Поединок. Выпуск 9

ПОВЕСТИ

ВЛАДИМИР АКИМОВ ПРИКАЗ

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

МИХАИЛ СМОЛИН

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

«Поезжай матери тчк новый адрес…»

* * *

* * *

* * *

«РСФСР. Братская могила красноармейцев и комсостава 14-го экспедиционного отряда, умерших от болезни цинги 21 человека в начале 1923 года»…

* * *

* * *

АНАТОЛИЙ РОМАНЦЕВ

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

СТЕПАН ПАНТЕЛЕЕВ

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

«Лейтенанту флота князю Ростовцеву с экипажем фрегата «Св. Анна». Отечество вас не забудет».

* * *

* * *

* * *

СОЛДАТЫ

* * *

* * *

* * *

ЮРИЙ КЛАРОВ ЛАРЕЦ ВРЕМЕНИ^[1] (Легенды о часах)

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

ЭДУАРД ХРУЦКИЙ НОЧНОЙ «ЗАКОН»

«Спецсообщение»

Обл. ОББ Ром милиции Павлову.

Дактилоскопическая установка убитого в деревне Смолы ничего не дала. По нашим данным, в вашем районе дислоцируется бандгруппа, примерный состав до шести стволов. Бандиты нападают на крестьян, отбирают продукты. Они имеют устоявшийся канал сбыта, меняя продукты на деньги и золотые изделия как в районе, так и в области. Исходя из особой опасности бандгруппы, высылаем вам в помощь оперуполномоченного ОББ УНКВД области капитана Токмакова.

Нач. ОББ Клугман.

«Пан Ромуз. Коммерсант».

РАССКАЗЫ

ЛЕОНИД СЛОВИН НА ВОСЬМОМ ПУТИ

«Вашей мебели необходим ремонт?»

«В Академгородке потерялась собака…»

«Куплю ударную установку…»

«Комната для одного человека, ул. Объединения… Остановка «Универмаг «Юбилейный»…

ЕВГЕНИЙ МАРЫСАЕВ МАРШРУТ № 14

I

II

III

IV

V

VI

* * *

VII

VIII

«Лев Кондаков. Трагически погиб в маршруте».

* * *

В. ПШЕНИЧНИКОВ ЧЕРНЫЙ БРИЛЛИАНТ

«Мы стоим за необходимость государства, а государство предполагает границы.

В. И. Ленин».

ДОКУМЕНТЫ И ФАКТЫ

«НОРМАНДИЯ — НЕМАН»: к 40-летию создания полка. ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

С. МИТРОХИНА ПОЗЫВНОЙ «Я — МИШЕЛЬ»

По рассказам ветерана полка «Нормандия — Неман», радиста, офицера связи и переводчика майора Игоря Ричарда Эйхенбаума

— Теперь конец Гитлеру, он проиграет войну! Советский Союз победит!

— Я сидел тогда в военной тюрьме за антифашистские высказывания, когда ко мне пришел товарищ передать необычную новость: в Джибути, крупном стратегическом вишистском порту, требуются механики. Но, поскольку город блокирован английскими войсками, туда могут отправить только добровольцев.

Это была удача! Ведь здесь, на острове Мадагаскар, за мной постоянное наблюдение, не убежишь, а вот в Джибути, на континенте, где рядом — союзные антигитлеровские войска англичан, — это более вероятно.

ПОБЕГ

ПУТЬ НА РУССКИЙ ФРОНТ

Какие же тяжелые бои идут в Советском Союзе — вот первая мысль, которая приходит мне в голову. Это первый непосредственный контакт с «русской» войной, и мне не забыть его по сей день. Во мне закипает злоба. Скорее на фронт! С этого момента и все время потом я знаю: здесь, в России, идет беспощадная, не на жизнь, а на смерть, война с фашизмом. А ведь я видел войну в Сирии и в Англии. Но там она не всегда ощущалась, порой о ней удавалось забыть. Здесь же она была с тобой каждую минуту.

Город Сталинград имел шестьдесят километров в длину, и все эти шестьдесят километров были сплошными развалинами. Разрушения в таком масштабе даже трудно было себе представить. Балки, трубы — все перевернуто, искорежено, покрыто ржавчиной и дымом. Куски стен с оконными или дверными проемами, кучи щебня, обломки пушек, танков, гражданская утварь. Если не всматриваться, то видишь кругом только изуродованные балки и — камни, и камни, и камни.

