Солнце, ослепительно страшное, Ты насмерть поразило б меня, Если бы во мне самом не было такого же солнца.Уитмен.
Публикуется вне конкурса.
«…и, чтобы не пачкался воротник рубашки, решили отрубить голову.»Космический центр до прихода периода массовой безответственности представлял собой единый комплекс специальных систем. Как и было принято во всём мире, более современные системы со временем заменяли другие (устаревшие) при управлении космическими аппаратами. Одни космические системы управления космическими аппаратами были установлены в Космическом центре давно и поэтому вокруг их технических зданий росли высокие деревья, высаженные в момент закладки фундаментов зданий. В этих зданиях в летнюю жару было более-менее прохладно. А вот здания новых систем отличались современным дизайном и низкорослой «растительностью». В новых зданиях люди изнемогали от жары. И лишь одно, отдаленное от всех, здание сочетало в себе и стиль «барокко» и экстра современный стиль. Это было здание Автоматического зеркального телескопа (АЗТ или просто, — телескоп), который был оснащен красным лазером для подсветки космических аппаратов. Система АЗТ работала просто. — Корпус летящего космического аппарата подсвечивался с Земли из Космического центра лучом красного лазера и тем самым он выделялся на фоне голубоватых звёзд ярко красной светящейся точкой. По расположению этой точки относительно созвездий ночного небосвода очень точно определялись координаты спутника. Сейчас эта технология общепринята во всём мире, а тогда, в 70-х годах, это был последний «писк» технологической моды. Естественно я, как любознательный инженер, мечтал увидеть «живьём» это квантово-оптическое лазерное чудо, пробивающее своим лучом толстую стальную пластину. Казалось, что люди, работающие в этом фантастическом здании, эдакие навигаторы-маяки ночной бездны космического вакуума, всегда ходят с высоко поднятой головой и общаются на языке великих уравнений Максвелла и Шредингера. Самое удивительное, что людей из этого технического здания было почти невозможно встретить в группах офицеров, выезжающих на службу в Космический центр из города и возвращающихся обратно. При мыслях об АЗТ воображение рисовало мне некое подобие шаманов, ночами пробивающих лазерными лучами космическое пространство, и рано с рассветом после утомительных работ падающих у себя дома в изнеможении на неразостланные постели. На мои вопросы начальству: «А нельзя ли пообщаться с офицерами АЗТ»? — мне отвечали, что эти люди часто заняты какими-то работами. И как-то раз в наше здание зашел яркий шатен. Он решал проблему проверки специальной техники в здании АЗТ. Я, как и всякий молоденький лейтенант, «ну просто благоговел» перед его суровым взглядом. Как старый боцман, этот человек через слово добавлял что-нибудь из широкого ассортимента русского мата. А запах технического спирта (по-нашему «перегар») изо рта заменял этому боцману запах старого крепкого рома. Но, вот что меня смутило, так это его прекрасный южный загар на лице и руках. Получалось, что навигаторы-маяки в дневные часы не отдыхали дома в постелях, а накапливали силы на евпаторийских пляжах под палящим солнцем. И вот я решил при первой возможности попасть на территорию АЗТ. Повод подвернулся довольно скоро. И удалось получил пропуск в здание моей мечты. Первое, что потрясло, так это благоустроенная территория вокруг здания телескопа. Не секрет, что наш Космический центр стоял на панцире огромной ракушечной крымской черепахи, панцирь которой начинался сразу за тремя сантиметрами глиняного грунта. Этот ракушечный плотный грунт был кое-где с чернозёмом, который принесли ураганные ветры зимой с крымских полей. Дерево или клумба сажались в Космическом центре следующим образом. Огромная тракторная пила выпиливала в панцире черепахи квадрат ракушечника, экскаватор выколупывал плиты, а в ровную прямоугольную яму завозили чернозём со степных полей и в центре этой ямы втыкалось дерево. Всё… Других более дешёвых вариантов не было. Так вот что я увидел. Шикарные цветники окружали «солдатские курилки» (места кратковременного отдыха военнослужащих), оплетённые виноградной лозой. Разветвленная сеть самодельных ирригационных сооружений создавала микроклимат возле здания и далее, метров на двадцать. 30 градусная жара не ощущалась вообще. Я … закомплексовал…, понимая, что «не там служу»… Одно непонятно, откуда в Аду появился филиал Рая? И однажды я услышал историю о «телескопе» и его людях. Конечно, для работы на АЗТ выбрали самых компетентных из самых компетентнейших офицеров. Но не учли, что компетентность, любознательность и непокорность часто соседствуют рядом. Как-то раз эти офицеры самостоятельно решили помочь другой наземной станции точно определить направление на отечественный космический аппарат (спутник), подсветив его лазерным лучом на фоне ночного неба. В тот момент русский спутник находился на орбите, а вот за этим русским спутником (время-то было – «время холодной войны»…) «спрятался» американский спутник – шпион, который хотел посмотреть через инфракрасный фотообъектив «а чем это русские занимаются в ночное время?». Ну не думал же американский космический шпионский центр, что русские офицеры могут нарушить дисциплину и сильно-сильно посветить лазером в его сторону. Короче, лазер АЗТ осветил не только русский спутник, но и спрятавшийся за ним американский, у которого от лазерного луча «сгорела» и разлетелась вдребезги вся шпионская фотоаппаратура. По слухам, просочившимся в офицерскую среду, оказалось, что МИД СССР получил ноту протеста за порчу космической техники США. Руководство центра стало выяснять истинную причину происшедшего. И когда Правительство СССР узнало ЧТО произошло, то по-русски приняло решение: И… на много лет запретили Космическому центру применять по прямому назначению лазерную технику АЗТ. Вот уж действительно: «Чтобы не пачкался воротник рубахи, нужно отрубить голову». И всех интеллектуалов и лучших из лучших компетентнейших офицеров, как не занятых на работах по космосу, стали посылать старшими по вывозу навоза из свинарника солдатского подсобного хозяйства, и привозу чернозёма для посадки деревьев, а также использовать их на других грязных, но полезных для Советского общества, работах. Кроме того, если кто-либо из офицеров не мог заступить в наряд (по причине болезни или пьянства), то в любое время суток специалистов из числа офицеров АЗТ ночью поднимали с постели и ставили в наряд. Лучшие из лучших стали терять квалификацию, уходить в запой. От безделья талантливейшие люди создали вокруг своего здания на панцире Крымской степной черепахи маленький Рай, который хоть чем-то скрашивал их постылое житие. А «телескоп АЗТ» стал именем нарицательным. Старший офицер, когда корил младшего, то частенько говаривал: «Будешь и дальше пьянствовать, морды бить и по бабам шастать, переведу служить на АЗТ! Вот тогда и узнаешь Кузькину Мать!» … И только к Олимпийским играм 1980 года вроде бы с АЗТ сняли запрет на работу с космическими аппаратами.
/// Ремарка. C ребёнком стажёра Нильсена не всё так просто. Дело в том, что в начале века участились случаи похищения детей с целью их продажи или на органы или в рабство в странах далёких от цивилизации. Поэтому при рождении в каждого ребёнка стали вживлять специальное устройство, которое позволяет как родителям, так и специальным службам отслеживать перемещения детей. Со временем такое было распространено повсеместно, а имплантаты стали более функциональными, позволяя считывать информацию о состоянии здоровья, своевременно сообщая о проблемах. В свете участившихся случаев генетических заболеваний это было весьма полезно. При достижении восемнадцати лет носителем устройства могло быть принято решение о ликвидации или продолжении использования имплантата. В первом случае, устройству давалась команда на отключение. Т. к. отключение было весьма сложной технической процедурой, на которую требовалось не менее двух суток, то превращалась в некий ритуал совершеннолетия. Впрочем, поговаривают, что правительство только создаёт видимость отключения, а на самом деле, они продолжают работать, но на другой частоте и в другом режиме. Кто знает. ///Двадцатилетний Николас Редклиф был сильно испуган и, нервно держа в руках отцовское ружьё, он, обливаясь потом, трясся сидя на полу за стойкой своего рабочего места. Соображать он перестал ещё три минуты назад, когда выстрелил в пришельца, который его преследовал и, наверняка, хотел похитить для своих экспериментов. Николас любил смотреть фильмы и знал, что встреча с инопланетянами до добра мало кого доводила… Двадцать минут назад. Какой хороший день. Клиентов, как обычно, было немного, да и те, что были, заправлялись автоматически, поэтому Николас назначил свидание своей подруге на полянке в двух сотнях метров от здания заправочной станции. В предвкушении встречи, он быстро шёл по тропинке, насвистывая привязавшуюся мелодию. Перед самой полянкой, пробравшись через кусты, он выбрался на поляну. Дожанна была уже на месте и ждала его на другой стороне поляны. Николас улыбнувшись, направился к ней и когда достиг середины поляны, то увидел, как девушка замерла, уставившись на что-то поверх его головы. В этот момент на поляну стала медленно наползать тень. Николас обернулся, задрав голову, и увидел, нечто зависшее над поляной в абсолютном беззвучии. Юноша сразу понял, что это могут быть только пришельцы. Кто же ещё? Стало страшно. В мозгу выскочило слово «Джоанна», Николас обернулся и понял, что девушки на поляне нет. Навеянная галлюцинация сразу понял он. Надо срочно сообщить властям подумал Николас, уже продираясь сквозь кусты. Он бежал, споткнулся о корень, упал, ударившись головой, вскочил, и снова побежал. Здание заправки уже появилось из-за деревьев, когда сзади раздался страшный грохот. Николас испугался ещё сильнее, поддал ходу, и почти снёс своим телом служебную дверь, которую или забыл закрыть или выбил ударом замок. На глаза сразу бросился дробовик отца, который висел за стеклом в служебном помещении. Оружие давно не использовалось, но было исправно. Николас быстро снарядил его тремя патронами и стал ждать. Старший Лейтенант Алексей Дмитриевич Рыжаков, следуя приказу подполковника *** плавно опустил самолёт на полянку. Системы стали автоматически отключаться и одной из первых вырубилась «Тишина», что произвело довольно серьёзный эффект, как будто звук долго томился в неволе пытавшись вырываться, а сейчас сорвался и хлопком разнёсся по лесу, усиливаемый эхом. Что ж, очередной камешек в огород очкариков. — Лёш, давай на заправку за тем парнем, что в кусты лосём упрыгал и выясни обстановку. — Есть. Через семь минут Алексей вышел на шоссе чуть в стороне от заправки и сразу увидел, что пусть она и лукойловская, но все надписи сделаны на английском. Худшие опасения подполковника оправдались. Мы не в Союзе, подумал он и у нас точно большие проблемы. Вон на горизонте прошла двойка истребителей и это точно не наши. Обстановка понятна, теперь надо выяснить насколько глубоко мы проникли на территорию вероятного противника. С этой целью Алексей направился к зданию заправочной станции. Сквозь большие окна старлей ничего не разглядел, и потому открыв створку двери, смело шагнул внутрь. Прошёлся между стоек с товарами, остановился у коробки с навигатором и протянул руку. А чем платить-то, задался вопросом Алексей. По всему выходило, что нечем, а красть пусть и нужный в данных обстоятельствах прибор советскому гражданину было как-то не с руки. — Я только взгляну, — сказал вслух Алексей и вскрыл коробку. Он включил навигатор, который моментально определив своё местоположение, показал точку на карте. Карте США. Собственно, чего же ещё было ждать, думал Алексей, уже прикидывая курс, которым они будут добираться до своей страны, которая сейчас казалась как никогда родной. В этот момент из-за стойки продавца раздался выстрел. Дробь прошла над головой, разбив большое сферическое зеркало. Алексей резко упал и перекатился. Вторая порция дроби разворотила полку, на которой совсем недавно лежала коробка с навигатором. Неприятно когда в тебя стреляют, и вдвойне неприятно не зная за что. Тут из-за стойки зазвонил телефон, и через мгновение молодой голос на английском стал кому-то истерически кричать по-английски. Старлей взглянул на дверь, прикинул расстояние, и постоянно контролируя взглядом стойку продавца, двинулся на выход, пытаясь издавать как можно меньше шума. Получалось не очень хорошо – осколки зеркала постоянно попадались под ноги и хрустели, распадаясь на ещё более мелкие части. Тем не менее, парень, который пытался кому-то что-то объяснить не слышал ничего кроме своего голоса, поэтому Алексей без особого труда выскочил за дверь и припустил в сторону леса. Подполковник Самсонов осмотрел самолёт и остался доволен его состоянием. Полёт в космосе никак не сказался на состоянии истребителя. В ожидании старлея он закурил и несколько расслабился присев у носового шасси. Спустя некоторое время со стороны, в которую отправился Алексей в поисках информации, раздались два хлопка. — Тревожно здесь как-то становится, а, ведь, мы только приземлились, — сплюнул Василий Иванович, вглядываясь в лес. Оружия при себе нет, полёт был не боевой, да и на самолёте вооружение не установлено. — Жду пять минут. Потом иду за ним. Пять минут ждать не пришлось. Алексей выскочил из леса и сразу взлетел в кабину, крича на ходу. — США! Мы в США! Местные стреляли! Подполковнику детали были не нужны – всё и так понятно. Мы там, за что можем получить по шапке и спровоцировать международный конфликт. Местное население настроено недружелюбно. Пора тикать отсюдова, пока хвост не подпалили! Самолёт не подвёл. Разогревать было ещё не надо. Предполётная проверка заняла секунды и спустя лишь минуту Малая Боевая Летающая Единица класс Говорун была в воздухе и, набирая высоту, пошла курсом на СССР. Шериф, подъезжая к заправке, сразу увидел, что внутри что-то не так. Так бывает, когда одно положение вещей запоминается и мозг фиксирует любое изменение. Примерно так в родной квартире сразу видишь, что шкаф стоит на миллиметр дальше от стены или кровать повёрнута на некоторый угол, относительно прежнего состояния. Памятуя о пришельцах и спятившем Редклифе, у которого, как знал шериф, в служебке имелось оружие, вытащил из кобуры пистолет. Войти в помещение он не успел, периферическим зрением он зацепился за какой-то объект и повернувшись застыл. Над лесом беззвучно и величественно плыл самолёт, на обшивке которого безошибочно определялись красные звёзды. — Сегодня поразительно много русских, произнёс шериф Джон Картер, опуская пистолет и провожая взглядом набирающий высоту истребитель… — База, я Фокстрот пять, визуально наблюдаю неопознанный летающий объект, набирающий высоту, приём. — Фокстрот пять, это База, курс на перехват. В бой не вступать. Висеть на хвосте. По возможности идентифицировать объект, приём. — Вас понял. Выполняю. Двойка F-2.5, включив форсаж стала быстро сближаться с объектом. — База, это Фокстрот пять, объект опознан, как истребитель ВВС Советского Союза. Тип самолёт неизвестен. Жду инструкций, приём. — Фострот один, курс на перехват. Вынудить объект совершить посадку. Приём. — Вас понял. Выполняю. — Лёха, нас ведут. — Что будем делать, товарищ подполковник? — Огребём мы в любом случае, но если ещё и попадёмся, то огребём по полной! Уходим, Лёха, уходим! — Есть! Малая Боевая Летающая Единица класс Говорун, включив форсаж быстро набрав скорость стала удаляться от двух преследователей. — Лёш, в космос не пойдём – надо видеть куда летим. — Хорошо, Василий Иванович, летим домой. — База, я Фокстрот пять. Объект ушёл от преследования, приём. — Фокстрот пять, возвращайтесь на базу. По возвращении, немедленно сдать файлы видеофиксаторов, приём. — База, вас понял, отбой.
Для предварительного создания настроения рекомендую послушать «Этот большой мир»http://www.youtube.com/watch?v=qeamZ8KgI8
«Человеческое тело – это машина для жизни души»Наполеон I, Франция, XIX век от Р. Х.
«Высшая цель Советского государства – построение бесклассового коммунистического общества, в котором получит развитие общественное коммунистическое самоуправление»Конституция СССР 1977 года, ХХ век н. э.
«В космос на ракетах не ездят!»Символы, у праздников и побед, очень разные. Как и сами эти победы… Свежие и протухшие, сладкие и горькие. Лично меня наиболее устраивает кондитерская классификация. Тонкие оттенки вкуса, если честно, передают чувства даже лучше музыки. На уровне кино! И куда более эмоционально… Вероятно, потому, что отдел осязательных и обонятельных рецепторов в мозге человека несоразмерно огромен. Как память о диких незапамятных временах, когда наши далекие предки, амебы, передвигались по жизни «нюхом на ощупь», без зрения и слуха. Поэтому, настоящий, полноценный праздник, без торта – жалкое подобие праздника. Причем, торт должен быть: Во-первых – большой, во-вторых – вкусный, в-третьих – домашний. Покупной – казенщина. Профанация самой идеи торжества. Вывод? Угу. Надо страдать, что бы быть счастливым. Вкалывать самому. Я тут, в некотором роде, с некоторых пор – хранитель традиции. Приходится соответствовать. Про торт «Наполеон» слышали? Знаменитое в России начала XIX века изобретение. Символ победы над ненавистным «узурпатором». Излюбленное господское лакомство. А пробовали? То-то и оно. Главный его недостаток – это продолжение достоинств. Штука – зверски трудоемкая. Шесть часов (!) работы – как минимум. Не имеющим личного повара, или личных кулинарных талантов, рекомендуется перевернуться на другой бок, с головою накрыться одеялом и попытаться представить данное изделие в сладком сне. Или – подорвать задницу, взять инструмент и таки попробовать соорудить искомое чудо своими руками. Поскольку господ в 17 году – того… О степени страданий бывшей «элиты общества» без любимого угощения допустимо судить по простому факту. Некоторые из них именно так и поступили. Взяли и, оказавшись в гуще пролетариата, сами научились его готовить. Из доступных пролетариату ингредиентов разумеется. На доступном пролетариату техническом уровне. Методом проб и ошибок… Если кто-то думает, что соорудить торт «Наполеон», располагая русской печкой, керосинкой и прочим убогим набором сельского инвентаря легко – пусть попробует сам. Дело того стоит. Во всяком случае, одна сбежавшая от ужасов Гражданской войны в деревню вдова царского генерала, соседка и душевная подружка моей будущей прабабки как-то исхитрилась. Чем, до самых кишок, потрясла и восхитила не искушенных в гастрономии односельчан. И рецепт пошел в народ… После войны, уже бабка, внесла в него радикальные изменения, продиктованные скудным бытом городской коммуналки. А привыкший к торту отец, после женитьбы с ужасом осознавший, что моя, привычная ко всему покупному, «городская» мать печь торт не умеет и не собирается, взялся за дело лично, снова коренным образом переосмыслив его технологию. И преуспел! Специально привезенная ради случая в гости генеральская вдова, в 60-х уже весьма ветхая старушонка, единственная сохранившая память о дореволюционной жизни, отведала кушанье, удивилась, восхитилась и спросила – в каком ресторане работает отец? Хотела рекомендовать заведение «понимающим людям». И долго пыталась своим дворянским мозгом переварить хтоническую словесную конструкцию «закрытый ящик». Не «Яръ», да… — Советский инженер, мадам, способен на всё! — гордо заявил батя. Генеральша повторно восхитилась и попросила рецепт. Отец изложил, строгим научным языком. Повторил… Ещё повторил… Записал для памяти. Мелким чертежным шрифтом на обороте визитной карточки. Я помню эту поэму в прозе наизусть. Оцените: «…годность маргарина к изготовлению песочного теста проверяется опусканием его бруска в жидкий азот, на срок не менее десяти минут, с последующим его бросанием, с высоты не менее двух метров, в чистое ведро с лежащим на дне стальным кругом весом не менее килограмма. Правильный маргарин, при ударе, сам собой рассыпается в мелкую пыль равномерной игольчатой фракции. Полученный порошок следует сразу же перемешать с охлажденной, до не менее чем минус двадцати градусов Цельсия, белой пшеничной мукой…» На мой взгляд, жидкий азот – это было пижонство. Вполне достаточно температуры сухого льда, то есть твердой углекислоты. И быстрее… Баллона огнетушителя мне с избытком хватает и на маргарин, и на муку… А кидаться маргарином не обязательно. В руках он рассыпается ничуть не хуже. Когда те руки в рукавицах… «… смесь подвергают растиранию при комнатной температуре, с одновременной её грануляцией …» В переводе на обиходный язык – прокручивают через мясорубку. Вручную! Электрическая не дает того качества. Почему – сам не знаю. Проверял несколько раз. Наверное, торт «Наполеон» любит физический труд. «… в полученную массу добавить, по вкусу, мелкой соли, залить водой и тщательно размять руками…» — Та-ра-ри-ра-ра-пара-ри-ра-ра! — Полдень… Солнце в зените. Отпищали сигналы точного времени, через эфир, уютно, будто в далеком детстве, льются над миром «Подмосковные вечера». Почти 100 лет это ретро, от радиостанции «Маяк», не стареет. Ну-с, послушаем, между делом, свежие новости… Увы – в ухе звонкий щелчок. Опять? Не… Переключение канала… Автоматическая смена приоритета. Что там стряслось? — Пик! Пи-и-и! Пик! — наушник, кодом, ябедничает о нарушении линии Периметра. Черт! Как оно не к стати… Разминание тугого кома песочного теста будущего торта – это плохой момент для прибытия гостей. Руки в муке… пускай это и не совсем руки… точнее – руки, но не совсем мои… Долго объяснять… Кто там? — Бзинь! Му-у-у! — ах, вот оно что! Не отвлекаясь от процесса замешивания, грозно рявкаю в микрофон: — Зорька, дурища, куда опять лезешь?! Вот я тебя сейчас хворостиной! — громыхает снаружи динамик. — Му-у-у-у! Бзинь! Бзинь! Му-у-у-у… — вроде, колокольчик приближается? Продолжим? Или глянуть? — Зорька перестань! — универсальный окрик, чисто для порядка, гаснет в свежем апрельском воздухе. — Му-у-у-у! — гляну, мало ли что… Отрываюсь от кухонного стола и, удерживая на весу извазюканные в липких комьях конечности, сую голову в круглое окно-иллюминатор, открытое по случаю теплой погоды. Из фундамента жилой башни, стилизованной под старую ветряную мельницу, обегаю взглядом поляну полигона пастбища, в поисках шкодливого парнокопытного, явно застрявшего в линии ограды… На полировке шаров воздушных разрядников ослепительно горят световые блики. Сразу, из полутьмы, чего надо и не заметишь… — Бзинь! Бзинь! — порядок. Уразумела раньше, чем схлопотала… Развернулась? Ведь может, когда хочет! Учебник зоологии уверяет, будто коровы не умеют пятиться. Враньё! Пара ударов током – и готово. Но, вчера сама выбраться не смогла – вытягивал за задние ноги. Хм. А может, она теперь собралась научиться летать? Молодая рыжая корова, скачущая вдоль покрытой бархатной травой верхней плоскости скалы, посреди кучевых облаков, забавна, как картинка из детской книжки сказок. Вокруг облака, белые и пушистые, словно маленькие барашки. Хм… Солнышко припекает по-весеннему, хотя, на двух с половиной тысячах метров над уровнем моря, по-настоящему жарко не бывает никогда. Холодно, впрочем – тоже. Мне тут климат нравится. Иногда свежо, но всегда летная погода. Шутка… На юге, иначе быть не может. Тем более, в Крыму. Оп-па! Это кто ещё? Гость на пороге. Да не здешний. То-то Зорька от него резво удрала… Не, раньше она всё живое норовила рогом подцепить. Бодливая была – страсть. Как это, что потом? Навалились, гм… всем коллективом и – перевоспитали. Объяснили, что или ей рога пообломаем, или вообще того… съедим. Поняла! Умная… когда хочет. А чужих, теперь, и сама боится. Потому как умная. Чужой человек её личные закидоны понимать не обязан. — Добрый день! — ну, чего он так шарахнулся? Сам знаю, что звуковая трансляция ядреная, не со зла же, если буря-дождь-ветер, самое оно, — Проходите, гостем будете! Как, куда? В башню, по лестнице через дверь, вестимо. Не-а, это не мельница, а командно-диспетчерский пункт. И дом… Кто сказал, что это именно мельничные крылья? Ну и что, если крутятся? Долго объяснять… Присаживайтесь! Руки, извините, подать не могу – сами видите. Да-с… Если вас не затруднит – самообслужитесь, по вкусу. Аппетит небось, с дороги-то нагуляли? Горло бы чем промочить? Молоко? Чай? Кофе? Ледяной квас? Пиво? Водка? Текила? Коньяк? Спирт ректификат? Ничего не издеваюсь, мало ли у кого какие запросы. Таки да, выбор – от Воды Залива Снов до расплава соли. — Эко у вас пальцы трясутся! Случилось что? Испугались? Тропинку, со скалы спуститься, искали, а тут сзади корова? Тогда понятно… Разочарую – нет никакой тропинки. Чистый воздух, на пару километров вниз. Вы меня правильно поняли – остров реально летит. Сердце? А чего тогда побледнели? Разве они вас сразу не предупредили? Ох, извините, пожалуйста… Забыли, наверное… А вы сами не догадались? Издалека! С какой Земли? Ошибаетесь, Союз един, но в каждом мире своя Земля. Здесь, например, Земля-1. На ней 2061 год от рождества Христова. А есть Земля-2, там 7289 год от сотворения мира. Юлианский календарь, до реформы… На ваш счет – 1781 год новой эры. Ага, не вселенная, а сущая коммуналка. Все же присядьте, в ногах правды нет… Вижу же, зашатало. Не видно? На кресло. Сзади подъехало… Садитесь, садитесь, товарищ, там мягко. Вот так. И ничего оно не живое. Оно даже не кресло – уборочный комбайн. Пылесос, по-вашему. Свистнул – само прикатило, дорогу знает. Я не губами свистел… Долго объяснять… Так, а что пить будем? Стопку водки? Это по-нашему, по рабоче-крестьянскому! Огурчик? Помидорчик? Лимончик? Спаржи? Кстати, рекомендую! Ну и подумаешь, весна… Тут же не теплица, а биологический реактор. Полный контроль всех параметров. И состав воздуха, и минерализация воды, и световой спектр. Растет, как на дрожжах… А что не растет – то так синтезируем. Из биомассы же… На вскидку не скажу – надо в программу лезть. Может, сегодня спаржа у нас синтетическая, а может – огурцы. Не-а… Ни на вкус, ни на вид, ни на ощупь не различить. Так севооборот же! О! Грибочков белых, маринованных в остром соусе, не желаете? А шампиньонов тушеных? До ужина далеко. Червячка заморить – в самый раз, да под водочку? Раз настроение подходящее… Ну, как знаете. Выбирайте… — Что значит «Куда нажимать». Код продукта вводите и всё… Чем вводить? Э-э… А вы, товарищ, сам откуда будете? Украина 2012 года? По выговору – Восточная Директория или Южная Конфедерация? Как, единая? Странно! Пора бы уже… Бывал, хотя проездом… Значит, новый портал в параллельный мир открыли? Молотки! Жаль новости прослушал… Как, какой портал? Тот, через который вы сюда попали… Зеркальная завеса? Ну да, по первому разу, можно и с нею перепутать. Да нормально всё! Ребятки вернутся – сами решите. Без вопросов! Погостить подольше или «нах хаузе». Захотели, хоть глазком, в будущий СССР заглянуть? Вот это – сколько угодно. Могу устроить экскурсию. Только, извините, не сходя с места. Торт никто не отменял… И приглашаю на маленькое семейное торжество! Уже, заранее? Тогда – тем более Просто сидите спокойно, я сам обслужу. — Спокойно, я просил! Да что ж вы такой дерганый? Оно не Терминатор, а грузовой манипулятор. Вы же видите – обе руки заняты. Пришлось дистанционку врубить… Долго объяснять… И водочка, и закусочка, ага. Ваше здоровье! Стопочку обратно на поднос ставьте, удержит. Он и вас и меня удержит – грузоподъемность восемь тонн! Повторить? Что значит, сколько градусов? Семьдесят пять, как полагается… На мой взгляд – оптимум. Вы жуйте, жуйте, сейчас она по жилкам пойдет, тогда и разговорчик завяжется. Я вас не зрением вижу… Долго объяснять… Температуру печи надо контролировать оргонолептически, ну, по инфракрасному свечению, в полумраке. Захорошело? Не… Компанию пока составить не могу… Дела-с! И как там сейчас? — Ельцин ещё живой? Туда ему и дорога…А Путин с Медведевым? А, как же, было дело! Мы, их двоих, тоже «Медвепутами» называли… Чего же это вы опять побледнели? Глаза к полутьме привыкли? Что значит, стесняетесь спросить? Я – не человек? А если подумать? Чему обижаться? Ещё сто грамм и соленый огурец? Легко! Объясняю! Во-первых – мне девяносто пятый год… Не в то горло пошло? Салфетку? Полотенчик? Ничего-ничего, совсем не трудно… Бывает. А-а-а… Вы решили, что я гомонукулус! Не отпирайтесь, по глазам вижу. Догадался. Себя, в ваше время, вспомнил. Ещё бы не вспомнить, с цифровой-то памятью. Не в ваши годы, а «в ваше время». Есть разница? Пока между мирами контакта нет, в каждом время там идет синхронно и параллельно. Потом – как пойдет контакт. То есть просто синхронно, с другим историческим рядом… Нет, не скажу… Не интересовался… Да вы закусывайте, закусывайте… Это мне пить нельзя. Долго объяснять… — Кратко? А вот нечего путать теплое с мягким. Инвалид – когда рук и ног совсем нет. Мои, слава богу – ныне при мне. Экзоскелетоном, вы думаете, кто управляет? Потому, что «носителю» три годика едва минуло, а я всю жизнь прожил здоровым мужиком и на карлика переучиваться не собираюсь. Даже временно… А тело, это моё – честный клон, генетическая копия. Родная, естественно! Варварство, это если в чужое тело с оформленной личностью, сознание подселять. В нашем варианте бессмертия цифровая матрица исходного сознания и новый «носитель», с первого дня рождения, живут в симбиозе. Все органы чувств, вся нервная система живого младенца подключена к матрице, смотрит его глазами, слышит его ушами, гадит и пукает его попкой… пардон за подробности. А матрица управляет моторикой тела, всей обычно подвластной сознанию мускулатурой. Ага… И никакого конфликта. Прямое продолжение предсмертного существования, плюс ещё один живой мозг, в дополнение к наличному, электронному… Верно понимаете – состояние живой нервной системы непрерывно копируется и становится частью матрицы. Да, просто и надежно. Сам долго привыкал… Чем хорошо – все вкусы и привычки тела точно сохраняются. Просто вспоминаешь… Что любил, что нет… и почему… В некотором смысле – кайф, сочетать возможности взрослого с потребностями ребенка. А кое в чем – облом. Если любишь торт «Наполеон», со вкусом «как в детстве», то готовить его надо строго самому… — Дым от горелого маргарина вы нормально переносите? Очень хорошо, некоторые, страшно не любят. Избаловались… А песочное тесто, для настоящего торта «Наполеон», надо готовить на самом духовитом, из всех возможных. Вроде старого «Солнечного», из нерафинированного подсолнечного масла. Он тогда домом пахнет. Отодвиньтесь к стене, если не трудно. Сейчас буду первую партию пышек в духовку закладывать… Вот, и ещё… и ещё… Вот вижу, морщитесь – давайте вентиляцию включу… И свет… Нет, неверно… Можно всё автоматизировать. Можно – пустить экзоскелетон работать «на автоматике», но, тогда торт будет не тот… Да, праздничный торт надо обязательно делать руками, от начала и до конца. И пышки руками катать тоже. И крем заваривать, и мазать, и посыпать… Не люблю суррогатов. Та-а-ак, 7 минут, пышки перевернуть! Есть! — Откуда дешевое подсолнечное масло? Не дешевое, а настоящее – это я неточно выразился. Махнулись с соседями. На наше молоко… Бр-р-р-р! Пожалуюсь… Избыток мощности генераторов греет площадку, так, что она зеленая и теплая круглый год. От антенн, что вы за лопасти приняли – вдобавок сырость, как эффект нейтрализации электрического заряда атмосферы. На энергии электрического поля атмосферы тут всё летает, нам ядерный реактор не с руки – город внизу. Конденсаторы воды не справляются с потоком. Трава из грунта круглый год прет дуром. Обкашивать антенное хозяйство надо ежедневно. Иначе – «предпосылки к отказам». Ребятки маленько замотались. Ха, посовещались и решили, что мне срочно нужно парное молоко, а площадке экологически чистая газонокосилка. Вот-вот… Корова. Заботливые. Лучше бы они овец завели… Эх, люблю я шашлычок, да под коньячок… Любил… И вас бы угостил – а нельзя. Увы, по малолетству тела, мне нынче положена свежая молочная диета. Сметана там, творожок… Вашу мать! Но, не столько же?! Чертова скотина «выдает на гора» больше ведра в сутки. И говорят ещё мало, она постепенно раздоится… Чего бы ей не раздоиться? Больше пяти га (!) шикарной луговины на основной грани скалы, а ещё в районе трех га – на вспомогательных. Оцените ужас моего положения… 12–15 литров парного молока каждый день. Трехлетнему ребенку оно – чуть-чуть не? Только бартером да сушкой и спасаюсь… Самое смешное, косить траву на сено всё равно надо – это же биомасса, сырье для вещевого «потреблятора». Одежда, мебель, пластикаты. Просто удлинилась цепочка преобразований, в неё вклинилось живое органическое звено. Полная автономия. Не-а… Доильный аппарат есть. Второй экзаскелетон. В автономке. Вместо робота. Поймает Зорьку – и обиходит, и облегчит. И сепаратор запустит. На пажитях небесных… Масло, сыворотка, кефир, брынза… и навоз… При бесстойловом-то содержании просто. Белковому «потреблятору» безразлично, из чего формовать пищевую массу. Из молока, сена, грибов или водоросли хлореллы… На вкус – никакой разницы, но знать, что котлета молочная, а не «травяная» как-то приятнее. Привкус? Только если специально функцию задать… На пределе. Мы с соседями иногда конкурсы устраиваем – угадай из чего сделано. А как же без соседей? У нас – Айсберг «Вася». К северу, вон, в окно гляньте – айсберг «Федя». Прямо так на боку и написано. Раскидаюсь с делами – покатаю вас на «блине». Айсберг, потому, что айсберг… Остров, огромный и плывет… Не булыжник же? — Покурить? Да никаких проблем! Духовка раскалилась и так дым коромыслом. Эх, раз! Ещё раз! Уф-ф! Кто дом строил? Эту башню, что ли? Так сами. И отделку – сами. С автоматикой оно быстро… Главное четко план прикинуть и интерьеры заранее обговорить. Что бы после сто раз не переделывать. Без промышленного производства, говорите? Как это – без? Производство производству рознь. Для души – и руками поработать не в тягость. А если с умом подойти… Непонятно? А давайте на примере. Вы сейчас от чего прикуривали? Кладите, да не бойтесь, прямо на манипулятор положите. Чего зря бегать? Сканер у нас на втором этаже. Ну, сейчас снимут с вашей зажигалки размеры, пропустят через технологический процессор и сделают аналог. Не копию, а копию-аналог. Функциональный… Тогда и разговор пойдет предметно. А вам – сувенир, на память. Рисунок, с надписью, на корпусе хотите? Я дам команду. Долго объяснять… Так, ещё партию пышек в печь! Сколько ждать? А как пышки с двух сторон пропекутся, наверное… Я ж не знаю, что там внутри за детали. — Повторить? Да блюдо серебряное. Да, и посуда. Кроме хрусталя… Зачем нам рудник? В каждом кубометре гранита есть хоть пара грамм золота… и всего остального, по распределению элементов. Правильно! Пустую породу, когда строились, через сепаратор пропустили… Хватило и на стены, и на обстановку, и в резерв… Надоест – переплавим на что-то другое… Не хватит – шланг в море, там, в воде, вся таблица Менделеева. Это да! Не умеешь – не берись. О! Готово… Как это, какая зажигалка настоящая? Обе! Вы же хотели копию? Её, визуально-массогабаритную. Как отличить? Картинку, на левом образце видите? Значит, это она – копия. Что значит, все трещинки и потертости неотличимые? Копия же… А хоть самолет, только собирать самим, размер камеры автосборки лимитирован. Мобильник? А надо? Ваш мобильник здесь работать не будет… и нечем его протестировать. Ради проверки принципа? И ничего не просто… Как это «без связи остались»? Вот шалопаи! Берите-берите… На левую руку, телефон в ухо, режим подсказки телепатический… В голове внятно вопрос произнесите – оно ответит. Да, для вас – детский режим. Ну, «гостевой», если слово «детский» не нравится. Зато точно. Как это, зачем пистолет? Вы же себя