможность спасти мир… неплохо для старика, верно?

Бой вокруг короля унберогенов пульсировал в соответствии с не видимыми невооруженным взглядом ритмами, которые Зигмару были совершенно очевидны. Славной и блистательной была атака унберогенских воинов, упорной и бесстрашной. Но в конечном счете безрассудной.

Мечи вздымались и опускались, но руки унберогенов уже устали, словно оружие вдруг сделалось гораздо тяжелее, чем прежде. Атака во имя спасения мерогенов непременно войдет в историю легендой, только вначале не мешало бы выжить, чтобы рассказать о ней.

Унберогены порубили многих из спасавшихся бегством орков, но потом натолкнулись на твердую стену железа и зеленой плоти. Орки подобны скалам, податливость в них сыщешь едва ли, и губят людей они с безжалостной свирепостью. Зигмар видел, что эти темнокожие орки были крупнее и мускулистее тех, с которыми ему прежде доводилось сражаться.

Вначале его воины шли на помощь товарищам, теперь — бились за свою жизнь. Пендраг все еще высоко держал знамя, но у него кровоточила рана на голове, и тяжелый стяг покачивался в руке.

Зигмар молотом выбил щит у рычащего орка и кулаком треснул по свиному рылу. И охнул, потому что физиономия оказалась под стать камню. Зеленокожий взревел и бросился на него с топором. Зигмар пригнулся и всадил молот в пах монстру. Орк осел и получил щитом по морде, отчего лязгнул клыками и повалился навзничь.

Зигмара со всех сторон окружили ревущие орки. На плечо опустилась тяжелая булава, содрав последние остатки доспеха с руки и повергнув Зигмара на колени. Гхал-мараз описал понизу дугу и переломал ноги нападавшему, который покореженной кучей свалился подле него.

Зигмар встал и каблуком припечатал орку горло, одновременно отбивая щитом размашистый удар топора. Над головой пролетел меч. Теперь надо уклониться от копья, грозящего пронзить грудь. Зигмар насмерть сразил копейщика и щитом пихнул в морду другого орка, а нагрудник предохранил его от удара топора.

— Пендраг! — крикнул Зигмар, заметив нависшую над побратимом огромную тень.

Тролль. Это было чудище громадного роста, на его округлых толстенных конечностях перекатывались жгуты мышц. Огромная отвратительная голова походила на человеческую, только глаза были напрочь лишены разума. Из серой, напоминавшей камень, плоти торчала омерзительная поросль, похожая на проволоку. С собой он прихватил ствол дерева, из комля которого торчало с дюжину клинков.

Чудище пускало дымящиеся слюни и с тяжеловесной мощью передвигало ноги. Сквозь кровавую маску Пендраг взглянул вверх и поднял руки, пытаясь защититься.

Зигмар подлетел к Пендрагу и оттолкнул прочь, а ужасное оружие обрушилось на землю. Зигмар вскочил на ноги и замахнулся молотом Гхал-мараз, выставив перед собой щит. Пендраг остался лежать там, где упал, и рядом с ним покоилось алое знамя.

Тролль возвышался над Зигмаром, на слабоумной морде в злобной ухмылке растянулись толстые губы. Изо рта вырвались несколько зычных, похожих на хрюканье, звуков, и Зигмар понял, что гигантское существо смеется.

Король разгневался и, проскользнув под раскачивающейся палицей, изо всех сил треснул чудище молотом по бедру. От удара треснула шкура монстра, а Зигмару показалось, что он ударил по скале. Палица вновь попыталась его достать, и Зигмар принял удар щитом. Металл раскололся, а руку словно лошадь лягнула.

Тролль потянулся за ним, пытаясь схватить, но Зигмар увернулся от неуклюжих загребущих лап. Зигмар слышал крики своих воинов, которые заметили угрожавшую королю опасность и бросились на выручку. Люди атаковали орков с удвоенной силой.

Зигмар подскочил к троллю, собираясь хватить того по морде, но монстр вскинулся, и Гхал-мараз попал ему в грудь. В толстой прочной шкуре образовалась зияющая дыра, откуда хлынула мерзкая зловонная кровь. Зигмар зажал рот и отшатнулся.

Не веря своим глазам, он моргнул и снова уставился на ужасную рану на груди тролля, которая начала затягиваться: толстая шкура нарастала на ней с неестественной скоростью. Удивление чуть не стоило ему жизни, потому как тролль глубоко вздохнул и склонился вперед с широко раскрытой пастью.

Зигмар инстинктивно поднял щит и закричал, когда из тролля извергся поток отвратительной жижи. Невозможно передать зловоние этой гадости, от едкого запаха пищеварительных соков даже глаза защипало.

Зигмар с отвращением бросился прочь, подальше от тролля, и тут же ощутил на руке и груди испепеляющий жар. Его щит таял, шипящий металл каплями стекал на землю. От изумления Зигмар действовал не так поспешно, как следовало, и сгусток рвоты тролля капнул ему на руку.

Было очень больно, Зигмар отбросил щит и понял, что ему повезло больше тех, кто находился поблизости от тролля. Трое унберогенских воинов корчились в муках: кислотная желчь плавила доспехи и сжигала под ними кожу и мышцы. Зигмар почувствовал жжение на груди и увидел, что нагрудный доспех разъедает пузырящееся пятно желчи. Он упал на колени и попытался справиться с застежками, но до них ему было не дотянуться. Когда кислота дошла до кожи, он вскрикнул.