Как военный, я понимал, что это была за битва и чего стоила русским победа.

— Я ощутил потребность двигаться, идти куда глаза глядят. После всего увиденного было необходимо побыть одному. Я все шел и шел вперед, и до самого горизонта не было видно ничего, кроме каркасов пушек, танков, груды обломков самолетов и бесконечных верениц автомашин всех типов и размеров: это свозили кучи металла, чтобы перековать его в новое оружие.

Вдруг послышались удары молота. На расстоянии примерно километра я заметил два силуэта. Подошел ближе и увидел старого кузнеца. Ему было приблизительно лет шестьдесят. Огромным молотом с очень длинной рукояткой он бил на взмах какой-то кусок металла. Это была броня немецкого танка. Старик стучал и стучал молотом, продолжая ломать на части изуродованный танк. Рядом был мальчик лет двенадцати. Поздоровались. Кузнец, видимо, понимал, что происходит с каждым новым человеком, увидевшим руины города, и по-своему ответил на мой безмолвный вопрос:

— Город что… Восстановим… А вот жизней не вернешь.

На глазах у него показались слезы, и, словно оправдываясь, он добавил:

— Я участвовал еще в первой битве. В обороне Царицына.

Слов его никогда не забуду: жизней павших не вернешь.

МОСКВА — МОНАСТЫРЩИНА

Он сбил их еще в 1940 году во Франции. Жуар — один из самых заслуженных французских летчиков. Он очень красив, молод и очень смел.

Тюлян был капитаном и командовал эскадрильей в Раяке. Утром 5 декабря 1940 года вылетел на тренировочный полет вместе со своим ведомым Жоржем Амарже. Набрав заданную высоту (9 тысяч метров), Тюлян передал по радио: «Испортилась подача кислорода, пикирую, пробиваю облако, идите за мной».

Амарже выполняет приказ, но, выйдя в свою очередь из облака, не увидел самолета ведущего. Покружил над морем, но следов аварии не обнаружил. На базе Тюляна также не было! А он бежал на территорию Палестины, в ряды Сил Свободной Франции. Этот побег Тюляна и еще несколько побегов других летчиков, которым тоже удалось бежать на боевых самолетах, позволили создать первую истребительную эскадрилью ССФ под названием «Эльзас», командиром которой и был назначен Тюлян. Эскадрилья трижды переформировывалась, так как несла большие потери. Когда была создана эскадрилья «Нормандия», Тюляну как одному из лучших асов Франции было предложено ее возглавить.

Но уже на следующий день я узнал, что такое обычная норма русского военного пайка и что такое военный быт на русском фронте. Такого я не видел ни в Африке, ни в Англии.

Я хочу отдать дань уважения русскому солдату не только за его храбрость, но и за те неимоверные лишения и тот тяжелый военный труд, который он вынес на своих плечах. Я видел советских летчиков и техников, но видел и бойцов наземных войск: по три дня без горячей пищи, по пояс в ледяной воде, они тащили на себе пушки, когда лошади уже отказывались это делать.

Я много видел и в русском тылу, видел, как женщины, старики и подростки тянули огромные, по пятнадцати метров в длину станки, привязав их к лыжам, а потом при двадцатиградусном морозе работали на этих станках под открытым небом. Это действительно была народная война и всенародный подвиг: вот почему русские выиграли войну.

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПРОФЕССИИ

Я провел много ночей над книгами и инструкциями по пилотажу, моторам, радио, электричеству, воздушным навигациям, вооружению и т. д., так как до тех пор почти не знал этой терминологии по-русски. А термины эти необходимо было знать абсолютно точно, чтобы самому понять технические разъяснения, инструкции, задания и как можно яснее передать их.

В случаях с тяжелоранеными я старался как можно обстоятельнее передать все нюансы самочувствия, и, понимая мои усилия, они успокаивались от уверенности, что врачу все перескажут точно. Я отдавался своей работе полностью, от души, и находился в распоряжении «своих» летчиков день и ночь.

Надо сказать еще об одном важном аспекте работы — личной переписке.