взрослым в сети позицировали – получите. Согласно Хартии… Равные права! А чего там уметь… Осторожно, патрон в патроннике! Зачем? Курок без надобности не взводите и всё. Разрешение? Уголовный кодекс? Вы нашу Хартию читали? Да, за все законы. Один листик текста. Наизусть… А зачем больше? Так через комм непрерывно идет видеозапись происходящего, в реальном времени. Всегда… А если что не записалось, легко выяснить по оцифровке содержимого головного мозга… Тоже круглосуточно. Никак невозможно… Нельзя ни соврать, ни обмануть, ни заставить силой… Коммунизм – дело добровольное. — Пустяки. К хорошему быстро привыкаешь. Какая «полиция»? В коммунистическом СССР государства нет. Верно – Союз тот самый, восстановленный. Согласно вашей Конституции 1977 года! С поправками. Так, в её же Преамбуле, черным по белому, декларирована цель – демонтаж советской государственной машины. Когда в достаточной степени, разовьется коммунистическое самоуправление. Перечитайте на досуге. Честно! Какой ещё «Мир Полудня»? А… братья Стругацкие… Помню-помню! Да разве ж они «авторитеты»? Так, двое мутных литераторов, всю жизнь Советской власти в кармане дули крутили. Чушь, конечно. Нет у них там никакого коммунизма. Обыкновенный «развитой социализм», только более сытый и с чуть припудренными язвами. — Доказать? Берем трилогию «про Максима». Чем занят КОМКОН Сикорского? Закрытием информации. Прячет достоверные знания… Тормозит прогресс… Причем – тайно… Что бы люди случайно не узнали и не возмутились… Что такое КОМКОН? Секретная спецслужба! При якобы «полном отсутствии государства», ага… Зачем оно надо, как вы думаете? Что бы «слишком умные» не отрывались от «серого» коллектива. Хотя коммунизм – это, по идее, общество неограниченного человеческого творчества. Вот поэтому, у Стругацких, не коммунизм, а его грубый муляж. Подделка… Пускай без денег. Ха! Деньги, при коммунизме, как раз могут быть, а могут и не быть. Потому, что деньги, исторически – это средство для контакта с людьми иной морали. Если у коммунизма есть связи с общественными формациями более раннего типа, значит, деньги нужны. Ага. Деньги – это костыли, для хромающей морали. Там где не верят друг другу на слово – надо платить. Тьфу… Да, я как раз знаю… А что молодняк? Без личного опыта общения со сволочами – воспитание не совершенно. Во-во, знания и жизненный опыт по наследству не передаются. А забывать ничего нельзя… Вы меня поняли. — Материально-техническая база коммунизма, говорите? А если ждать её появления, сидя ровно на заду, можно и вовсе ничего не дождаться. Вот именно. Для начала нужна новая мораль и… «прививка совести». Ну, как же, главный, реперный, признак коммунизма – это абсолютное равенство. То есть, возможность любому человека, в одиночку, убить другого человека, вне зависимости от разницы в возрасте, силе или тренировке… Без чего невозможна народная армия. «Винтовка рождает власть» Хотя, если совсем точно, полное равенство граждан дает малогабаритный пистолет, весом не более 1 кг и дальностью прицельного выстрела 100 метров. Дистанция реального боя. Первый агрегат этого класса – Наган 1895 года. Самый рубеж ХХ века. Потому он и символ Революции. Гениально, бельгиец Леопольд, угадал. Намерения – меняются быстро, а возможности – создаются медленно. Наган дает такую возможность, Кольт – нет. Объясняю. Человек – существо от природы безоружное. От природы твердых моральных норм не имеет. Если мы хотим воспитать (!) нового человека, с очень твердой моралью, то надо дать каждому (!) «протез», орган, позволяющий убить кого угодно. Легкое и надежное оружие постоянного ношения. Через месяц тренировок (курс молодого бойца) получается существо с моралью крупного хищника, или, скорее, зубатого кита. Да… Мотивированный боец… Коммунар… Первая Мировая война массово насытила такими людьми феодально-буржуазный социум. Результат известен – вал национальных и социалистических революций, массовое распространение сетевых систем… перелом эпох. Впервые, за последние тысячи лет, зашатался принцип построения государства, как подавляющей всех силы. Ага, бытие определяет сознание. Вот поэтому, в УК РСФСР 1926 года и не было статьи «за ношение оружия». Вообще не было! До 1961 года, когда Хрущ начал гайки закручивать… Что вы, эта гниль задолго до Горбачева завелась! — Как это, зачем им это понадобилось? А ещё на Стругацких ссылаетесь… Основ не понимаете. Материально-техническая база общества жестко диктует его социальную формацию. Если научно-технический прогресс развивается лавинообразно, то никакие иерархические пирамиды за ним не успевают. Торжествуют прямая демократия и свобода творчества. Верно, это так называемые «периоды вертикального прогресса». Поясню. Если по шкале Х отложить время, а по шкале У – предел доступной технологической температуры (очень емкий фактор), то вся история человечества окажется выраженной этаким ступенчатым графиком. Участки «горизонтального прогресса технологий» соответствуют периодам косности и застоя, а участки быстрого роста – времени радикальной ломки всего и вся… Весьма наглядно. Да, именно это называли в 60-х «вертикальным прогрессом». На переломах общество меняется революционно, а государственные институты разлетаются в пыль. Оно начальству надо? Не-е-етушки… Начальству хочется стабильности. Порядка, да… «нового» или старого – не суть важно. Прогресс начальству мешает, значит, его хочется отменить. На горизонтальных-то ветках ему уютно, «тепло и сыро», хе-хе… Только, «кто не карабкается по лестнице истории вверх, тот катится по ней вниз». Иногда – аж прямиком в каменный век. Такое правило… Грустно конечно, однако, природу не обмануть. График-диаграмма социального прогресса человечества, как функция роста доступных технологических температур. — Ой, у вас такое лицо… занятное, стало. Вот не надо на меня смотреть как Ленин на батьку Махно. Они в реале встречались… и нашли общий язык. Этому спору конца нет. Государственная организация, как метод сверх концентрации человеческих сил под единым управлением – выгодна тактически. А сетевая, сама собою организующаяся – стратегически. Там тяжелее с построением первых звеньев, требуется отборный людской материал. Зато потом сеть не деградирует, а развивается. Государство же – наоборот. Не развивается, только деградирует. Потому, что живые элементы – ненадежны. В сети они постоянно обновляются, в государстве – стареют, дуреют, морально разлагаются. Да и сами это наблюдали. Любые функции, ради которых создается государство этот «квазиорганизм» стремится обратить во вред населению… или замкнуть на себя. Примеры? Народная армия защищает народ. А кого защищает наемная? Правильно, хозяина. Чиновника или вора, где-то раздобывшего денег на жалование. Но, случись что, такая армия кинется защищать… правильно, не его, а нового хозяина, поскольку служит окошку кассы, из которой получает получку. У вас, старый Союз, тоже, в 1991 году распускали? Ага, сами знаете, что ни одна сука в офицерских погонах, когда Гимн СССР, вдруг, перестал играть, даже не почесалась. Все срочно присягнули предателям, словно всю жизнь того ждали. Они не этого ждали? Да, они «ждали приказа». Без него выполнять Присягу, спасать Социалистическое Отечество, сами знаете что, как плохому танцору, мешало. Догадайтесь, станут, эти же, защищать те куски, что от СССР остались, если снова зашатается? Я не пугаю, я – спрашиваю… Правильно понимаете! Пальцем не шевельнут! — И бывший советский лейтенант, ныне полковник армии Рашки Федерашки, будет бесстыдно козырять уже не Президенту, а… «ясновельможному князю Сильномогутной Московской Губернии», например… Я не шучу… Или – Смоленской… Или – Свердловской Империи… Видимо, Екатеринбургской – не так звучит. Это мы знаем, что, по нормам геральдики, князь империей править не может. Но, им-то кто титулы утверждал? Госдеп США! Ага, полные идиоты… Теперь верите? Ещё сто граммов? Без закуски не налью – ещё сомлеете. Не, это диагност дал заключение. Он не патрульный ДПС – по дикции с моторикой концентрацию алкоголя в крови определяет… Вот… тушеные грибочки, с хорошим соусом и поджаренным хлебушком – самое оно! И не волнуйтесь так… Раз ребята к вам портал пробили, то апокалипсиса постараются не допустить. Максимум – дезинтеграцию… Извините, но общество, в котором процент подонков уже превысил порог устойчивости – обречено. Да, как в 1918-м. Да, полная пересборка… Или – провал в капитализм, феодализм и так далее. Нет братьев по разуму, есть только братья по морали! — У вас «Яблочная революция», сами говорите, ещё не началась? Не пугаю – значит, лично увидите. Да ладно, а вдруг, оно по иному сложится? Февральского восстания 2012 года, в Севастополе, у вас, похоже, не было? Только свет отключали и газ? Газ не отключали, но давление в пять раз упало? А здесь отключали… и оно было… Ударили тридцатиградусные морозы и сразу ни света, ни воды, ни тепла… Потом, в миг, отрубили и телефоны, и Интернет, «что б не поднимать панику». Ну да, как в Новом Орлеане, бросили город умирать… Рассказываю, что сам видел. В России то же самое творилось, но меня тогда на Украину, к знакомым, в гости занесло. Не «в», а «на», я же по-русски говорю… Пятнадцать суток общих работ и штраф в тысячу гривен, за оскорбление державного величия? Не слабо! Верной дорогой идете, господа бывшие товарищи. Сочувствую! — Извините, немного отвлекусь. Заварной крем, это святое. Куда его столько? А сами посудите – четверо мальчишек, трое девчонок, вы да я… Точно! «Желудок у котенка меньше наперстка, но жрет он, как лошадь!» Гарантирую, народ за уши не оттащат… Проверено многократно, это ж не гамбургер, ручная работа. Тэ-э-к… На литр молока – сто граммов сливочного масла, три яйца, три столовых ложки муки или крахмала и стакан сахарного песку. Довести молоко до кипения, влить болтушку крахмала и перемешать, влить взбитые яйца и перемешать, засыпать сахар, бросить масло и полчаса кипятить на медленном огне, помешивая деревянной лопаточкой, что бы не пригорало. Да, серебряная кастрюля обязательно. Хотя, сойдет из пищевого алюминия. Нержавейка – моветон. Привкус специфический. Доза? Это – на килограмм готовых пышек… Так у меня и не килограмм… Вот именно… И щепоть ванилина – для запаха… Пусть манипулятор мешает, присыпку сотру в порошок сам. Согласен, свечки в торт – невкусно. Зато – торжественно. А лампочки – пошло. Проще устроить настоящий салют. Мы с вами на «Севастопольской бойне» остановились? Ещё не успел? Тогда и не буду, того гляди, аппетит испорчу. Всё равно хотите знать? Ладно, я предупредил… Буду мешать и трепаться. — Как я могу об этом спокойно говорить? Так ведь, когда оно было! У вас ещё не было? Упс-с… Пардон! Извините, не хотел обидеть. Честно! Проехали… Что там было, как там было? Плохо там было… Мегаполис, даже такой маленький, как Севастополь, при крахе технического обеспечения, за несколько дней, становится моргом. А за месяц? Квартиру, в городской многоэтажке, костром на железном листе не протопить. Воды – нет. Света – нет… Продуктов – нет… Дороги замело. Кто пошустрее – кинулся из города. До первых заносов. Там, в сплошной пробке, до весны и простояли. Кто в машине заснул и замерз, кто – угарным газом там же… Кому, добрые селяне из ближайших поселков «помогли». Связи-то нет! Кто поотчаяннее – затеял штурмовать богатые коттеджи, с индивидуальными отопительными системами. Полиция и частная охрана их встретили огнем. А толку? Желающие жить задавили, массой… Набились в те домишки, на сколько-то дней смерть оттянули… Флот? А им дали приказ – не вмешиваться. Да, ни при каких обстоятельствах. Хотя могли развернуть пункты эвакуации. Киев пригрозил, что сочтет это вооруженным вмешательством во внутренние дела Украины. И? Эти холуи подчинились… Подчинились! Сидели на казарменном положении и носа за ограду не совали! При связи, оружии, продуктах. В тепле и уюте. Чему не верите? Вспомните, как из Грозного в 1992, наши бежали. Знайте, у наемников, без «приказа», ни чести, ни совести. Сидели и спокойно наблюдали, как мы подыхаем… Опора режима, блин… Может, кто и переживал, может, даже плакал, только нам их сантименты без разницы. — Всяко! Кто рукастее, как могли, утеплялись и сочиняли способы отопления. Никуда не двигаясь. Да… А потом появились – эти. Помню, рублю кусты, хоть какие, но дрова. Сзади – мотоцикл. Главное – тихохонько. Вообще без треска подъехал, как тень. Двое… Парень с девкой. Сунули листовку «Самодельная атмосферная электростанция» и за угол свернули. Потом только дошло, у мотоцикла нет выхлопной трубы. Зацепило. Прикинул… За день, из удочек, сляпали на крыше пятиэтажки стойку… Соединили автомобильные аккумуляторы в цепь на 220 вольт постоянного тока, собрали искровой инвертор на пластиковых бутылках, вместо лейденских банок и резонансном трансформаторе. Да. Меньше пяти киловатт. Но, свет загорелся! Вы не понимаете. Бесплатное «электричество с неба» в любой точке планеты – никому нельзя… Юридически, эта технология незаконна… А вы российский ФЗ «Об энергосбережении», от 2009 года, почитайте – там сказано… Интернет у вас ещё работает? Наберите в поиске «открытие русских ученых, закрывающая технология» – посмотрите кино. Вы же сами спрашивали, про материально-техническую базу коммунизма? Атмосферная энергетика – аналог холодного термояда. Кусочек этой базы… Да, «подрыв существующего строя». Технологический терроризм. Океан даровой энергии, простейшими средствами доступной каждому и круглосуточно – это погребальный набат по товарно-рыночной экономике конкурентного общества. — Какие шутки? Ой, не смешите – «героический город»… Обычные, взбесившиеся от смертного ужаса, обыватели… Да, согласен – «утопающий хватается за соломинку»… Так Севастополь всегда и был «союзного подчинения». Раз уж Россия – преемник Союза… Ну, вы даете… Наша полиция первой разбежалась. Мародеров мы сами постреляли. Слов они не понимали. Самоуправство, да… Так я и толкую, перспективы – самые тусклые. Во-во, ситуация, как у картошки – «если зимой не сожрут, так весной посадят»… Чего? Запасы продуктов и одежды национализировали, спекулянтов постреляли вслед за мародерами (до сих пор думаю, это были одни и те же лица), в конфискованных домах поселили замерзающих. Что оставалось? Только узаконить, де факто. Подняли красный флаг, выбрали Совет и провозгласили Советскую власть. Типа – восстановили тут СССР. Имели полное право! Конституцию СССР никто не отменял, просто перестали соблюдать. Кусок Союза, да… В любой момент, в любом месте, любая группа людей может выбрать Совет и отмотать время назад… Честно! — Чего? Я всю жизнь политики сторонился, как мог… Так выбрали меня, старшим по дому. Ага… Попала собака в колесо – пищи, да беги! Пришел на это самое чрезвычайное заседание, ночью, по сугробам… замерз. Гляжу – там свет горит. А над крышей – тоже вышка. Вроде нашей, только подлиннее… И, что-то в голове словно бы щелкнуло. Кто мог подумать? Вы сами, когда в портал шагали, думали? Это как в воду прыгнуть… Врать не стану. Сперва, ничего не видел и не слышал. Закоченел сильно. Когда в мозгах просветлело, прения вовсю шли. Встряхнулся, глаза протер, а знакомая парочка там уже. Парень кулаком воздух рубит… Оратор! — Вслушался. Офигел. В точности, как вы сейчас… Во, одно дело такое в кино смотреть, совсем другое – самому участвовать. Температура в зале – чуть выше нуля, пар изо рта валит. Народ взвинченный… А этот – нагнетает. С чего вы взяли, — орет, — что СССР сам собой, на пустом месте, заново возникнет? Думаете, если вы тут что-то объявили – все к вам сразу на помощь бросятся? Мы тут – вообще случайно оказались…Нет, товарищи, раз уж вы сказали «А», так теперь проговаривайте алфавит до конца. Если решились восстановить Советскую власть, то и ведите себя подобающе. Как при Советской власти. Согласно её духу и букве. Тогда – вам поверят. Тогда можно говорить о вступлении в Союз. А пока, всё что здесь происходит – это шорох пустых орехов… — Тут кого-то проняло, шкета за грудки взял, — Сам докажи, что имеешь право такие слова говорить! — Я докажу, — девка отвечает, и очки с лица – раз! Сначала, мы не поняли, а потом, как током дернуло. — Смотрите, — девка продолжает, — чем, за попытку жить при коммунизме, иногда платить приходится… — Смотрим. А у неё – глаз нет. Обеих. Вместо них, как у игрушки в стиле «манга», фасеточные буркалы, с медовым отливом. Словно у мухи… Если б такое в кино показали – оно даже забавно могло показаться. Но, в реале – жутко. Вдобавок, видимо для пущей наглядности, они у неё зеленым светом загорелись. Как сигнал у светофора. Осветились и погасли, осветились и погасли. Впечатления, она ими поморгала. Кто, — спрашивает, — на мои имплантанты ближе взглянет? Разрешаю руками потрогать… Есть, не брезгливые? Это она напрасно сказала, я, после того как тетку парализованную досматривал, стал к подобным делам равнодушный. Опять же, интересно. Напрасно она про брезгливость намекала. Вполне стильное исполнение оказалось, со вкусом в глазные впадины вживлено… Граница, между кожей и металлом – аккуратная, как при танталовой пластике… Если не вдумываться – красиво выглядит. Девушка – стрекоза. Подошел. Глянул… Касаться не стал, пальцы по холодной погоде грязные, неудобно… Она мне левой фасетой, специально подмигнула. По-доброму… За спиной дыхание чувствую – другие подтянулись. Чудо, что ни говори. Реальная гостья из будущего. Злая… — Это – продолжает, — моя цена, за бесплатное школьное образование. Выжгли головней, что бы читать не смогла. Через десяток лет и вас тут такое может быть, если и дальше поплывете по течению. Нравится? — Толпу передернуло, будто каждому за шиворот холодной воды плеснули. Мы как-то сразу поверили… Чего ежитесь? В школах, у вас, «Закон божий» уже ввели? Ага… Понимаете, о чем я… Помню, у нас, к тому времени, уже и Православие признали государственной религией и такой предмет узаконили. Тенденция! Вскоре – закон об обязательном вероисповедании примут … На десерт – предложат сдать, под роспись, все книги, которые отрицают или подвергают сомнению, основы христианства. А с 2015 на все телевизоры поставят счетчики просмотра обязательных передач государственного телевещания… Некуда мне оказалось возвращаться… Вы что, думаете, морозы только в Крыму ударили? Ха! Развал пошел «от Москвы до самых до окраин»… Старые системы жизнеобеспечения пошли рваться, как гнилые нитки. Четверть века, без ремонта! Крах ЖКХ, мятежи, да… А девка продолжает: — Вы сами себе должны доказать, что всерьез решили Союз возродить. Делами. Оружием. Каждая власть лишь тогда чего-то стоит, если умеет защищаться. Молочных рек и кисельных берегов не обещаем, но скучно в нашем цирке никому не будет. Не умеешь – научим. Не хочешь – заставим. Упадешь – поднимем. Поломают – починим. Изменишь – застрелим. Ой! — смутилась, — у вас, я читала, предателей вешают. Вы мне покажете? — Так! Крем практически готов, можно мазать пышки… Одну минутку, только не пугайтесь. Люблю на большом столе работать, что бы всё под рукой… Ага… Не мешает? Пышки желательно рассортировать по размерам. Самые большие, поменьше, ещё поменьше… Дело, считай уже сделано. Берем деревянный черпак, желательно липовый, и начинаем заливать кремом. Без пропусков, особенно важно – хорошо смочить края. Центр сам пропитается… Через пару часиков торт пропитается, осядет и готово дело. На чем я остановился? — Понимаете? До того момента идея «чистки» на заднем плане болталась. А тут, встала во весь рост. Надо! Кто предал однажды, предаст и дважды. Верно, одно дело говорить, совсем другое «исполнять»… Всю весну эту сволоту отлавливали. Как потеплело – многие, правдами и неправдами, в город пробирались. Кто на своё бывшее имущество посмотреть, кто гадость сделать. Это, как водится… Где митинги, там рядом и расстрелы. Главное, на что они надеялись, непонятно? Сказано же – вернулась Советская власть. Ну, куда ты лезешь в своей форме с двуглавыми орлами и триколором? Или с жевто-блакитной нашивкой и трезубом? Головой в петлю? Если за двадцать после перестроечных лет не набрался храбрости уйти в партизаны? Служил режиму воров? От него пензию за измену Советской Родине получал? Ну и продолжай, где подальше. В СССР, таким, жизни нет! По графику работали. Каждый, разумеется. Согласно Хартии. «Непротивление злу насилием – смертный грех без срока давности»… Ну и, разумеется – «Если не знаешь, за что убить встреченного тобой, не убивай». Ни военным, ни гражданским служащим, доказать, что при коммунизме государство подохло, нет никакой возможности. Ни охранников тут, ни судей, ни тюрем… Мы им предлагали самообслуживание! Ха! Даже в малости захребетники… Ни один не согласился! Визжали, упирались, требовали адвоката… Что они, дураки, те адвокаты? Тоже почти люди, тоже жить хотят… Естественно, всех, поголовно! Как это за что? За шею! За то, что уроды посмели вообразить, будто какая-то власть, кроме Советской, имеет на Земле законную силу. — Если надо, будь готов сделать своими руками. Понимаете? Комми умеют и любят работать руками, зато «офисный планктон» работу ненавидит. К сожалению, до 90–95 % населения – «планктон». Причем, злобный. Нет, только предателей и тех кто сотрудничал с воровским режимом сепаратистов. Всем прочим – пришлось показать, где выход. Власти? Не потерпели, конечно. За тот год мы три штурма с земли отбили, два с моря… И до сих пор – ко всему готовы. Чем отбивались? Самодельным, разумеется. Сейчас закончу и на «блине» вас, вокруг покатаю. Для полноты впечатления… Айсберг воздушного заграждения у нас под ногами. И вовсе не частная лавочка, а элемент системы обороны. Вроде всё! Прошу на выход. Морской болезнью не страдаете? Здесь ступеньки и направо. Распогодилось… Зрелище, не спорю… Так ведь, для себя старались. Для детей… — Подходите к краю, любуйтесь. Все эти каменные глыбы, в десятки миллионов тонн, плавающие над городом, части его воздушно-космического щита. А как от бомберов и ракет отбиваться? Не аэростатами же? Хорошая штука камень, главное – всегда под рукой. Каменные «дредноуты» парят в сияющем весеннем небе, отбрасывают четкие тени на хрупкий частокол серебряных шпилей над городскими домами. Романтика… К нам художники любят приезжать. Рисовать… Современный Севастополь, в глаза и за глаза, теперь называют «Городом летающих кораблей». Вам не померещилось, каждый шпиль, что внизу, увенчан корабликом-флюгером. По улицам плывет тихий звон и шелест… Игрушечные кораблики – над крышами. Настоящие – под облаками. Корабельная бухта теперь – городской яхт-клуб. А флот ушел. Сам… Ради «спасения от красной заразы», да… Они думали, что блокаду держат. Пока, летом, не началось к нам массовое дезертирство нижних чинов… Так интересно же! — Строить будущее своими собственными руками – это запредельный кайф… Для тех, кто понимает, да… У каждого живого существа в генах прошито – выжить, продлить свой род, совершить невозможное. Работа? Это и есть моя работа. Я по движкам специалист. И, совсем немного – по плазмохимии. Разрядники видите? Моя лаборатория под открытым небом. И скала лаборатория. На каком принципе летим? Про детонационные двигатели слыхали? Сходный эффект… Ага, почти – антигравитатор. Давление размазывается, по площади. Ниже километра опускаться не рекомендуется – начинает действовать «закон утюга». Да что вы, надежность 100 %! Ни одной подвижной детали… Правильно догадались – и оружие тоже… С горя и отчаяния! Каждое великое открытие, — если верить Тимофееву-Ресовскому, — делается на соплях и пяти пальцах. Подтверждаю! — Это надо самому почувствовать! Как тогда, в промерзшем собрании, под тускло мигающими лампами, в клубах табачного дыма. Враги – вокруг, друзья – рядом и наше дело правое. И девочка-стрекоза, с дивными, горящими зеленым светом глазами… И восхитительное чувство победного куража, когда ещё не знаешь как, но уже знаешь – что… Я бы хотел всю жизнь находиться в таком взведенном состоянии. Она нас таки завела. Долго объяснять… Что бы открыть портал надо иметь под руками место с яркой гравитационной аномалией. Торчащую над равниной одинокую горную вершину, вулканический остров в океане, на самый худой конец – маскон из радиоактивных отходов в свинцовых контейнерах. Обязательное условие, так эта физика работает. Но в Севастополе нет ни скал, ни островов, ни ядерных могильников. Холмы, причем довольно низкие. И всё. Теоретически, можно устроить воздушный портал, если подбросить, на километр, камень в миллион тонн… — Через две недели мы подняли в воздух самую первую скалу… И отбили первый наземный штурм. Тупо размазали в кровавую кашу всех, кто уже подобрался к анклаву на дистанцию выстрела… Вместе с танками… Через четыре месяца – утопили американский флот. Без единого выстрела. Втоптали десантные транспорты в воду, как ложащийся сверху кирпич топит пробковый поплавок. А потом, через портал, залили море, с теми, кто всплыл на поверхность, нервно паралитическим газом. На войне, как на войне… Поэтому – теперь мир. — Как бы это выразиться… Наши антигравы, даже без технологии порталов, сами по себе – практически абсолютное оружие. Ещё сто лет назад, в ходе ядерных испытаний, с удивлением обнаружили, что предметы достаточно прочные и массивные (например, сплошные металлические шары метрового диаметра) атомная бомба не берет. И ничто их не берет. Наш айсберг воздушного заграждения – прежде всего сплошная скала. Его движет комбинация физических полей, равнодушная к внешним воздействиям, плюс энергия атмосферы, вечно возобновляемая солнечным излучением. Хоть из пушек по нему стреляй, хоть на самолетах врезайся. Если он двинулся – остановить нечем. Если он идет на малой высоте, внизу остается широкая полоса плотно утоптанного грунта (на земле) или глубокая вмятина в водной поверхности. Встретит авиационную ударную группировку – вдавит корабли в морскую глубину. Равнодушно примет в свою каменную тушу булавочные уколы ракет и снарядов… Наткнется на город – оставит за собой пустырь. Практически – «остров Лапута». А самое главное – эффект достигается просто, дешево, мизерными средствами. Он по силам крошечной группе людей… Верная ассоциация! В сходных обстоятельствах власти стремились остановить прогресс. Так, когда-то запрещали авиацию, огнестрельное оружие, арбалеты, луки со стрелами, колесо. Сами! Из чистого страха. А ведь в ХХ веке люди придумали и военную химию, и генераторы ударных волн, и боевых роботов. Да, гонка вооружений – это тоже «вертикальный прогресс». Старой войне, с четкой иерархией командования и многомиллионными штатами, одно место – на свалке истории… — Что вы ёжитесь? Это давно было… Уже и Штатов, как единого государства, нет, и карта мира – сущее лоскутное одеяло. Эффект декоммунизации, естественно… Мы никого не гоним, некоторых даже сами сюда приглашаем. Каждый человек, в любой момент, может присоединиться к нашему сообществу. Стать жителем СССР. Если понравится – стать гражданином СССР. Правильно понимаете… Подключение к Сети – это вид на жительство. Взятие в руки оружия – получение полного гражданства. Достаточно устного согласия. И знания текста Хартии. Согласия жить по Хартии… Ну, для современности, Хартия Равноправия – как Ченгизова Яса. Условия? «Не ври, не бойся, не проси, работай сам» Или умри, естественно. Просто и справедливо. Основной массе населения – совершенно непосильная задача. Меньшинству – рай на земле. Реальный коммунизм, ага… Реальное бессмертие, реальная работа и жизнь… Всё честно, без обмана. Верно. За это нас жутко ненавидят… — Не улавливаете логики? За ложь, при коммунизме, убивают. Вот мы и убиваем. Кого непосредственно. Поймав за руку. Кого «естественным ходом событий». И пускай добрый боженька их после смерти оживляет. Мы-то причем? Если религия – «ваше ф-ф-сё», так соответствуйте. Молитесь, веруйте. Не-а… Они не могут! Понимаете, при полном сканировании нервной системы, для создания матрицы личности, секреты сохранить невозможно. После оцифровки можно просмотреть жизнь человека до секунды… Что видел, что слышал, как действовал… Не подделать, ни умолчать, ни соврать… Да-с… Страшный суд, но в натуре. Потому, что сразу выкладывается в прямой доступ через Сеть. Такого унижения ни один богобоязненный верующий выдержать не в состоянии. Хе-хе… Как там? «Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься!» Если шкода вскрылась, от людей (!), пощады не жди. Вот именно. Естественный отбор. Понимаете, человек, способный врать, к инженерному труду и изобретательству, как правило, не способен. Таких мы и берем. Если людям неспособным, не желающим врать, оставить «форточку», для свободного «выхода из», то социум, их угнетающий, (по праву силы, по праву большинства голосов) автоматически скатывается в глубокий регресс. Сам… С радостью! — Не-а… «Железной рукой гнать человечество к счастью» – надежный способ снова сесть в лужу. Счастье – оно же у всех разное. Радикально… Счастье жить независимо от любого начальства и свободно творить – редкость. Счастье мучить других людей, глумиться над слабыми, пресмыкаться перед сильными и властными – норма. И? Счастья, которое требуется подавляющему большинству (!) нам и даром не надо. Помните, как выразился по данному поводу в 1986 году ваш любимый Борис Стругацкий? «…ХХ век дал ответ на старый вопрос: Что будет, если массового человека одеть, обуть, выучить грамоте, накормить досыта? Станет ли он от этого добрее, честнее, умнее, совестливее? Оказалось – нет. Подавляющее большинство населения Земли, при любых обстоятельствах, остаются стадом тупых болванов, действующих под влиянием эмоций…» Увы… В реале публичной демократии, к сожалению, это стадо ещё и считает себя всегда правым. Ведь их же большинство! — Согласен… Цивилизация манит всех. Не способные сами развивать прогресс вполне способны на нем нагло паразитировать. За тысячи лет придумана масса уловок, эксплуатирующих инстинктивные поведенческие программы человека. Той же цели служит разделение труда. Великое и прославленное. Помимо производства оно создает страшное психологическое давление на общество. Иллюзию тотальной зависимости всех от всех… Как на самом деле? На самом деле 10 % участников делают 90 % процентов любой работы, а первоначальную идею, без которой ничего бы не было, вообще создает один человек. Если этого человека убрать – всё рухнет. Когда этого самого человека нельзя подчинить чужой воле, силой или хитрым обманом – тоже всё рухнет. — Совершенно верно! Если внедрять механизацию-автоматизацию, то довольно скоро разделение труда себя исчерпывает и язва обнажается. Процент паразитов на шее творческого меньшинства растет с развитием индустриализации, пока не переходит качественного барьера, за которым начинается постиндустриал. Тогда паразитов посылают на фиг. Оно паразитам надо? Нет, вы вспомните, вспомните, последнюю книжку вашей любимой эпопеи Стругацких… «Волны гасят ветер», кажется? Вижу, поняли… Это на Востоке образ мудрого отшельника, бегущего от общества, уважаем и почитаем. Люди суть понимали! Зато у Стругацких реальный постиндустриал, полная свобода человека от давления обстоятельств, вызывает ужас и ненависть. Людены у них – предатели, отщепенцы, изверги… Нормальная реакция паразита на средство дезинсекции, не? Именно так глупый обыватель, госслужащий, винтик в иерархической пирамиде, обычно воспринимает коммунизм… — Вот поэтому, хотя Союз простирается от полюса до полюса, на Земле для нас места почти нет. Мы тут, официально, международные преступники, объявленные вне закона, с момента появления на твердой почве. Думаете, человек не может жить в полете? Он всё может… Мы живем, на летающих островах, словно лары, из фантастических романов Бушкова. И ходим по другим мирам… Когда удастся согласовать сеть порталов в рамках Солнечной системы – шагнем к звездам. А ещё – мы звездный патруль. Звезды – светят в небесной дали и зовут к себе мечтателей. Звезды ласково подмигивают влюбленным. Звезды не имеют права убивать… Но, если с ясного неба покатится вниз начиненная атомной смертью падающая звезда – мы встретим её первыми. Через воздух, вымороженный мгновенной откачкой энергии, сквозь разом вспухшие на пути снеговые тучи, в зенит, навстречу атомному пламени рукотворной звезды, рванутся угловатые каменные глыбы. Они сойдутся в заоблачной высоте, сплошным щитом закрывая город от смерти… Проект «Купол». Универсальная защита от всех видов космического нападения. И на город летающих кораблей, упадет самая густая в мире тень… — Тут поневоле поэтом станешь… «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой!» Вы опять не понимаете… Технологии постиндустриала работают в комплекте. Личное бессмертие – это такой же базовый признак коммунизма, как бесплатная энергия или же отсутствие государства. Без полного равноправия эта богоборческая идея не играет. Бессмертным людям боги не нужны. А свободным – не нужно государство. Разве я не сказал? СССР – надгосударственное образование. Да, сетевая система автономных анклавов, городов и… Летающие острова, мы их называем родовыми поместьями. Безразлично… Красиво, да. Скажу больше: Бессмертие – закрывающая технология и обязательный элемент коммунизма. Почему? Когда умирают последние помнящие беду – беда приходит опять. Короткая и прерывистая память поколений людей – проклятие человеческой цивилизации. Кто-то должен помнить древнее зло в лицо, знать его лично. Ужас в том и состоит, что лучшие – гибнут первыми. Вместо того, что бы воспитывать подрастающее поколение на личном примере. Нет… На чужих примерах, по чисто психологическим причинам, качественно воспитать не выходит. Ха! А вспомните, как корчатся и кривятся от отвращения деятели искусства, когда им приходится изображать людей труда, а не себя, любимых. Хотя есть люди, которые готовы умереть за право не врать, за право знать правду. Их очень мало, а жизнь трудна и коротка. Наша задача – дать таким людям бессмертие… — Расхотелось летать? Как нравится, можем и тут постоять… Тепло, ветерок задувает. Нет, птички здесь гнездятся плохо. Их силовым полем от подошвенной части ещё на подлете сносит. Да, и любые ракеты тоже. У меня был большой перерыв. А учить пацанву, кому? Так Хартия! Полное равноправие детей. Три девочки, четыре мальчика. Наши дети…Меня – вытянули. Каждый имеет право на живого учителя, живого родителя. Каждый взрослый имеет право на своих детей. Равные права! Для всех. Со стороны, да – выглядит жестоко… Извините, проговорился… Просто неприятно вспоминать. Хм, попробуйте сложить два и два… Если личный возраст у меня – девяносто пять, а биологический – три года, следовательно? Вот именно. Четыре года назад у меня досрочное перерождение получилось, а у Галины – пока нет. Работают. Извините. Платок, это кстати. Черт бы побрал эти задушевные разговоры… Проболтался. Зачем этому симпатичному, слегка шалому от избытка впечатлений дядьке, знать подробности? Сам бы рад забыть, а невозможно. Абсолютная память! …Остов маленького кухонного столика, со снятой крышкой, прицепленный тросом к медленно едущей древней «Газели», с громко гогочущими в кузове мужиками, в кубанках и штанах с лампасами. Полицейский УАЗ, с синей полосой и желтыми орлами на дверках громко фырчит сбоку. Я им – никто. «Заготовка», точнее, «красная свинья». Руки и ноги примотаны изолентой к ножкам. По мере истирания ножек о разбитый асфальт они становятся похожими на плавники… Голова зафиксирована, как в колодке, подбородок неудобно уперся в планку и можно смотреть только вперед. Я и смотрю, не отрываясь, зачем-то стараясь запомнить каждую черточку на их лицах. Как будто это важно. Мне важно… — хотя больно. Реально больно, когда тебя заживо стачивают об пыльный летний тротуар. Повезло… Ослы не догадались сразу наложить жгуты на руки и ноги. Подох раньше, чем сошел с ума от боли. Истек кровью… Хотя