— Не дергайся, — сказал Пендраг, который появился у него за плечом, с ножом в руке.

— Скорей! — воскликнул Зигмар.

Пендраг перерезал ремни доспеха, и Зигмар с громадным облегчением сбросил нагрудник. Кивком он выразил благодарность побратиму и поднялся. Вокруг кипел бой.

Пендраг снова поднял алое знамя. Зигмар увидел, что, пока он боролся с троллем, воины окружили его стеной из щитов. Около ста воинов все еще продолжали сражаться, но не было ни конца ни края окружавшему их морю орков. Унберогены казались крохотным островком посреди волнующейся зеленой плоти.

Его воины попытались с боем пробиться к основной части армии, но орки отрезали все пути к спасению. Ловушка захлопнулась. Вся надежда была на то, что Альвгейр или какой-нибудь другой король заметит их отчаянное положение.

Донесся отвратительный треск, а затем послышалось мерзкое чавканье — это тролль пожрал одного из сраженных его рвотой воинов. Из шамкающих челюстей все еще торчала нога несчастного; когда тролль огляделся по сторонам, вновь обратил внимание на Зигмара и решил дубиной пробить путь к нему через стену щитов.

Удар страшной палицы обрушился на воинов, и несколько из них, перелетев через головы, приземлились среди орков. Зигмар прыгнул к троллю, несмотря на то что знал: ему одному чудовище не одолеть. Словно в ответ на его мысли, кучка воинов, включая Пендрага, присоединились к атаке и бросились на монстра.

Клинки рассекали шкуру, копья пронзали провислое брюхо, но стоило ранам начать кровоточить, как они тут же сами собой исцелялись. Тролль губил людей тяжелой дубиной, и Зигмар видел на его идиотской морде гримасу жестокого удовольствия. Они ничего не могли поделать с чудовищем, а стена из щитов все сокращалась — дубинка отбрасывала воинов прочь, на растерзание оркам.

Тут послышался стук копыт, и сердце Зигмара радостно ёкнуло — к ним пробивался отряд Вороновых шлемов короля Марбада. Облаченные в черные доспехи всадники и их тяжелые кони крушили зеленокожих, копья пронзали и губили врага.

Во главе отряда скакал величественный старый король. Он прокладывал себе путь через море зеленокожих, за спиной развевались серебристые волосы, он сжимал меч Ульфшард, который светился голубым пламенем. Оркам было не под силу совладать с клинком дивного народа. Древней силой пылал вставленный в навершие рукояти камень.

Воины из отряда Вороновых шлемов были самыми сильными из эндалов, и орки в страхе расступались перед ними. Не нуждаясь в приказе, унберогены начали с боем пробиваться навстречу Марбаду.

Тролль оглушительно взревел и вновь принялся за воинов Зигмара, пытаясь добраться до него самого. Живот чудовища распирало от только что проглоченного жуткого обеда. Снова пригнулась мерзкая голова, и чудовище широко разинуло рот.

— Зигмар! — крикнул Марбад и размахнулся.

Король эндалов с силой бросил Ульфшард — сверкающий меч дивного народа с легким изяществом полетел по воздуху.

Зигмар поймал оружие на лету. Стоило лишь коснуться его, как меч полыхнул синим огнем. Король унберогенов резко развернулся.

Со свистом высвобождающейся силы дивный клинок перерезал троллю глотку. Голова слетела с плеч монстра, и тело обрушилось на землю.

Зигмар издал победный клич и дал пламени Ульфшарда слиться с огнем, что пылал у него в сердце. Сжимая в каждой руке по магическому оружию, Зигмар отвернулся от трупа тролля и помчался к своим воинам, которые под предводительством Пендрага пробивались к отряду эндалов.

Вырвавшийся у множества воинов гневный вопль заставил его поднять голову и осмотреться по сторонам, и тут он увидел, что коня Марбада орки повалили на землю, а сам старый король пропал в гуще врагов.

— Марбад! — вскричал Зигмар, расчищая себе путь к другу.

С помощью Ульфшарда и Гхал-мараза он стремительно продвигался вперед. Но Зигмар уже знал, что ему не поспеть. Молот проломил череп орку, который не успел убраться с дороги короля унберогенов, а Ульфшард полоснул по спине другого, скрывавшего за собой упавшего Марбада.

Зигмар добрался до короля эндалов и опустился перед ним на колени. Сердце мучительно сжалось при виде страшной раны, зиявшей на груди Марбада. Возле него растеклась лужа крови, и было ясно, что надежды на спасение нет.

Угодившее в поясницу копье прошло вверх и пробило легкое, из бока торчал сломанный меч. Вокруг кольцом сгрудились воины — Вороновы шлемы и унберогены.

— Ах, старый дурень, — рыдал Зигмар, — зачем же ты бросил мне свой меч!

— Так было нужно, — закашлялся Марбад, схватив Зигмара за руку. — Она обещала мне славу.

— Ты заслужил славу, мой король. Ты настоящий герой!

Марбад попытался улыбнуться, но содрогнулся от приступа кашля.

— Сейчас совсем не больно, — сказал он. — Это хорошо.

— Да.

Зигмар вложил в руку умирающего короля Ульфшард.