Франция была оккупирована, и писем из дому почти никто из нас не получал. Даже открытки из Красного Креста к нам не доходили. Пилоты — в большинстве своем молодые и холостые. Возникали привязанности. И когда кто-нибудь получал письмо от девушки, я должен был немедленно перевести его хотя бы устно, не теряя времени, адресату. Обычно я успевал на ходу передать лишь самое главное. Но я знал, что такой беглый перевод ограничивал душевную суть письма, и по просьбе летчиков ночью, когда вся база спала, делал уже подробный письменный перевод. Иногда меня «щадили» и разрешали переписывать по-французски не все письмо целиком, а только наиболее понравившиеся куски, чтобы иметь возможность их перечитывать. Ответы, в свою очередь, надо было переписать по-русски. По счастью для меня, такие письма случались не каждый день… Но подчас был наплыв, и мне приходилось туго. Я постоянно недосыпал, но думаю, что этот труд под названием «Личная переписка» был почти так же нужен, как перевод приказов боевых заданий в воздухе или координат местонахождения противника.

В числе моих других обязанностей было принимать пополнение в Москве и сопровождать в Тулу. Летчики прибывали небольшими группами, и я сделал около двадцати рейсов Москва — Тула и обратно по железной дороге. В вагоне я часто был единственным французом, и мне приходилось отвечать на тысячи вопросов о Франции: меня поражала эта готовность спрашивать и этот интерес ко всему, стремление обо всем узнать, даже о тех странах и местностях, в которых я просто побывал — Сирии, Ливане, Египте, Палестине, Алжире, Тунисе, Марокко, Иране, Ираке, острове Согласия, Южной, Средней и Западной Африке, Англии. Многие мои попутчики сами ехали из далеких мест — Владивостока, Новосибирска, Урала — и тем более они интересовались всем и хотели как можно больше узнать о других странах и городах.

И часто помимо русского языка я слышал на советских волнах немецкую речь: «Achtung, Achtung, die Franzosen sind in der Luft!»^[7] Эта фраза не нуждалась в переводе. У фашистов к нам был особый счет: гитлеровцам оказывали сопротивление летчики оккупированной ими страны.

СО 2-М ТАЦИНСКИМ ГВАРДЕЙСКИМ ТАНКОВЫМ КОРПУСОМ

Мне уже пришлось участвовать в трех крупных операциях на передовых линиях, но никогда еще я не видел наступления такого размаха. Снабжение осуществляли с самолетов. Стояли страшные морозы, до тридцати градусов, а земля, казалось, была пропитана минами — но танковый корпус при поддержке авиации все дальше и дальше углублялся на территорию противника. Мы воевали на фашистской земле! До Победы оставалось уже немного!

Оперативная карта была получена мною 16 января 1945 года лично от генерала Бурдейного вместе с объяснениями задания и напутствием: «Направление и цель — Кенигсберг и Берлин. Остальное — соответственно обстановке. Ясно, товарищ младший лейтенант «Нормандии — Неман»?»

Я готовился к выполнению своей миссии и тщательно изучал карту: я должен был знать ее наизусть и суметь в нужные моменты совершенно точно переносить все моменты продвижения танкового корпуса на мою авиационную воздушную карту. Кроме того, мне нужно было знать всю терминологию танкового боя, знать, как называется оборудование танка, его вооружение. А я, выйдя от генерала, не увидел вокруг ни одного танка… Поэтому и спросил у советского старшего лейтенанта, сопровождавшего меня, как же быть. Он улыбнулся:

— Танки вокруг нас, они замаскированы.

Действительно, метрах в пятидесяти от нас, абсолютно слившиеся со снегом, стояли знаменитые Т-34. А я-то думал, что вокруг нас только снег и лес!

Потом у меня было достаточно случаев восхищаться поразительным искусством маскировки.

Я сказал, увидев этот бинокль:

— А-а, французский бинокль.

И добавил по-немецки, что этот бинокль ему уже не понадобится, теперь генералу придется восстанавливать то, что они разрушили, а для начала — casser les cajus — дробить камни.

Мне пришлось самому испытать это ощущение, когда рядом рвались реактивные снаряды. Даже на расстоянии 1 километра от их взрывов у вас останавливается дыхание, и вы ощущаете удар по всему телу, не говоря уже об ужасном грохоте и свисте, который словно преследует вас. Вылет снаряда и залпы поглощают так много кислорода, что моментально задыхаешься, а у лошадей, опустивших шеи и склонившихся до земли, из ноздрей льется кровь, и они, изнемогая, мотают головой из стороны в сторону, чтобы избавиться от страшного гула.