добивались, что бы вышло наоборот – сперва протерло живот и грудную клетку. А Галинке моей… сильно не повезло – с неё сняли кожу и сунули в бочку с рассолом… Казачки, мать их за ногу… Православное христолюбивое воинство, блин… Пару перед нами, тоже мужа с женой, медленно сварили в гудроне, на глазах друг у друга. Что от всех нас останется – бросят в Азовское море. «На корм рыбам»… Тоже традиция. Ну и рожа у меня, наверное… Хрен вам всем, вытерплю! Рот заткнут плотным кляпом. Крикнуть или простонать невозможно, так что экзекуция протекает тихо. Дорога тянется мимо почти зажиточных домов. Наплывают и уходят лавочки со старушками, глазеющие на меня прохожие, любопытные дети. Парочка лузгает семечки. Никто не испуган не удивлен. Чаво? Народная казнь (ишь ты!), в пределах «Вольной козацкой державы» – зрелище считай привычное. Новое Средневековье прочно пустило корни в душах. Нехристь человеком быть не может – абсолютная истина… Потертый пикап «Скорой помощи» закрывает меня сзади, а сияющий свежей краской капот корреспондентской машины CNN отбрасывает зайчики на пыльный асфальт. Бородатые операторы (маскировка), торчащие из открытого люка, воодушевленно снимают «варварский рюски обычай». В тонкости не вникая… Так же точно, они же, снимали шесть десятилетий назад первых опереточных казаков, увешанных «Георгиевскими крестами» из конфетной фольги, с заплетающимися в ногах самодельными шашками из автомобильных рессор. «Станичники» учат жизни пришлых и инородцев… «Мы не русские – мы православные!» Самое противное, что «скорая помощь» не имеет к процессии никакого отношения. Они сами – жертвы обстоятельств. Государев поезд! Право проезда и обгона зависит от чина и сословия. За непочтительность можно и плеткой по хребту схлопотать… и шашкой… Конечно, могут пересечь дорогу старшему вестовые с поручениями, войсковая часть на марше, служебный транспорт… Но – в теории. На практике – не всякий рискнет. Вот и «айболиты», положив в карман совесть и клятву Гиппократа, смирно пристроились в хвост колонны экзекуторов. Суки, в белых халатах… Интересно, что они думают? О! Водитель таки высунул из окна голову, — Господин полицейский! Разрешите с вами погонять? — переводя на человеческий язык – «Мы очень спешим! Пропустите вперед, ради Христа…» Сознание меркнет, слух отключается последним. Отчетливо слышу ленивое – «Цыц, жиденок!» И темнота… — Понимаете, блок оперативной записи состояния мозга отключить невозможно. Если его попробовать с человека снять – он посылает сигнал тревоги. А на мысленные команды не реагирует. Техника безопасности это диктует. Потому, когда внизу нашего ловят, то всегда стараются медленно запытать, так, что бы сошел с ума, ещё при жизни… Запись такого сознания сохраняется, но делается непригодной для реинкарнации… Да, я ещё надеюсь. Да, караем… А толку? Ненависть смертного к бессмертному – иррациональная. Они же сами, в глубине души, чуют лживость своей «религиозной вечной жизни» и благочестия. Ну, вот и бесятся. Вояки и работники спецслужб – ярятся особо. Мы для них оскорбительный вызов. Претенденты на власть… А она нам нужна, их подлая власть? Кто сам хотел, тот к нам давно перебрался. Это просто – карманным зеркалом посигналить, пустить солнечный зайчик на проплывающий в небе остров. Автоматика среагирует – подберут. Кто не хочет – значит, по душевному настрою не подходит или рыло в пуху. Что же их всех, за это, перестрелять? Пусть живут… — Что значит, какая женщина на такое согласится? Никакая, разумеется… Бабы, в условиях равноправия полов, на свою биологическую обязанность поддерживать существование популяции забивают сразу. Потому социумы, первыми достигающие наивысшего уровня жизни и допустившие эмансипацию, вымирают также первыми… Хоть первый Рим, хоть «третий Рим»… Хоть Европа, хоть Россия… По миллиону в год население убывает? Не смотря на трудовую миграцию? Вот и я про то… Выход-то есть всегда, просто у вас, пока ещё, до черта тех, кому он поперек горла… Да, конечно, ещё одна «закрывающая технология коммунизма». — Всё придумано до нас! Раз интересно, набирайте в поиске «профессор Анатолий Иванович Лопырин». Мужик, ещё до Второй Мировой войны (!), доказал возможность вызывания суперовуляции у овец введением гонадотропного гормона, разработал методы гормональной стимуляции многоплодия. Выявил механизм нейрогуморальной регуляции репродуктивного процесса самок. Создал технику глубокого замораживания спермы, пересадку зародышей и их приживляемость, в процессе отдаленной гибридизации и скрещивания. Говоря простым языком, за полвека до овечки Долли, в 40-х годах ХХ века, у Лопырина, козы рожали овец, а коровы лошадей… Чуть позже, в 50-х годах, на базе у Сухумского питомника, свиньи, уже секретно рожали обезьян. Понимаете? Предки готовились к тотальной ядерной войне без дураков, не одни патроны и консервы запасали, но и возможность почти мгновенно восстановить популяцию населения, домашнего скота и разных сельскохозяйственных культур. Именно в таком порядке. Через запятую! Годовалая свинья может выносить, за раз, 6–8 человеческих эмбрионов нормального веса. Не теряя ценности, ни как инкубатор, ни как мясной скот. Можно реализовать процесс в пробирке, но природный носитель лучше. Догадываетесь, что это значит? Вот! У вас сотни миллионов (!) баб, по всему миру, ежедневно глотают противозачаточные пилюли, потому что не хотят рожать. Привыкли трахаться и не рожать. Не один ли тогда хрен, простите, с отстраненной точки зрения, кто будет рожать? Мне кажется, что здоровая и безропотная скотина (корова, свинья), в качестве маточного репликатора, предпочтительнее наглой и больной дуры. — Проблема низкой рождаемости, при здоровом техническом подходе, совершенно не является таковой. Женщины могут не рожать вообще! Независимо от эгоизма слабого пола… Красивые женщины, любых рас и убеждений, во все времена, не хотят портить свою фигуру… Да, насилием или пропагандой это можно сломать. Но, при коммунизме, никто и никого не принуждает… Поэтому, каждую пятилетку, население нового СССР удваивается. Экспансия, ага… Демографическая… На Юпитер, на Марс, в Пояс Астероидов! А кто цацкался с феминистками, думая, что борется с перенаселением или «за права», тот всё прощелкал клювом. На Земле свет клином не сошелся, а космос – бесконечен! И никаких суррогатных матерей. «Кто хочет – ищет средство, кто не хочет…» Не смешите, давно доказано, что, в конкурентном обществе, физическое бессмертие рушит саму его основу – систему преемственности власти и порядок наследования капиталов… Если богатый дядюшка сам не умрет никогда, то зачем жить? Это я к тому, что попытки заимствования даже передовых технических достижений, в рамках отжившей формации, обречены на неудачу. Будущее их взрывает, как капля никотина – хомячка… — Би-пи-бип! Би-пи-бип! — сигнал готовности? Вот время летит… А вроде рановато. Что они придумали? — Одну минуту, у меня сеанс связи, — экскурсант деликатно отходит в сторонку, словно может услышать. — Мои скоро будут, просят корову шугануть, что б она случайно не полезла к порталу, — точно сюрприз намечается. Вот жулики… Гостя тоже на меня бросили и смылись, — Зорька, брысь, тебе говорю! Баловница! — Посмотреть? Конечно, можно. Не-а… Нет там ни радиации, ни выбросов полей. Мироздание устроено довольно просто. Сколько их ждать? Ну-у… Запаздывание радиоволн сегодня примерно полчаса. Пока туда, пока обратно… Если не торопитесь – можем вот здесь пристроиться. И достаточно далеко. Всё случится над серым холмиком «посадочного пятака» Смотрите! Вот, на мгновение в воздухе повис серебристый высверк. — Так… Настройка! Контрольный запуск! Видели? — Визуально, граница портала – категория односторонняя. С тыльной стороны она не видна и приборами не регистрируется, а с «лицевой» – выглядит как лоскут бесконечно тонкой блестящей пленки. Если переброс по временному вектору – черной, если пространственному – зеркальной. Локально – зона сверхпроводимости. Это уже отличие от обычной ударной волны сжатия. Та одинаково серебрится с обеих сторон и проводит ток как обыкновенный металлический проводник. Впрочем, это уже зависит от энергетики. В эпицентре взрыва под водой пленка ударной волны, на скоростной киносьемке, сияет отраженном свете, как серебряный шар. Зато и ударная волна времени, и ударная волна сжатия одинаково «неравнодушны» к гладким поверхностям – при контакте – ориентируются к ним строго перпендикулярно. Ударная волна сжатия – бежит вдоль, ударная волна времен – пропускает массу «сквозь себя» и визуально выглядит неподвижной. Движется само время… — Главная проблема точность. В 70-х годах ХХ века перед конструкторами встала задача мягкой посадки на Марс. И, неожиданно оказалось, что традиционная астрономия знает координаты Марса с точностью до плюс-минус 700 километров. А для того, что бы мягко сесть надо «положить» спускаемый аппарат в «коридор входа». То есть, рассчитать точку погружения в атмосферу, с ошибкой плюс-минус километр. На три порядка точнее. Тогда произошла тихая революция в астрономии, радикально возросло качество небесной навигации. Для удовлетворительного совмещения поверхностей порталов с «зонами контакта», искусственными или же естественными гравитационными аномалиями, требуется точность наведения плюс-минус один метр. Хотя время запаздывания сигналов синхронизации процесса – десятки минут. Добавлю ещё, до кучи, что точность дозирования энергетического импульса – плюс-минус один килоджоуль. Где-то – энергия автоматной пули. — Отчего так мало? Ну-у-у… Азы небесной механики. Орбитальная скорость Земли вокруг Солнца – около 30 км/с, орбитальная скорость Марса – около 24 км/с. Если хотите попасть с Земли на Марс – будьте добры, обеспечить эту разницу. То, что Солнечная система мчит вокруг центра галактики со скоростью 217 км/с, а сама галактика мчит в пространстве со скоростью порядка 1000 км/с, тоже не забудьте. Всего ничего… Честно! Прошу учесть, что световой скорости недостаточно даже для путешествий в пределах ближайших звезд. А здесь – прямой пробой пространства. Время движения из точки А в точку В – нулевое. Объект не разгоняется и не тормозится, он перемещается при постоянном ускорении, задаваемом условиями среды. — Проще всего обеспечить канал переброски – «Земля-Луна». Цена – несколько десятков мегаджоулей на килограмм переносимой массы. Понимаете? Энергетическая цена мгновенной транспортировки любого груза пространственным порталом на порядки дешевле разгона ракетным ускорителем. Там, как известно, даже выход на орбиту Земли стоит на вес золота. Не надо преодолевать многочисленные гравитационные колодцы. — Я же вам объяснял. Космическая программа постиндустриального сообщества – без космодромов, без гигантских ракет-носителей, без огненных стартов. Ха… Там долго надеялись, что это всё – мистификация… Пока, для сомневающихся в советской космической программе, на ночной стороне Луны не высветили знак «Серп и Молот». Просто и наглядно. Ночью сами увидите… Хоть намекнуть? Вы сами, в некотором роде, ракетчик? — Знаете, что такое адиабата Гюгонио? Очень хороший пример, когда весьма далекие по сути процессы описываются сходными уравнениями и графиками. Можно, по аналогии, понять работу пространственного портала. Или временного портала, если установлен контакт с параллельным пространством. Давление и температура фронта ударной волны могут быть практически любыми и ограничены только её энергией. Зато плотность среды, во фронте ударной волны, растет медленнее. Иначе, чем при обычном, изоэнтропическом, процессе. Например, в обычном воздухе, отношение плотности плазмы фронта к плотности невозмущенного газа имеет вертикальную асимптоту и не превышает шести единиц. То есть, ударной волной сжатия нельзя уплотнить воздух более, чем в шесть раз, хотя, и давление, и температура во фронте достигают космических величин. Это, на первый взгляд, выглядит парадоксом, но, тем не менее – строго установленный факт. Предел сжатия определяется термодинамическими характеристиками среды распространения волны и более – ничем. В обратимом адиабатическом процессе неограниченному росту давления соответствует неограниченный рост плотности. А в ударной волне, согласно адиабате Гюгонио, неограниченно возрастает температура плазмы. — Во фронте ударной волны времени аналогичной вертикальной асимптотой является ускорение в зоне (как иначе назвать эту псевдо поверхность?) раздела совмещенных пространств. Точно так же, как привычная (кому, мне?) ударная волна, это образование анизотропное, ориентированное по двум из четырех векторов пространства. Точно так же амплитуда «броска», по шкале времени и расстояния, может достигать астрономических величин. Броском удобно управлять, ориентируя вектор в пространстве и ограничивая его «глубину» (ну нет более удачного термина) энергией электрического импульса, закачиваемой в портал. Очень универсальная штука – электричество. Обычные ударные волны им тоже разгоняют. Энергию от нескольких порталов, простой (это теперь, а сначала намучились) интерференцией можно свести в один, что снимает все ограничения на аппаратное оформление процесса. Достаточно обеспечить синхронизацию и хоть примерно совместить векторы. А дальше, по принципу Гюйгенса, точечные источники выдают суммарный импульс – и привет. Самофокусировка точек убытия и прибытия происходит на границе свободного пространства и самой ближайшей гравитационной аномалии. Как правило, это вершина скалы, одинокий островок или же, как у нас – свободно висящая в воздухе каменная глыба. Избыток или недостаток энергии выражается в остаточной скорости объекта переноса на выходе из портала. Грубо говоря, в силе пинка, которым родное пространство провожает путешественника. Полвека назад, Эйнштейн, от такого попрания основ Теории Относительности, небось, в гробу, как ротор, крутился. А вот нечего подменять законы природы теоретическими выдумками! С 2011 года, хе, надежно установлено, что скорость света не является пределом быстроты движения материи… — Типичный макроквантовый эффект… Ещё, например, известен фокус сохранения мгновенной (!) связи между родившимися в одном месте парами частиц (мюонов или электронов). Даже разлетевшись в разные концы Вселенной они чутко реагируют на случившееся с другой половинкой. Вся суть квантовой механики – в преодолении барьеров невозможного. Электрон, как материальная частица, попадает в энергетическую яму и свободно покидает её, превратившись в электромагнитную волну (туннельный эффект). Световая волна, падая на металл, превращается в частицу – фотон, которая передает свой импульс электрону, выбивая его из металла (фотоэффект). Весь мир физических явлений, на микроуровне, полон подобных превращений… Всё проверяется по правилу Артура Кларка. «Когда пожилой авторитетный ученый говорит, что какое-то явление возможно – он, скорее всего, прав. Когда он же заявляет, что оно невозможно, то, скорее всего, ошибается» — А что прогресс? Вы сравните скорость прогресса в период с 1811 по 1861 год, или с 1861 по 1911 годы, или с 1911 по 1961 год. Наука и техника или опережала прогнозы, или шла с ними ноздря в ноздрю. А теперь вспомните, что принципиально нового появилось в период с 1961 по 2011 годы? Грустно, да? А вот нас снова пришпорили. Думали над причиной? Любую иерархию тянет к стабильности. Новаторство – стихия одиночек. Намекаю. В «Аэлите», у инженера Лося, самодельный космический корабль стоял на заднем дворе. Так наши предки представляли себе будущую жизнь при Советской власти. Слегка ошиблись, на сотню лет… Простим? — Человечество, всегда, в прыжке над пропастью. Кто-то долетит и уцепится, кто-то – покатится назад… Оп-па! Прибыли, гаврики! С подарочком. Нет, это не инопланетный стальной жук, это они корпус вездехода на Марс таскали. Не шучу, видите, как пылью надраило? Там как раз сезон бурь. Рационализаторы… Лень у себя дома пескоструйку соорудить? Что за праздник? Разве вы ещё не догадались? Сегодня – 12 апреля. День Советской Космонавтики. Всю жизнь его праздную… Не забывайте, что национальный костюм советского человека – это космический скафандр. Юра нас всех позвал в космос! Вот и идем… Дальше – только звезды! 26 февраля 2012 годаАлександр Лазаревич, Россия, XXI век от Р. Х.
Публикуется вне конкурса.Что-то кольнуло под сердцем. Андрей сунул руку во внутренний карман пиджака, купленного специально к сегодняшней встрече, и тотчас нащупал острое жальце «паркера». Извечный грех пишущего журналиста – после беседы машинально прихватить чужое стило. Вообще-то перьевая ручка блоггеру без надобности, если только у тебя не первый блог-контент в стране, а так Андрею с утра уже пришлось подписать полтора десятка справок, опросных бланков и листов инструктажа. Но вся эта маета не шла ни в какое сравнение с тем, что ожидало его послезавтра. И не только его – всю страну, цивилизацию, планету, наконец! Он сошел с крыльца мимо облаченных в парадные шинели часовых с лицами сфинксов, бегом миновал бюро пропусков, свернул за угол и лишь тогда в изнеможении прислонился к кирпичной стене, щедро облитой хмельным апрельским солнцем. То, что Андрей услышал в этом доме с высокими окнами и медленными дверями, было невероятным. Впрочем, ему нередко приходилось писать о различных невероятных вещах, иногда и дважды на дню. Но сейчас Андрей был под подпиской на сорок восемь часов о неразглашении такой инфы, какой не разместил бы у себя даже в День Дурака. В голове все еще звучал тихий, размеренный голос президента – тот смотрел на блоггера с интересом, и улыбка у него приятная и располагающая, как и положено лидеру нации. Ему изредка, контрапунктом вторил премьер – рубил фразу резко, хриплым каркающим тоном старого служаки: — Девятилетняя история контактов… преодолели лингвистические барьеры… наши ученые называют это «ксеносовместимостью»… интересы Содружества и великой России требовали известной секретности в отношениях с этими… удалось сохранить втайне от наших гео… ммм… космополитических партнеров. — Итоги этих контактов для будущего сотрудничества двух цивилизаций более чем плодотворны, Андрей Петрович. Президент буквально излучал доброжелательность и готовность к диалогу. Каждая фраза цельная, круглая и оттого – обтекаемая. Как гладкая ледышка в руке. — Цивилизация Шолто, представляющая собой наиболее умеренную с нашей точки зрения на галактическую политику и ксенофобию ветвь Альянса Крулл, изъявляет желание заключить союз с Россией. Как наиболее приемлемым для нее государством планеты Земля, — торжественно, но мягко заметил президент. И видя, как физиономия Андрея начинает вытягиваться в эллипс, с чувством добавил: — В подтверждение своих позитивных намерений и в качестве жеста доброй воли цивилизация Шолто даже готова в перспективе войти в состав Свободного Содружества Суверенных Республик. Именно в этот миг Андрей почувствовал, что окончательно утрачивает всякую власть над собственным лицом. — Разумеется, будет объявлен референдум, — подытожил президент, по-своему истолковав мимику собеседника. И вдруг быстро, заговорщицки подмигнул. Мол, мы-то с вами все понимаем, Андрей Петрович, на одной теперь скамеечке нам ножками болтать. — Итак, что скажете? Ровно полминуты Андрей еще думал, что это какой-то дурацкий розыгрыш. Затем, спохватившись, перевел взгляд на высоких собеседников – и почти поверил. Нужно было только немного времени, чтобы переварить эту новость подобно желудку, набитому под завязку пищей для размышлений. Так что демонстрация объемного изображения представителя инопланетной расы на огромном трехмерном проекционе стала лишь последним кирпичом, пусть и исполинским, в стеклянную витрину прежней картины мира Андрея. Но поначалу, только глянув на экран, он едва не расхохотался. Именно такими обыватель и представляет себе инопланетян. Серая кожа, огромная голова, глаза размером с блюдце и ветвистые пальцы в постоянном движении. Сами движения плавные, малоразличимые, словно тело каждым своим фрагментом неуловимо перетекает из одного состояния в другое. Точь-в-точь мобильный, блуждающий флэш-аватар – недавняя мода гражданского сетевого Сообщества, наводившая ужас на глобальные антивирусные компании. И не абы чей – не к ночи будь помянутого Серого К, завсегдатая его блога, беспринципнейшей твари и гоблиннейшего тролля, каких Сеть прежде не видывала! Этот Серый уже второй год неизменно цеплялся за каждый второй пост Андрея, всякий раз выдвигая в пользу своего мнения чудовищные доводы и абсолютно идиотские аргументы. Андрей диву давался, что в мире, оказывается, еще существуют люди с настолько стертой моралью и так изощренно травмированной психологией. Когда обсуждали двигатель Алькубьерре и его значение для будущего российской космонавтики, Серый обозвал Андрея «прокремлевским промечтателем», а строительство климатических куполов, заточенных уже под Фобос, гневно заклеймил как насильственную гуманизацию ближнего Космоса. Но удивительное дело: стоило Серому К пропасть из его блога на недельку-другую, и Андрей уже чувствовал себя неуютно, расхолаживаясь в отсутствии вечного оппонента и едва ли не скучая по выпуклым глазищам и мосластым пальцам зловредного тролля. Да чего уж там – даже по его извечной язвительной присказке «с точки зрения банальной эрудиции». Поистине от ненависти до любви – две недели оффлайна! Между тем пауза затянулась, нужно было срочно высказать хоть что-то конструктивное. — Назва… — Андрей поперхнулся, закашлялся, прочищая горло. — Слишком неудачное название для уха наших… сограждан. Он не любил это официальное слово, но его часто употреблял президент в обращениях к титульной нации Содружества. В предпоследний раз это было извещение о начале в России работ над космическими А-двигателями нового поколения, правда, «сограждане» там были упомянуты как-то всуе, словно заявка на будущее. Зато на встрече с представителями Партии пенсионеров и людей с ограниченными физическими возможностями – в блоге Андрея «пенсы» и «огры» – президент в ипостаси Народного Патрона Содружества был прекрасен и убедителен. Премьер поморщился, но Андрей уже закусил удила. — Шолто – все равно что «пошёл ты!». Через полчаса после вашего обращения к нации каждый мальчишка…ммм… согражданин будет их так обзывать, — упрямо сказал он. — Они могут назваться как-нибудь иначе? Хотя бы в пределах Содружества? Оба руководителя переглянулись. — Разумно, — кивнул президент. — Полагаю, мы сможем убедить их называться, к примеру… круллами. Возражений у Сети нет? Кто-то, видимо, премьер издал странный, почти металлический звук, будто насмешливо фыркнул в медную трубу. А глаза президента смеялись, хотя губы оставались плотно сжаты. — Ну, вот и прекрасно. Вас что-то еще беспокоит, Андрей Петрович? — Угу. А причем здесь я? И все мы, согра… земляне? Этим круллам что – некуда притулиться во Вселенной? С экрана раздалось хриплое, свистящее покашливание. Андрей обернулся и замер: — Это что – не запись? — Видеоконференция, — сухо кивнул президент. — Вы ведь не столь наивны, Андрей Петрович, полагая свой визит сюда случайным? Наши будущие партнеры и союзники живо интересуются земными реалиями. И российскими в частности, не говоря уже об остальных членах Содружества. — Угу. Уже триста лет как живо интересуются, — буркнул из своего кресла премьер. — Все наблюдения этого феномена – ничто иное как случайно засветившиеся исследователи и аналитики круллов. И теперь, в преддверии подписания соглашения они пожелали встретиться с некоторыми россиянами по их собственным критериям отбора. Президент вновь мягко улыбнулся. — Должен сказать, их выбор нас, руководство страны, немало озадачил. Среди этих кандидатур был Человек, разрабатывающий новую модель пуговиц, Человек, способный задерживать дыхание других людей, Человек, написавший какую-то книгу, которую еще никто не прочел, и даже Человек, который лжет не менее десяти раз на дню. Из премьерского кресла послышался сдавленный смешок. Президент, нимало не смутившись, тут же продемонстрировал коллеге озорной кукиш. А неплохие, в сущности, ребята, подумал Андрей, в то время как президент задумчиво подводил итог, с интересом глядя на гостя: — Последним из россиян наши партнеры… эээ… круллы пожелали видеть вас, Андрей Петрович. — Меня-а? Вот это номер! — Именно, — подтвердил его высокий собеседник. — Ведь именно вы – тот Человек, у которого… Он почему-то замялся, впервые за все время их странной беседы. — У которого – что? — удивленно переспросил Андрей. — У которого есть Тревожный Чемоданчик, — неожиданно произнес за президента все тот же металлический свистящий голос. — Стыдись, старик! Неужели ты меня не узнаешь? И это, с точки зрения банальной эрудиции, значит, что мне осталось жить всего лишь сто коротких земных лет? С экрана на Андрея пристально, немигающе глядели выпуклые органические линзы Серого К. Не аватарки, не мобильной трехмерной флэш-модельки, а совершенно реального инопланетянина. Серая кожа, огромная башка и глаза размером с блюдце. Ну, вылитый он. Серый. Грейс. Это была их старинная фамильная реликвия. Не брошь, не диадема и даже не кавалерийская шашка с запекшейся кровью абрека на клинке. Всего лишь маленький, изрядно потертый от времени фанерный чемоданчик, всегда полностью снаряженный согласно перечню вещей на внутренней стороне крышки, неизменному и пятьдесят, и сто лет назад. Отец, дед, и прадед Андрея были кадровыми офицерами. А их жены, привыкшие мотаться по гарнизонам и жить в постоянном ожидании звонка, следили, чтобы в личном чемоданчике поднятого с постели по тревоге мужа было все необходимое: смена белья, носки, свежая рубашка, мыло, сигареты, зубная щетка с порошком, а впоследствии пастой. Когда по Москве прокатилась последняя волна терактов, дьявольским салютом им вослед громыхнул газовый баллон в девятиэтажке, где одиноко доживал свой век отец. Тогда, сразу после похорон Андрей дал себе слово вновь собрать пустующий с недавних пор тревожный чемоданчик. Там он решил хранить самое дорогое – документы, деньги, ценности, флэш-диски, и еще кучу других незаменимых на первое время вещей, если вдруг понадобится срочно выпрыгивать из окна третьего этажа его квартиры, объятой пламенем или складывающейся под тяжестью внезапно оживших верхних этажей. Но он никак не мог решить, без чего сможет жить дальше, что сумеет восстановить, а что потребно ему как воздух всегда, каждый день, каждую минуту. Три дня он задумчиво бродил по аномально морозной в ту зиму, остекленевшей Москве, а потом, вернувшись домой, вошел в Сеть и как был – в теплых собачьих унтах, замотанном на шее шарфе, с чашкой остывшего кофе в руке – создал свой блог. Блог, открытый для всех, без фильтров, капчей и подзамочных записей. Отныне это был его дом, его новое и главное место жизни. Андрей назвал его «Тревожный чемоданчик» и в порыве совсем не свойственной ему сентиментальности зачем-то приписал не то эпиграф из старинной, но любимой группы, не то эпитафию тогдашнему себе: «Это всё, что останется после меня». И поместил свое фото. Как на кладбищенском обелиске. Очень скоро блог стал уже не только его личным достоянием. Посетители, френды и завсегдатаи приходили сюда как домой, и у многих аватарок в руках появились чашки кофе, кружки пива, стаканы виски и менее благородных самогонов. Это было хорошо, это было правильным. Но Андрей ежедневно прикладывал немалые усилия, чтобы у «Тревожного чемоданчика» всегда оставался один-единственный хозяин. Чтобы было с чем выпрыгнуть из горящего дома в случае чего. — Серый?? — Вы же называете нас «Грейс». В металлическом, почти лишенном эмоций голосе Первого Тролля на «Чемоданчике» не было и нотки сарказма. В отличие от его постов, которые порой буквально сочились ядом. — А «К» – это… — Ты же и сам прекрасно знаешь, — довольно скрипнул крулл. — Будь на ее месте «Ш», и уже через полчаса после моего первого поста каждый второй сообщник посылал бы меня в привычном вам, землянам, направлении. Мы-то, Шолто, в отличие от вас полиморфны по целому ряду параметров. И Андрей вновь услышал тот характерный стальной смешок, что и прежде. — Зачем все это? Кто мы вам? Кормовая база? — вздохнул он, глядя в такие знакомые глаза, еще вчера вызывавшие в нем столь странную смесь презрения и сочувствия. — У нас был выбор. Не скрою, я предлагал Совету Альянса ваших соседей, китайцев, — ответил крулл. — США, впрочем, мы исключили сразу. — Вот как? — Как бы понравилось россиянам, если бы мы изловили их космопилота, довели его до смерти жестокими экспериментами, разрушающими тело и психику, а потом засняли на визуальный носитель процедуру его вскрытия, во всех отвратительных подробностях? После чего долгие годы демонстрировали бы ее для забавы жителям своей планеты, периодически разбавляя репортаж рекламой своей косметики и интимной мануфактуры? — Ага, так значит, Розуэлл все-таки был! — радостно воскликнул Андрей. — Он и сейчас есть, — ответил инопланетянин, демонстрируя великолепное хладнокровие. — Но нас там нет. — А как там сейчас? — невинным тоном поинтересовался Андрей. — Согласно вашему фольклору, там теперь хорошо. Серый, зараза, в своем репертуаре. Ну и язва! — Вот уж не думал, что ты… вы такие чувствительные, — покачал головой Андрей. Он покосился на президента – тот смотрел на блоггера с безмятежным видом, словно терпеливо ожидал окончания малоприятной, но неизбежной процедуры. — Не в той мере, как следовало бы. В этом наша главная проблема, — ответил Серый. — Забыл сказать, что девять фраз тому назад мы перешли на телепатическое общение. В этом помещении есть соответствующий излучатель мыслеэнергии, и твои руководители нас сейчас не слышат. Точнее, слышат, но не понимают. — Угу, — кивнул Андрей, мысленно готовясь к новым сюрпризам. — А что же Китай? — Им не нужен никто кроме них самих, китайцы самодостаточны как звезды, — сказал крулл. — Но один престарелый китаец Ли Ляньцзэ по прозвищу Реактивный[4] однажды сказал мне: в буддизме нет понятия хорошего и плохого, все пребывает в вечном движении. Поэтому я не берусь судить, кто возьмет верх в схватке Микки Мауса и Дракона, но обоих в моей душе давно победил русский по имени Корчагин. Он герой Книги всей моей жизни. Отдать здоровье и саму жизнь за свою страну – для меня нет судьбы превыше. Мы, китайцы, тоже способны на такое, но это у нас в крови, воспитано десятками и сотнями поколений. Русские же могут отдать жизнь за идею, иногда даже чужую, если она кажется им даже не верной, нет – справедливой. А будущее – за справедливостью. И теми, кто знает, как закалить самую неблагородную сталь. Это сказал мне китаец Ляньцзэ, и потому мы говорим сейчас о будущем с тобой. — Гм… Полагаю, все же по части сталеварения и иных технологий вы дадите нам не сто – миллион очков вперед, — пробормотал Андрей. — Грядут перемены, — ответил крулл. — Ляньцзэ был прав, все в вечном движении. Но Таких Перемен ваша Галактика еще не знала. И наша тоже. — Ты всерьез полагаешь, что мы способны вам чем-то помочь? — Через два дня вы будете отмечать столетие своего старта в освоении Ближнего Космоса. Сегодня вы уже на Марсе, а ближайшие ваши устремления – его спутники. Но стоит вам выйти за Пояс астероидов, и могут возникнуть такие дипломатические осложнения, каких на Земле и представить не могут. Вы – как земная пчела, что кусает в ногу солдата, притаившегося у границы и ненароком наступившего на цветок, с которого она собирала нектар. — Границы? — в недоумении проговорил Андрей. — О каком солдате ты говоришь? — Граница – наша общая. А о солдате вам, землянам, лучше пока не знать. — Это – опасность? — тихо произнес Андрей. — Прогнозируемая, — ответил крулл. — Возможная. Ожидаемая. Требующая ответных действий. Андрей почувствовал, как волосы шевельнулись на макушке. А потом далекий, хрипловатый и усталый голос тихо произнес где-то глубоко внутри него: — Нервно нахлобучивая каски… сигареты докурить спеша… замерли под Бялою Подляской… немцы на исходных рубежах… Острая иголочка воспоминания ожила и пронзила голову так, что перед глазами Андрея на мгновение все помутилось. Это был кусочек стихов неизвестного автора, найденный Андреем в детстве на дне «тревожного» чемоданчика. Эти слова он впервые прочел в пять лет, едва отец научил его по кубикам читать, и с тех пор они – смутные, непонятные, но тревожащие, будоражащие воображение навсегда остались в его памяти. — Большего ты не скажешь? — Боюсь, такую ношу вы можете не выдержать. Она пока что не по вам. Наверное, это была стопроцентная иллюзия, но Андрей готов был поклясться, что слышит в голосе Серого сочувствие. Он твердо взглянул в огромные, лупатые глаза крулла: — Кто мы вам? Кто я тебе, Серый? На сей раз крулл молчал долго. Минуту, четверть часа, час… Но Андрей готов был ждать ответа хоть целую вечность. — Вы – наша надежда, — ровным, как всегда бесстрастным голосом наконец произнес крулл. — Наш «тревожный» чемоданчик, как это называешь ты. То, что остается после того, как во вселенском огне сгорает все остальное. — Кажется, я понимаю, — прошептал Андрей. — Но почему… почему мне сейчас не страшно? — Вы – храброе сердце, — просто ответил инопланетянин. — Мы – стальное тело. Вы умеете закалить сталь, мы – извлечь затраченный на нее огонь. А пустить его в дело нам придется учиться вместе. — Судя по твоим постам в «Чемоданчике», учеба будет не из легких. Андрею показалось, что крулл впервые не нашелся с ответом. — Если знаешь одного крулла, возможно, ты знаешь и многих других, — проскрипел он. И в следующий миг исчез с экрана, словно и не было. Лишь его голос, лишенный эмоций, но исполненный чистой, незамутненной энергии, холодной как свечение звезд, все еще звучал в голове землянина: — Но чем больше ты будешь узнавать круллов, с тем большим удивлением будешь всматриваться в себя. Как ваш нравственный закон – в наше звездное небо Что-то вновь тихо и вкрадчиво кольнуло под сердцем. Становлюсь сентиментальным, усмехнулся он. Вынул из кармана планшет – с «умолчательной» странички на него уже вновь лупоглазо таращилась знакомая аватарка, приветственно растопырив ветвистые пальцы. Андрей подмигнул круллу, ввел админовский пароль и набрал первый за сегодня пост в блоге: НАРОД! ПО ВСЕМУ ВИДАТЬ, ГРЯДЕТ ЭПОХА БА-А-АЛЬШИХ ПЕРЕМЕН. МОЖЕТЕ МНЕ ПОВЕРИТЬ, ТАКОГО У НАС ЕЩЕ НЕ БЫЛО. МНЕ ВОТ ЛИЧНО КАЖЕТСЯ – ДАВНО ПОРА. И ПОКА ЭТУ ВЕТКУ ЕЩЕ НЕ ЗАСРАЛИ ВСЯКИЕ СЕРЫЕ ЛИЧНОСТИ… Тут он с удовольствием поставил древний смайлик, - зная, что его тут же проклянет скорая на расправу толпа ревнителей чистоты сетевого стиля общения. СПРОШУ: ЧЕГО ВЫ САМИ ЖДЁТЕ ОТ БУДУЩЕГО? ЧТО ВОЗЬМЕТЕ С СОБОЙ В ВАШИХ «ТРЕВОЖНЫХ» ЧЕМОДАНЧИКАХ? После чего открыл гостевой аккаунт, зашел в блог под своим постоянным ником «Согражданин» и в графе «ОТВЕТЫ» первым набрал: «Себя». Потом сменил входной пароль, настроил на него «умолчательную» страницу, скопировал короткое слово и захлопнул планшет. В сердце кололо теперь часто и требовательно, словно кто-то чужой и опасный настойчиво пытался до него достучаться. На ближайшем перекрестке Андрей сунул планшет в руку первому встречному – пареньку в футболке с эмблемой новомодного электростиля «милитари-джаз», шепнул на ухо: — Пароль «Шолто», на рабочке тэ-экс-тэ-файл. Затем на прощание хлопнул по плечу ошеломленного тинэйджера и с легким сердцем зашагал по проспекту Космонавтов. Шут с ним, с блогом… Скоро у него будет немало других, гораздо более интересных дел. А, значит, пора собирать «тревожный» чемоданчик. Андрей резко свернул в солнечный переулок и почти бегом нырнул в двери полуподвального магазинчика. Начать можно с новой зубной щетки, одной из полусотни на во-он той красочной витрине. И это будет его первый выбор из бесконечной череды тех обязательных и разнокалиберных решений, которые, Андрей знал, ему еще только предстоят.