— Я всегда страшился этого дня, — слабеющим голосом поведал Марбад. — И вот он настал… и я… не жалею ни о чем…

С этими словами король эндалов ушел из мира людей.

Зигмар поднялся на ноги. Ненависть к оркам разгорелась в нем пуще прежнего. Он вмиг оценил положение дел на фронте. Ход сражения изменился, и он видел, что меноготы пробиваются вперед, чтобы укрепить правый фланг, откуда они прежде отступили.

Орки с ревом и воем наседали на людей и гномов, линия защитников прогибалась, но все же держалась. Атака отряда Вороновых шлемов открыла дорогу назад, к своей армии, и Зигмар желал отдать последнюю дань брату-королю.

Сквозь кольцо воинов прошел молодой человек с перекошенным от страдания лицом, и Зигмар узнал в нем сына старого короля.

— Отец!.. — зарыдал Альдред, положив голову Марбада себе на колени.

— Позволь помочь отнести его, — попросил Зигмар.

— Не надо, — отрезал Альдред, и четверо воинов из отряда Вороновых шлемов шагнули вперед. — Мы отнесем его сами.

Зигмар кивнул и отошел, а эндалы подняли Марбада на щитах.

Глядя на то, как с поля боя уносят его друга, Зигмар понял, что окончить битву можно только одним способом.

— О боги, о чем ты, человек, думал?! — потребовал ответа Альвгейр, когда Зигмар бегом вернулся туда, где в землю было воткнуто боевое знамя племени унберогенов.

Зигмар не стал отвечать, а просто вскочил на своего мерина. Доспехов на нем не осталось, весь он был изранен и измазан кровью.

— Так нам войну не выиграть, — заявил Зигмар. — Орки нас сомнут, нам никак их не одолеть.

На такое заявление Альвгейр собрался ответить с привычной иронией, но увидел в глазах Зигмара холодный огонь и передумал.

— Что прикажешь предпринять, мой король? — спросил он.

— Пошли гонцов к каждому из королей, — скомандовал Зигмар. — Скажи, чтобы они смотрели на скалу Орлиное Гнездо и следовали моему примеру.

— Зачем? Что ты задумал?

Но Зигмар уже ускакал.

Глава двадцать третья Рождение Империи

Зигмар пришпоривал чалого коня и гнал его к Орлиному Гнезду. Он скакал совсем неподалеку от линии фронта и всей душой стремился туда, где в лязге железа кипел бой, так что ему приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не развернуть коня в другую сторону. Но скоро предстоит бой и ему. Только он задумал нечто более важное, чем просто влиться в ряды сражающихся.

Название выступавшей скале было дано очень метко: будто благородная голова орла, она вздымалась вверх пологой кривой. Возвышаясь в самом центре седловины, вершина находилась примерно в десяти ярдах над землей, и скоро Зигмар понял, почему мастер Аларик предложил отсюда командовать армией.

Доскакав до скалы, Зигмар спрыгнул с мерина и хлопнул его по крупу, отправляя обратно, в тыл. Король ловко забрался на скалу, что оказалось легче, чем он предполагал: помогли многочисленные выступы.

С вершины Орлиного Гнезда поле представлялось лежащим на ладони. Истинные масштабы побоища изрядно удивили Зигмара. Во время сражения воин видит лишь то, что находится в непосредственной близости: бьющихся рядом с ним товарищей и врага впереди. А со скалы взору Зигмара открывалось грандиозное и ужасное действо: великое побоище двух рас, пытающихся уничтожить друг друга.

Он даже не мог предположить, сколько на перевале собралось воинов, потому что им не было числа. С самой узкой точки перевала орда орков зеленым непрерывным потоком стекала вниз, на восток.

Им противостояли десятки тысяч воинов — стена из железа и мужества между темной страной востока и плодородными землями запада — прекрасной родиной Зигмара.

В вышине над войском зеленокожих на темнокрылой виверне парил предводитель орды, и Зигмару очень хотелось постучать ему молотом по башке.

Гоблины стали выпускать в него стрелы, которые заскрежетали по камням и со свистом пролетали мимо, но Зигмар не двигался. Наметанным глазом бывалого воина он узрел суровую реальность битвы.

Выиграть ее не удастся.

И без того его воины делают невозможное, сдерживая бесчисленный поток зеленокожих. Но это не может длиться вечно. Орки просто измотают их, сотрут в порошок, перебьют.

Гномы сражались в центре, там бой был самым жарким. Король Курган неутомимо бил орков. Рядом с ним сражался мастер Аларик, оружие которого было усилено рунами с вплетенными сверкающими молниями, которые сжигали плоть всякого, к кому прикасались.

Нет лучших союзников, чем они.

Воины увидели Зигмара на вершине Орлиного Гнезда и, не отрываясь от битвы, скандировали его имя и с удвоенной силой теснили орков. Бок о бок сражались различные племена людей, и, углядев в их сердцах новое воодушевление, Зигмар теперь понял, что надо делать.

Он крепко сжал рукоять молота Гхал-мараз, подбежал к краю скалы и спрыгнул с Орлиного Гнезда прямо в гущу ревущих орков.

Альвгейр видел безумный прыжок с Орлиного Гнезда и даже вскрикнул, когда его король летел по воздуху вниз, замахнувшись молотом. На миг время замерло, и маршал Рейка знал, что этого ему не забыть никогда: бросившийся вниз на орков Зигмар, словно герой-варвар из древних легенд.