И все-таки я получаю огромное удовольствие от этого пекла: для меня, француза, мысль о том, что фашисты получают здесь, на русском фронте, во сто крат за те злодеяния, которые они причинили всей Европе, приносит радость.

Замечательный парень. Он говорил мне: «Пиши, Игорь! Где бы я ни был, в моей деревне всегда будут знать, где я, и тебе ответят».

Во время затишья мы с ним часто, лежа в траншее, «ворочали» судьбами мира после войны: мы мечтали о том, какая будет повсюду мирная братская жизнь.

Их работа была очень опасной. Завидев их, я ждал с бьющимся сердцем. Иногда скажут радостно: «Взяли двух «языков», иногда — увы — услышишь тихое: «А Павел погиб…»

Я никогда не забуду это героическое наступление советских войск — огромный поток русских солдат, устремленных на запад. Для них, казалось, не существовало лишений — они шли сквозь холод, буран и огонь — к Кенигсбергу, к Берлину, к Победе.

Случай нетипичный, но зато красноречивый: противник не любил неожиданные ситуации, и наши пилоты, поняв это, старались посеять беспорядок в рядах немецких воздушных групп, откалывая их друг от друга, предлагая неожиданные варианты боя.

ЛЕТЧИКИ И МЕХАНИКИ

«Дорогой мой боевой брат Степа! Получил твое письмо с воспоминаниями о твоей фронтовой жизни. Своих заслуг, пожалуйста, не уменьшай. Ты спас нашего друга Эмоне и этим завоевал у нас высокое признание… Тебя помнят у нас и любят».

Я должен сказать особо о советских техниках. В течение всей войны они ухаживали за нашими самолетами в самых трудных, а порой в ужасных условиях. Они не только мало спали, проводя день и ночь у «своего» самолета, по десяти раз проверяя каждую его часть, чтобы быть уверенными в полной готовности «яков» к бою. Но они находили еще время, если у них выдавалась хоть одна минута, до блеска протирать и начищать наши машины, которые всегда сияли, как зеркало, — мы действительно причесывались перед ними — это не слова. А порой мы видели, как кто-нибудь из них тихо оплакивал в углу «своего» не вернувшегося с задания французского летчика.

КОМАНДИРЫ

Тюлян был ас, отчаянно храбрый, азартный. От его поведения во многом зависело, как будут вести себя остальные французские летчики.

Расстояние между ведущим и ведомым у советских летчиков было 50 метров, ведомый, таким образом, плотно прикрывал ведущего, а у французов это расстояние вначале было до 300 метров, и Захаров требовал, чтобы французы, как и советские пилоты, шли в бой, плотно прикрывая друг друга. Он говорил: «Война требует коллективных действий, а не индивидуальных».

На первом же летном авиаполе французам было предложено самим выбрать марку самолетов. Командир Тюлян спросил: «А какие у вас есть самолеты отечественной конструкции?» Ему ответили: Як-1 с мотором водяного охлаждения в 1200 лошадиных сил и другие с мотором воздушного охлаждения. Тюляну понравился «як», и он сразу же попросил сделать на нем пробный полет: «Пусть механик покажет мне систему запуска мотора, управления, выпуск и уборку шасси и кое-какие детали». Ему разрешили. Тюлян проделал самые разнообразные фигуры высшего пилотажа и был в восхищении от самолета, назвав его «перышком», очень маневренным и соответствующим французскому темпераменту.

Он всегда проявлял отеческую терпимость и сохранял традиции полка, заложенные еще Тюляном и основанные на братской дружбе между французскими однополчанами и их советскими братьями по оружию.

Он сумел до конца, до последнего дня, поддерживать дух самопожертвования — до последней победы и до последней потери. Он был требователен, но справедлив, и очень «военный» по своему характеру. Всегда показывал личный пример храбрости и дисциплины.