Антропный принцип состоит в том, что Человек наблюдает Вселенную такой, какая она есть. Если бы Вселенная была другой, то Человека не было бы, и он не мог бы ее наблюдать.Околоземная станция «Снежинка» Скоро исполнится 100 лет с того самого исторического Дня, когда Юрий Гагарин впервые поднялся на околоземную орбиту. За это время в космосе побывало множество людей, а еще больше людей все еще только мечтают об этом. Им, тем, кто живут в СССР с мечтой о космосе, будет адресован мой репортаж. Именно для этого я, Михаил Поречкин, корреспондент газеты «Пионерская правда», поднялся на орбиту, преодолев земное притяжение. Не я, конечно, космический корабль поднял меня, но, тем не менее, чувство гордости распирает мою грудь и растягивает уголки губ в улыбку. Да, ладно, если потом в моем репортаже я обнаружу лишние слова – вытру их и все дела! Вселенная вокруг меня. Облака звездной пыли укрывают Млечный путь и растворяются в волнах ослепительного солнечного света. Мириады звезд кружат перед глазами, заставляя мое сердце сжиматься от невысказанной радости и невыразимой грусти. Внезапно мое тело мчится вниз с оглушительной скоростью, сердце подскакивает так высоко, что, кажется, я теряю связь с ним… Радужные всполохи сопровождают это падение даже после того, как я крепко закрываю глаза. — Уважаемые пассажиры, космический лайнер «Королев» вошел в зону невесомости. Просьба проверить крепления и пристегнуть страховочные сетки. Кнопка вызова помощи расположена на подлокотнике справа. Невесомость! Я много раз пытался представить себе каково это… — … и через двадцать минут по земному времени вас встретит гостеприимная орбитальная станция «Снежинка» на высоте около полутысячи километров над уровнем моря. Температура атмосферы станции – плюс девятнадцать градусов Цельсия. Температура за бортом – плюс тысяча триста… Вот бы Тоня увидела меня сейчас! Тоня… Мы учились в одном институте, брали участие в ралли через Северный полюс, поднимались на Эльбрус. Тоня работает на станции «Снежинка» вот уже более полугода, и за это время мы виделись только однажды. Тогда мы немного … не сошлись во взглядах на роль женщины в космосе, и с тех пор наша ежедневная переписка в сети зачастую ограничивается «пкд» – привет, как дела, а в ответ «вх»- все хорошо. Мы на теневой стороне Земли, и сейчас видно как кометы расчерчивают вселенную азбукой Морзе. А вот и станция! Сверкающая в белоснежном инее прекрасная мечта – она действительно похожа на снежинку. Я видел множество фотографий, но, на самом деле, ее гармоничная симметрия и нежная красота отступают на второй план, когда осознаешь, что каждый из шести ее лучей оказывается вблизи размером с эйфелеву башню. Громадина! — Уважаемые товарищи пассажиры, до окончания шлюзования просьба со своих мест не вставать и шлемофоны не снимать. В терминале «А» вы можете сменить свои дорожные скафандры на легкие комбинезоны. Запрещено пользоваться скафандрами, а также земной одеждой и обувью в гостевой зоне. Просим соблюдать технику безопасности. Счастливой орбиты! Мы «паркуемся» у одного из этих лучей и проходим через шлюзы в просторные помещения терминала «А». Всем следует пройти очистку от земных вирусов и бактерий, и я немного нервничаю: вдруг после «очищения» на Земле уже подхватил какой-нибудь вирус. Но когда я почти уже жалею о том, что съел пирожок с картошкой в земном порту, автомат таможни выдает мне «легкий комбинезон» и пропуск в гостиничный номер. А уже на выходе из терминала, я с волнением нахожу в толпе встречающих милое лицо в веснушках, теряюсь перед чистотой строгих голубых глаз, путаю «добрый день» и «вечер» – в общем, веду себя как обычно в обществе Тони. — Мишка, мы сейчас в гостиницу, а потом сразу же к бионикам, я одолжу тебе КП. Пообедаем и… экскурсия по станции, идет? Знакомство — Знакомься, Миша – это Юга. Юга – это Поречкин, корреспондент из Москвы и мой друг. Станция биоников, куда мы с Тоней добрались лифтом из гостиницы за пару минут, выглядит как обычная земная биолаборатория: небольшой кабинет с белыми стенами и хромированной мебелью, а через прозрачную кристаллическую перегородку видны зеленые ряды растений и вольеры с животными. — Привет, — Юга протягивает мне руку, а я… я пытаюсь ответить ему тем же, но предполагаемое энергичное рукопожатие (как у настоящих мужчин!) заканчивается еще не начинаясь – моя рука неожиданно устремляется мимо, я пытаюсь удержаться на ногах и делаю скачок в сторону. — Ничего, ничего, не смущайтесь… Все время забываю, что здесь, на станции, притяжение минимальное – лишь бы не парить под потолком, и резкие движения противопоказаны, если не хотите выглядеть как я сейчас. — К этому тоже привыкаешь, — Юга смотрит на меня изучающе. Глаза прищурены, густые брови, волевой подбородок – в общем, ничего особенного, если бы не изрядная доля самоуверенности во взгляде. У меня возникает глухое раздражение из-за этого человека, которого моя… Тоня расхваливает прямо у меня же на глазах. — Знаешь, Миша, это Юга мне КП сделал! Сейчас покажу… — Тоня проскальзывает за дверь кабинета и вот уже ее рыжие локоны мелькают в кустах гигантских бобов и скрываются за дверью одного из вольеров. — Не теряйся, Речкин, все получится. — Юга пытается поддержать разговор в отсутствие Тони, но меня еще больше напрягает его тон и обращение на «ты», и он немедленно это подмечает, — вы на конференцию или только на празднование 100-летия? — Я приехал работать, — отвечаю вполне официально, и, хотя мне еще вчера не приходила эта мысль в голову, храбро заявляю, — возможно, надолго. — Вот и хорошо, тогда КП вам просто необходим, — усмехается Юга, — а вот и он. Дверь отворяется и в кабинет степенно входит черный пес ростом с теленка. Пока я пытаюсь подавить невольное восклицание, появляется Тоня и командует псу «Сидеть!», а мне «Присядь, Миша, и поговори с хорошей собачкой!». Пес дружелюбно кивает Югу, вежливо мне, солидно басит «Здравствуйте» и аккуратно садится на полу возле хозяина кабинета. Кажется, у меня вид не слишком уверенный, потому что пес довольно ехидно улыбается, скаля желтоватые клыки, затем фыркает и отворачивается. Положение спасает Тоня: — Трильби, представься, пожалуйста. — Кибер пес, сокращенно КП. Зовут Трильби. Автор – Юга, первая лаборатория бионики, орбитальная станция «Снежинка», СССР. Обладаю запасом памяти 120 макробайт. Знанию 64 языка и 15 наречий. Силен, вынослив, славлюсь добрым нравом. Предназначен для сопровождения людей на орбитальных станциях и в открытом космосе. — Корреспондент Поречкин, Михаил Денисович, — следует мой достойный ответ, — па-прибыл на станцию сегодня, надеюсь, мы подружимся. А-а-а… КП значит киберпес, — я начинаю приходить в себя, и профессиональные навыки берут свое, — почему Трильби? Огромный черный дог с белым воротничком и белыми манжетами дружелюбно вывешивает розовый язык. В черных глазах с поволокой, устремленных мимо меня в созвездие Гончих псов, прячется какая-то глубокая, но совершенно мне непонятная, мысль. — У древнего французского писателя Шарля Нодье есть роман «Трильби» о неком духе дома. Советую почитать, вам, как литератору, будет интересно. — Почему мне кажется, что пес произносит эту фразу назидательно и с легким оттенком иронии? — Трильби, есть работа! — Антонина выглядит милой и деловитой, как маленькая хозяйка, у которой гости на пороге, — Миша нуждается в помощи. Миша, не спорь! Проводи его на экскурсию, расскажи все, что попросит. Встретимся за ужином. Экскурсия Когда мы возвращаемся в гостиницу, не знаю как Трильби, а я уже свалился бы с ног, если бы не минимальное притяжение на станции. Мы обегали большинство местных достопримечательностей: Зал Советов – роскошный, белокристальный, с прозрачным потолком, через который видна Земля и звезды; побывали в центре «Снежинки», где расположился парк растений, вырабатывающих кислород для станции; пробежали мимо магазинов, ресторанов и кафе на главной кольцевой улице; даже добрались лифтом до библиотеки и компьютерного центра, и я отправил первый свой репортаж в редакцию на Землю… Мы ужинаем вместе с Тоней под звездами в уютном ресторанчике на крыше обзора и, пожалуй, за все время, прошедшее с нашей ссоры, нам, действительно, есть, что сказать друг другу. За день я успел познакомиться со многими обитателями станции, и сейчас со мной постоянно здороваются. Я отвечаю, задаю вопросы, говорю о важности моей работы. — Теперь я понимаю, Тоня, твою увлеченность проектом. Грандиозная идея! Освещение, притяжение, всякие премудрости – это ты все программируешь? — Ты говоришь как ребенок, Миша. Разве одному человеку это под силу? Здесь собран труд миллионов людей, а идея принадлежит руководителю института Космоса профессору Северцеву… кстати, мы ждем его на празднование юбилея… — Тоня не отличается отсутствием аппетита, а я, наполненный новыми впечатлениями по самую макушку, почти ничего не ем. — Тоня, давай-ка мы обсудим это завтра подробнее? Мне кажется, сейчас я сплю, а некая синеглазая колдунья навевает чары, и я вижу сказочный город, который сквозь пространство и время уносит нас в счастливое далеко… — Завтра я улетаю на лунную станцию. Мы запускаем кристалл новой «Снежинки»… — Тоня серьезна и очень-очень далека от меня. — И ты говоришь мне об этом только теперь? — Я совсем забыл, что Трильби разлегся у ног Тони и вздрогнул, когда, он осуждающе зарычал на меня. Но она какова! Я не видел ее столько времени, а она спокойно заявляет, что улетает от меня. — Ты летишь с Югом? — Кроме нас в списке еще двадцать человек. И это не увеселительная поездка – мы летим работать. — Я тоже прилетел работать, если ты не заметила. — Ты не знаешь, что такое дикий космос, корреспондент Поречкин. Ребята здороваются с тобой из вежливости, но ты не один из нас. Ты турист, Миша, — в ее глазах, кажется, отражается летнее небо и море как в тот день, когда я увидел ее впервые. Почему она не принимает меня всерьез? Неужели эти работяги, у которых на уме одни квазары и фуллерены, вызывают у нее больше уважения, чем я, московский корреспондент? — Ты думаешь – нет? В капсуле «Циолковский» есть еще одно свободное место … — Конечно, я лечу, — говорю я, неожиданно твердо. Станция Луна-3 Полет в капсуле отличается от полета на комфортабельном корабле как земля и небо. Во-первых, вас засовывают в некое подобие кокона и стреляют вами, как ядром из пушки. Во-вторых, вы в скафандре, окутанный со всех сторон амортизационной фиброй и дышите через трубочку, а вас в это время крутит и так и этак и вниз головой. (Хорошо, Трильби настоял, чтобы я принял пять таблеток аэрина.) В-третьих, вы ничего не видите, ничего не понимаете, и никто не собирается вам объяснять, что происходит, где вы находитесь, и когда это закончится. На лунную станцию я прибыл, сами понимаете, в каком состоянии. Но старался держаться! Юга летел вместе с экипажем, а потом вынимал Тоню из «кокона», а меня выпустил последним. Уверен, что это было сделано специально, но виду я не подал, не дождется! Мы с Трильби сразу же полетели осматривать станцию, и обратно нас загнал только голод. Трильби здорово летает в невесомости! Когда он попросил надеть на него ошейник и пристегнуть свободный конец поводка к своему поясу, я на несколько минут почувствовал умиление и готов был поверить псу на слово, что он будет вести себя хорошо и не сбежит даже без поводка, но оказалось, что поводок был нужен, скорее, для меня. Невесомость! Знаете, что будет с вами в открытом космосе, если вы взмахнете рукой, например, или попробуете сделать шаг? Скорее всего, вас оторвет от поверхности станции и понесет в любую, самую неожиданную сторону. Возможно, вам повезет, и вы будете некоторое время болтаться на малой орбите вокруг станции, ну, если не повезет… Главное, чтобы вас поймали до того как закончится кислород в баллонах. Трильби здоровается здесь чуть ли не с каждым и знакомит меня. Кроме того, он удивительно умело справляется с разными, такими сложными для меня, мелочами. Как пристегнуть поводок? Как пользоваться стартовым пистолетом? Вряд ли вы знаете, что главное в этом деле – навести взгляд на точку, в которую вам надо попасть, и «стукнуть себя лапой в грудь». — Трильби, а тот дух дома, ну, твой прообраз, был таким же умным и заботливым как ты? — Имя придумала Антонина, потому что Трильби звучит гораздо лучше, чем «КП третьей лаборатории бионики». Она сказала, если предположить, что есть духи домов, то дух космической станции должен быть именно таким, как я. Тоня замечательная, я бы сказал, что люблю ее, но мне не положено. До обеда мы обследовали строительную площадку – «скелет» будущей станции, который превратится в монокристалл. Когда всех просят удалиться с площадки на безопасное расстояние, мы заседаем в смотровой башне и стараемся не мешать ребятам и Тоне работать. Первое, что я вижу через экран обзора – это огромный металлический гриб, который осторожно устанавливает в центре площадки металлическая рука. Платформа вздрагивает, и… наша станция отчаливает, набирая скорость. Стройплощадка быстро удаляется, но вот ее пронзает синяя молния! Взметнувшийся столб дыма и пара на некоторое время скрывает ее с наших глаз. Площадка вертится в безвоздушном пространстве так быстро, что очертания конструкции сливаются в один шар. И этот гигантский шар окутан целой сетью молний и облаков, отливающих на солнце перламутром. Процесс кристаллизации начался! Обсудить это событие мне оказалось не с кем. Тоня отправилась на дежурство в смотровую башню на четыре ЗВ. Зато она поцеловала меня в щеку через шлем, и вот я все в том же скафандре подвязан к своей койке-сетке и собираюсь укладываться спать. — Трильби, — говорю я псу, — знать бы еще, что это за зверь – ЗэВэ? — Земное Время. Ассы не говорят «часы» и «минуты», они говорят ЗВ. Сейчас, например, двадцать два и сорок пять ЗВ. — Трильби, вот ты много читал, у тебя в голове целая библиотека, скажи мне, друг, что я здесь делаю? Литературно скажи, а не теми словами, которые вырывались у меня сегодня каждый раз, как я делал что-то не так, то есть постоянно. Не бери с меня пример, Трильби, а то наберешься не нужного тебе в работе лексикона. — Знаете, Миша… вы не возражаете, когда мы не на службе, я буду называть вас по имени? — Пес разлегся в соседней сетке нашей общей каюты. На его вопрос я с готовностью киваю головой, — думаете, вы прилетели сюда из-за Тони? И теперь вы злитесь на нее за то, что она уделяет вам мало внимания. Все не совсем так. Вы начали злиться еще на «Снежинке», когда поняли, как мало вы знаете о ее работе и о Космосе, да и о себе – тоже. Тоня – хороший друг, она дала вам шанс узнать больше, теперь дело за вами. Сигнал тревоги разгоняет наш покой так неожиданно, что на несколько секунд теряюсь не только я, но и Трильби. Пес все же оказывается в кубрике раньше меня. Вокруг спешат по своим делам люди, каждый сосредоточен на своем деле. Никто не хочет остановиться и объяснить. Мы с Трильби решаем отправиться «в разведку» самостоятельно, правда, перед этим пес решительно требует, чтобы я надел на него ошейник и пристегнулся. Как только мы достигаем коридора, ведущего в смотровую башню, моя душа уходит в пятки – авария, судя по всему, произошла именно там. «Тоня!» только и могу вымолвить я, да еще помчаться, нелепо размахивая руками, кувыркаясь и путаясь под ногами киберпса. Вход на смотровую башню герметично огражден, но даже через наушники мне слышен треск и скрежет металла на поверхности. — Трильби, — ору я, — помнишь, мы видели грузовой отсек? — Шлюз? Не положено. — Киберпса не проведешь. — А бросать друга в беде положено? Пожалуйста, я должен быть рядом с Тоней… — Держись, — рычит пес и в три прыжка проносится по коридору, волоча меня за собой. Вот и шлюз. Кабина лифта принимает нас и, после откачки воздуха, выбрасывает на поверхность станции. Возле подножия башни снуют люди в тяжелых скафандрах. А сама башня! Теперь отчетливо вижу темные очертания покосившейся конструкции и покореженный овал зеркала солнечных батарей. Сетки приемника не вижу, да и самого бункера связи нет! Как бритвой срезанный край площадки заканчивается совсем близко от меня. — Астроблема, — сообщает мне по рации Трильби, — метеорит срезал часть площадки и подрубил башню. — Она же не упадет? О-о-е-о-о… Башня конвульсивно содрогается, затем тихо и печально взмывает на несколько метров над площадкой и быстро уносится прочь от нас в противоположном направлении. — …е-о-о! Трильби! Ты видел? Там же Тоня!! — Отстегни поводок. — Что? Ты видел? Видел? — Возьми себя в руки. Отстегни поводок, живо! — Я? Да, да уже… а-а-а-а! Пес отталкивается от площадки с неимоверной силой, а я взмываю следом за ним, — А-а-а-а! Полет — Зачем ты увязался следом? — интересуется пес. — Я же пристегнут к тебе… — Я просил отстегнуться? И что ты сказал? «Да, уже»? — Товарищ Поречкин, что вы там делаете? — доносится до меня из наушников голос дежурного станции. — Я лечу, — отвечаю с достоинством. — А точнее? — голос дежурного становится скрипучим, как у сержанта ГАИ. — Мы летим. — Поречкин, что вы там вытворяете? Немедленно вернитесь обратно! Вам начальник станции приказывает. — Я спасаю Тоню. Антонину Малышеву. — Мой голос звучит убедительно, героически даже. — Антонина Малышева на станции. Только теперь до меня доходит, что же я, на самом деле «вытворяю». Голубой купол Земли нависает надо мной, Луна катится прямо под ноги, звезды смотрят со всех сторон золотыми удивленными глазами. Я не смею повернуться, но отчетливо сознаю, что наблюдатели станции видят в телескопе, как я тут парю в открытом космосе. — Сколько у вас кислорода? — спокойный голос начальника станции приводит меня в чувство, — продержитесь еще сорок пять минут? — Запас кислорода на два тридцать ЗВ у каждого, — докладывает Трильби. — Мы скоро уйдем из зоны связи, подхватим вас на следующем витке. Постарайтесь добраться до обломка смотровой башни. Не паникуйте. Скоро увидимся. Трильби, стеречь! — Ну вот, — говорю я Трильби, — они, что же, бросили нас? Не могут подрулить сейчас? — Будет быстрее догнать нас на орбите. Чтобы развернуть станцию и направить по противоположному пути у них топлива не хватит, чайник. — Товарищ Поречкин, Миша, отзовись! — Тоня! Ну вот, допрыгался в космическое пространство. Стыдно-то как! Не узнал даже, что Тоня осталась на станции. — Миша, держись! Как ты там? Ты в порядке? — голос Тони полон заботы и… нежности. Кажется, все же стоило мне совершить этот прыжок. — Миша, сейчас связь прервется. Я на станции, со мной все хорошо. Сейчас выяснили – там… Юга. Юга, ты понимаешь? Он остался в башне, возможно, ранен… Миша! Ми… и… и. — Ну все, Трильби, кажется, связь закончилась. Знаешь, вчера станция показалась мне чужим островком жизни, а сейчас тянет, как домой! Долго еще нам их ждать? — Увидишь. А пока постарайся не ныть, — сердито огрызается пес. — Трильби, ты что же со мной так? Ну, случилось, ну в стрессовой ситуации я не отцепил поводок, а думал, что отцепил, но я жив и держусь мужиком – это в открытом-то космосе, между прочим! И Тоня жива-здорова… — Извините, товарищ Поречкин, но вы кого-то, кроме себя, слышите? Юга остался на башне, возможно, ранен. Ничего не собираетесь предпринять? — Я? — Мой голос полон сарказма, — на станции полно профессионалов, а спасать буду я, чайник, как ты выразился? — «Которого даже псы не уважают» не успеваю додумать я эту горькую мысль… — Мы, — киберпес осторожно поворачивает голову и смотрит на меня в упор своими черными глазами с поволокой. — Они потеряли время. Если запускать шаттл со спасателями сейчас, этот толчок уведет станцию с орбиты. Так что нам всем придется ждать, когда станция облетит Луну. За это время мы можем добраться до башни и выяснить, что там с Югом, а, может быть, и помочь ему. Помочь ему? А вот интересно, что он делал в башне во время Тониного дежурства? Надеюсь, мой голос звучит бодро и непредвзято: — С чего начнем? — До башни осталось минут семь-восемь. Чтобы не промахнуться, я буду управлять полетом, только вы, уважаемый товарищ Поречкин, должны обхватить меня крепко и не выпускать, чтобы мы дальше летели как одна целая ракета, а не болтались, как сосиски в целлофане… Башня Никому бы не пришло в голову назвать башней тот обломок покореженного металла, который вертится сейчас перед нами по своей, только металлу понятной, оси. Пес сделал несколько выстрелов из стартового пистолета, чтобы придать направление нашему совместному движению, и мы, кто руками, кто лапами, хватаемся за смятое крыло бывшего бокового входа. — Юга, ты слышишь нас? Юга! — собственный голос кажется мне чужим, хриплым. Стараюсь не думать о том, что Юга не слышит нас по другой причине. — Связь не работает. — Если бы работала, он услышал бы нас раньше. Внешняя дверь разворочена, можем посмотреть, что там дальше. Тебе придется отстегнуть поводок. Я пойду вперед. — Я… — достаточно сознания, что остаешься тут совсем один, чтобы впасть в панику. А ведь рядом с Трильби я не боялся, — Ты… будь осторожен. — Просто скомандуй «Вперед, Трильби!» и… будь осторожен тоже. Наверное, за всю мою жизнь я не видел ничего подобного: башня не была изуродована взрывом или огнем, но вещи, оставленные в бывшей «дежурке» выглядят так, что я глотаю комок в горле, прежде чем приблизиться к стакану, из которого недавно еще пили чай. Обычный космический стаканчик с носиком и трубкой был разорван внутренним давлением и этот взрыв так и остался запечатленным в сюрреалистичной скульптуре. Оборванные провода шевелятся как стая змей в гнезде. Монитор компьютера рассыпается пеплом, когда Трильби, пролетая мимо, случайно прикасается к нему. — Если он все еще здесь, то на операторском мостике. — Трильби приглушает голос, он выглядит очень собранным и деловитым. Это отвлекает меня от мрачных мыслей. — Помню, как мы поднимались сюда вчера, — я пытаюсь мысленно воссоздать план башни, — мы проходили три шлюза. Сейчас электричество не работает, двери заклинило. И как же мы попадем внутрь? — На этой двери замка нет. Точнее, уже нет. Вперед! Стены коридора перед мостиком кажутся покрытыми инеем. Память услужливо сообщает мне температуру за бортом по Цельсию, я не сдерживаюсь и начинаю колотить в дверь. — Юга! Это мы – Поречкин, и со мной Трильби! Дайте какой-то знак, что вы слышите нас! Да ответь же, наконец!! — Кажется, дверь цела, но где-то утечка воздуха. — Киберпес принюхивается, не обращая внимания, что его нос отделяет от двери шлем скафандра. — Послушай, Трильби, а ведь здесь есть ручной замок, видишь? И, кажется, его уже пытались открыть – отсюда и утечка воздуха, так? Он там. Он хотел выйти… — Если у него поврежден скафандр, полное отсутствие воздуха может убить его. — Киберпес отряхивается, будто прогоняя неприятные мысли, — я сам открою эту дверь. Если это решение неправильное, виновен буду я один. — Да за кого ты меня принимаешь? Он там умирает, а я… человек и способен отвечать за свои поступки! Крути! — А я – это он. У меня его ум и характер! Пусти, я сам! — Да, черт возьми, я понимаю! Я могу убить его, если открою эту дверь, но я наверняка убью его, если не открою. Дверь отошла легко. Нам больше не пришлось искать его. Пока мы суетились вокруг, переворачивали, выдавливали аварийный клей на поврежденный участок скафандра, я старался не смотреть ему в лицо. Кажется, он не дышит, кажется, все напрасно, но посмотреть в лицо и увидеть широко открытые безжизненные глаза я все еще не могу. — Посмотри на датчик, — шепчет Трильби, — посмотри. Я чуть с ума не схожу, когда стрелка, покачиваясь, слабо ползет вверх. Мы с Трильби орем, свистим, хлопаем друг друга «по лапам»… — Товарищ Поречкин, говорит станция, слышите меня? Что это вы кричите? — Это мы общаемся. Все в норме. Мы в башне возле мостика оператора. Нашли его. Жив. Когда вы будете на месте? — Живы! Все живы! — теперь орет оператор и радостно сообщает нам, — минут двадцать, продержитесь? — Постараемся, — отвечаю я басом, как и положено «капитану», несущему ответственность за свою «команду». На станцию мы сходим по трапу – по канатам, протянутым между станцией и башней. Впереди всех встречающих – Тоня. Трильби срывается и несется к ней. Она обнимает пса, — умница, молодец! Спас их обоих! Вот тебе и на! Обоих. Конечно, как я мог рассчитывать, что меня заметят. — А ты! Ты… — Тоня смотрит на меня счастливыми глазами, полными слез, — пойдем, дома поговорим! Эпилог Сегодня, 12 апреля, 2061 года, в день столетия со дня первого полета в Космос, мы ведем праздничный репортаж из Зала Советов орбитальной станции «Снежинка», — так начинаю я свой рабочий отчет. — Мы видим перед собой людей, заполняющих Зал – все они космонавты. Все без исключения. На трибуну поднимается руководитель института Космоса, его сопровождают… Мои глаза помимо воли ищут в рядах космонавтов Тоню. А, вот где она! Конечно, на трибуне «А», вместе с нашими ребятами. Для фотокоров отведена ложа и я, было, устремляюсь туда вместе с моими коллегами журналистами, но ребята уже увидели меня и машут руками. Тоня похлопывает по пустому (занято, занято…)месту рядом с собой. Мои коллеги журналисты несколько удивленно и даже завистливо провожают меня глазами, когда я взбираюсь на трибуну «Ассов космоса», как их называют, здороваюсь за руку с ребятами, присаживаюсь рядом с огненноволосой красавицей. — Итак, продолжаем наш репортаж. Я нахожусь среди самых крепких и надежных ребят во всей Вселенной. Я постараюсь рассказать о них всех, но начну, пожалуй, с моего друга. Юга назвали в честь Юрия Гагарина и он несет это имя достойно. Юга – зав первой лабораторией биоников и авангард земной защиты человека в космосе. Притяжение, воздух, температура, давление – все то, что отличает условия Космоса и Земли – здесь, на станции находятся в его руках. Тот факт, что мы, как и все в этом зале, обходимся без скафандров – результат работы первой лаборатории. Рядом с Юга – его помощник Трильби – Хранитель Станции, космический Спасатель и самый умный киберпес в мире. Качество его работы проверил ваш корреспондент лично на себе и как видите… А теперь позвольте вам представить зава второй лабораторией, которая организовала сегодняшний банкет из продуктов, выращенных в космосе – Антонину Поречкину, мою жену. Мы женаты уже два и восемнадцать ЗэВэ. К сожалению, я должен прервать мой репортаж, потому что мы слышим позывные к началу торжественной церемонии. Но мы с вами еще обязательно встретимся! Пока… с вами был Михаил Поречкин.Словарь «Вселенная и Человек»
Командующему сектором *** (непроизносимое) командору *** (непроизносимое). На Ваш запрос сообщаю, что население района *** (непроизносимое) совершенно неконтактны, как естественные, так и опытные представители, помещенные в идеальные условия. Для проведения контакта была выбрана самая развитая на момент исследования общность, так что продолжать работы не имеет смысла. Очевидно, что техническое развитие сущностей района непропорционально превосходит их чувственное восприятие (в 76,87 раза по шкале *** (непроизносимое)). В связи с невозможностью установления связи стандартными способами, сворачиваю терминал гиперсети и предлагаю вернуться к подключению данного района через *** (непроизносимое).Рапорт составил: *** (непроизносимое).