Все воины армии видели, как Зигмар с яростным боевым кличем приземлился среди орков и пропал из виду.

Один раз Альвгейр уже потерял в бою короля и поклялся больше такого не допускать.

Он приказал:

— Белые волки! За мной! Скорей к королю!

Зигмар крепко взялся за рукоять и тяжелым бойком сокрушил доспехи огромного орка, вооруженного палицей, пропитанной кровью. Молот он держал двумя руками. Несмотря на долгий и тяжелый бой, сила короля не уменьшилась. Каждый удар он сопровождал звериным яростным воплем, им он отвечал на нескончаемый боевой клич орков.

Рекой лилась кровь врагов, и король унберогенов, словно одержимый, все глубже прорубал брешь в рядах зеленокожих. Глаза его горели холодным огнем, и вокруг него завывал зимний ветер.

Зеленокожие старались не оказываться на пути у этого окровавленного безумца, который бился с удивительной даже для орка яростью. Нимало не задумываясь, Зигмар убивал и убивал и видел перед собой лишь врагов своей расы, желавших разрушить все то, что было ему дорого, было хорошим и чистым. Он мстил им, избивал, и в этой сече не было даже намека на жажду чести и славы. Лишь стремление выжить. Гхал-мараз наполнил его ненавистью, которая защищала не хуже доспехов, а Ульрик воспламенял его кровь.

Зигмар кричал, но что — не знал сам, ибо все его существо сосредоточилось на истреблении зеленокожих. Ярость заполняла его, но это было не буйное бешенство берсерка, а вполне осознанный гнев.

Зигмар убил около сотни орков, и вокруг него образовалось большое кольцо свободного пространства, потому что зеленокожие ссорились уже друг с другом, пытаясь избежать расправы. Гхал-мараз пылал древними энергиями, Зигмару в его кровавом деле помогали силы, которые не смог бы назвать даже самый сведущий в рунах мастер.

В короле унберогенов воплотилась мощь всех его знаменитых предков, и враги не могли даже приблизиться к нему, не то что свалить с ног. Его наполняли энергии родом из самого рассвета мира, и мускулы его были тверды, словно железо, и исполнены невообразимой силы.

Зигмар продвигался вперед и раздавал направо и налево беспощадные смертоносные удары. Сзади до него доносился нарастающий гул — это короли племен последовали последнему его приказу, переданному через Альвгейра.

Сердца их гордо пылали, и армия союзников из последних сил и с последней надеждой бросилась в атаку.

Воины унберогенов и удозов атаковали орков и сражались с той же яростью и силой, что и Зигмар. Могучими ударами тяжелого меча Вольфгарт крушил доспехи зеленокожих, а Пендраг бился, словно берсерк, прорубая дорогу к Зигмару.

Мастерски владеющие мечом остготы крушили орков, дикари-черузены раздирали врагов снабженными крючьями рукавицами. Азоборнки с длинными кинжалами выплясывали меж зеленокожих, выкалывая им глаза и подрезая поджилки, а всадники талеутенов спешились и бросились в атаку с мечами.

Вороновы шлемы пронзали орков пиками, боевые кони Белых волков врезались в ряды зеленокожих, а их всадники молотами крушили черепа.

Берсерки сражались с дикими криками и не щадили своих жизней, топор короля Отвина без устали описывал смертоносные дуги. Мирза и полностью закованные в латы воины истребляли орков ударами страшных громадных мечей.

Орки дрогнули, стремительная атака смяла их ряды.

Никто не смел приближаться к Зигмару, который продвигался вперед, дальше, чем самые отважные из его воинов. Орки обтекали вокруг него, ближайших охватила паника, по мере продвижения этого новоявленного божества вперед все дальше и дальше распространялась волна страха.

Зигмар не знал и не задумывался о том, сколько орков он убил. Не важно, каково это число, ибо он знал: сколько бы их ни было, все равно будет мало. Даже учитывая отвагу и воодушевление его воинов в этой атаке, все равно будет недостаточно. Воины Зигмара остались позади, их боевые кличи поглотил рев врага.

Стоявшие позади зеленокожие напирали на передние ряды и мешали удрать тем, кто стремился избежать гнева Зигмара, а он продолжал безжалостно истреблять монстров. Вокруг него уже высились горы трупов.

В самом центре сражения путеводной звездой надежды сиял молот Гхал-мараз, перед которым враг испуганно бежал. Как настоящие герои сражались воины двенадцати племен. Орки отступали перед мощью молота, и Зигмар почувствовал, как в душе у него пробиваются первые ростки надежды.

И тут на поле боя, словно нефтяное пятно на воду, упала темная тень.

Зигмар взглянул вверх и увидел раскинувшиеся громадные изумрудные крылья и распахнутую пасть ревущей виверны, которая молнией пикировала с небес.

Виверна клацнула челюстями, пытаясь схватить Зигмара, который увернулся и, оступившись на косогоре из мертвецов, свалился среди груды расколотых черепов и изувеченных тел. Он тут же вскочил на ноги, а крылатая виверна приземлилась на гору трупов. Ее массивная рогатая голова была раза в три больше, чем у самого громадного быка, а клыки напоминали кинжалы черузенов. Мышцы играли под костяной чешуей, которая покрывала все тело вплоть до хвоста, с которого с шипением сочился черный яд. Два громадных крыла зверь откинул назад, вперед вытянул голову на длинной и толстой змеиной шее.