Нам очень импонировало то, что он был искусным пилотом, мастером высшего пилотажа. Мы с восхищением смотрели, как он водил свой самолет Ла-5, как виртуозно делал посадку, когда прилетал на наши аэродромы. Сам участвовал в воздушных сражениях. Для нас он был примером справедливого военачальника, русским человеком с прекрасной душой и русской отвагой. Всегда умел держать себя в руках и быть хладнокровным. И мы думали, что когда в Испании его выбрали командиром антифашистской интернациональной авиагруппы (тайным голосованием — там был такой обычай!), то, наверное, за те же качества, которые и мы любили в нем. Он понимал людей, ценил жизнь каждого человека на фронте и был непримирим к врагу, умея разгадывать его замыслы и вести нас к победам.

НА КРЫЛЬЯХ «ЯКОВ»

Под Парижем есть город и аэродром Оксер. Вдоль аэродрома проходит река, на противоположном ее берегу — возвышенность. Испокон веков оттуда выкапывали известь и камни. В этих карьерах фашисты сделали подземные мастерские и привозили сюда готовые детали самолетов, чтобы монтировать их здесь, а потом собранные части — фюзеляжи, крылья и т. д. — переправляли через реку на аэродром. Когда мы вернулись во Францию, нам показали эти бывшие гитлеровские мастерские. На авиаполе возле одного из ангаров стояли «фокке-вульфы». Их было, наверное, пятнадцать или четырнадцать, все новые, в хорошем состоянии — немцы не успели их вывезти. Вдруг Робер Марки подошел к механикам, которые их обслуживали, поговорил с ними о чем-то, внезапно сел в машину, запустил мотор и вырулил на взлетную полосу. Только потом один из механиков сказал нам, что Марки предварительно спросил у него, как управлять. Прогревал мотор он уже перед самой взлетной площадкой. Мы поняли, что ему захотелось взлететь на одном из тех самых «фокке-вульфов», против которых он сражался на своем «яке» (у Марки на боевом счету 13 сбитых фашистов).

И на этом (вражеском!) самолете, которым он управлял впервые в жизни, Марки показал нам сеанс высшего летного пилотажа. Потом со стометровой высоты пошел в абсолютное пике, перешел на бреющий полет, а приблизившись к нам — уже демонстративно пошел низко бреющим… Но что это? Он вскапывает винтом перед собой куски земли — ведь, если он коснется поля, неминуемо разобьется. Мы все замерли. Но вот он резко делает «горку» вверх, выпускает шасси и садится! Из кабины выходит белого цвета — понимал, конечно, что был на волосок от гибели: «Черт, я не знал, что винт у «фокке-вульфа» на 30 сантиметров длиннее, чем у Як-3!»

Вот насколько точно он чувствовал самолет. Мы, конечно, сразу побежали за сантиметром, стали измерять. Действительно, разница в 30 сантиметров! Вот как он понимал машину. Из-за этих 30 сантиметров и вспахал винтом поле 16 раз. Но, к счастью, земля была рыхлой после недавнего дождя, а самолет шел не по бетонной дорожке. Но я вспоминаю этот случай, чтобы показать, как знали пилоты свой «як» — до сантиметра, буквально.

Марки на «яке» зашел все-таки по горизонтали в хвост «спитфайеру»! Мы были рады за наш верный «як». Правда, присудили ничью — радость встречи и безусловно блестящая техника второго летчика решили дело.

СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ

В Звездном городке мне пришлось побывать впервые, но с советскими космонавтами уже посчастливилось встречаться во Франции. Это замечательные люди космоса: Юрий Гагарин, Владимир Комаров и генерал-лейтенант Береговой.

Мое знакомство с Гагариным произошло вскоре после его полета, когда мэр города Сен-Дени (рабочее предместье Парижа) вручал ему золотую медаль. Узнав, что я из полка «Нормандия — Неман» да еще говорю по-русски, он забросал меня вопросами. Потом, несколько лет спустя, у нас произошла встреча у Эйфелевой башни. Мы узнали друг друга, обнялись — кто-то сфотографировал нас — и теперь это фото всегда висит в моем доме. Я очень уважал Владимира Комарова, дружил с ним и, как многие другие, считаю, что это был один из самых замечательных, мужественных и простых людей, талантливейший космонавт. Трижды он бывал во Франции на съездах по космонавтике, и каждый раз я был его переводчиком. Часто он приглашал в свой номер, угощал колбасой, черным хлебом — в общем, это были такие товарищеские ужины, и мы подолгу разговаривали с ним, и всегда он очень интересовался «Нормандией — Неман».