«Открылась бездна звезд полна; Звездам числа нет, бездне дна».Я – космический дальнобойщик. Полётам за пределы земной атмосферы в этом году исполняется сто лет (немало!), а нашей профессии – четверть века. В стародавние времена дальнобойщиками называли водителей грузовых наземных транспортёров, работавших на бензине. Эти машины назывались грузовиками, именно от них произошло название современных грузовых кораблей, один из которых пилотирую я. Наши предшественники были очень храбрыми и стойкими ребятами – подчас нам есть, чему у них поучиться! Но люди тогда не могли даже представить, что космические дальнобойщики не только станут летать на другие планеты, но и обогатят человечество путешествиями… во времени! Только представьте себе интерактивное поле, в котором возникают достоверные образы прошлого! Или, что ещё интереснее – будущего! Что век грядущий нам готовит? Нужно будет при случае спросить у «Звездочёта». Кстати, появление этого самого «Звездочёта» – главное и совершенно невероятное открытие (а может быть, откровение?) века нынешнего. Именно это открытие сделало возможным первые настоящие путешествия во времени – получение достоверной информации из ближайших десятилетий. Благодаря «Звездочёту» мы обосновались на Марсе и построили несколько плавучих баз в атмосфере Юпитера. Благодаря «Звездочёту» мы научились использовать фотограммы – управлять фотонами при помощи радиосхем и я уверенно держу штурвал, глядя на это замечательное изобретение – космическую дорогу. Наконец, благодаря «Звездочёту» мы обеспечили моментальный доступ в любую точку объединённого информационного пространства. И кто бы мог подумать, что информация станет основным грузом космических дальнобойщиков! Информация, доступная в околоземном пространстве по ультрачастоте в режиме реального времени! Я лечу на Марс, и отсеки моего грузовика заполнены органическим провиантом, представляющим собой новейшие базы данных земного Гипнета, которые будут обновляться, пока не возникнут радиационные помехи. Кстати, запись информации на органику – тоже заслуга «Звездочёта». А появление «Звездочёта» – заслуга советских учёных, признанная всеми землянами величайшим открытием третьего тысячелетия. Начало этому открытию было положено в 2028 году. Тогда в СССР для квантовых компьютеров (дипьютеров) была впервые предложена качественно новая элементная база. Это был Основной проект лазерных оцифровщиков Тимофеева – ОПЛОТ. Быстродействие систем на основе «Оплота» превышало все существующие в мире аналоги. Главной проблемой на тот момент была проблема совместимости программного обеспечения. Операционная система, использовавшаяся в опытных образцах, годилась для лабораторных испытаний, но при попытках установить программы сторонних производителей, слишком часто давала сбои. За рубежом даже поговаривали, что молодой СССР 2.0 повторяет ошибки своей предыдущей версии, создавая «вундервафли» с весьма ограниченным функционалом. Однако, как гром среди ясного неба, в 2032 году на весь мир сверкнула «Молния» – универсальная операционная система для квантовых суперкомпьютеров на базе «Оплота». Благодаря полной совместимости с программами прошлых поколений компьютеров, значимость появления «Молнии» была даже больше, чем значимость создания «Оплота». Сверхмощными компьютерами обзавелись не только все ведущие вузы и научно-исследовательские институты СССР, но и большинство зарубежных стран. В том же году в Советском Союзе появились и первые Портативные лазерные оцифровщики-дипьютеры – промышленные варианты квантового компьютера нового поколения, использующие архитектуру «Оплота»: знакомые нам с детства ПЛОД-ы. А годом позже, в 2033-м, ребята-программисты из Новосибирска, знаменитые на весь мир «киберяки», представили «Искру 1.0» – операционную систему для портативных дипьютеров, построенную на ядре «Молнии». Тогда же, в 2033-м, СССР был впервые признан ведущей мировой державой в области информационных технологий. А через пятнадцать лет из «Искры» возгорелось пламя нового, небывалого научного прорыва. В 2034 году «плоды» впервые побывали на околоземной орбите. Вообще, весь современный космос немыслим без «плодов». Кадры видеохроники показывают нам огромные ЦУПы – Центры управления полётами – вместительные залы, увешанные мониторами, сотрудники, производящие сложнейшие расчёты на старинных компьютерах. Современный ЦУП – два маленьких «плода», умещающихся на ладони. Один на Земле, другой – в космосе. Мы называем их просто – навигаторы, в память о примитивных навигаторах системы GPS, которыми пользовались наши предшественники на Земле. Навигатора всегда по два, поэтому иногда мы зовём их «близнецами». Сейчас, когда я рассказываю вам эту историю, мой навигатор указывает путь моему грузовику в космическом пространстве. Через широкий иллюминатор я вижу свою «дорогу» к Марсу – широкую полупрозрачную ленту-фотограмму. Иногда рядом проходят и другие пути – радиосхемы показывают фотограммы траекторий движения всех искусственных тел Ближнего Космоса. В ясную погоду их видно с Земли – это удивительно красивое зрелище – прямо над головой небо опутано тончайшими разноцветными нитями. Если бы в моём кресле пилота оказался космонавт начала века, он бы наверняка подумал, что это не настоящий полёт, а эмуляция на виртуальном тренажёре. Впрочем, он бы оказался почти прав – современные эмуляторы передают обстановку полёта с достоверностью, превосходящей пределы человеческого восприятия… Сейчас я лечу на реальный Марс. Мелькают за иллюминатором «столбики» фотограмм. Когда-то, в стародавние времена, земные дальнобойщики так же наблюдали мелькание телеграфных столбов и вели неспешный отсчёт пройденного пути. В космосе, конечно, другие расстояния. При помощи радиосхем, фотограммные столбики расставлены на расстоянии тысячи километров друг от друга. Радиосхемы проецируют и «дорожные знаки». Я лечу на средней скорости – 600 километров в секунду. Марс – впереди, вот он, красавец! Уже вырос до размеров горошины. По земным часам, завтра утром буду на месте. А пока есть время – продолжу рассказ о появлении «Звездочёта». В 2040-м году СССР и США реализовали крупнейший проект в истории астрономических исследований. В космос был запущен первый телескоп-ультрасенсор «Зерцало» на квантовой матрице. Применение подобной техники на Земле было невозможно из-за грубых помех от радиоволн, не говоря о колоссальных оптических искажениях, вызываемых атмосферой. Космический аппарат «Поиск-1», на борту которого находилось «Зерцало», был выведен в околоземное пространство под управлением совместной русско-американской обсерватории Тибет-27. «Поиск-1» был оснащён передовой американской системой пространственного ориентирования Finder и укомплектован восемью «плодами», обрабатывающими информацию «Зерцала» и передающими её на Землю. В течение 5 лет работы был получен колоссальный объём данных о Дальнем Космосе. А в пределах Млечного Пути были обнаружены «двойники» Земли с кислородной атмосферой. Данные о них тщательно перепроверялись и, в итоге, в 2045-м году советский космобиолог Виктор Петрашов открыл, что ближайший к нам земной «двойник» – обитаем. Информация «Зерцала» была поистине бесценной. «Двойник» получил условное название «Эрда». Наличие там белковой формы жизни было доказано Петрашовым блестяще, хотя о разумных формах говорить никто не решался. Вообще, в первой половине XXI столетия, с началом освоения Луны и Марса, поиски внеземных цивилизаций отошли на второй план. И никто даже помыслить не мог о том, что космический Разум откроется так скоро и в такой степени обогатит человечество… В том же 2045-м была создана усовершенствованная модель телескопа-ультрасенсора «Зерцало-2», разрешающая способность которого возросла вчетверо. Аппарат-носитель «Поиск-2» отличался от предшественника непревзойдённой электронно-квантовой начинкой. Только представьте себе – 64 новейших дипьютера! При том, что «Зерцало-2» разрабатывалось для работы в паре с первым «Зерцалом». Их совместная работа предоставила человечеству просто невероятную информацию! Невероятную как по объёму, так и (самое главное!) — по содержанию. Я рассказываю вам всё это в 2061 году, когда прошло почти шестнадцать лет – огромный срок для современной науки и техники. А мы до сих пор ведь пользуемся этими удивительными «космическими глазами» – знаменитой парой «Зерцал»! Без них был бы невозможен и проект «Звездочёт». Теперь – о главном. «Зведочёт». Это не только сложнейшая программа расшифровки, поиска и обработки информации. Это – величайшее достижение новой научной дисциплины – астроинформатики, возникшей на стыке информатики и астрономии. В тридцатые годы, наблюдая за стремительным развитием сети Глобального информационного пространства – Гипнета, учёные обратили внимание на его новое интересное свойство: Гипнет стал обладать самоорганизацией. Число поисковых запросов превысило определённый порог, и все данные Гипнета, накопленные человечеством с прошлого века, начали образовывать структуры. Что-то подобное, конечно, наблюдалось и ранее – даже предшественник Гипнета – Интернет собирал кластеры тематической информации, но они были очень неустойчивы и не образовывали никаких закономерностей. Здесь же ситуация была просто парадоксальной. Говоря простым языком, Гипнет превратился в гигантский мозг, а поисковые запросы стали его нейронными импульсами. В 2038 году был даже созван Всемирный Нейрофизиологический Конгресс, посвящённый этому феномену. Гипнет был официально признан искусственным разумом. Многие учёные сошлись во мнении, что предсказание о ноосфере выдающегося советского учёного прошлого века – Владимира Вернадского – сбылось. В том же памятном 2045 году, когда был осуществлён запуск «Зерцала-2», коллектив советских математиков под руководством академика Соковского завершил разработку формулы самоорганизации Гипнета. Тогда же обсерватория Тибет-27, получавшая данные обоих «Зерцал», приступила к построению самой точной за всю историю карты звёздного неба. Масштаб этой карты был поразительным – впервые на неё наносились не только большинство звёзд и экзопланет Млечного Пути, но и колоссальное число звёзд соседних галактик. Составление этой сверхкарты было закончено к 2047 году. Тогда-то нашему гениальному учёному – Петру Сергеевичу Климову и пришла в голову, на первый взгляд, абсурдная идея – применить формулу самоорганизации Гипнета к базе данных новейшей космической сверхкарты… Великое открытие, потрясшее весь мир, состоялось в 2048 году. Климов доказал, что космический Разум существует. Расположение небесных тел подчиняется формуле самоорганизации знаний (так теперь назвали формулу самоорганизации Гипнета). Но это было лишь частью открытия. На основе формулы самоорганизации знаний, Пётр Сергеевич и лаборатория астроинформатики МГУ разработали новую методику поисковых запросов. Методику, согласно которой мы можем получать информацию от Вселенной. Информацию о прошлом и будущем. Задействовав интеллектуальную мощь Гипнета, человек раскрыл Великую Тайну звёзд. Алгоритм, в основе которого лежит формула Соковского, позволяет осуществить синтез данных, полученных человечеством (Гипнет) с информацией, которую даёт нам космический Разум при помощи сверхкарты звёздного неба. Причём оба этих ресурса «зеркалят» друг друга: если одна из сторон не может дать ответ в пределах заданной точности, программа Климова осуществляет точечную адресацию к другой. Эта программа и получила название «Звездочёт». Именно так учёные научились вопрошать звёзды по-настоящему. 16 августа 2048 года система начала работу. Первый вопрос Космосу в переводе на человеческую речь можно сформулировать как «Ты разумен?». И Космос ответил «да»… Пятидесятые годы нынешнего века – эпоха ускоренного развития человечества. С 2048 года база данных космической сверхкарты пополняется со всевозрастающей скоростью. Каждую секунду «Зерцала» передают на Землю эксабайты информации. Параллельно растёт и Гипнет – его объём удваивается с каждым годом. Запросы, которые обрабатывает «Звездочёт», постоянно совершенствуются, и человечество получает всё новые знания из неисчерпаемого космического источника. Сейчас астроинформатика решает так называемую проблему бинарности. До сих пор Вселенная отвечала нам либо «да», либо «нет». Конечно, бинарные ответы позволили достичь небывалого научного прогресса. В 2057 году мы впервые получили достоверную информацию из будущего. Причём уровень достоверности был так высок, что от наших потомков удалось получить не отрывочные сведения, а целую технологию! Так у нас появились проекторы фотограмм – радиосхемы. Но на это ушли годы упорного труда. А совершенству нет предела. Если проблема бинарности будет решена, у нас появится прямой доступ к информации из прошлого и будущего – в виде аудиовизуальных образов. Можно сказать, что будет создана реальная машина времени! Человечеству откроется Дальний Космос. Мы сможем отправиться к братьям по разуму – неисчислимым космическим цивилизациям, о существовании которых «Звездочёт» ответил утвердительно. С помощью «Звездочёта» физики уже ставят эксперименты с гравитационными волнами, сейчас мы на пороге нового открытия – создания гравитона. Информации слишком много, постоянно идёт работа и результат очевиден. Мы осваиваем огромные марсианские территории. Я лечу на Красную планету и уже сейчас, на половине пути, могу различить на поверхности Марса гигантский зелёный прямоугольник – совместный труд советских, арабских и американских растениеводов-космобиологов. Это первый оксиплант, носящий имя героя ливийского народа Муаммара Каддафи, генератор будущей марсианской атмосферы, насыщенной кислородом. СССР уже прочно обосновался на Марсе – люди активно заселяют его и обзаводятся семьями, воспитывают детей. В этом, 2061-м земном году первое поколение юных марсиан пошли в школу – пока их только восемь тысяч, но будет и миллион, и миллиард. Я везу им бесценный груз – информацию Гипнета. Расстояние в пять световых минут всё ещё критично для земных передатчиков. Объём информации с органических пластин в моём грузовике был бы получен Марсом лишь через четыре земных месяца. А я доставлю её туда за сорок пять часов. Нам дорога каждая секунда! Потому что мы, космические дальнобойщики, отвечаем на главный вызов современности. На Марсе уже развивается свой Гипнет. Марсианские учёные готовят к запуску телескоп-ультрасенсор «Зерцало-М». Все страны Земли сотрудничают с Советским Союзом в области астроинформатики. Мы, советские люди, как разработчики первых «Зерцал» и «Звездочёта», как первопроходцы Марса, мечтаем об альтернативной космической сверхкарте – полученной на орбите Марса, в нескольких световых минутах от Земли. Уже сейчас Институт астроинформатики академика Климова разрабатывает новую, марсианскую версию «Звездочёта», посылающего перекрёстные запросы к обоим космическим картам – на Марсе и на Земле. Именно это позволит нам решить проблему бинарности. Если проект осуществится – Вселенная заговорит с человечеством на языке образов. И перед этим открытием померкнут даже самые фантастические, на первый взгляд, научно-технические достижения современности. Знаете, о чём в наши дни пишут писатели-фантасты? О новом открытии, полученном благодаря «Звездочёту» – о возможности коммуникации с людьми из прошлого в режиме старинного текстового чата. Интересно, что бы подумали жители Земли, узнав о будущем человечества в семидесятых, восьмидесятых или девяностых годах двадцатого века, когда в обиходе преобладали электронные тексты? А если бы я мог рассказать им всё то, что рассказал вам сейчас? Наверное, даже в начале нынешнего столетия никто бы и представить не мог, что появится «Звездочёт», отвечающий на самые невероятные вопросы! Расскажи я полвека назад о современном научно-техническом прогрессе – люди бы не поверили! А при слове «звездочёт» им бы сразу представился бородатый старичок в островерхой шапке, украшенной звёздочками, некий чародей-астролог. Впрочем, именно звездочёты древности положили начало астрономии, которая совсем недавно эвлолюционировала в астроинформатику. Спасибо вам, почтенные волшебники в звёздных колпаках!М. В. Ломоносов
Свежие новости Марса. Обманите и сами поверьте в обман…За спиной у Маши пастью сонного бегемота захлопнулся клапан шлюзовой камеры. Терраформирование, говоря по-нашему, освоение Марса, здесь в первом, имени Гагарина и Титова секторе советской колонии завершилось лет восемь назад, а рейсовый транспорт продолжали оснащать этаким раритетом. Маша этого клапана боялась до жути, всё ей казалось, что сейчас он её за ноги цапнет. Остановка больница, следующая поворот на десятый причал, — уныло затих в недрах улетающего автобуса голос водителя. «По заданию редакции, по заданию редакции»! — на разные голоса тихонько перепевала столь любезные её сердцу слова Маша, пока мимо клумб с оранжевыми марсианскими цветами она шла к дверям больницы. Красиво шла, как умели ходить только они, девушки, родившиеся на Советском Марсе. Первое задание, знала она, запомнится на всю жизнь. Задание не простое – не статья о преподавании левитации в школе, доставшаяся такому же, как и она, начинающему репортёру Коле, и уж совсем не репортаж Вани о повышении продуктивности коров-мутантов, запомнившийся лозунгом «Больше молока из одной сиськи!», а настоящее задание: интервью с героями освоения астероидов. Была авария – погибли люди. Писать об авариях теперь было очень сложно, потому Маша и гордилась, что именно ей поручили встретиться с ранеными участниками событий. Тридцать лет как по просьбе уставших трудящихся вернулась цензура. С этим было строго. Нельзя стало показывать трупы и раненых – у экранов могли быть дети, и даже на пишущих репортёров налагались ограничения. Правда, о которой вы пишете, говорилось каждому, не может быть грязной и кровавой – нельзя травмировать психику читателей. Старикан Комаров из отдела новостей, работавший ещё на Земле во времена жёлтой прессы и воспитанный на клубничке и расчленёнке, вгоняя Машу в краску, ругал новые порядки. Остальные сотрудники редакции иных правил и не знали. Маша в жизни не болела и даже в районной поликлинике была лишь пару раз, и оттого, вступив на больничные полы, во все глаза глазела на чудеса медицины. «Медицины для людей и во имя их счастья», как было написано на транспаранте над входом. «А как же иначе»? — всегда удивлялась, читая такое, она: «По-другому и быть не может» Людей, кроме собственно больных, в больнице было мало – два десятка врачей и сестёр. Всю неквалифицированную работу выполняли роботы, и выполняли неплохо. Машина школьная подруга фельдшер Катя Зотова лишь контролировала с центрального поста их труды. Она ещё со вчерашнего вечера была в курсе Машиных проблем и всегда готова помочь. «Тебе в травматологию, палата прямо по коридору», — пояснила Катя: «Ты их, героев этих, не бойся. Они мужики простые, разговоры разговаривать любят, только записывай». Маша поднялась по лестнице украшенной портретами марсопроходцев- Героев Советского Союза. Капитан Пашин, первая посадка на поверхность, разбился в испытательном полёте. Геолог Никитин, нашедший долгожданную воду, пропал во время пыльной бури. Мальчик Ваня Торопыгин, перекрывший вместо погибшего отца клапан при ужасной разгерметизации пятого купола, жив и здоров, учится на пилота. Другие – молодые открытые лица, элита нации, герои Отечества и, вообще, по мнению Маши очень симпатичные ребята. В коридорах после всех оттенков красного уличной растительности было непривычно зелено от настоящих земных растений. Зелено и тихо. Шумно было только в одной комнате, где оставленные на попечение робота-няньки дети посетителей больницы веселились, глядя на похождения мультяшных героев – советских: зайчика, белочки и пионера Пети, и злодеев: жирного злодея Гайдара и глупого Терминатора. Побеждали, естественно наши. По коридору шныряли вездесущие роботы: процедурные, обслуживающие, уборщики. В конце его стерильной белизной сияли две двери- с номерами пятая и шестая. Маша доверилась интуиции и открыла левую, пятую. За ней была палата, а в палате четверо: старик, мужчина помладше и совсем молоденький паренёк, на дальней койке ещё пациент: мрачный дядька, весь в бинтах регенерации, ноги, явно собранные из кусков растянуты фиксирующей конструкцией. «Я корреспондент», — представилась Маша заранее заготовленной фразой: «Хочу написать об аварии на буксире «Бойком"». «Об аварии, говоришь», — приподнялся с койки мужчина средних лет: «Ну, присаживайся». Маша присела на стульчик, не зная как начать разговор. Пауза затягивалась. Дядька посмотрел ей в глаза пристально и жалобно и тихо сказал: «Об этом, дочка, говорить вслух нельзя – это подвиг»… Потом, болезненно поморщился, поправил биоволоконную лангету на обрубке руки, уже начинавшем топорщиться розовыми сосисочками отрастающих пальцев, и продолжил: «Это подвиг не мой, это подвиг всех людей, кто был тогда на «Бойком». Я не знаю никого, кто бы струсил и не выполнил мой приказ»… «Так вы капитан Сомов»?! — ахнула Маша. Мужик помолчал и согласился: «Да. Я Сомов». «Тогда объясните мне», — взволнованно затараторила Маша: «Почему вы сразу не повели корабль на вынужденную посадку, а ещё час находились на орбите? Извините». Маша изучила вопрос досконально, но очень стеснялась. Сомов долго глядел в угол, где мигали огоньки регенеративной установки, думал, молчал и, наконец, ответил: «Был приказ. Это не для печати, но я и сам не могу понять, чего хотели штабные. Был приказ и всё. Мы боролись за жизнь корабля, и именно тогда я потерял руку»… Он вновь замолчал. Молчал долго, глядел в одну точку, а потом, будто вдруг неожиданно вспомнив о Машином существовании, сказал тихо- тихо: «Девочка, уходи – я больше не могу об этом говорить»… Мрачный человек на дальней койке тихонько рассмеялся непонятно чему. «И не стыдится, так ржать при самом-то Сомове»! — осудила его про себя Маша. Лупоглазый паренёк в компенсационном корсете, как знала Маша, защищавшем травмированный позвоночник, лежал и жевал булочку. Маше показалось, что это школьник, настолько детским было его лицо, но школьник этот вдруг ухватил её за руку и затараторил: «Я вам сейчас всё расскажу. Это будет сенсация. Девушка как вас звать? Маша? Мою маму тоже Мария зовут, Мария Афанасьевна, она так любит вашу газету. Особенно раздел о происшествиях. Там такой Комаров пишет, мама говорит, что так здорово, так здорово, как в её детстве. Ой, Машенька, что там было»! Маша поняла, что следить за столь мощным словоизвержением без техники невозможно, и включила звукозапись. «Я вам всё расскажу, хоть и нельзя. Я наводчик. Меня выкинули на астероиде Гаспре с обычным заданием на неделю»… Тут Маше стало понятно всё: и необычное возбуждение парня и корсет, спасающий раздавленный гравитацией позвоночник. «Там были они… чужие… их трудно описать, они установили со мной ментальный контакт… угрожали… ломали… но я выдержал, заставил себя не думать… как? …не помню… я убил их лазерным резаком… они остались там, между серых скал… я думаю, что в их последний миг был выброс энергии… он должен был испепелить меня, но прошёл мимо… на его пути был «Бойкий»… мысль прожгла броню… Машенька, поцелуйте меня, меня никогда не целовала такая красивая девушка»… На пульте над койкой мигнул сигнал, пациент охнул и погрузился в лечебный сон. Человек на дальней койке уткнулся лицом в подушку и тихонько захныкал, плечи его подрагивали – Маша представила, как ему, наверное, больно. «Инженер Хохлов», — представился ей с соседней койки тощий долговязый верхнею частью тела старичок: «Не желаете кофейку, Машенька»? Одеяло там, где должны быть его ноги, лежало ровненько, и ясно было – ног не было вовсе. «Кофе»? — удивилась она: «Это же так вредно, зачем вы это пьёте? Вы разрушаете свою психику»! Этому Машу учили в школе: алкоголь, табак и кофе – пережитки мрачного прошлого. Это только Комаров из отдела новостей позволял себе после кофе с коньком закурить самокрутку из выращенного у себя дома в цветочном горшке самосада. «Ну, тогда вам чайку, а я и кофеем отравлюсь», — согласился с нею старичок и продолжил: «Как я понимаю, вы пришли сюда узнать о тех событиях на Геспре»? «Да-да», — согласилась Маша, чуя, что и здесь её ждёт что-то интересное. «Вы обратились по адресу. Я – главный по астероидам, но начнём от печки, что они такое и зачем нужны нашей Советской Родине… В начале история. В конце XVIII века учёные Тициус и Боде независимо друг от друга подметили закономерность в ряде чисел, выражающих средние расстояния планет от Солнца. Пятый член этого ряда не соответствовал никакой планете. 1 января 1801 года итальянский астроном Джузеппе Пиацци случайно открыл звезду, прямое восхождение и склонение которой заметно изменялось за сутки наблюдений. Гаусс вычислил орбиту этого астрономического объекта, большая полуось которого оказалась равной 2,77 а.е.; стало понятно, что открыта планета между Марсом и Юпитером. Ее назвали Церера в честь древнеримской богини плодородия. В 1802 году немецкий врач Ольберс, увлекавшийся астрономией, открыл неподалеку от Цереры новый астероид, который назвали Паллада. Вскоре была открыта Юнона, а затем – Веста. Гершель предложил назвать маленькие планеты астероидами. Астероид по-гречески означает «звездообразный». В 1804 году Ольберс высказал знаменитую гипотезу о разрыве гипотетической планеты Фаэтон между Марсом и Юпитером и образования астероидов – ее обломков… Гипотеза не подтвердилась, но астероиды находились один за одним, и сейчас их обнаружено более трёхсот тысяч штук. Советская база на Церере, посты на Палладе и Иде, ну и мобильные группы, как мы называем их, наводчики, исследуют геологическое строение небесных тел. И не без пользы: такого количества полезных ископаемых нет нигде, даже на Марсе. В прошлом году мы нашли, серебряный астероид, чистый Ag, без примесей, сегодня на повестке дня – золотой. На Юноне найдены алмазы величиной с гусиное яйцо, гигантские россыпи, а Ида одарила нас пластами химически чистого цезия и палладия»… Маша слушала и не удивлялась, что столь значимый человек лежит в простой травматологии, она жила в стране, где льготы остались только для стариков и инвалидов, а стены школ украшала цитата из трудов прежде забытого и осмеянного Брежнева «У нас есть только один привилегированный класс общества – это дети!» «Так что же произошло с «Бойким»? — не вытерпела Маша. «Мне трудно об этом говорить, но произошло то, от чего не застрахован никто из нас, произошла ошибка. Астероид Геспра начал подвергаться гравитационному воздействию Юпитера. Это, как известно, чревато разгоном небесного тела и возможным выбросом его за пределы Солнечной Системы, чего нам совершенно было не нужно. На Геспре мы нашли… Впрочем, что мы нашли, это пока государственный секрет. Необходимо было изменить траекторию движения астероида, и мы решили применить направленный взрыв. Осуществить его должен был мальчик, который сейчас уснул. Чужие? Ну что вы, все его рассказы – это последствия глубокой контузии. Неудачный расчёт, «Бойкий», вовремя непредупреждённый, очутившийся в зоне взрыва… Когда я понял, что дело идёт к большой беде, я попытался всё исправить, всех поставил в известность, вызвал свой катер и кинулся к месту будущей аварии, но не успел. Мой катер был разбит оторванной от Бойкого плитою обшивки. Катапультировавшись на поверхность Геспры, я вынужден был три часа провести в повреждённом скафандре. Опыт позволил мне сохранить свою жизнь, но не сохранил ноги… Мне, очевидно, это будет стоить карьеры. Ну, что ж, надо так надо. Члену партии с моим стажем стыдно спорить в подобной ситуации… Ну, чаёк допили? Так идите милочка, идите… Да, кстати, сегодня вечером к вам зайдёт мой секретарь, пояснит, что из нашего разговора для печати, а что нет. А пока, извольте откланяться»… Мрачный мужик на дальней койке отвернулся к стене и, видимо, спал, храпел уж больно старательно. В автобусе ехали домой вместе: Маша довольная, что набрала материал для репортажа, Катя, уставшая после смены. Молчали, думали каждая о своём, пока на остановке «Центр подготовки пилотов имени инженера Лося», не ввалился в салон Комаров. «Машка»! — загомонил он: «Ты знаешь что»?! «Что»? — Маша давно привыкла к такой его манере начинать беседу. «А вот что! Сенсация! На Проспекте Терешковой неисправный робот мороженщик опрокинулся на прохожего, мужика – всмятку! Это такой репортаж бы получился: «Кровавая драма: роботы убивают людей. А может быть это заговор»?» Комаров радовался как ребёнок, но, услышав, как девушки чуть не хором прошептали «Человека-то жалко!», вдруг сник: «Нет, не позволят. Максимум, что разрешат – так это две строчки мелким шрифтом на последней страницы», — и поинтересовался: «А у тебя то как, справилась с заданием редакции»? «А у меня всё отлично»! — рапортовала Маша: «В пятой палате мне дали интервью капитан «Бойкого», самый главный по астероидам и даже наводчик, заложивший заряд»… — и вдруг осеклась, увидав как у Кати в буквальном смысле глаза на лоб полезли. «В пятой»?! — удивлённо переспросила она: «Почти все раненые при взрыве кроме капитана лежат в шестой, но никаких главных и подрывников среди них нету». «Ты же меня туда послала», — отвечала Маша: «Так и сказала: в конце коридора! Старенький, без ног сказал, что он главный по астероидам, сутулый грустный такой с рукою в лангете уверял меня, что он и есть капитан «Бойкого», а про молоденького я узнала, что именно он подрывник»… «Старенький», — объяснила ей Катя: «Дед Коля Хохлов – сторож музея освоения, у него после нарушения венозного оттока отняли ноги, готовят к регенерации, сутулый – Лошкарёв из ДЭЗа, чинил робота-газонокосильщика и лишился руки, а молодой – монтажник Гаврилов Егор, упал с крыши второго энергоблока». «А четвёртый, который лежал в углу»? «А четвертый он и есть – капитан буксира «Бойкий» Сомов Николай Максимович, после аварии отправил команду и пассажиров прочь на спасательном модуле, а сам раненый посадил почти неуправляемый корабль «. «Зачем же они так»? — ахнула Маша: «За что так со мной»?! «Ну, пошутить захотели – скучно ведь, или сам Сомов попросил врать, чтобы не донимали», — оправдала своих больных Катя, отчего у Маши слёзы из глаз градом потекли, и лишь старый и мудрый Комаров сумел успокоить её короткою, но понятной каждому марсианскому жителю, фразой: «Все здесь, на Марсе, хотят быть героями, но не у всех это получается. А так хочется!». И это была правда. А за окном автобуса цвела марсианская вечерняя заря привычного морковного цвета.Максимилиан Волошин
Данный рассказ написан специально для конкурса исторического рассказа «Ретроспектива, 2112». События описываемые в нем относятся к 2061 году, и связаны с подписанием резолюции N368 ООН, также известной под названием «Звездный передел». Сюжет основан на воспоминаниях, одного из главных участников этих событий – второго атташе МИД СССР Андрея Владимировича Соколова. Автор надеется, что его произведение позволит читателю взглянуть на известные исторические события, под новым углом
— М-м… — промычал Андрей заворочавшись в постели, ему казалось, что он только лег. Однако музыка становилась все громче. «Просыпается с рассветом, вся советская страна…» Грянул припев, однако слов не было- из скрытых динамиков лилась одна лишь музыка. — Кипучая, могучая, никем непобедимая… — сонным голосом пробормотал Андрей. Песня грянула с новой силой- видимо компьютер, счет такое пение не убедительным. Тут уж Андрею пришлось действительно проснуться и спеть следующие пару строчек. Музыка наконец смолкла. Спать тем не менее, ему уже не хотелось. Проклиная друзей за такой, песенный будильник, он поднялся и прошел в ванную. Включив нано-душ, Андрей быстро смыл с себя остатки сна. Как всегда после этого, он почувствовал прилив бодрости, и стал насвистывать песню, пока работала сушилка. Делегация в составе которой он прилетел, прибыла в Нью-Йорк только вчера и разместилась в отеле, а не в посольстве. Это было сделано в качестве жеста открытости и готовности к диалогу. Этому же, была посвящена презентация проекта «Марс- наш общий дом» прошедшая прошлым вечером. Она оставила у Андрея хорошее впечатление, поскольку ему удалось завязать знакомство, с новым секретарем миссии- Наташей. Пока дело ограничилось легким флиртом, но он надеялся на продолжение. Накинув халат, Андрей вышел из ванной и проследовал в гостиную. Там уже был сервирован столик и на нем стоял завтрак. Усевшись, он бросил взгляд на окно- лучи восходящего солнца, действительно украшали московский кремль. Взяв стакан и глотнув яблочного сока, он громко произнес: — Убери панораму. В тот же момент, вид на Красную площадь словно растаял, сменившись чередой серых небоскребов. Это был типичный Нью-Йоркский пейзаж. «Москва лучше- подумал Андрей разглядывая панораму- в ней нет такой мрачности… И здания несмотря на такую же высоту, не выглядят столь подавляющее.» В тоже время, в этом пейзаже было, что-то такое, что притягивало взгляд. Поглощая бифштекс с яйцом и размышляя, он пришел к выводу, что все дело в экзотичности. Подсветка которую создавали облака и серая дымка смога, придавали картине оттенок пессимизма и обреченности. Конечно, Андрей знал, что вся эта «картинность» есть результат плохой работы экологического контроля, но в данный момент ему просто хотелось насладиться этим зрелищем в полной мере. От созерцания его отвлекла секретарь миссии- Наталья Волкова. Прозвучал звонок связи, а затем ее голограмма появилась напротив Андрея, частично закрыв обзор. — Андрей Владимирович доброе утро! — приветствовала она его. — Привет! Проигнорировав его дружественный тон, она скользнув взглядом по его фигуре и опустила глаза вниз, как бы сверяясь со списком: — Через пятнадцать минут ждем вас в фойе гостиницы. — Хорошо- ответил Андрей более нейтральным тоном. Изображение девушки исчезло, оставив его гадать с чем связана такая перемена настроения? Вчера вечером, после фуршета в честь презентации, она вела себя более расковано. Неужели ее смутил мой вид? Он поглядел на свой халат. Вряд ли. Скорее всего, рядом с ней, просто находился кто-то посторонний. Закончив завтрак и одев деловой костюм, он быстро спустился вниз. В холле уже собралась большая часть делегации. Ровно в десять из лифта появился Николай Кудряшов. Кивнув Андрею он проследовал к аэромобилю. Соколов и Волкова, в соответствии с протоколом последовали за ним. На площадке их поджидал черный бронированный ЗИЛ, который прислало специально для них наше посольство. Без труда разместившись в его просторном салоне, они мягко взлетели и набрав высоту, направились в штаб квартиру ООН. Сидя по правую руку от Кудряшова, Андрей наблюдал как достав старомодный планшет, Наталья зачитала распорядок дня. В отличие от нее, он как и большинство людей давно пользовался проекционным рабочим столом. «Нужно будет спросить при случае- подумал он- откуда такой консерватизм?» Соколов снова сосредоточился на ее словах- впрочем судя по всему, никаких сюрпризов не предвиделось. Сначала должно было пройти общее совещание заинтересованных сторон, где СССР должен был выступить с докладом. Затем должно быть обсуждение предложенных нами инициатив. «Скучно и предсказуемо»- заранее оценил для себя эту часть Андрей. После этого, было запланировано ряд приватных встреч с отдельными участниками. «Вот там то и должен будет развернуться настоящий торг.»- решил Андрей и покосился на Кудряшова. Тот казалось совсем не слушал секретаря, глядя на пейзаж за окном. — Наталья- внезапно произнес глава миссии- проследите, чтобы после переговоров с Евросоюзом у меня была возможность поговорить лично с его представителем… Думаю минут двадцать нам хватит. — Хорошо, Николай Иванович- ответила она немного замешкавшись. Судя по всему, ей как и Андрею показалось что он ее совсем не слушает. Впечатление оказалось обманчиво. Соколов, который проработал с Кудряшовым уже почти два года, не переставал удивляться его талантам и надеялся со временем стать столь же известным и уважаемым дипломатом. Взять хотя бы Арабо-Африканский конфликт 2044 года. Во многом под влиянием тех событий, когда нашей дипломатической миссии удалось остановить кровопролитие, Андрей и решил стать дипломатом. С этой профессией как ему казалось, он сможет приносить пользу не только своей стране, но и всему человечеству. Окончив МИМО, Андрей полгода проработал при министерстве, а затем напросился на полевую работу. С тех пор он успел поработать в 3 консульствах и двух дипломатических миссиях решая различные земные конфликты. И вот теперь, он попал в состав миссии которая займется неземной проблемой. Советскому союзу жизненно необходимо, было развиваться. Ему было тесно на земле, где все полезные ископаемые были уже давно распределены. Наиболее подходящим для освоения был Марс. Советские ученые, разработали технологию терраформинга, которая бы позволила воссоздать атмосферу, изменить климат и тем самым, существенно ускорить колонизацию красной планеты. Однако другие страны, так же имеющие владения на Марсе, не горели желанием участвовать в этом проекте. Отчасти от того, что почти все они были финансово истощены после последнего кризиса. Отчасти из опасения, что освоение новых марсианских земель, позволит вырваться СССР еще дальше. Поэтому они всячески затягивая обсуждение вопросов финансирования, надеялись, что Советский Союз сам в одиночку осуществит этот проект. В этом случае, они бы убили сразу двух зайцев- получили терраформинг для своих земель бесплатно, а заодно и подорвали бы экономику СССР. Интуиция Андрея не подвела – так все в принципе и произошло. Когда глубоко ночью советская делегация собралась обсудить прошедший день. Ее глава Николай Кудряшов, вынужден был констатировать, что им не удалось куда либо существенно продвинуться. Раздав задания подчиненным глава миссии отпустил всех, сделав знак Андрею. — В Москве от нас ждут результатов- устало сказал он, когда все вышли из комнаты- и в добавок постоянно торопят. Андрей кивнул головой: — Николай Иванович, я думаю они уповают на ваш талант переговорщика. — Талант- Кудряшов усмехнулся- на одном таланте далеко не уедешь… В дипломатии нельзя выиграть только блефом. Нужен если не туз в рукаве, то хоть какой то козырь! — Может пригрозим вводом эмбарго на поставку автомобилей в Америку? Немного помедлив, старый дипломат ответил: — Этот вариант ударит не только по ним, но и по нашей промышленности тоже, лишив крупного рынка сбыта…. Нет, нам нужно действовать как то иначе. Он поднялся из за стола и взглянув на часы, вздохнул: — Ладно Андрей идите к себе… Посмотрите материалы, которые нам подготовили аналитики по Северо-Американскому Блоку. Может придумаете что нибудь. Андрей кивнул головой и вышел- он уже привык к такой манере работы. Каждый раз когда возникала серьезная проблема- Кудряшов запирался один и работал над ней без отдыха. Соколова тоже такой подход устраивал, так как он любил самостоятельность. Вернувшись к себе в номер, он сначала ознакомился с дайджестом всех материалов, намечая с чего лучше начать ознакомление. А затем полностью погрузился с головой в работу, очнувшись лишь в три часа ночи. Потянувшись, Андрей отложил свои наброски и отправился спать.