Черные бездушные глаза с безжалостным коварством взирали на Зигмара.

Верхом на виверне сидел самый большой орк из всех, которых доводилось видеть Зигмару. Шкура у него была угольно-черной, а доспехи состояли из тяжелых железных пластин, гвоздями прибитых к телу. Из пасти торчали такие же громадные клыки, как у виверны, а красные глаза горели с ненавистью, присущей его расе.

Даже у Ваграза Пробивающего Головы не было в глазах такой всепоглощающей злобы. Этот военачальник являлся подлинным воплощением ярости и коварства.

В руках у Зигмара пылал Гхал-мараз, и король почувствовал, что его оружие узнало врага — Урглука Кровавый Клык.

Вокруг его топора пульсировали сполохи зеленого пламени, и оружие это было наделено колоссальной силой. Лезвие напоминало гладкий обсидиан, и Зигмар знал, что никакому орку не под силу создать столь смертоносное оружие. Рукоять топора покрывала извращенная разновидность тех рун, что сверкали на молоте Гхал-мараз, и их злая сила терзала душу человека.

Вокруг двух мастеров ратного дела клубились потоки силы. От этого поединка зависела судьба мира. Человек противостоял орку. Вместе с обоими вождями пребывали души обеих армий. Воины армии людей все еще сражались далеко позади, но, хотя вокруг собрались только орки, ни один из них не смел вмешиваться в поединок двух титанов.

— Давай же нападай и умирай! — крикнул Зигмар, крепко сжимая перед собой Гхал-мараз.

Древний молот светился силой, стремясь уничтожить врага, — это ощущалось на физическом уровне.

Разинув пасть и взмахнув крыльями, виверна ринулась на Зигмара. Король унберогенов увернулся. По короткой дуге пронесся молот и ударил змея в висок. Виверна заверещала от боли и зашаталась, но не упала.

Мощный удар толстого хвоста пришелся по плечу и сбил Зигмара на землю. Он неудачно приземлился и почувствовал, как что-то сломалось в нем, но все же ему удалось с трудом подняться, когда монстр снова устремился вперед. Зигмар скользнул под щелкающими челюстями, кувырнулся под шеей дракона и схватил валявшийся меч.

Со всей силы Зигмар всадил подобранное оружие в грудь виверны. Клинок погрузился в плоть зверя, и не успел он выдернуть его, как чудище взмыло в воздух и вцепилось в него задними лапами.

В грудь Зигмару вонзились подобные мечам когти, и он закричал от боли. Взмахнув молотом, он что есть силы ударил по лапам. От боли он едва переводил дух. Но монстр еще раз спикировал на него.

Зигмар скользнул в сторону. Из свежих ран на груди и из дюжины других струилась кровь. Злость его питалась этой болью, и он выпрямился во весь рост — истекающий кровью король людей с благороднейшим из сердец.

— Спускайся и бейся со мной! — крикнул он.

Но даже если военачальник орков понял обращенные к нему слова, то виду не подал. Он дернул дракона за цепи-поводья и зарычал, показывая на Зигмара. Зверь страшно рыкнул в ответ и разинул пасть так широко, будто хотел проглотить Зигмара. Враг рванул вперед, а Зигмар перемахнул через его челюсти и хватил виверну молотом Гхал-мараз по голове.

Чудище содрогнулось и взревело от боли.

Зигмар обеими руками ударил по мечу, торчавшему из груди монстра. Гхал-мараз попал точно по рукояти и загнал меч глубоко-глубоко, прямо в сердце.

С придушенным воплем виверна рухнула на землю, крылья ее смялись, словно порванные паруса, и она испустила дух.

Зигмар бросился вперед, надеясь на то, что Кровавый Клык еще не слез с поверженной виверны, но вражеский военачальник уже стоял на ногах, поджидая его. Черный топор метнулся к Зигмару, и он отскочил в сторону. Зеленое пламя даже опалило ему шею — топор просвистел в волоске от нее.

Мускулы Кровавого Клыка бугрились и выпирали так, что врезались во вделанные в плоть доспехи. Собравшиеся вокруг орки воинственно загомонили, и Кровавый Клык, казалось, даже стал выше, подпитываясь энергией своей расы.

На протяжении долгих секунд ни один из противников не двигался. Зигмар первым бросился на врага, молот по смертоносной дуге устремился к голове орка. Топор блеснул и блокировал удар, а кулак Кровавого Клыка угодил в челюсть Зигмару.

В последний миг Зигмар заметил опасность и отпрянул, а затем пошатываясь отступил, стремясь возможно больше увеличить разделяющее их с противником расстояние. Вновь черный топор попытался его достать, и Зигмар упал, успев всадить боек Гхал-мараза в живот Кровавому Клыку.

Ударив громадного орка, молот высвободил могущественные энергии, найдя достойную мишень. Кровавый Клык отшатнулся от Зигмара, и раскаленные уголья орочьих глаз загорелись уважением к столь мощному противнику.

Враги атаковали друг друга, в сполохах зеленого и голубого огня с лязгом схлестнулись топор и молот. Преимущество Кровавого Клыка было в силе, но Зигмар был быстрее и успевал нанести орку больше ударов.

Бой продолжался. Зигмар понимал, что силы его на исходе, тогда как Кровавый Клык только начал сражаться. Орки скандировали все громче, но и боевые кличи воинов армии Зигмара приближались.