Я счастлив, что вместе с представителями своего полка снова в Советском Союзе. «Надо жить по-братски, чтобы земной шар никому не удалось взорвать», — вот что выражали нам все советские люди, которые подходили к нам на улицах Москвы, Волгограда, Звездного. А генерал Захаров, возлагая венок у мемориальной доски погибшим французским летчикам, сказал: «Слово «война» должно навсегда исчезнуть из языков всех народов земного шара».

Война должна быть объявлена во всем мире вне закона — за это отданы миллионы жизней, в том числе и жизни наших товарищей.

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

АЛЕКСАНДР САБОВ ВАСИЛЕК, РОМАШКА, МАК

1

«Генерал Захаров объявил нам, что мы сегодня же вечером возвращаемся в Пруссию. Поезд ждет нас в 20 часов…»

«…Ветераны полка, побыв недолго в Москве, скоро поедут во Францию в отпуск на пару недель. В 11 часов мы нанесли визит в военную миссию, где генерал Пети предложил тост в нашу честь. В 18.30 мы прощаемся с ветеранами, которых мы увидим теперь не раньше, чем через несколько месяцев, и отправляемся на вокзал…»

«В 20 часов мы покинули Москву в сильно расстроенных чувствах, но с надеждой, что в прусском небе мы пожнем урожай побед, которые стяжали за время осенней кампании…»

«Как говорил Сент-Экзюпери, для Литтольфа было бы катастрофой умереть дома, в своей кровати. Когда спустя пятнадцать лет после войны в русском лесу были найдены его останки и доставлены во Францию рейсовым самолетом Аэрофлота, мы, с десяток ветеранов полка, пришли его встретить в Бурже. Мы были глубоко взволнованы и в то же время чувствовали, что сам он, Литтольф, иной судьбы себе бы не пожелал…»

2

«Его перебил пожилой человек в сером костюме. «Господин Лаваль?» — спросил он и, прежде чем Лаваль успел ответить, дал ему пощечину. Воспользовавшись переполохом, старик скрылся в толпе. Впоследствии я узнал, что его сын, летчик, погиб в бою».

«До тех пор пока вечный конфликт между Германией и Францией будет разрешаться нами только в форме обороны, он никогда на деле разрешен не будет… Нужно понять, что мы должны, наконец, собрать все свои силы для активной борьбы с Францией, для последнего решительного боя».

3

4

«26 июня. Хорошая погода… В 20 часов вылет для прикрытия бомбардировщиков на правой стороне Березины, у Борисова».

«Никаких происшествий», — записал капитан де Панж и вдруг спохватился: «Надо же! Чуть вообще не забыл отметить событие, которое наложило такой важный отпечаток на нынешний день. Сегодня, 6 июня 1944 года, открыт второй фронт!»

«В Москве мы побывали в Музее Советской Армии и увидели там, к своему стыду, среди скопления германского оружия бронеавтомобиль «панар», пулемет «гочкисс» и другое оружие, выпускаемое во Франции…»

«Какая сила в этом человеке! С такими командирами Красная Армия побеждала и победит!»

«Если в течение предыдущей войны пехота не поспевала за танками, то сейчас авиация не поспевает за пехотой…»

«Какого прекрасного товарища потеряли мы, жизнерадостного и неистощимого на выдумки, простого, искреннего и честного! Вторая эскадрилья понесла тяжелые утраты: две недели назад пропал без вести де Фалетан, сегодня погиб де Сейн. Лейтенанты Соваж, Шик и Лебра хоронят нашего товарища в Дубровке, тогда как в Микунтани мы, построившись в каре по приказу полковника Пуйяда, отдаем погибшему последние почести минутой молчания.

Наша новая база удалена на запад на 400 км…

Сверху было видно, как вдруг оборвалась монотонная и бескрайняя, так, что не охватишь глазом, русская равнина, по которой мы прошли с Волги. Мы даже не в силах сдержать рукоплескания, увидев собор из красного кирпича, окруженный живописной лужайкой».

«16 июля. Изнурительная жара.

Мы расположились на большой ферме, крытой черепицей. Это часть огромной частной усадьбы. Посреди фермы — выложенный камнем колодец, с водокачкой, «как во Франции»… Окрестности холмистые, перелески и поля; горизонт ограничен 500 метрами. Живут здесь поляки, среди них много молодых людей. Мы им очень симпатичны. А от них то и дело слышим вопрос: «Будут ли у нас колхозы?»