«…Утро красит нежным светом, Стены древнего Кремля.»
«…не раз постель свою многими слезами омочил, размышлял в сердце своем, дабы не сгубить талант свой, дарованный от бога»Иван Фёдоров — Здравствуйте, господин президент! Я, ваш советник по восточной Европе, Джон Ринго. — Добрый день, молодой человек, через два часа мы приземлимся в Москве, за это время я бы хотел, побольше узнать о Советской России. Понимаю, что такая просьба выглядит несколько странной. Но вы должны знать, что, на президентских выборах 1984 года, моя кандидатура была выдвинута от демократической партии на пост президента Соединённых Штатов Америки. И у меня, Арнольда Вашингтона, профессора философии провинциального университета, были все шансы победить на тех выборах, если бы не автокатастрофа. В то время медицина была не в силах мне помочь. Жить мне оставалось считанные дни, и тогда я дал понять, что согласен на замораживание. Удивительно, но все эти годы партия использовала мою предвыборную программу, а моё имя вносили в списки участников президентских выборов. И вот, когда через 77 лет врачи открыли способ возвращать к жизни таких пациентов, как я, меня извлекли из жидкого азота, и первое, что я узнаю – это, то, что я избран президентом Америки. — О, это была долгожданная сенсация, ещё мой дед голосовал за вас, и я тоже! — Благодарю за терпение и веру в меня и в нашу науку! А теперь расскажите, что я пропустил, пока пребывал там, где остановилось время. — Господин президент, в случае с Россией вы ничего потеряли, там опять Союз! — Что вы этим хотите сказать? — Ну, период экспериментов закончится. Теперь всё стало как раньше, даже сверх того! — Я помню СССР, там были свои внутренние проблемы, но это была супердержава… — Сейчас это тоже супердержава, но с уникальным политическим строем. — Поподробнее, пожалуйста! — пожилой джентльмен весь обратился в слух. — Когда мировой финансовый кризис к 2017 году пошел на убыль, в России состояние экономики оставалось весьма напряженным. Истощение природных ресурсов, нехватка пресной воды, обострение экологических и социальных проблем, поставили страну на грань национальной катастрофы. В этой обстановке двадцать шесть самых богатых людей России пошли на беспрецедентный шаг: они объединили свои капиталы и создали партию «Спасение России», победили на выборах и национализировали свои собственные предприятия. — Вы хотите сказать, что эти господа одновременно сошли с ума и добровольно отдали в государственную казну всю свою собственность? — Совершенно верно! Но при этом, взяв власть в свои руки, они установили в стране двухфазную государственную систему. Была принята новая идеология, опирающейся на теорию Лемаркса-Кондратьева, согласно которой при благоприятных внутренних и внешних экономических условиях весь государственный аппарат и способ хозяйствования автоматически переходят в режим свободнорыночных отношений. При резком ухудшении внутренних или внешних политических или экономических процессов, осуществляется переход к административно-командной системе управления с полной национализацией экономики. — Очень интересно, мне это напоминает поведение амёб. В период недостатка пищи в окружающей среде, они собираются в колонии и превращаются единый новый организм. — Действительно, такие доводы в 20-е годы приводились в российских средствах массовой информации специалистами социальной психобионики. Но самое главное пришедшие к власти капитал-коммунисты сформулировали оригинальную национальную идею: «Новые месторождения полезных ископаемых находятся на других планетах – взять их, наша задача». Для её осуществления была принята государственная программа соответствующей подготовки населения страны. Было решено поставить на промышленные рельсы разработку единственного природного ресурса оставшегося, почти не использованным – собственные таланты каждого человека. Все, ещё неоткрытые таланты народа были объявлены государственной собственностью подлежащей обязательному обнаружению и развитию. С помощью отечественных и зарубежных специалистов по психологии творчества за три года всё население прошло тестирование на обнаружение личных талантов. Был создан кадастр талантов Российской Федерации и разработана двенадцатиступенчатая шкала социальной значимости личности. Генеральное направление развития талантов – космоиндустрия. Для обеспечения развития талантов пришлось изменить систему образования. Опираясь на электронные носители информации и глобальную информационную сеть, новая образовательная доктрина развивала в учениках прикладную фантазию и воображение, умение самостоятельно синтезировать новые знания. При таком подходе речь шла уже о творческом мышлении вообще, без специализации в каком либо направлении науки и техники. Постепенно сформировалось сквозное обучение, стирающее грани между разными науками. А параллельно выработался единый научный язык изучения и преобразования природы. Теперь в зависимости от качества, меры и количества талантов, человек занимает соответствующее положение в советском обществе, от двенадцатой ступени до первой. Для этого учитываются два индекса цитирования, по горизонтали и по вертикали этой двенадцатиступенчатой шкалы социальной значимости личности. Таким образом, были приведены в соответствие таланты человека и занимаемое им место в обществе. Подъём по такой социальной лестнице сопровождается возрастанием льгот, преференций, бесплатным доступом к жизненным благам. Выше первой ступени находятся гроссмейстеры – это гениальные учёные-энциклопедисты, их почётная обязанность строить внешний политический и экономический курс государства. Другими словами, они по совместительству с основной своей научной деятельностью, по необходимости выступают в роли министров, генералов или президента. Вообще вся вертикаль и горизонталь власти формируется по иерархии индексов цитирования, то есть по мере таланта. За этим бдительно следит служба Государственной Безопасности. Через глобальную информационную сеть ежесекундное состояние личных индексов цитирования граждан СССР, свободно даже навязчиво предлагаются, как внутри страны, так и за рубежом. — Странно, очень странно, они же свою власть сделали прозрачной, как стекло, это всё равно, как если бы власти не было бы вообще! — Вы правы, такое состояние Советы называют мерцанием власти, считается, что это самое устойчивое состояние управления. — Но, такая открытость советской системы неизбежно приведёт к возникновению внешней шкалы индексов цитирования, в других странах? — Вы правы, и это только увеличивает объективность их внутренних оценок, и самое важное, для других государств, становился понятным механизм экономического подъёма России. Многочисленные консультации по внедрению у себя такой же общественно-политической системы, в конечном счёте, привели к тому, что соседние государства подписали союзный договор с Российской Федерацией. Так возродился Советский Союз. И вот, что мы имеем на сегодняшний день. Всеобщая, поначалу принудительная талантизация советского народа привела к тому, что тысячи советских космонавтов стали колонистами на Луне и Марсе, охотниками за железными метеоритами в поясе астероидов. — Скажите, Джон, чем объяснить такой скачёк в развитии? — Прежде всего, возрастающим количеством талантливых людей в государстве. Благодаря этому бюрократическая система становится ненужной. Талантливых людей не нужно контролировать и направлять, они просто вовремя и наилучшим образом делают ту работу, которая необходима в данном месте в данное время. В социальной психобионике проводятся параллели с эффектом стаи у термитов и птиц. Когда количество термитов меньше критического, они не знают, как строить термитник, докритическое количество птиц не знает маршрута перелёта на зимовку. Но сверхкритическое количество приводит к появлению нового качества, и тогда термиты строят своё жилище, а птицы летят в южные страны. Аналогично, с талантливыми людьми, когда их количество в обществе превышает соответствующий уровень, то изменяется психологический климат в стране, зажигается своего рода цепная реакция выделения творческой энергии в виде новых знаний, фантастических, сумасшедших идей, теорий, гипотез, жажда познания становится насущной потребностью каждого человека. И тогда, невозможное становится возможным. Например, в СССР последние тридцать лет, своим гражданам, перестали выдавать патенты и авторские свидетельства. В этом просто отпала необходимость, из-за лавинообразного увеличения количества изобретений. — Можете не продолжать, — президент-философ задумался, а затем спросил, — Сколько заатмосферных территорий уже освоено Советским Союзом? — В Море Ясности – научные городки: Калуга-Два, Луноград, Байконур – на Луне, — начал по памяти перечислять советник, — с полной инфраструктурой, построенные по типовым для внеземелья проектам, с общим населением десять тысяч человек. И на Марсе – многопрофильное поселение Цандер, при котором расположена плантация, каких-то деревьев, помещённых в индивидуальные климатические купола- капсулы. Президент внимательно слушал, прикрыв ладонью глаза, потом посмотрел на своего советника и уверенно сказал: — Это яблоневый сад! — Откуда вы знаете? — Старая советская мифология! Что ж, этого следовало ожидать, если советских людей на протяжении сотни лет учили: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…», то, в конце концов, они это сделают! А как обстоят дела у нас? — Вообще то это не моя специализация, — замялся специалист по Восточной Европе, — могу сказать приблизительно: на Луне – три научно-исследовательские и двадцать три промышленные базы. На Марсе – одна научная и десять или пятнадцать промышленных. — Что вы об этом думаете, Джон? — Ну, очевидно Советы, в чём-то нас опережают, а в чём-то мы их обошли. — Вам не кажется странным, что, достигнув других планет, советское руководство не спешит с выполнением заявленной цели – использования новых территорий, как источник сырья для своей земной промышленности? Советник утвердительно закивал: — Я должен был сказать раньше о том, что сама подготовка к полётам и заселению Луны и Марса привела к появлению множества космических технологий, которые вначале проходили испытание, а затем осваивались на суровых просторах Сибири. В частности пеноплёночные климатические купола и агрофермы с замкнутым циклом. Благодаря этому на Востоке Советского Союза за короткое время были построены сотни городов, и плотность населения по обе стороны Уральских гор выровнялась. — Это, конечно многое объясняет, — начал в слух размышлять философ, — но главное – это психология советских людей. Вы меня понимаете? — Нет, то есть, не совсем, э-э я вообще ничего не понимаю! — запутался советник. — Они мыслят крупномасштабными категориями, — президент развёл руки, как бы изображая свою мысль. — Вы хотите сказать в масштабе Солнечной системы? — Джон от неожиданности привстал с кресла. — Берите выше — В масштабе Галактики?! — советник от изумления упал обратно в кресло. Не находя понимания, президент хлопнул себя по коленям, опустил голову, затем исподлобья посмотрел на советника и тихо сказал: — Они создают того самого мифического советского человека, там, в Космосе! — Арнольд Вашингтон поднял руку и показал пальцем вверх. — И мы им в этом помогаем, а также другие страны. Кто ещё имеет внеземные территории? — Индия, Китай, Европейское сообщество на Луне. На Марсе только мы и Советский Союз, с участием интернациональных бригад учёных, — сказал Джон и с растерянным видом добавил: – Я всё ещё не пойму к чему вы клоните! — Сейчас вы сами всё поймёте, — уверено заявил президент. — Скажите мой друг, на каком расстоянии от советских городов расположены наши базы? — Точно не знаю, но насколько помню, все земные колонии разместились компактно, что на Луне, что на Марсе. — А почему, как вы думаете? — Это же естественно. Чужая планета, тяжелые условия для жизни, случись что, помощь можно получить только от соседей. — Правильно! — похвалил философ. — А теперь признаем, что космос, другие планеты пропускают только самых талантливых. Потом вспомним теорию Лемаркса-Кондратьева, и вам станет понятно, что все поселения на Луне и Марсе в самом недалёком будущем объединятся в Союз. И не надо быть ясновидящим, для того, что бы понять, что это будет Советский Союз, но уже там в Космосе. Теперь вы понимаете? — Да, кажется, — неуверенно выдавил из себя советник. — Ничего вы не понимаете, — огорчённо констатировал президент- философ, — там на других планетах уже идёт процесс перекристаллизации человечества! Это будет уже совершенно новый вид – человек талантливый, и уже из космоса он вернётся домой. Вот тогда наша Земля переформатируется в планетарный Союз Советских Социалистических Материков! — Извините, господин президент, но так далеко не заходит даже официальная советская пропаганда. То, что вы говорите – это утопия! — заявил Джон Ринго набирающим уверенность тоном. Президент смерил взглядом своего советника, потом резко отвернулся и посмотрел в иллюминатор. Борт номер один Соединённых Штатов Америки аэробус «Боинг-Пальма» шел на посадку. Выполнявшие, роль двигателей восемь истребителей-трансформеров под его крыльями уменьшили обороты своих турбин. Безинерционный салон, самолёт со сложенными крыльями внутри фюзеляжа аэробуса, сместился по жидкокристаллическим направляющим, так, что пассажирам не пришлось пристёгивать ремни. — Джон, помогите мне разобраться! — голос президента был встревожен. — Моих знаний географии уже недостаточно. Кажется, мы прилетели не в Москву и вообще похоже мы не в России. Эта большая река, её не должно здесь быть! — Всё в порядке, господин президент, эта река Днепр, мы прилетели в столицу Украины Киев. В последний момент выяснилось, что у гроссмейстера Любищева найдётся свободных, два часа времени, для исполнения должности президента СССР. — Весьма любезно с его стороны, — философски заметил президент США. — Но, что он понимает в политике? — О, это гениальный учёный-энциклопедист, Леонардо да Винчи и Гай Юлий Цезарь в одном лице! Например, он, со своими учениками проводит конвейерные хирургические операции и одновременно консультирует инженеров в Лаборатории искусственных органов. Этот феномен напоминает одновременную игру на десятках шахматных досок, с той разницей, что на досках разные игры. В международном аэропорту «Борисполь-Запад» поток пассажиров с других рейсов в своём движении увлёк президента Америки, телохранители, помощники остались, где-то позади. Вокруг стоял весёлый, радостный шум, спортсмены, туристы, студенты торопились пройти пограничный контроль. Когда лидеру супердержавы Западного полушария задали бестактный вопрос о цели приезда в Советский Союз, то первым его желанием было возмутиться и устроить международный скандал. Но философ в нём взял верх и он сказал: — Я приехал в гости к коллеге, — и улыбнулся. Растерянный и одинокий президент не знал куда идти, пока, не обратил внимания на мужчину, который держал у себя над головой самодельный плакат, с надписью «Товарищ Арнольд Вашингтон, добро пожаловать в СССР!» Подойдя ближе, Арнольд Вашингтон увидел красивую девушку в национальном украинском платье, она держала перед собой поднос, покрытый вышитым рушником на, котором лежал ароматный каравай хлеба. А сверху на нём была солонка с солью и яблоко большое, румяное с хвостиком черенка к которому была прикреплена этикетка с маркировкой «Сделано в СССР на Марсе».
Мир становится таким, каким мы хотим его видеть
(Посвящается Р. Раджабову)Морозное солнце обманчиво пробивалось сквозь озябшие стекла, обуглившийся снег под лучами светила лежал на крыше соседнего дома. Чистое, голубое небо раскинулось над городом, пение птиц говорило о том, что совсем скоро в город ворвется весна. Обрушится на город сумасшедшим потоком, который принесет с собой безумное количество новых запахов и звуков. Как же я обожаю это время когда все на грани… Этот тонкий переход от холодного, белого сна к робкому пробуждению всего живого. Гражданка весна для меня будет особенно долгожданной гостьей и даже не потому что, рассыпанный всюду снег утратит свою белизну и переродится впрочем, как и все мы. А потому что бог войны отпустит тебя из своих властных объятий и тогда закончится твоя полугодовая командировка на Марс. А пока кутаясь в плед, с чашечкой кофе в руках я смотрю в бескрайнее небо, пытаясь отыскать там где-то за пределами видимости Марс и базу Сидонию. Где-то в другом конце комнаты устав орать в перерывах на рекламу телевизор скромно чуть слышно вещает о последних событиях, которые возвращают меня из мира грез в реальность. «В пятницу во французском посольстве прошла конференция, посвященная сотрудничеству двух стран в подготовке к Универсиаде, которая пройдет в Москве этим летом…» Надо будет расспросить Валерку прошел, он отборочный тур на участие в Универсиаде, пронеслось у меня в голове. Лера был человеком, появившимся на свет ради новых открытий так сказать дитя науки. Еще в детстве братишка удивлял способностями в области математики, физики, химии и микробиологии. Очень часто мне становилось неловко от того, что образное мышление не позволяло мне запомнить даже самых наипростейших формул. Художник абсолютно бесполезный человек в науке, меня больше привлекала немного другая сфера. Ничего не понимая в формулах, расчетах во всем этом, что до сих пор остается для меня темным лесом. Мне частенько приходилось обращаться за помощью к младшему брату, который с легкостью вычислял интегралы, находил производные и объяснял химические свойства кислот. «Делегация из Советского Союза приняла участие в праздновании сороковой годовщины со дня открытия Бронзовой статуи Проекта Майтрея…» продолжал сообщать мне последние новости тонкий зависший в воздухе цветной прямоугольник. Почему то в эту минуту вспомнила Г. Гессе «Сиддхарта» «Я умею мыслить, умею ждать, умею поститься…». И произнесла – Я умею любить, сострадать, и созерцать. И сделав небольшой глоток кофе, отключила телевизор. Тихий, приглушенный звук пришедшего сообщения прервал недолгую тишину и бесконечный круговорот мыслей. — Тихон! Тиша…, - проговорила я, обращаясь к огромному полосатому серому коту, расположившемуся на диване. Завладевшему, не только пространством уютной, мягкой мебели, но и всем тем, что оказалось на диване. Тихон любил оккупировать понравившиеся ему территории, и делал это довольно часто. Кот, как и все хорошее и доброе появился в моей жизни случайно. В один из промозглых осенних дней папа, направляясь ко мне в гости, на улице нашел маленький, пушистый комочек шерсти. Котенок жалобно кричал, и приставал к каждому прохожему. Кидался под ноги, стараясь хоть как-то обратить на себя внимание. С тех пор он стал любимцем и полноправным членом нашей семьи. — Ты спишь на необуке! Вставай, соня! — произнесла я, погладив питомца. Тот лишь приоткрыл зеленые глаза и фыркнул, выражая недовольство. — Тиша, — повторила я. Кот недовольно перевернулся, уступив мне необук, и продолжил своё путешествие в гости к Морфею. Мне хватило пары секунд, чтобы понять, от кого пришло сообщение. Мелкая дрожь прошлась по кончикам пальцев, сердце забилось чаще, набирая скорость, словно гонщик формулы один на последнем круге перед финишем. Грусть и тревога прошла, радость сладко побежала пульсом по венам, и даже вид снега за окном стал вызывать приятное удовлетворение как после приторно сладкой, белой, сахарной ваты съеденной на воскресной ярмарке. 2061 г. февраля 18-го, суббота. Здравствуй ненаглядная моя дорогая Анна. Мой ангел прости, что так долго не писал тебе писем. Душа моя, посмею признаться тебе, что как только мои ноги ступили на Марс, я осознал, насколько я заблуждался. Говоря тебе, что ты дорога мне, я просто не существую без тебя. Каждый раз, когда смотрю на необъятные и необычайно красивые просторы этой планеты. Я сожалею о том, что тебя нет рядом. У тебя бы вышли прекрасные пейзажи, моя дорогая. Знаешь на первый взгляд, поверхность Марса напоминает лунную. Однако на самом деле его рельеф отличается большим разнообразием. На протяжении долгой геологической истории, когда нас и наших предков еще и в помине не было, его поверхность изменяли извержения вулканов и марсотрясения. Глубокие шрамы оставили метеориты, ветер, вода, льды, а теперь и мы вносим свои коррективы. Мой ангел марсианское небо, совсем непохоже, на земное. Оно удивительно! Я даже и не предполагал, что увижу его своими глазами. Во время восхода и заката марсианское небо имеет красновато – розовый цвет, а в непосредственной близости к диску Солнца приобретает цвет от голубого до фиолетового. Душа моя, можешь передать Валерке, что действительно территория, на которой располагается база Сидония из космоса, напоминает женское лицо. Я совсем забыл рассказать об этом. Когда мы подлетали к базе, мне на минуту показалось, что на меня действительно смотрит не моргающим, мудрым взглядом женщина. Но это ощущение быстро прошло, и через несколько минут я с коллегами уже свободно перемещаться по базе. Коллектив в лаборатории подобрался хороший и дружный. Наверное, поэтому работать особенно легко. В подчинении у меня семь научных сотрудников, каждых из них является профессионалом своего дела. Когда вернемся я обязательно, тебя с ними познакомлю. Сидония постепенно обживается учеными и другими специалистами. Со временем на месте небольшой базы появится крупный исследовательский центр. С большими, просторными лабораториями, комплексом зданий предусмотренных для размещения сотрудников. Это будет небольшой научный городок на красной планете в котором смогут трудиться на благо родины более ста человек. Позавчера были закончены работы с климатическими куполами. Над пока еще не большой, но хорошо оборудованной базой, были развернуты мощные климатические купола, поэтому не волнуйся за нас. В искусственно созданной атмосфере кислорода хватает на столько, что мы можем по территории базы перемещаться без кислородных масок. Исследования в Поясе астероидов, близятся к завершению, поэтому я скоро буду дома. Этот участок имеет большое значение для дальнейшей работы. Существует несколько гипотез возникновения Пояса астероидов. Мне очень близка гипотеза о погибшей планете Фаэтон, но как ученый я склонен считать, что Пояс астероидов возник путем образования планет солнечной системы. Пояс астероидов – это остатки промежуточных тел, из которых создавались планеты, сохранившиеся да нашего времени. Предположение о том, что Пояс астероидов не что иное как осколки взорвавшейся планеты Фаэтон конечно кажется призрачным. Эта гипотеза неоднократно была опровергнута учеными. Если катастрофа, и была на самом деле, то подтверждений этому нет. Но в каждом даже на первый взгляд невозможном вымысле больше похожем на сказку кроется тайна. И если бы и существовала эта планета, то ее история могла стать для нас и будущих поколений хорошим предупреждением из прошлого. Жди меня в начале марта. У меня для тебя есть подарок, безумно скучаю по тебе мой ангел. Твой Руслан Дочитав письмо до конца, я перечитала его. Потом ещё несколько раз, прочитала. Пока каждая фраза, не отпечаталась в памяти. — В марте!!! — прокричала я и запрыгала по комнате, словно все это время сидела на муравейнике. Отыскав в карманах мобильный телефон, я быстро набрала папин номер и протараторила – Папа! Папа! Здравствуй, Руслан возвращается в начале марта! — Это замечательно котенок. Пойду, сообщу приятную новость маме, — ответил он. Родители очень любили Руслана, они воспринимали его не только как моего мужчину, он был для них третьим ребенком. Мы познакомились в детстве, когда родители Руслана переехали в Москву. Константина Николаевича (папу Руслана) перевели в Московский авиационный институт, там он познакомился с Андреем Дмитриевичем (моим отцом). Став его коллегой и лучшим другом. Первый раз смуглый зеленоглазый мальчишка появился у нас дома на папином дне рождении. С тех самых пор мы подружились, со временем детская дружба переросла в любовь. Каждый день тянулся словно резиновый, заставляя меня поверить в то, что в сутках как минимум тридцать часов. Проходил день другой, зима отступала, снег превращался в крохотные островки, окруженные маленькими океанами воды. А в воздухе летал необъяснимый запах свободы от сковывающего все вокруг холода. У меня же за спиной вырастали крылья, мне хотелось рисовать, петь и кружится в танце под ласковые звуки весны. И вот настал долгожданный день, я проснулась не свет не заря. И носилась по квартире, наводя порядок и готовя угощения. Когда все дела были переделаны, и на темном циферблате высветились ярко зеленые цифры говорившие о том что наступила вторая половина дня. Раздался звонок, и я уже летела вприпрыжку по направлению к входной двери. В эти минуты меня никто не смог бы остановить даже разбушевавшаяся стихия, ибо я сама была подобна смерчу, наводнению и землетрясению одновременно. — Что не говори, но дома лучше, — проговорил Руслан, играя, как мальчишка, с котом. Тихон же лениво ловил лапой клочок бумаги, делая великое одолжение. Я улыбалась, любуясь ими поспешно делая наброски в небольшом блокноте, с которым я никогда не расставалась. — Смотри, что я тебе привез, — произнес он, доставая из кармана небольшой черный камень. Я протянула руку, Руслан положил этот холодный предмет на мою ладонь. Покрутив его в руках и внимательно рассмотрев, я сказала – Это не просто камень. Где ты его взял? — Я его нашел, когда мы совершали работы за территорией базы после очередной песчаной бури. Мы внимательно изучили его, он не представляет большой научной ценности. — Ты видишь эти черные, тонкие почти, что стершиеся черточки? — Это осколок камня вулканического происхождения, а может быть метеорит. Эти черточки не что иное как царапины, полученные им во время песчаных бурь, — ответил Руслан. — А если их попробовать соединить? — проговорила я. — Мой ангел, ты слишком любишь загадки и тайны, но если хочешь, попробуй, — сказал он. Взяв в руки карандаш, я соединила все линии и перерисовала получившееся изображение в блокнот. С белого листа на меня смотрела диковинная птица с большими глазами, мощным раскрытым клювом и небольшими перьевыми ушками. — Что получилось? — спросил Руслан, посмотрев на блокнот, добавил – Природа тоже создает произведения искусства. — Скорее всего, так оно и есть. Это всего лишь царапины оставленные маленькими пылевыми дьяволятами, — ответила я. Положила камешек на журнальный столик и раскрутила его против часовой стрелки. Небольшой черный предмет сделал несколько быстрых оборотов и остановился. Раздался небольшой щелчок, и на белую стену комнаты упала тонкая серебристая полоска света. — Что это? — удивленно произнес Руслан. — Не знаю… — чуть слышно проговорила я. Зазвучала сначала тихая непонятная речь, мы замерли. Через несколько секунд голос стал все более различимым, мы погрузились в тайну, которую поведали нам. — Мы не знаем, кто и когда обнаружит это послание. Когда вы будете слушать его, мы оставшиеся в живых фаэтонцы (жители планеты Фаэтон) будем уже за миллионы световых лет от солнечной системы. Нас сменит не одно поколение. Пройдет не один миллиард лет, прежде чем ваша цивилизация достигнет такого развития. Кем, вы бы не были, постарайтесь прислушаться к нашим советам. Цивилизация на планете Фаэтон достигла расцвета. Мы давно покорили небо, моря, и даже космос, сделали много открытий в науке, в природе совсем не осталось тайн и загадок для нас. На стене как на экране кинотеатра стали появляться картинки не известных нам городов и диковинные ландшафты. Серебристые острые горы сменялись оранжевыми, желтыми, красными и фиолетовыми цветущими полям. Изумрудными лесами бескрайними реками и океанами, в которых плавали невиданные рыбы. По полям перемешались животные неизвестные нашей планете. А на горизонте виднелись могучие города созданные фаэтонцами. Так наша планета выглядела до прихода холодной зимы, которая погубила её, продолжал повествовать голос. Холодная зима это – не только последствие войн, стихийных бедствий и космических катаклизм. Это наш внутренний мир состояние каждого из нас, которое зародившись, может повлечь за собой гибель всего живого. Когда ни в душе, ни в сердце не останется света, а только тьма… Мир перестанет существовать таким, каким вы его помнили. Нет ничего важнее, чем жизнь любого существа на планете, нет ничего дороже любви ко всему, что вас окружает. Совершенствуйте мир – совершенствуя себя, внутренняя гармония сохраняет гармонию в мире. Голос затих, серебристый луч света становился все меньше и меньше пока не исчез совсем. Мы переглянулись, и Руслан пожав плечами и проговорил – Значит все таки она существовала… — Я умею любить, сострадать, и созерцать, — добавила я. Солнце не спеша стремилось скрыться за крышами домов, проливая на темнеющее небо красные краски. Птицы умолкали, город затихал, кое-где фонари начали подмигивать друг другу, освещая дорогу тем, кто в этот вечер спешил домой или на работу. Тихон спал, устроившись на подоконнике, а мы все смотрели в небо, как дети, первый раз увидевшие этот большой и красивый мир, ожидая появления первых звезд. Город погружался в тихие сны, на первый взгляд обычные вещи теперь выглядели как-то по-особенному. Быть может эта история так и останется тайной скрытой в маленьком подарке красной планеты. Ведь мир будет таким, каким мы его хотим видеть…