Снова враг попытался его сразить, и Зигмар обрушил на обсидиановое лезвие топора свой молот, затем сократил дистанцию, развернулся и ударом снизу нанес удар в челюсть Кровавому Клыку.

Голова вражеского предводителя откинулась назад, но не успел Зигмар отскочить, как орк вцепился в его плечо с такой силой, что хрустнули кости. Кровавый Клык тяжело повалился навзничь и увлек за собой Зигмара, силящегося отделаться от хватки врага.

Кровавый Клык выпустил топор и схватил Зигмара за голову.

Зигмар выронил Гхал-мараз и ухватил врага за запястья. Напряглись мускулы на руках, противостоя страшной силе, грозящей раздавить его череп.

Зигмар изо всех сил пытался оторвать от себя лапы монстра.

Король унберогенов встретился взглядом с мощным вождем, его разноцветные глаза без страха взглянули в сверкающие красные раскаленные угли глаз Кровавого Клыка.

— Ты… Никогда… Не… Победишь!.. — прорычал Зигмар. Холодной и неумолимой яростью нарастала в нем сила зимней бури.

Дюйм за дюймом все дальше и дальше отводил он лапы Кровавого Клыка от своей головы и с наслаждением читал во взгляде противника удивление и страх. Именно зажегшийся в глазах врага страх заставил Зигмара сделать рывок и с возросшей силой еще дальше развести лапы противника.

Зигмар победоносно усмехнулся и лбом ударил в звериную морду противника. Из поросячьего носа орка хлынула кровь, и он взревел от досады. Понимая, что голыми руками с Зигмаром не совладать, Кровавый Клык оторвал лапы, решив действовать топором.

Именно этого и ждал Зигмар.

Он опередил орка, взмахнул Гхал-маразом и со всей силы впечатал семейную реликвию гномов в морду Кровавого Клыка.

Череп вражеского военачальника рассыпался на обломки костей, ошметки плоти и мозга. Из молота вырвалась вспышка света, Зигмара отшвырнуло прочь, а труп Кровавого Клыка разнесло в клочья мощнейшими разрядами древнего оружия гномов.

Ослепленный, Зигмар моргнул и прочел ужас на физиономиях окружающих его орков.

Зигмар попытался встать, но после такого трудного поединка силы его исчерпались, руки и ноги дрожали. Он опустился и попытался нашарить хоть какое-то оружие, чтобы сражаться с этими орками, но поблизости валялись лишь обломки мечей и копий.

Широкоплечий орк в черном железном шлеме протянул руку к топору погибшего военачальника, но тут стрела с белым древком попала прямо в прорезь его шлема. Вот уже целый шквал стрел обрушился на орков, а следом прогремели победные крики.

Зигмар поднял взор к синему небу, и из его глаз потекли благодарные слезы: мимо него навстречу обескураженным оркам неслись воины его армии. Неистовые воительницы азоборнов с пронзительными воплями кинулись на врагов вместе с унберогенами, черузенами, талеутенами и мерогенами. Берсерки-тюринги под предводительством короля Отвина бросились на вражеские ряды, а за ними и меноготы. Конники отряда Вороновых шлемов жаждали отомстить за гибель Марбада и яростно крушили зеленокожих, а лучники бригундов несли в их ряды гибель смертоносными стрелами.

Король Вольфила громадным палашом с плетеной рукоятью прорубал в орочьем войске широкую просеку, а его воины с яростными воплями не отставали от своего короля.

После гибели предводителя пошатнулась храбрость и решительность орков, а перед лицом новой напасти и нежданного нападения они в считаные мгновения запаниковали и побежали.

Рядом с Зигмаром остановился конь. Лицо Альвгейра было хмурым.

— О боги, Зигмар! — рявкнул маршал Рейка. — Большего безумства я в жизни не видал!

К тому времени, когда последних зеленокожих прогнали с поля боя, стало уже темнеть. С гибелью Урглука Кровавый Клык иссякла сила, которая связывала орочьи племена воедино, и они рассыпались, подобно скверно выкованному железу. Сила воли предводителя больше не подчиняла их себе, а потому тут же прорвалась застарелая ревность. Даже в бегстве умудрялись они бросаться друг на друга с окровавленными топорами и мечами.

Уставшие воины армии Зигмара преследовали орков, пока окончательно не выдохлись. Тысячи зеленокожих погибли под копытами преследующей кавалерии. Остатки вражеской армии пытались поскорее убраться с перевала и удрать в восточные пустоши. Дальнейшей погоне помешали темнота и полное изнеможение преследователей.

Осознание великой победы пришло не сразу. Много людей погибло, и еще многих ждала смерть от ран, но, когда всадники вернулись в лагерь, послышались первые песни и смех, и оставшиеся в живых вздохнули с облегчением.

Доставили фургоны с элем, и Зигмар видел, как, подобно взлетающим от костра искрам, у воинов поднимается настроение. Эту ночь победы люди и гномы праздновали вместе, болтали и пили как братья, рассказывали о храбрости и деяниях героев.

Еще предстояло оплакать погибших. Но эта ночь принадлежала живым.

Люди дышали победой, и не было лучше воздуха. Они пили эль и знали, что вкуснее напитка им пробовать не доводилось никогда. И сидели с друзьями, что станут для них дороже всех.