Мы снова вступаем в контакт с миром индивидуализма…»

«Де Фалетан на Як-7 отправляется вместе со своим механиком на место, где он оставил неисправный самолет, взлетает и берет обратный курс. Но он не возвращается».

5

«Да у нас, — пишет он, — жена такого лица возьмет лопату в руки, только чтобы попозировать фотокорреспонденту из журнала!»

Письмо главы французской военной миссии в СССР Э. ПЕТИ Верховному главнокомандующему Вооруженными Силами СССР И. В. СТАЛИНУ

10 декабря 1943 года

С того момента, как французский истребительный полк «Нормандия» был передислоцирован, наши пилоты получили от советского командования сумму в 75 тысяч рублей в качестве премии за сбитые самолеты.

С целью принять участие в производстве военных материалов, желательно в постройке самолета, командир полка майор Пуйяд от имени пилотов своего соединения передал мне эту сумму с просьбой предоставить ее в ваше распоряжение…

6

7

«Летчики группы «Нормандия» прибыли в Париж.

— Если бы вы знали, как ждали мы этой минуты, — рассказывает капитан С. Капитан С. один из самых прославленных офицеров эскадрильи. К тому же это очень молодой капитан.

Но сегодня он думает только о том, как бы скорее вернуться на фронт. Там его и его друзей ждут самолеты.

— Русские продвигаются так быстро, что, боюсь, не опоздать бы нам!

— У меня впечатление, что вы чем-то разочарованы.

— Да. Представьте, мы сожалеем, что прибыли сюда.

— Почему же?

— Мы прибыли из России. Женщины, мужчины и даже дети, все до единого там втянуты в борьбу. Там каждый непроизвольно забывает свои интересы для того, чтобы помочь стране.

— А что же вы нашли во Франции?

— Во Франции? То и дело слышу здесь слова: «Хотите хороший адресок? Я знаю славный ресторанчик. Всего за пятьсот франков, и так далее…» Идет война, но для кого-то она — средство обогащения. Мне это противно!

— Но ведь не все же французы промышляют на черном рынке!

— Не все. Только я вот что хочу сказать. Россия сейчас — это как бы один индивидуум, а Франция — миллионы индивидуумов. Если мы хотим стать великим народом, мы должны забыть формулу: «Каждый для себя!» Пока я здесь, я повстречал многих парижан. Я нашел их апатичными. Никакого порыва, никакой теплоты. Все говорят о своих делишках, а кое-кто при этом еще и потирает руки: «Дела идут, слышишь, и войне скоро конец!» Вояки в домашних туфлях… Еще немного, и они повылезают от нетерпения из кожи. Однако им и в голову не приходит мысль хоть что-то сделать для победы!

— Но это же вовсе не их вина! После Освобождения в армию призвали только рекрутов сорок третьего года.

— Гражданское население тоже может сделать не меньше солдат. Мне показалось, что в этом отношении у нас что-то не так. Вот, пожалуйста. Солдаты прибывают в Париж — на пальцах можно пересчитать приемные пункты для них, да и те организованы из рук вон плохо! Или на днях на Восточный вокзал прибыла партия наших раненых. Думаете, Красный Крест поторопился их встретить? Или кто-то потрудился предупредить Красный Крест? Кругом подобная небрежность, а я в Советском Союзе отвык ее видеть…

Однако капитан С. встретил молодых французов призыва сорок третьего. Они отправлялись на фронт. Башмаки их были стоптаны и дырявы, одежда на плечах — с миру по нитке.

— У них, может, не было шика наших друзей американцев, зато на этих лицах было написано желание борьбы. Один из них, показав мне свои прохудившиеся башмаки и форму, сказал: «Ничего, мы повоюем и в том, что есть!» У этих парней были счастливые лица. Знаете, они вернули мне веру. Они сродни революционерам 1848 и 1871 годов, это благодаря им Франция обретет свое лицо!»

«…Политика уловок и недоверия, проводившаяся между Парижем и Москвой в промежутке между двумя войнами, и их разлад в решающий момент лежали в основе возвращения вермахта на Рейн, аншлюса, порабощения Чехословакии, разгрома Польши — всех актов, которыми Гитлер начал захват Франции, за которым год спустя последовало вторжение в Россию.