«Мальчик пристально вглядывается в даль. Что видят его глаза? Таинственные образы проносятся в детских мечтах, подобно песням птиц. Но что мы сделали для того, чтобы королевство фантазии стало рядом с нами навсегда?»Иней ещё лежал на плитах посадочной площадки – следствие имплозии двигателя дисколёта – когда пилот сошёл с аппарели. Следом мягко скатилась трехосная платформа в сопровождении бортмеханика и штурмана. Тепловые пушки ударили со всех сторон, отапливая ангар. Встречающие, одетые в лёгкие скафандры с опущенными забралами шлемов, как и экипаж, расступились, пропуская скорбный груз, лежащий на платформе: четыре тела в серебристых термомешках. У шлюза их приняла медкоманда. Ей же поручили и единственного выжившего – пятнадцатилетнего мальчишку-астронома. — Что скажешь? — командир базы «Гора Павлина» Вадим Глядов внимательно посмотрел на пилота. — Четыре «двухсотых» и один выживший, — ответил Геннадий Живагин, пилот. — Фронтовой доклад. — Так и есть. И это не все, кто там был, — миндалевидные стёкла шлема Геннадия стали прозрачными. — Мы не успели. — Каковы ваши повреждения? — Вадим и сам видел «раны» в борту дисколёта, но спрашивал он не об этом. — Экипаж в порядке, — понял его пилот. — На «Анатре» разбиты маневровые левого борта, кое-где сбиты термопанели. У американцев хуже. Третий купол снесло подчистую, — он покачал головой и возмущённо добавил. — Нашли место для базы! Как можно в такой пыли работать? — У них сейчас эксперимент по полной изоляции, — объяснил Вадим. — Просили во время бури не беспокоить. — Ну! — пилот развёл руками, низко поклонился, произнёс ос злой иронией. — Извините, если наследили в прихожей. — Не паясничай, — поморщился командир базы. — Тебе не к лицу. Он вздохнул: — Ладно. Отдыхайте, а я свяжусь с их орбиталкой и доложу на ЦУП. Геннадий посмотрел в спину уходящему командиру. Не упрекнул, не наорал за не выполнение приказа и, наверняка, всю ответственность за самовольное решение пилота возьмёт на себя. Да спасли уцелевшего и вытащили трупы погибших, но могли сами остаться там. Дисколёт «Анатра -75» машина надёжная и выносливая, но будь буря чуточку сильнее от летящих камней и обломков купола ничего бы не спасло. Американский шаттл «Арес» отошёл от орбитальной базы, только сесть у разрушенного купола не решился. Зато совесть чиста: сделали всё, что смогли. Геннадий поднял голову: царапины от камней хорошо видны на белом корпусе, с левого борта дыра, словно гигантский зверь откусил кусочек, следы зубов – выломанные ячейки маневровых. — Кстати! — Вадим оглянулся у самого шлюза. — Он спрашивал о тебе. Пилот встрепенулся, растеряно хлопнул себя по бокам, ощупывая карманы. — От же наколупали, — один из механиков подошёл к Геннадию, осматривая повреждения. — Ни чё, ни чё, ластивка. Ща подварым, заменим… От зараза! — он ковырнул монтировкой в царапине. Со звоном на плиты посадочной площадки упал металлический цилиндрик размером с палец. — Зараза, — проворчал механик, поднимая железку. — Шо тебе пуля! Трымай, командир! Геннадий взял прутик. Вот и подарок. Марсик сидел за столом, беспечно болтая ногами. Ботинки тридцать девятого размера лежали под стулом. Они просто не держались на ногах семилетнего мальчишки. Да и комбинезон на нём был, мягко говоря, с чужого плеча. Обычно они безразмерны и облегают тело человека, нагреваясь его теплом, но худенькое тельце ребёнка было очень мало даже для самоадаптирующегося материала. Рукава и штанины сморщились и остались гофрированными трубами на руках и ногах мальчишки. На самом деле мальчика звали Марат, и появился он на свет совершенно неожиданно для командования базы и для ЦУПа. Маленький тщедушный с удлинённой головой мальчик сразу стал всеобщим любимцем. Год назад, когда ему ещё не исполнилось шесть, Марсик пережил первое испытание. Отец с матерью, геологи занимались изучением «колодцев» на склоне горы Павлина. Никто не мог предположить, что за стеной одного из них накапливается талая вода – разлом коры в недрах Марса выпустил тёплый вулканический газ, который, в свою очередь, растопил вечную мерзлоту на глубине шестидесяти метров. Геологов смыло селевым потоком. После гибели родителей Марсик долго молчал, старался избегать взрослых, прячась по тёмным углам базы. Приходилось назначать специальных дежурных, которые приглядывали за мальчишкой. И вот однажды такая честь выпала Геннадию. В тот день, переступив порог каюты пилота, Марсик на секунду замер. Механические поделки из всевозможных деталей стояли на полках, висели под потолком и на стенах, бегали под ногами. — А это у тебя что? — спросил мальчик, глядя большими фиолетовыми глазами на паровоз с часами и шестью кривыми лапами. — Паровоз-часоход, — ответил Геннадий. — Только его доделать надо и без помощника – никак. Больше всего Марсик любил рисовать. Вот и сейчас, напевая выдуманный мотивчик, он увлечённо малевал простым карандашом в альбоме. — Привет первому механику! — воскликнул Геннадий. Мальчик обернулся, тонкое лицо озарила радость. — Привет первому пилоту! — голос звонкий громкий. Марсик подбежал к Живагину, позабыв громоздкие ботинки под стулом. — Готовишь новый проект? — поинтересовался пилот, подхватывая мальчика на руки. — Да так, — отмахнулся Марсик. — Вот ты сегодня настоящий герой! Расскажи про марсианскую бурю. Вы спасли всех, правда? Геннадий чуть нахмурился, кашлянул: — Буря – не шутка. Спасли лишь одного. Фиолетовые глаза Марсика напоминали Геннадию марсианское небо. Золотистые искорки в их глубине, как звёзды над планетой. — Не отчаивайся, — узкая ладошка коснулась груди пилота. — Никогда, — Живагин заставил себя улыбнуться, но улыбка получилась грустной. — Так что ты сегодня нарисовал? — спросил Геннадий, уходя от темы. — Новый механизм? Мальчик смутился. Слез с рук пилота, подошёл к столу. — В чём дело, друг? — растерялся Геннадий. — Если не хочешь, не говори. — Нет-нет, — Марсик покачал головой. — Просто, — он пожал плечами, — я рисовал не механизм. У них была своя игра: пока Живагин выполняет свои обязанности, первый механик в ожидании друга рисует фантастический механизм, который они вместе потом строят из подручных деталей. Марсику нравилась такая игра, и он почти целыми днями набрасывал в альбоме эскизы чудных игрушек. Геннадий спокойно работал, не беспокоясь за мальчика, но последнее время он остро осознал, что так не может продолжаться бесконечно. Геннадий подошёл к столу. — Вот, — мальчик показал ему новый рисунок. Нарисованное существо сначала показалось Живагину броненосцем с длинным хвостом: спина покрыта панцирем, длинные ноги похожие на слоновьи. А вот и уши, и хобот, который Геннадий с первого взгляда принял за хвост. Что-то вроде слонов с картины Пикассо. — Похоже на слона, — осторожно произнёс Живагин, опасаясь обидеть неверной загадкой юного художника. — Только странный он какой-то. — Потому что он марсианский, — пояснил мальчик. — В условиях пониженной гравитации у обычных слонов станут длиннее ноги, складки кожи превратятся в панцирь – защита от пыльной бури. Ты же сам говорил: буря несёт песок и камни. — Говорил. — Вот! Слон будет садиться на землю спиной к ветру, и твёрдая шкура защитит его от камней. Потому же в задней части туловище заужается – обтекаемость. Понятно? — меж медных бровей мальчика пролегла серьёзная морщинка. — Ого, — Геннадий не знал, что ответить. Он учил Марсика собирать нехитрые механизмы, объяснял роль той или иной детали. А теперь… — Вот когда полностью терраформируем Марс, такие слоны будут ходить по земле Фарсида, — заверил мальчик. — Только слоны? — Не только, — Марсик перевернул пару страниц альбома. — Кот, — пояснил он, водя тонким пальчиком по рисунку, — мышка, собака – домашние животные трансформируются первыми. А это сова. — Ясно. И все они будут жить на терроформированном Марсе? — Да. Марс – не Земля. Значит, звери здесь изменятся и станут марсианскими. — Логично, — согласился Геннадий. — Ну, а теперь собирайся. Мальчик погрустнел. — Может, сегодня не пойдём? — Что за нытьё, первый механик? Сегодня у нас среда и никакие возражения не принимаются. Давай-давай, одевай ботинки. Подумав, Геннадий захватил с собой альбом с чудными зверями. Бланка рассматривала голографическое изображение пациента – американского парня спасённого из разрушенного бурей купола. Биение пульса, активность головного мозга, кровяное давление – графики, линии плясали вокруг прозрачной фигуры. — Привет, — Геннадий пропустил вперёд робеющего мальчика. — Какие гости! — смуглые руки вспорхнули над рабочим столом и изображение исчезло. — Привет, Маратик! — Привет, — со вздохом ответил тот. — Что за унылый вид? — Визит к доктору всегда немного… пугает, — ответил за мальчика Живагин. — Тем более, если это самый главный доктор базы. Бланка взглянула на него. Карие очи чуть прищурились – доктор визуально определял состояние пилота. — Вот этого мы и пугаемся, — сказал Геннадий, отводя взгляд. — Я могу тебя уложить в лазарет принудительно. Почему не пришёл сразу после полёта? — Потому и не пришёл. Чего я в лазарете не видел? Бланка обратилась к мальчику, взъерошила его медные вихры: — Ну как чувствует себя первый механик? — Со мной всё хорошо, — заверил Марсик, беспокойно поглядывая на мединструмент, лежащий на белом столике. — Будите делать уколы? — нахмурился мальчик. — О, нет! Это для спасённого. — Кстати, как он? — спохватился Живагин. — Шок, переохлаждение. Он сейчас спит и проспит ближайшие сутки. Карие очи вновь оценивающе прищурились. Геннадий вздохнул: без обследования не отпустит. — Если уколов не будет, может, мы пойдём? — осторожно спросил мальчик, глядя на пилота. — Значит так, механик, — Живагин сделал серьёзный вид. — После трудного полёта и тебе и мне необходимо пройти медобследование. — Но… — И никаких возражений! Бланка едва взглянула на гало пилота. Её больше интересовал разноцветный силуэт Марсика, лежащего в антропоскопе. — У меня всё нормально? — напомнил о себе Живагин, начиная скучать в кресле анализатора. — А? — спохватилась Бланка. — Да ты здоров, как бык. Она отключила сканеры, подняла кресло с пилотом в вертикальное положение. Живагин не спешил вставать. Теперь он хорошо видел экран антропоскопа. — Как его дела? — шёпотом спросил Геннадий. Бланка бросила на пилота быстрый взгляд. — Смотри сам, — её тонкий пальчик принялся листать «страницы» – слои сканирования. — Только без латыни, — предупредил Живагин. — Вот носовая полость. М-м-м… У нас в носу волоски… — И у тебя? Доктор обиженно поджала губки. — Прости-прости, — поспешил извиниться пилот. — А у Марсика? — У Марсика нечто вроде перепонок-фильтров. На вдохе они фильтруют воздух, почти перекрывая полость, на выдохе – полностью открываются. — И? — Он может дышать в запылённой атмосфере Марса. Если, конечно в ней будет достаточный процент кислорода. — Ясно. — Тебе ясно, а я… — Бланка развела руками, — …ума не приложу. Первый ребёнок на Марсе и такие видоизменения, — и произнесла с расстановкой:- Этого просто не может быть. Взгляни: надпочечники твои и Марсика. — Ну… — произнёс Геннадий неопределённо, ожидая пояснений. — Похоже на… блок конденсаторов или батарей. — Точно. — Шутишь? — Вновь образованный орган похож на орган электроугря. Марсик адаптируется к статическим разрядам Марса. Живагин задумчиво потёр мочку уха. — Три дня назад модель шагахода заработала у него в руках. У меня не оказалась нужной батареи, а Марсику не терпелось запустить механизм, — вспомнил он. Бланка откину иссине-чёрный локон за ушко. — Ты чего? — женщина поймала его зачарованный взгляд. — Ты прекрасна, — прошептал Геннадий. Бланка печально улыбнулась, накрыла его узловатую ладонь своей. — Гена, он меняется слишком быстро. Организм может не выдержать изменений. Мальчик должен жить здесь, у меня под наблюдением. Живагин встал, прошёлся вдоль белых шкафов. — Он не подопытный кролик… — Речь идёт о его жизни. — Да, конечно, — согласился Геннадий, рассматривая носки своих ботинок. — Хорошо, но позволь сначала исполнить его мечту. — Мечту? — Это сущий пустяк, — Живагину вдруг стало стыдно. — Я всё откладывал и откладывал, ссылаясь на занятость, думал, что всё ещё успеется. Если бы знать… Пилот ткнул кулаком в стену. — Так что же? — спросила женщина. — Он хотел посмотреть на бурю с высоты. Брови Бланки удивлённо взметнулись. — Да-да, вот такой пустяк. Я просто свинья. — Успокойся, — мягко произнесла она, подошла и положила руки на его плечи. — Мы часто забываем о тех, кто постоянно рядом. Геннадий глубоко вздохнул, наслаждаясь ароматом её волос: — Мы тоже так близко и так далеко. — Что это? — Бланка отстранилась, взяла со стола альбом с рисунками Марсика. — Что? — Геннадий очнулся. — Ах, это. Альбом. Я хотел показать, что в последнее время он рисует. — Мышка? Живагин улыбнулся, со значением произнёс: — Марсианская мышка. А сегодня он рисовал слона. — Подожди, Гена. Ты водил его в лабораторию? — Н-нет, — Живагин наморщил лоб, вспоминая события последних дней. — Точно, нет. — И сам он не мог, — Бланка выключила антропоскоп, велела мальчику одеваться. Лаборатория располагалась в соседнем отсеке: аквариумы на стенах, прозрачные кубы с подопытными мышами на столах. Кругом насыпан марсианский грунт, высажены земные растения. К одному из кубов Бланка подвела Геннадия. Они поднялись по трапу к поверхности. Несколько белых мышей сновали в кустиках травы, занятые своими делами. — Десятое поколение, — пояснила Бланка. — Ничего не замечаешь? Она сунула под нос Живагина рисунок Марсика. Мыши в кубе сновали туда-сюда, не желая сидеть на месте, потому сразу Геннадий не мог уловить сходство. Бланка, заметив его растерянность, сыпнула мышам немного зерна. — Удлинённые пальцы передних лап, — в слух принялся перечислять Живагин, сравнивая рисунок с оригиналом, — короткий утолщённый хвост, заострённые уши прижаты к голове… Чёрт возьми! Ты можешь мне это объяснить? Бланка пожала плечами: — Я верю в то, что мальчишка скрытно от нас с тобой побывал в лаборатории. — Он бы сказал или попросил меня. — Извини, но он уже просился с тобой в небо. Когда они вернулись в медотсек, Марсик сидел на стуле, болтая ногами. Ботинки как всегда валялись на полу. — Надо поговорить, брат, — Геннадий сел напротив. — Мы ведь никогда не врём друг другу? Мальчик насторожился, бросил косой взгляд на Бланку. — Ты когда-нибудь был там? — Живагин указал на дверь в лабораторию. — Только честно. Мальчик, молча, помотал головой. — Честно? — настаивал Ганнадий. — Честно, — ответила за Марсика Бланка. — Он не врёт. Она протянула мальчику руку: — Идём, Марат. Покажу тебе рыб. Марсианских. Вадим Глядов постучал пальцами по столу. — Такая история, — тихо произнёс он. — Ерунда какая-тро. — не веря в услышанное, сказал Геннадий. Только что руководство АКМ – Американских Колоний Марса – объявила русских пилотов виновными во взрыве третьего купола базы и срыве важного эксперимента. — Правительство Америки на Земле вручило нашему послу ноту протеста и потребовало выдачи виновных, — продолжал Глядов. — Бред! Вадим, мы же все здесь земляне, люди. Нет здесь американцев и русских. Случись что с каждым из нас… Глядов поднял руку, останавливая красноречие пилота. — Есть убытки, которые на кого-то надо списать. И на Земле всё по-прежнему. В общим, у тебя двадцать четыре часа на сборы. Нет, Гена! Всё решено. Наша сторона никого выдавать не собирается – это расценят, как признание вины. Но командованию сейчас нужен свидетель и «чёрный ящик» с твоей «Анатры». Так что, — командир базы поднялся из-за стола и протянул пилоту руку, — лететь тебе. Живагин нехотя пожал его ладонь. — И не задерживайся на Земле, — улыбка у Глядова была усталой. — На Марсе ещё много работы. — Постараюсь, — ответил Геннадий. — Перед отлётом есть одна просьба. Озоновый купол над советской базой бликовал всеми цветами радуги и Марсик вмиг забыл все свои несчастья. Забыл, что через несколько часов они с Живагиным расстанутся. На год? А может на два? Мальчик часто ходил в центральный купол-оранжерею, чтобы полюбоваться игрой цветных полотнищ. Геннадий рассказывал о северном сиянии, которое вот так же горит над Северным полюсом Земли. Но никогда Марсик не видел радугу купола так близко, ещё никогда он не летал на двуместном шлюпе. — А ещё я попрошу командование, — говорил Живагин, — выдать тебе, первый механик, скафандр и шлем. Мальчик оглянулся на него – фиолетовые глаза искрились радостью. Геннадий в который раз выругал себя за постоянную занятость. Тянул до последнего дня, а много ли мальчишке надо для счастья. — Купол! — связался он с диспетчером. — Шлюп просит выход! — Шлюп! Есть выход! Западные ворота! Внизу над кромкой вулкана Павлина в бликующей стене образовался прозрачный круг. — Купол! Ворота вижу! Выхожу на прогулку! Геннадий заложил вираж и послушный дисколёт спланировал к воротам под восторженный визг и смех Марсика. Фиолетовое небо усыпано яркими звёздами. Над горизонтом висит неторопливый Фобос, а Деймос уже в зените и торопится вниз, чтобы скоро вновь обогнать брата. Яркое солнце ослепило при повороте, мальчишка прикрыл глаза ладонью. — Здорово! Когда ты вернёшься и привезёшь настоящий скафандр, я поступлю в пилоты. — Неприменно, — согласился Живагин, стараясь вести аппарат плавно без чувствительных перегрузок. — Смотри, Живагин, какие дыры! Расплющив нос о стекло, Марсик смотрел на бушующую под шлюпом бурю. — Гигантские смерчи, — пояснил Геннадий. Бурый океан бушевал от края и до края. Глубокие воронки смерчей, похожие на пасти голодных чудовищ, разверзались на его поверхности глубокими колодцами. Они колыхались из стороны в сторону или стремительно неслись мимо и тела их извивались, словно тела змей ставших на хвосты. Грозовые разряды вспыхивали в глубине океана, и игра светотени порождала невиданных чудовищ. — Здорово! Для большой «Анатры» смерчи – ерунда, — со знанием дела произнёс мальчик. Геннадий не стал возражать, только улыбнулся и кивнул. — Олимп! Олимп! — воскликнул Марсик, указывая на северо-запад, когда шлюп проносился над Аскрийской горой. Сверкнул на солнце скошенный цилиндр Аскрийской обсерватории. Жидкое тридцатиметровое зеркало, расположенное практически на экваторе планеты, стало вселенским оком Земли. Здесь озоновый купол не строили – радуги мешали наблюдениям. — Вершина Треугольника Фарсиды, — сказал Геннадий, поворачивая аппарат к Олимпу. Шлюп словно завис в безвоздушном пространстве под фиолетовым небом. Четыре гигантские вершины архипелагом возвышались над пыльным морем бури – равносторонний треугольник. Гора Павлина делила его основание пополам. «А ведь уникальное место, — размышлял Геннадий, оставив джойстик штурвала автопилоту. — Будто кто-то специально возвёл вулканы для нас. Только здесь мог родиться Марсик – первый марсианин. Быть может, потому мальчик так быстро перерождается». Споры о полном терраформировании Марса ведутся до сих пор. Уже нет того энтузиазма: Марс должен быть полностью преображён под человеческую цивилизацию! За пять лет вырос купол над кратером Павлина и теперь надо решать будет ли он расширяться до планетарных масштабов. «Ну, создадим мы атмосферу. Ну, насадим яблонь. И что? Прощай уникальная планета? Что мы поймём в терраформированной планете, если на ней не останется привычной среды? Марс тем и уникален, что он Марс, а не Земля. Мы хотим преобразить его под себя. Он преображает нас», — Живагин обернулся к Марсику. — Механик? Мальчик сидел в кресле, свесив рыжую головку на грудь. — Марат? — пилот коснулся бледной ладошки. Холодная! Пальцы Геннадия легли на жилку под ухом мальчика. — Марат! — Живагин уже выводил шлюп на вираж. — Купол! Это шлюп! Координаты ворот! Мы возвращаемся! Медбригаду в ангар! Тепловые пушки не успели растопить иней на посадочной платформе, а пилот с Марсиком на руках бросился к открывающемуся шлюзу. Бланка выбежала ему навстречу, следом двое медиков с реанимационной капсулой. Геннадий не смел смотреть ей в глаза. Он положил Марсика на белые подушки, накрыл прозрачным куполом и как прикованный поспешил за медиками в их отсек. Через десять минут Бланка вышла в коридор. Стискивая до хруста пальцы, Жвагин сидел на стуле, не поднимая головы, спросил: — Ну? Ну, что там? Она села рядом. — Что же ты молчишь? Он не мог, понимаешь? Он не может! — Его изменения были непредсказуемы… — Нет! — Геннадий закрыл лицо ладонями, словно пытаясь удержать внезапно хлынувшую влагу. — Как же так? Ты не смогла… Я виноват! — Гена! Ни кто не виноват, — она повернула Живагина к себе, обняла. Пилот ткнулся в плечо женщины. Выбежавшие на шум медики, неловко потупив взоры, поспешили разойтись. — Тшшш. Тихо, — шептала Бланка, гладя ладонью дрожащую спину пилота. — Никто не виноват, — голос её дрожал. — Мы же знали, были готовы к этому. — К этому нельзя быть готовым, — Живагин отстранился, стёр с лица влагу. — Нельзя, — согласилась Бланка. — Но сейчас тебя ждёт Земля. Он ничего не ответил и не мог смотреть на неё. — Да, — наконец сказал он, поднимаясь. — Через пять часов вылет. Пора. Геннадий Живагин пошёл в свою каюту, а она осталась сидеть, глядя на его ссутуленную спину. Если бы он знал всё… Бланка вытерла слёзы, тяжело вздохнула и вернулась в кабинет. — Трансформация завершена! Трансформация завершена! — сообщал рабочий комп, на галомониторе горела красная иконка. Бланка села за стол и набрала код. Существо было высоким, немного сутулилось при ходьбе, но быстро перемещалось по склонам каньонов и скалам, ловко цепляясь длинными пальцами за уступы. Вот оно прыгнуло, вытянув конечности, подобно земной обезьяне. Бланка повернула изображение: от поясницы до лопаток параллельно позвоночнику тянутся два выступа, линия рыжих волос кончается меж покатых плечей. Уже не человек… Она помедлила. Вдруг стало страшно заглянуть в его лицо. — О, Господи, да что же это с тобой, Бланка? — прошептала женщина. — Давай. Ты же учёный. Фиолетовые глаза глянули в упор и марсианин улыбнулся. Широкий приплюснутый нос по-мальчишечьи шмыгнул. — Это всего лишь программа, — уговаривала себя Бланка. — Всего лишь программа. Влага падала на рабочий стол. — Не надо плакать, — сработала модель голоса марсианина, его реакция на человеческие чувства. — Ма… Нервы не выдержали. Бланка быстро отключила комп, не дослушав фразы. Кружилась голова, комок тошноты подступил к горлу. Она коснулась живота, переводя дыхание. Это хорошо, что он улетел. Если бы он знал всё…Нэцке – мальчик с книгой. «Каникулы Кроша», Анатолий Рыбаков.
Автор: Лазурин Вячеслав Вячеславович, г. Житомир (Украина).Марс не терпит чужаков. Тех, кто тревожит его покой. Планета не скрывала свою ярость – мощные смерчи крушили базы колонистов, хоронили под тоннами багрового песка. Небо жгло молниями станции, а тяжелые ледники выдавливали из них остатки жизни. Теперь кроме руин Древних, в пустынях можно натолкнуться и на стальные скелеты первых куполов, где наши пытались выжить. Они боролись до последнего. Ради нас. Бороться будем и мы… — Арзамас-49. Я Пронин. Как слышите? Прием. Молчание. Сильно сжимаю рацию, рискуя сломать кнопку вызова: - Арзамас-49. Я Пронин. Как слышите?! Прием! Треск и шипение наконец прерываются, динамики хрипят: — Я Арзамас-49… Гриша, ты что ли?! Что случилось? — Застрял в шестом квадрате. Двигатель отказал. Нужна помощь. Прием. Опять молчание. Слишком долгое для моих расшатанных нервов. — Арзамас! Повторяю… — Гриша, прости. На Северном-21 взорвался атмосферный генератор. Вся команда мчится туда, один я на связи остался… Дальше не слышу, в глазах темнеет. Ужас бьет по сердцу, жмет горло. На Северном-21 работает семьдесят два человека. Треть состава постоянно должно дежурить у генератора… Мир за окном кабины все больше багровеет. И хотя я знаю – это всего лишь заря, мне все равно мерещится пропитавшая горизонт алая кровь. Кровь товарищей. Их голоса взрываются в памяти невыносимыми криками, не умолкают… — Пронин?! Ответь, не молчи! — Вас понял, Арзамас… Буду выбираться сам… Конец связи. — Гриша, не дури! Слишком далеко. Подожди шестнадцать часов – тебя заберут. Отстегиваю ремни кресла, тянусь к рюкзаку на заднем сидении. — Гриша, погода портится! Возможна буря! Гри… Щелкаю выключателем связи. Я все решил. Остаться здесь, значит сойти с ума. Не могу я так просто сидеть, когда там – катастрофа. Не могу. Нужно что-то делать, не сдаваться тревоге. В последний раз пытаюсь завести машину. Знаю, бесполезно, но надо занять руки, унять дрожь. Бью по кнопке запуска, загружаю программу старта. Еле доползает до середины дисплея прогрессия мощности. И падает до нуля. Секундный рев под капотом сменяется тишиной. «Неисправность… Неисправность…» – мигает красным дисплей, выделяя на схеме движка проблемные узлы. С трудом сдерживаю желание сплюнуть на панель управления. Самому с поломками не справится… Сухой холодный воздух метает в лицо пыль, поправляю маску и плотнее стягиваю капюшон. Нехорошо бросать машину, но выбора нет. Она стоит у подножия каменистого холма, расправив крылья солнечных батарей. Три пары колес на четверть тонут в сыпучей красноте. «ВАЗ-210МХ» – различается потертая надпись на темном кузове. Не оглядываюсь. Закинув за спину рюкзак, ухожу прочь от кровавого заката. Он все больше удлиняет мою тень, тени источенных ветром валунов. Небо прячет звезды за темно-бурыми тучами. Нужно поскорее добраться до каменной гряды на севере – там можно укрыться от бури. Знаю, она приближается. Знаю не из сообщения по рации, и даже не из-за горизонта справа, угрожающего растущей черной громадой. Просто пылевые дьяволы – предвестники урагана, уже вовсю снуют вокруг. Это мелкие смерчи, сумасшедшие вихри пыли. Один из них рождается в трех шагах от меня, уносится вперед и разбивается о валун. Другие мчатся по хаотичным траекториям, петляют, кружат, гибнут и воскресают. Раньше дьяволы господствовали здесь безраздельно. После первой стадии терраформинга они погибли, чтобы возрождаться лишь перед бурей. Союз бросил все силы на покорение марсианской атмосферы. Теперь тут можно дышать, пусть и через фильтрующую маску. Можно не бояться холода, способного превратить незащищенного человека в окаменелый манекен. Можно не бояться и бури с ее ветрами и молниями. Если успеешь спрятаться. Но до оазиса, о котором так мечтали наши деды, еще далеко. Не жалею, что бросил машину. Ураган всегда длится не меньше десятка часов, потом уходит дальше. Даже пустив в грунт зацепы, чтобы не перевернуться, она не выстоит против ветра. Ее просто завалит песком. Проверяю путь по навигатору. Глонасс добрался до околоземных планет совсем недавно, и успел значительно облегчить жизнь колонистам. Все верно – через пару километров пустыня перерастет в невысокие горы, идти остается недолго. В каком-нибудь крытом ущелье можно будет худо-бедно переждать ненастье. А если повезет, найду пещеру. Разберусь. И не в такие передряги попадали. Вот только раньше со мной всегда были друзья. Или друг. Впервые мне довелось выехать за пределы станции без напарника… — Гриша, не вздумай ехать сам, — Алена. Помню ее голос, помню ее тревожные глаза. — Возьми Сергея. Или Кирилла. Прошу тебя. — Брось, Аленка. Ребята здесь нужней. Да и еду я недалеко. Отвезу ящик с деталями в Горное-3 и сразу обратно. — Мне снова снилось… Нехорошее. Что-то случится. Чувствую. — Не стоит бояться снов… Скоро вернусь. Обещаю… Не стоит их бояться. Иначе они сбудутся. Вот что я не смог тогда договорить Алене, девчонке из диспетчерской. Просто не смог… Внезапная вспышка. Затем гром, мощный, словно вибрирует горизонт. Пока молнии резвятся вдалеке, но я знаю, как это выглядит вблизи. Сперва ослепительный заряд проскакивает между небом и землей. Затем – жар и шипение расплавленного песка. Его брызги быстро остывают, обращаясь в стекло. Еще вспышка. Прячу навигатор в карман комбинезона, рядом с рацией. Двигаюсь дальше, вопреки ревущему ветру. Видимость падает – облака пыли, пропитанные сумерками, все больше уплотняются. Несмотря на холод, пот стекает по спине. Ноют плечи от лямок рюкзака, а сквозь забитый фильтр дышать все труднее. Неважно. Там, в Северном-21, ребятам еще хуже… Ветер свирепеет. Дважды спотыкаюсь, падаю на камни, и только слабая гравитация спасает меня от ушибов. Двигаюсь осторожнее, прикрепив к верху маски мощный фонарик. Дьяволы шарахаются, словно пугаясь света. Разбиваются о скальную стену вдруг выросшую впереди. Следую вдоль ее подножия в надежде отыскать хоть какой-нибудь вход в твердыню. Очередной удар ветра заставляет прижаться к стене, схватившись за выступы. Сквозь кипящую муть урагана различаю, как в десяти шагах левее скала щерится вертикальной трещиной. Достаточно широкой. Здесь ветер слабеет. Луч фонаря рассекает полумрак коридора, его своды тянутся до самого неба – узкой облачной реки с каменными берегами. Усталость выкручивает мышцы, но отдыха себе не позволяю. Только – сменить фильтр маски и глотнуть из фляжки на поясе. Еще немного, в глубине скал должно быть спокойнее. Главное, не обнаружить тупик. Что угодно, но только не возвращаться в бурю! Возвращаться не приходится. Проход выводит в ущелье, окруженное отвесными утесами. Воздух тут почти неподвижен и чист, а холод не так сильно сводит суставы. Я у цели. Совсем близко, чувствую. Так и есть – за крупным валуном нахожу чернеющее пятно пещеры. Далеко не захожу, устраиваюсь на входе, сняв маску. Тьма в глубине скалы не пугает – все, чего стоит бояться на мертвой остывшей планете, остается снаружи. Нет здесь ничего, кроме камня. И холода. Сбрасываю рюкзак. Ребристый цилиндр термогенератора оттягивает его боковой карман. В основном отделении, за магнитной змейкой – свернутый спальник… Есть не хочу, но нужно себя заставить. Консервная банка с витаминизированной густотой открывается легко, стоит в нужной точке надавить на крышку. Ненавижу это безвкусное месиво, чавкающее под ложкой. Ненавижу и воду во фляге – дистиллят, насыщенный искусственно. Помню, там, на Земле, у моих родителей, в деревне есть колодец с вкусной прохладной водой. Есть сад со сладкими яблоками и сливами. Давно, так давно я бывал там последний раз… Месяц назад меня угостили грушей, выращенной в Северном-21. Верю, еще немного, и мы соберем гораздо больший урожай. Он будет тянуться к ясному голубому небу, а не к серому блеклому куполу. Поля будут орошаться каналами с блестящей водной синевой. Еще недолго. Ученые просят еще десять лет. Разве это много? Ту грушу я так и не попробовал – отдал детишкам. Детишкам из Северного-21. Детишкам, которых возможно уже нет. Выкидываю банку в пещерную тьму. Сильно. Далеко. Я ошибался. Думал, укрыться от бури будет сложнее всего. Нет. Сражаясь с ветром пустыни, я мог сопротивляться тяжелым мыслям. Как справиться с ними теперь? Разве что забыться. Нужно постараться. Термогенератор мерно гудит, светится оранжевой теплотой. Вставляю его в клапан спального мешка, постеленного на полу. Нужно уснуть. Не думать, только не думать. Поскорее уснуть. «Утро вечера рациональнее», — пытаюсь утешиться дедовской мудростью, закрыв глаза.