Лунный свет заливал поле брани, и Зигмар улыбнулся, чувствуя пролетевшее по горам дыхание мира. А люди сообща выиграли первую великую битву. Но впереди их ждут новые сражения и враги, которых предстоит побороть.

Трупы орков оставили воронью, а павших воинов армии Зигмара перенесли на большие погребальные костры, разложенные возле разрушенной сторожевой башни. По воину от каждого племени вышли вперед и зажгли хворост, а когда пламя лизнуло умерших и перенесло их в чертоги Ульрика, перевал огласился воем горных волков.

Когда почтили погибших воинов, короли племен торжественной процессией проследовали к последней оставшейся пирамиде с носилками из золотых щитов, на которых покоился король Марбад.

К погребальному костру короля эндалов несли Отвин Тюрингский, Кругар Талеутенский, Алойзис Черузенский, Сигурд Бригундский, Фрейя Азоборнская и Альдред, сын Марбада.

Следом за погибшим королем шел Зигмар, и вместе с ним — Вольфила Удозский, Генрот Мерогенский, Адельхард Остготский и Марк Меноготский. Каждый из королей нес золотой щит. Все молча провожали брата-короля к месту его последнего упокоения, ни единое слово не потревожило торжественность последнего пути Марбада.

Король гномов Курган Железнобородый стоял у сторожевой башни. Он был великолепен в серебристых доспехах и ниспадающем золотом плаще. Подле него с печально поникшей головой стоял мастер Аларик. Зигмар приветствовал друзей почтительным кивком.

Жрец Ульрика, в плаще из волчьих шкур, ожидал похоронную процессию возле костра и держал пылающую головню. В последний путь короля провожали тысячи воинов, но ни шепот, ни даже вздох ветра не нарушили тишину.

Короли возложили Марбада на костер. Даже мертвый, старый король эндалов был прекрасен, и Зигмар знал, что будет очень скучать по нему.

Мертвого короля завернули в черный плащ. Правители земель к западу от гор отошли от костра, а жрец Ульрика воткнул горящую головню в пропитанные маслом дрова.

Проснулся и запылал костер. Пока горел Марбад, Зигмар стоял возле Альдреда. Как и отец, молодой человек был худощав. На боку в ножнах у него висел Ульфшард. В глазах Альдреда стояли слезы, и Зигмар положил руку ему на плечо.

— Этот щит принадлежал твоему отцу, — сказал Зигмар, вручая Альдреду золотой щит. — Теперь ты король эндалов, мой друг. Твой отец был мне как брат. Надеюсь, ты тоже станешь мне братом.

Альдред ничего не сказал, только быстро кивнул и вновь стал смотреть на костер.

Зигмар оставил Альдреда наедине с горем и отошел к королю гномов.

Короли отсалютовали погибшему брату золотыми щитами.

— Хорошие щиты, — заметил Курган. — Мне кажется, что в их изготовлении поучаствовал Аларик, верно?

— Несомненно, — согласился Зигмар. — Аларик — отличный мастер.

Аларик с поклоном принял похвалу, а Курган тем временем продолжал:

— Молодой Пендраг передал мне твои слова, когда ты дарил королям щиты. Отлично сказано, парень, отлично!

— Правдиво, — сказал Зигмар. — Мы действительно защитники земли.

— Так и есть, — согласился Курган. — Но воину, кроме щита, нужно оружие для защиты родины. Что ты скажешь на то, что Аларик выкует вам мечи в пару к щитам?

— Мне будет очень приятно.

— Ну что, Аларик, ты готов изготовить несколько мечей для королей, братьев Зигмара?

Аларика озадачило предложение Кургана, и он колебался с ответом, а потом сказал:

— Я… ну, это сложная задача и…

— Хорошо, хорошо, — проговорил Курган и похлопал Аларика по плечу. — Значит, решено. Клянусь, что короли людей получат по самому лучшему гномьему мечу, или же не звать меня Курган Железнобородый.

Зигмар поклонился верховному королю. Когда он распрямился и повернулся к погребальному костру Марбада, то увидел собравшихся перед ним братьев-королей. Каждый из них держал по золотому щиту, и сердце Зигмара воспарило.

Вперед выступил Сигурд и сказал:

— Мы говорили о том, что ждет нас впереди.

— И что ждет нас впереди? — переспросил Зигмар.

— Верно, — подтвердил Сигурд. — Спасены земли людей, и ты создал Империю.

Король бригундов кивнул, и все, как один, собравшиеся короли опустились на колени и склонили головы. За ними последовали воины, и вскоре все собравшиеся на перевале стояли перед Зигмаром, преклонив колени.

— Теперь Империи нужен император! — провозгласил Сигурд.

Глоссарий

Адельхард — король остготов.

Адхельм — глава города Астофен и кузен Бьёрна.

Азоборны — племя воительниц, знаменитых искусством управления колесницами.

Аларик — гном, рунический кузнец из Караз-а-Карака.

Алойзис — король черузенов.

Альвгейр — Рыцарь-Защитник короля Бьёрна и маршал Рейка.

Альдред — сын Марбада Эндалского.

Артур — король тевтогенов.

Белые волки — личная гвардия короля унберогенов под предводительством Альвгейра.

Бретоны — западное племя людей.

Бригунды — восточное племя людей.

Бьёрн — отец Зигмара и король унберогенов.

Ведьма — таинственная женщина, обитающая на болотах Брокенвалша и обладающая даром пророчества.