…Русские усилия, нанеся непоправимый ущерб немецкой военной машине, послужили основным условием освобождения территории нашей метрополии.

Для Франции и России быть объединенными — значит быть сильными, быть разъединенными — значит находиться в опасности. Действительно, это непреложное условие с точки зрения географического положения, опыта и здравого смысла.

Эта истина, вытекающая для народов из всего, что им пришлось пережить, господствовала, могу сказать, на переговорах в Москве. Оба правительства на этой основе пришли к выводу о необходимости особого союза между Россией и Францией; это, по мнению обеих сторон, основной этап победы, а завтра — безопасности».

8

«Прежде всего потому, что он уничтожает достоинство человеческих отношений».

«…«Военный летчик» изымается из продажи впредь до того, как слухи о переходе Сент-Экзюпери в оппозицию к Виши окончательно подтвердятся… Шульц. Министерство пропаганды. Франкрейх. 11 января 1943 года».

«Мы, французы, отвергая дух вражды между собой, должны сплотиться вне всякой политики…»

«Моя война, — написал он в одном из писем этого времени, — там, на высоте 10 тысяч метров…»

«31 июля 1941 года. Самолет «Локхид» Р-38. Задача: аэрофотосъемка на юге Франции. Пилот Сент-Экзюпери с задания не вернулся».

«…Имеется еще третий этаж безопасности — это Соединенные Штаты и другие государства. Пока Соединенные Штаты тронутся в путь, война успеет шагнуть далеко вперед. В этот раз Соединенные Штаты вступили в войну, когда Франция была выбита из войны. Россия подвергалась вторжению, а Англия находилась на краю гибели».

9

АНТОЛОГИЯ «ПОЕДИНКА»

АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА ВОЛЖСКОМ ПАРОХОДЕ (Авантюрная повесть)

1

«Безусловно забронировать две одноместных первого класса для иностранцев мистера Скайльса и мистера Смайльса».

2

3

4

СЕРГЕЙ КОЛБАСЬЕВ БОЛЬШОЙ КОРАБЛЬ

1

«Любезная сестра, при сем препровождаю некоторое количество воблы, два фунта паюсной икры, полпуда ржаной муки и фунт настоящего калмыцкого чаю (верблюжья моча на кирпичах), общим счетом около 28,175 малых калорий. Питайся и толстей!

На прошлой неделе погиб длинный Белкин, с которым я познакомил тебя в Котке и которого звали Полковником или Коровой Бейлиса. Еще погибли Васька Головачев и пресловутый Туман. Прочие целы, живут здорово и чувствуют себя отлично. Я, например, на полный ход наслаждаюсь своим земным бытием, и для совершенного счастья мне не хватает только кальсон. С первой оказией вышли три пары, оставшиеся в верхнем ящике комода.

Обращаю твое особое внимание на подателя сего, Леонтия Демина двадцати трех лет. Это не военмор, а подлинный джокер, способный заменить любую карту в колоде, но судьба его тем не менее печальна.

Знаешь ты, что такое джокерное мучение? Помнишь ли, какие чувства бушуют в груди, когда обязательную игру нужно разрешить тройкой, а у тебя на руках бестолочь с джокером, из которого ничего не получается?

Демин — гальванер и дальномерщик, но приборов управления огнем на наших посудинах не водится, а дистанцию при стрельбе мы меряем большим пальцем. Не найдя применения по специальности, он попросился мотористом на мой парадный командирский катер полированного гнилого дерева и великолепно справлялся, пока чертова посудина не затонула без всякого предупреждения на самой середине Волги. (Рулевой погиб, а мы с Деминым выплыли, потеряв ботинки.)

Тогда я назначил его коком. Он сразу проявил врожденные кулинарные способности, но на следующий день выяснилось, что ему не из чего готовить.

Он пришел ко мне совершенно расстроенный. Он хотел воспользоваться: свободным временем, чтобы пополнить свое образование, но вся присланная нам политическая литература почему-то состояла из ста экземпляров стишков Василия Князева.

При джокерном мучении выход только один: издать горестный вздох и бросить карты. Поэтому, а также по его личной просьбе я с горестным вздохом откомандировал Демина в Балтику, где под твоим руководством…»

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

БОРИС ЛАВРЕНЕВ ПАРУСНЫЙ ЛЕТЧИК

НАШИ АВТОРЫ

Примечания

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

Оглавление