Вольфгарт — воин из племени унберогенов, побратим Зигмара.

Вольфила — король племени удозов.

Генрот — король мерогенов.

Герреон — мастер меча из племени унберогенов, брат Равенны и брат-близнец Триновантеса.

Гора Фаушлаг — гора, на которой расположен город тевтогенов.

Гхал-мараз — легендарный, выкованный гномами молот, усиленный рунами, который Зигмару подарил король Курган Железнобородый в благодарность за спасение.

Гэлин Венева — посланец короля Адельхарда Остготского.

Драконий меч Каледфолх — клинок Артура, выкованный таинственным шаманом из замороженного дыханием ледяного дракона осколка молнии.

Дрегор Рыжая Грива — легендарный герой племени унберогенов.

Замок Воронов — большой зал королей эндалов.

Зигмар — могучий герой из числа людей, после своего отца, Бьёрна, правивший унберогенами. В пророчестве его называют Дитя грома.

Караз-а-Карак — великий город гномов.

Крадок — старый целитель из племени унберогенов.

Креалхейм — деревня бригундов, разоренная драконоогром Скаранораком.

Кругар — король талеутенов.

Курган Железнобородый — верховный король гномов.

Марбад — король эндалов.

Марбург — столица эндалов, выстроенная на вершине черной горы вулканического происхождения, а также развалины древнего поселения эльфов.

Марий — король ютонов.

Марк — король меноготов.

Медба Азоборнская — воительница, правит колесницей Фрейи.

Меноготы — южное племя людей.

Мерогены — южное племя людей.

Мирза — Вечный Воитель с горы Фаушлаг.

Норсы — варвары, дикари стылого севера, молятся Темным богам.

Остварат — родовой меч королей остготов.

Остготы — западное племя людей.

Отвин — король тюрингов, берсерк.

Пендраг — побратим и знаменосец Зигмара.

Перевал Черного Огня — великий перевал в Краесветных горах, место сражения армии Зигмара и предводителя орков по имени Урглук Кровавый Клык.

Поле мечей — тренировочная площадка молодых воинов племени унберогенов.

Равенна — девушка из племени унберогенов, сестра Триновантеса и Герреона.

Рахотеп — вождь древнейших времен, известный как Воин Дельты, Победитель Смерти, его могильный курган находится в диких пустошах бригундов.

Рейкдорф — столица унберогенов.

Роппсмены — северо-западное племя людей.

Серые земли — пограничный мир между жизнью и смертью, где скитаются души умерших.

Сигурд — король бригундов.

Сигурдхейм — столица бригундов.

Скаранорак — так гномы называют страшного драконоогра, живущего в горах.

Таалахим — столица короля Кругара Талеутенского.

Талеутены — восточное племя людей, коневоды и опытные всадники, используют седла и стремена.

Тевтогены — племя, соперники унберогенов.

Триновантес — воин из племени унберогенов, брат Равенны и брат-близнец Герреона.

Тюринги — западное племя берсерков.

Удозы — северное племя людей, живут в прибрежных районах.

Ульфдар — воительница, берсерк.

Ульфшард — легендарный меч, который убивает демонов; по преданию, выкован эльфами; оружие Марбада Эндалского.

Унберогены — племя Зигмара.

Урглук Кровавый Клык — могучий орк, военачальник и предводитель орды зеленокожих в сражении на перевале Черного Огня.

Фрейя — королева-воительница азоборнов.

Холм воинов — священный могильный холм унберогенов.

Черный Клык — огромный и самый могучий вепрь, с которым столкнулся Зигмар и его друзья.

Черузены — племя дикарей с севера.

Эндалы — западное племя людей, самые верные союзники унберогенов.

Эофорт — доверенный советник короля Бьёрна.

Ютоны — западное племя людей, известные охотники, искусные стрелки из лука.

Грэм Макнилл «Молотодержец. Легенда о Зигмаре»

Эпоха Тьмы, крови, демонов и колдовства. Время битв и смерти. Но средь огня и ярости есть место великим героям, отваге и мужеству.

Племена людей живут в центральной части Старого Света, и правят ими враждующие между собой вожди.

Помощь грядет с юга.

Книга первая КАК ВЫКОВАТЬ ЧЕЛОВЕКА

Глава первая Накануне битвы

Глава вторая Битва у Астофенского моста

Глава третья Жертвоприношение Морру

Глава четвертая Братья по мечу

Глава пятая Мечты королей

Глава шестая Встречи и расставания

Книга вторая КАК ВЫКОВАТЬ КОРОЛЯ

Глава седьмая Весь наш народ

Глава восьмая Вестники войны

Глава девятая Оставшиеся позади

Глава десятая Алая заря

Глава одиннадцатая Серые земли

Глава двенадцатая Суждено пройти одному

Глава тринадцатая Собрание королей

Книга третья КАК ВЫКОВАТЬ ЛЕГЕНДУ

Глава четырнадцатая Месть

Глава пятнадцатая Союз

Глава шестнадцатая Что значит быть королем

Глава семнадцатая Оковы долга

Глава восемнадцатая Скаранорак

Глава девятнадцатая Мечи королей

Глава двадцатая Защитники Империи

Глава двадцать первая Перевал Черного Огня

Глава двадцать вторая Гибель героев

Глава двадцать третья Рождение Империи

Глоссарий

Оглавление