«На пыльных тропинках далёких планет Останутся наши следы».У ямы лежала пара закоченевших трупов. С них сняли даже нижнее бельё, которое хоть как-то скрывало бы страшную худобу умерших. Конвойный пёс захлёбывался лаем, кидаясь на двух землекопов в ветхих шинелях и рваных ушанках. Четверо солдат прикрикивали на работающих, заставляя их шевелиться тычками прикладов в спины, но мёрзлая земля копалась плохо. В левом нижнем углу экрана возникла бегущая строка: «Особое техническое бюро. Казань. СССР». — Сейчас будет буря, — прошептал Генри Салан, склонившись к плечу режиссёра Ридли Скотта. — Проглотят, — коротко бросил тот. На экране старший конвойный вырвал из рук землекопа лом и пробил мертвецам головы. — Стоп! — Геннадий Живагин – консультант с русской стороны – поднял руку и экран погас. В потолке кинозала медленно разгорелись матовые софиты. — Для нашей стороны это не приемлемо, — заявил Живагин. Обещанной бури Ридли не получил, хотя страстно желал увидеть гнев русского. Геннадий остался невозмутим. Железный кэгэбэшник: загорелое лицо, густые, но абсолютно белые волосы. Выслуживается перед генералами, опекая двадцатилетнего режиссёра и его толстяка ассистента. Наверно, рассчитывает на повышение. Одно смущало Ридли в русском – ладони. В движениях его длинных узловатых пальцев правой руки было что-то знакомое, что ускользало от объяснения. — Поймите, — Скотт закурил, выпустил струйку дыма к потолку. — Фильм должен иметь коммерческий интерес. — Прекрасно понимаю, — кивнул Живагин. — Однако и вы не забывайте – это моя история, мои предки. Скотт потёр воспалённые глаза. Пора выпить пилюльку – вторые сутки на ногах: архивы, документы, съёмки. Теперь допотопный кинозал, кошмарные кресла красного бархата. Благо хоть экран с эффектом полного присутствия. Ассистент Генри Салан услужливо открыл коробочку с лекарством, дал воды. — Вы хотите сказать, что Королёв не работал во время Второй мировой войны в… — Ридли щёлкнул пальцами, пытаясь вспомнить странное русское слово. — Шарашка, — быстро подсказал ассистент. — Да. Королёв не работал в шарашка? — Он находился в спецбюро, — уточнил Живагин. — И вы исказили происходившее там. Ридли растянул губы в улыбке, превратившись в сытую жабу. А кэгэбэшника можно дожать! На патриотизме. Они все патриоты. — Мы ведь тоже можем сделать материал, в котором Вернер фон Браун, пионер американского ракетостроения, лично отбирает рабов в концлагере Пелемюнде, — Живагин встал, по-военному одёрнул пиджак. Взгляды консультанта и режиссера встретились. — Но стоит ли? — произнёс русский спокойно без иронии или насмешки. — Даже с учётом коммерческой выгоды. Генри Салан заёрзал в кресле, наблюдая поединок интересов. Русский говорил на хорошем английском с характерным марсианским акцентом, чем сразу завоевал симпатию ассистента. Живагин отвернулся к бликующему полотну экрана: — В стране, победившей фашизм – коей себя представляет ныне Америка – может разразиться скандал. Рядовые американцы не поймут такой эпизод. Он заложил руки за спину, прошёлся вдоль кресел. «Словно следователь на допросе, — заметил про себя Ридли, рассматривая сигаретный фильтр. — И какой-то он не живой. Может русские дройда подсунули? Неужели они и таких големов делают?» Скотт вдавил сигарету в пепельницу. Живагин метнул камень в его огород. Последний фильм о Джеймсе Бонде, в котором агент Её Величества помогает советскому командованию разбить немцев под Курском, в прокате имел большой успех. Только в СССР сначала расхохотались, потом обвинили режиссёра Ридли Скотта в плагиате: название – «Танки идут «свиньёй» – уже использовалось когда-то, чуть ли не сто лет назад, в советском фильме о Курской битве. Ридли проиграл дело с треском, киностудия понесла приличные убытки. — Найдётся человек – амбициозный чиновник, — продолжал Геннадий, — желающий стать сенатором или сенатор, жаждущий президентского кресла. Да мало ли ещё кто. И начнётся судебная тяжба с правительством. Рядовые американцы охочи до судебных тяжб и скандалов во власти, — консультант улыбнулся Скотту. — Хорошо, — мрачно произнёс Ридли. — Давайте обсудим ваше предложение. Всплывающие из глубины рабочего стола материалы почему-то напомнили ему семейный альбом: старые фото, старые письма. Только здесь вся память под грифом «секретно». Не обращая внимания на отправителей и адресаты, Скотт читал содержание: «3 июня 1982 года. Беспилотный ракетоплан БОР-4 приводнился в Индийском океане к югу от Кокосовых островов. Посадка на воду произошла в присутствии иностранных наблюдателей. Самолёт-разведчик «Орион» неоднократно пролетел над местом приводнения, производя фотографирование аппарата. Таким образом, проект «Спираль» оказался под угрозой. Поэтому настоятельно рекомендую обратить особое внимание на аналогичный проект «Анатра» и использовать в качестве самолёта-носителя переоборудованный для этой цели один из стратегических ракетоносцев Ту-16, которые базируются на аэродроме Сарабуз под Симферополем». — Вы много курите, — заметил Живагин. Он сидел в кожаном кресле, с интересом рассматривая архивные документы. — Не хочу показаться грубым, но это не ваше дело, — Ридли Скотт глотнул пилюлю – в архивном хранилище витал сладковатый запах пыли, опасного аллергена – запил водой и тут же взял из пепельницы сигарету. — Согласен, — кивнул консультант. — Если бы мы были в Америке или её колониях на Марсе, вы бы могли подать на меня в суд за такое замечание. Генри хихикнул – он работал за электронным столом, сортируя документы и снимая копии. Ридли вновь заглянул ему через плечо, вчитываясь в строки документа: «Лондонская газета «Санди миррор» назначила приз в 18 тыс. долларов за разгадку тайны кругов на хлебных полях. В 1987 году в Британии их было обнаружено около 50, в 1988 – 98, в 1989-м – 270, к лету 1990 года – уже более 2000. Пока никто не знает достоверно, отчего они возникают. Какая-то неведомая сила пригибает злаки к земле и они продолжают расти в таком положении, не будучи сломанными». За кого русский его принимает? За идиота? Ридли вспылил: — Что вы заладили: «суд-суд»? Суд защищает свободы честных американцев… — Простите, — смущённо произнёс русский. — С моей стороны это было бестактно. Такого поворота Скотт не ожидал. — Вы, русские злопамятны, — тихо произнёс он, глядя на ряды архивных ящиков. — По-прежнему не можете простить дело третьего купола? «Недавно в Подмосковье на высоте около 3 км появился странный, быстро летящий предмет. Очевидцы утверждали, что это был неизвестный аппарат сравнительно больших размеров. Что это за аппарат и откуда он появился, никто не знал. Возникли предположения и догадки, одна другой фантастичнее. Между тем летательный аппарат, снизившись, перешел во вращательное, винтовое движение, затем взмыл кверху, перевернулся и, быстро снижаясь, скрылся за верхушками деревьев соседнего леса». Живагин посмотрел на него поверх бумаг. — А почему вы вспомнили именно о третьем куполе? Спина режиссёра выпрямилась под прицелом серых внимательных глаз русского. Генри замер, наблюдая за шефом сквозь толстые линзы очков. Его пухлые пальцы остановились над очередным документом. — Просто так, — солгал Ридли. «Совершенно секретно: «В целях дальнейшей разработки трофейной техники захваченной разведгруппой в Бреслау приказываю доставить аппарат на завод «Анатра», расположенный под Симферополем. Для проведения работ привлечь специалистов, в частности Миньона Суханова и его группу». 18 марта 1951 года». Снова «Анатра»! На вопрос американца Геннадий пожал плечами: — Эта тайна известна каждому школьнику. Анатра Артур Анатольевич, одесский банкир и предприниматель в 1914 году построил на окраине Симферополя авиазавод. Ему принадлежала треть российского авиарынка. После революции завод остался. Во время Великой отечественной Люфтваффе организовало на нём ремонтную базу для пикирующих бомбардировщиков Ю-87 «штука», которые базировались на аэродроме Сарабуз под Симферополем. А после войны завод отдали под проект, который так и назвали – «Анатра». — И вы можете подтвердить свои слова документально? — с сомнением в голосе спросил Ридли. Живагин не успел ответить. Генри тронул режиссёра за локоть. — Шеф, вот нужные бумаги, — тихо произнёс он. «В связи с тем, что ракетные технологии Третьего Рейха попали к американцам, считаю необходимым параллельно с разработкой советской ракетной программы приступить к реализации проекта «Анатра». В кино взрыв выглядит иначе. Звучит иначе. Вживую всё страшнее. В северной части купола зло тахнуло, земля встала на дыбы, словно норовистый конь под седлом, взламывая пол, ударяя в ноги. Белые переборки, цветные трубопроводы и кабельтрассы в мгновение ока превратились в тлеющие обломки и обрывки, скрученные ярой силой в единый хаос. Пламя дохнуло внутрь купола, словно огненное дыхание дракона, жадно сжирая кислород, а с ним всё, что попадалось на пути. Следом тут же ударила буря, и развалины поглотили бурые сумерки. Из инструкции для колонистов АКМ: «При движении по переходу, соединяющему купола, необходимо надевать пылезащитную маску. Передвижение без маски по межкупольному переходу строжайше запрещено!» Джош Роук соблюдал инструкции, потому, когда рыжая пыль Марса ворвалась в купол, ему оставалось только захлопнуть ладонью «жабры» дыхательной маски. Вентиль кислородного баллона открывался автоматически, но в панике Джошу показалось, что он задыхается и потому нажал аварийный вентиль на груди. С протяжным стоном рвался каркас купола, поток песка шелестел по забралу шлема. Роук упал на четвереньки и пополз к обломку стены. А ведь это конец. Усиливающийся ветер сорвёт остатки купола, снесёт их подчистую до самого фундамента. Из соседних куполов помощи не жди: тяжёлые вездеходы ещё на орбитальной станции, а челнок не сможет сесть в такую бурю. Есть шанс добраться до перехода во второй купол, пока ветер не так силён, но Джош об этом не думал. Забившись в своё укрытие, пятнадцатилетний астроном, получивший грант Хаббла и единственный билет на Марс, разыгранный среди талантливых подростков Америки, тихонько выл, сжавшись в комок. — Купол-три! Купол-три! Отзовитесь, купол-три! Первый комендантский купол сквозь треск и шипение запрашивал выживших. — Есть! Есть живые! — завопил Роук. — Джош Роук – астроном! Они его вытащат! Скоро! Прямо сейчас! — Джош, с тобой ещё есть люди? — Нет! Никого! Вытащите меня отсюда!!! — Спокойно, Джош! — Треск и шипение… — Мы тебя вытащим! Треск и шипение… Джош не сразу заметил, что ветер стал менять направление. Роук взглянул вверх – в вихрях песка разгорались ослепительные огни. Они медленно кружили среди пляшущих статистических разрядов, опускаясь на остатки купола. Буря неистово заревела, придавленная спускающейся массой, на какое-то мгновение Джош вдруг почувствовал тяжесть, лёгшую на плечи, услышал гул. Пыльный смерч ударил в аппарат, накрывающий собой развалины, и осыпался. Стало тихо. Роук захотелось сорвать с лица надоевшую потную маску, тело затекло, ноги едва слушались. Он поднял руку, но едва ли спасатели увидят её из-за обломка стены, где прятался юный астроном. Джош заставил себя встать… Два белокожих существа с тёмными блестящими глазами торопливо откапывали останки погибших колонистов, грузили тела на трёхосную платформу. Неприятный холодок пробежал по спине Роука. Выбирай меньшее зло: либо умереть здесь, не дождавшись спасателей, либо уйти в неизвестность с пришельцами. Смерть подкралась очень близко. Ещё минуту назад она вгрызалась в его скафандр шелестящим песком, и она добьётся своего, если Джош спрячется от пришельцев. Едва аппарат подымется на пару метров, буря вновь ударит в руины. А кислород кончается. Трупы, лежащие рядком на платформе, подействовали на Роука лучше любого аргумента. Размахивая руками, он вышел из своего укрытия. Один из пришельцев тут же заметил его. Через завал стен и путаницу труб было трудно перебраться, но белокожий подпрыгнул, воздух вокруг его фигуры закрутился смерчем и вот пришелец уже стоит перед Джошем. — Живой! Молодец, парень! Пришелец говорил на английском с характерным марсианским акцентом – немного шепеляво, приглушённо. Люди на Марсе старались не открывать широко рот – вездесущая пыль противно скрипела на зубах. — Давай сюда! Держись крепче! Сильные руки схватили Джоша за пояс, и они влетели над завалом. Парень успел заметить на рукаве – он с испугу принял скафандр за кожу, так плотно он прилегал к телу пришельца! — красный прямоугольник с золотым серпом и молотом и нашивку «Анатра-75». Из допроса штатного астронома АКМ Джоша Роука (аудио запись): «Джош Роук: Вот этот. Он представился командиром базы. Агент Рут: Его имя и звание? Д.Р.: Не помню. Я был слишком подавлен происшедшим. Р.: Вас держали взаперти? Д.Р.: Нет. Мне разрешили свободно передвигаться… В приделах базы. Агент Хен: Вы видели всю базу русских? Вы можете нарисовать её схему? Расположение энергоустановок? Д.Р.: Н-незнаю… Я не очень много успел увидеть. Х.: Вас вербовали в агенты спецслужб? Кто из старших офицеров – кроме командира – беседовал с тобой?! О чём спрашивали?! Д.Р.: О чём? Я н-не… Х.: Какое задание тебе дали русские?! Кому ты должен передать данные?! Р.: Стоп, Хен! Это уже слишком! Выйдите, агент Хеналт! (Дважды щёлкает входная дверь). Р.: Простите его. Хен хороший профи, но иногда он бывает резок. Вы видели космические аппараты русских? Д.Р.: Д-да… Р.: Выпейте воды. Вот. И не торопитесь. Рассказывайте. Д.Р.: Два аппарата «Анатра – 75». Они же являются основными энергогенераторами, кроме четырёх резервных по одному в каждом куполе. Генераторы создают электромагнитное поле, которое защищает поверхность Марса вокруг куполов от солнечной радиации. Но точно сказать не могу. Русские технари мне объясняли подробно, однако… Не помню. Не моя область. Р.: Ну вы и так много интересного рассказали. У русских только два аппарата? Д.Р.: Есть ещё резервный. На орбите Марса. Он используется в качестве орбитальной базы, как наша станция «Викинг М». Р.: Вы были внутри аппарата. Можете описать расположение помещений, командной рубки? Д.Р.: Сомневаюсь. Я был в полуобморочном состоянии. Русские сразу поместили меня в медкапсулу. (Пауза). Помню… Помню когда мы взлетели, сильный удар потряс корабль. Русские что-то кричали… Аппарат стал крениться… (Пауза). Р.: Что дальше? Д.Р.: Дальше… Вы не представляете, как я боюсь смерти. Господи… Не представляете… Р.: Вы выжили, Джош. Д.Р.: Единственное, что мог я сделать в тот момент – сцепить пальцы и молиться. Я не знаю ни одной молитвы и сейчас не вспомню, что говорил, о чём молил Бога. Р.: Я вас понимаю. Русским удалось выровнять корабль? Д.Р.: Удалось. Не знаю, кого за это благодарить: Создателя или пилота. Р.: Они доставили вас на базу? Д.Р.: Да. В кратер горы Павонис. База расположена в естественных полотях. Только верхушки куполов торчат из грунта. Они выращивают натуральную еду в большом саде центрального купола… И они не мучили меня допросами… И им было плевать, что я узнаю их секреты! Что настучу на них! Р.: Успокойтесь, мистер Роук! Д.Р.: Идите к чёрту! Хотите узнать всё о русских?! Р.: Заткнись, сопляк! Д.Р.: Подите и сами у них спросите! Полети, козёл, на Марс! Глотни с моё железной пы!.. (Звук пощёчины). Р.: Прекратить истерику! (Пауза). Теперь всё по порядку. Сначала. — Осторожно, Генри! — Ерунда, — Салан махнул рукой. — Кыш! — пчелу снесло потоком воздуха. Ассистент коснулся губами края стакана, отпил. Ридли не понимал, к чему так рисковать. В автомате стоял один единственный стакан, которым пользовался каждый желающий. Варварство! Да ещё вокруг летали пчёлы. Достаточно одного укуса и аллергия задушила бы Салана в считанные минуты. Впрочем, Ридли не был уверен, что у ассистента есть реакция на пчелиные укусы. Генри старался пробовать всё: кефир, мороженное, шоколадные конфеты. Теперь вода с малиновым сиропом. Несмотря на жару, от моря веяло прохладой. Ридли Скотт глотнул пилюлю антибиотика – не хватало ещё простудиться – и, подумав, добавил к ней антиаллерген – насекомые так и роились вокруг цветущих деревьев. Запил водой из своей бутылочки. Близился полдень. По набережной Ялты рассыпалась пёстрая толпа. Играл военный духовой оркестр – золото и медь на белом. Танцующие пары напомнили Ридли классику кинематографа – «Унесённые ветром», бал в доме семьи Скарлетт, пышные юбки женщин и чопорные костюмы мужчин. Впрочем, среди танцующих на набережной так одеты были профессиональные танцоры – они выделялись манерами, чёткостью движений. Несколько молодых пар не вписывались в картину бала: тонкие весенние курточки, блузки и футболки, вновь модная обувь на «танкетке». Ридли поймал себя на том, что танцующие страшно раздражают его… Счастливыми улыбками на лицах, что ли? Он поправил капюшон куртки – хоть какая-то защита от шума и музыки – и нацепил на нос солнцезащитные очки. На газоне трое подростков возились с моделью аппарата. Скотт плохо говорил по-русски и тем более не умел читать, но слово написанное красным по белому борту модели он помнил хорошо: «Анатра». Через тире значился номер: 10. Закончив приготовления, парни подняли модель на высоту человеческого роста. Чернявый моделист ловко управлял ею с помощью джойст-перчаток. На траве осталась причудливая «снежинка» из кругов и спиральных лепестков – след от работы двигателя. Подчиняясь юному пилоту, модель поднялась над набережной, и в одно мгновение в небе без грохота и дыма расцвёл лазерный фейерверк. Ридли обернулся на шорох автомобильных колёс. Красная «Эл-Лада» припарковалась на стоянке. Диски-электромоторы колёс, отполированные до зеркального блеска, скривили отражение ног Ридли Скотта. С лёгким шипением открылась дверца салона. Ридли услышал удивлённый вздох Генри Салана и не сразу сообразил, откуда знаком ему седой офицер в белом френче. Геннадий Живагин надел фуражку и улыбнулся растерянным американцам. — Жарко? — спросил он Салана, подходя к водяному автомату. — Да вас просто не узнать! — восторженно воскликнул Генри. — Насколько я понимаю, — он прищурился, разглядывая золотые погоны с двумя голубыми полосами. — Сэр полковник космофлота! — У нас не прикладывают к пустой голове, — заметил Живагин, когда американец молодцевато козырнул. — О! Простите, сэр! — Товарищ полковник, — вновь поправил Геннадий. — Кстати, стаканчик можно? Ридли брезгливо поморщился, когда полковник налил себе в стакан Салана шипучки с сиропом чёрной смородины. — Не кривитесь, Ридли, — усмехнулся русский. — Пить из одного стакана вполне безопасно. Он сунул ладонь в нишу, где наполнял только что стакан – три синие полосы вспыхнули на пальцах. — Ионное излучение. Два симферопольских школьника ещё в начале века изобрели первый такой рукомойник для кафе, столовых и ресторанов. — Мне нет дела до этого, — пробурчал Ридли. Шум моря, яркий солнечный свет, большое скопление народа действовали на нервы. — Вы обещали мне место в первом ряду, — напомнил он русскому. — Вы в первом ряду, — широким жестом руки Живагин указал на набережную. — Прошу. Официальное сообщение: «Американское правительство возмущено разбойными действиями советских пилотов на территории Американских колоний Марса, приведших к разрушению купола и гибели американских учёных. Американская сторона требует выдачи виновных в катастрофе и приданию их международному суду. Президент США заявил: «Мы надеемся, что Советский Союз, его правительство в ближайшее время примет необходимые меры по задержанию и выдаче виновных, а так же выплатит денежную компенсацию за нанесённый ущерб пострадавшей стороне и, в частности, семьям погибших». — Вы готовы к съёмкам? — Я всегда готов, — раздражённо произнёс Ридли, отправляя пилюлю антидепрессанта в рот. По мановению его руки Генри Салан открыл серебристый контейнер и достал пульт управления – джойстик с галлоэкраном. Стая из пяти роторных роботов размером в ладонь вылетела из контейнера и построилась в вертикальный пятиугольник над головой ассистента режиссера, нацелившись камерами в открытое море. — Ридли, можно задать вам вопрос? — спросил Живагин. — Валяйте. — Вы ведь астроном, — серые глаза внимательно смотрели на Скотта из-под козырька фуражки. — Был, — ответил тот. — Работал в третьем куполе АКМ, — Ридли брезгливо скривил рот. — Да, моё настоящее имя Джош Роук. Вы же из спецслужбы, вы знаете это. — Знал, но с чего вы взяли… — Живагин казался озадаченным, но, к удивлению американцев, он вдруг расхохотался открыто, заразительно. — О, простите! Я совсем позабыл о старой доброй игре в шпионов! — Геннадий снял фуражку, вытер платочком проступившие от смеха слёзы. — Поверьте, я пилот и всю жизнь им был. И останусь. О вас… О вас я знаю достаточно. Для себя. Знаю, что вы окончили курсы режиссёров имени Спилберга и взяли имя прадеда – Ридли Скотта. Всё же русский мог удивить. — Я давно мечтал снять фильм к столетию космической эпохи, — Ридли поджал губы – рассказать или… — Рассчитывал познакомиться с советскими космонавтами и, наконец, узнать имя человека спасшего меня. Генри Салан делал вид, что занят своими «птичками». — После возвращения на Землю я сутками сидел на допросах, — Ридли не хватало воздуха. — Что-то говорил, объяснял, рассказывал…Обидно. Обидно то, что никто не хотел меня слушать. Они требовали другого. Он скинул с головы капюшон, дыхание с хрипом вырывалось из груди. Скотт быстро извлёк ингалятор, вдохнул аэрозоль. — Я сдался, — тихо произнёс он. — Я сказал то, что они хотели услышать, подписал показания. — Не вините себя, Ридли, — Геннадий опёрся о парапет набережной. — Вам было семнадцать, вы пережили крушение купола, нелёгкий перелёт с Марса. Им не составило труда сломать усталого напуганного юношу. — Но я действительно многого не знал! За что же!.. — Начинается, — напомнил о себе Генри. — Кажется. Над водой возник зеркальный блик. На какое-то мгновение в нём отразилась вся набережная от края до края: радостные лица, оркестр, цветущие деревья. Музыка грохнула громче, зазвучал голос комментатора. И вот уже в воздухе висит белый диск – «Анатра-100». Четыре пузатых термоплана держали под ним стартовую платформу. — Платформа «Морской старт» стоит в открытом море, — пояснил Живагин, — а нам её показывает телесистема «Горизонт». — Вау! — Генри Салан орудовал роторниками. — Эффект полного присутствия! Я даже вижу лица технарей! Экипаж! Экипаж идёт! Группа людей в белых скафандрах рядом с «Анатрой» казалась вереницей муравьёв. — Дай мне капитана крупным планом, — попросил Ридли ассистента. — Ого! Это девушка! — Сними каждого. Хотя, постой! — ему показалось что-то знакомое в чертах лица капитана. Серые глаза… Скотт удивлённо взглянул на русского. То же лицо, только мужское, жёсткое. — Антонина Живагина – майор космофлота! — представил капитана невидимый комментатор. — Бог дал мне троих дочерей, — пояснил Геннадий. — Старшая пошла по моим стопам. — Вы верите в Бога? — в голосе американца звучала ирония. Полковник Живагин посмотрел на Ридли Скотта со странным выражением лица, словно хотел сказать: за кого вы меня принимаете? — Среди звёзд ты наедине с Творцом, — тихо ответил русский. Ридли промолчал. Он вернулся на Землю, но так и пошёл в храм и не выучил ни одной молитвы. Их окружила толпа ликующих людей. Над головами, словно пчёлы над цветущими вишнями, жужжали роторники, бликующие линзами видеокамер. Генри Салану пришлось потрудиться, чтобы уследить за своей пятёркой. Модель «Анатра-10», управляемая юным конструктором поднялась ввысь, превратившись в кружок размером в десять центов. В небе загорелись алым слова: «Слава первооткрывателям!», «Наш привет Ганимеду!» Тем временем экипаж занял свои места. Зрители на набережной Ялты прекрасно видели космонавтов завершающих последние приготовления. В небе родился резкий звук – ни то рёв трубы, ни то удар гонга – и следом за ним на грани слуха перебор клавиш. — Отсчёт пошёл, — пояснил Живагин, взволнованно следя за «соткой». Снова резкий звук – перезвон клавиш громче. — Это музыкальная композиция специально написана ко дню старта, — говорил русский. — Вместо банального отсчёта. С третьим рёвом трубы аппарат стал подниматься, и Ридли казалось, что его бортовые огни загораются в такт музыке. — Пошла родная. Пошла, — прошептал пилот Геннадий Живагин. Ридли готов был рухнуть. Скрюченными побелевшими пальцами он вцепился в гранитный парапет, заставляя себя держаться. Людской гам, апрельская жара, кружение видеокамер действовали на него раздражающе, кружилась голова, в горле застрял комок тошноты. Только огромное желание увидеть «Анатра» во всей красе заставляло его стоять на ногах. — Снимай, Генри. Снимай, — шептал он ассистенту. С последним сигналом «сотка» ушла в небо и с хлопком исчезла из вида. Немыслимо! Русские упустили Вернера фон Брауна, опоздали с запуском первого спутника, вторым запустили человека в космос, их лунная программа провалилась, но… Чёрт возьми! Теперь они запускают большой космический корабль прямо с поверхности планеты к юпитерианскому спутнику. Генри верно говорит: русские долго запрягают да быстро ездят. — Вам плохо, Ридли? Из тумана всплыло лицо Геннадия Живагина. Скотт вытер мокрые глаза. — Как я вам завидую, — сдавленным голосом ответил режиссёр. — Вы можете так легко… так легко… — Теперь легко, — кивнул полковник после некоторой паузы. Его пальцы выстукивали неслышную дробь на гранитном парапете набережной. — «Анатра-сто» выходит на расчётную орбиту! — воскликнул комментатор. На миражном экране в звёздной тишине белый дисколёт всплывал из голубой атмосферы Земли. Пальцы Живагина задрожали, затанцевали, как совсем недавно на подлокотнике кресла в кинотеатре – старый пилот выводил «сотку», словно помогая дочери управлять воображаемым джойстиком. Вот откуда Ридли знакомы эти движения: сидя в кресле медкомплекса позади пилота на спасательной «Анатре» он видел, как русский работал небольшим штурвалом корабля. — Полковник, вы хорошо говорите на английском с типичным марсианским акцентом, — Скотт давно хотел спросить об этом. — Вы весьма наблюдательны, Ридли, — улыбнулся Живагин. — Это были…вы? — осторожно спросил Скотт, опасаясь… Чего? Что его сейчас же заберут советские агенты? Что Живагин посмеётся над ним? — Не стану скрывать, — пожал плечами Геннадий. — Вы ведь для этого приехали в СССР. — Я хочу рассказать правду о ваших «летающих тарелках»… — Дисколётах. — Да. И о событиях на третьем куполе АКМ. — Так в чём же дело? Русский поправил фуражку, одёрнул форму: — Готов ответить на любые ваши вопросы. Ридли торопливо закурил – руки его дрожали. От нетерпения. — Генри, записывай. Камеры один и два – на ликующую толпу. Итак, первый вопрос, полковник…«Я верю друзья», Войнович В.
Памяти моего Учителя – выдающегося советского философа Вазюлина Виктора Алексеевича, предвосхитившего в мысли зрелое коммунистическое общество грядущих тысячелетий.
kinyah@rambler.ru Наталия КинОни с раннего утра преследовали небольшую антилопу, отбившуюся от стада, и сильно устали. Есть хотелось все сильнее, но Пема сказала, что нужно еще потерпеть, еды совсем мало, а им еще возвращаться часа два. Хорошо еще, что была вода, у Пемы был нюх на воду, из-за этого охотники наперебой приглашали ее с собой, но сегодня ее назначили главной и послали на охоту с Орисом из седьмой и Хэмом из пятой. Орис был крепким, немного заносчивым парнем, с хорошо развитой мускулатурой, ему, как и Пеме, скоро должно было исполниться шестнадцать, а Хэм – худощавым четырнадцатилетним подростком, немного нервным, нетерпеливым, но с хорошей реакцией. Антилопа остановилась. Пема тихо покачала головой с выгоревшими за лето волосами, и показала жестом – ждем. Они притаились в высоких зарослях у небольшого холма. Антилопа, кажется, успокоилась и начала щипать траву. — Обходим, — приказала Пема, и они неслышно двинулись в обход. Но вдруг уши антилопы нервно дрогнули, животное что-то почуяло, напряженно вскинуло голову и бросилось бежать. Пема в отчаянии упала на землю. Преследовать дальше было бесполезно, антилопа поняла, что за ней охотятся, и будет бежать, пока хватит сил, но ее сил хватит на дольше. — Надо немного отдохнуть, меня уже ноги не держат, она отерла лоб полой линялой рубахи. — Может, поедим? — спросил Орис. — Не сейчас, — сказала Пема, — дойдем до рощи, там поваляемся полчасика, а потом без остановки – домой. Попей воды. Орис скривил губы, он был недоволен тем, что Пему назначили главной, но пока сдерживался. Он сразу предлагал пойти к болотам, но его не послушали, а теперь в жару дичь залегла, шансов оставалось мало. Неожиданно вернувшаяся в сентябре жара, неудачная охота и голод всех выводили из равновесия. Пема очень старалась не сорваться, ей так важно было сохранить уверенный вид, хотя внутри она уже паниковала – такой позор, вернуться ни с чем. Тропинка была узкой, едва натоптанной и они шли гуськом через заросли уже засыхающего тростника. — Есть вариант, — сказала Пема, — если сделать крюк километра в полтора, можно накопать топинамбура, там было село, остались огороды. Какая-никакая еда. Вы как? — Ну, нет! — сказал Орис, по такой жарище… Хэм промолчал. — Понятно, — сказала Пема, — ну, значит, остаемся без ужи… Она не успела договорить, из высокой травы перед ними внезапно вылетела крупная птица, Хэм, он единственный еще держал лук в руках, мгновенно среагировал, стрела резко свистнула, и птица упала в траву. — Молодец! — вскрикнула Пема, — видик зафиксировал попадание! Хэм ответил ей взглядом, полным такого мальчишеского счастья и гордости, что Пема засмеялась, подавив мелькнувшую зависть. Но было в его взгляде что-то еще, уже не детское, и это немного смутило ее. Двери разошлись с легким музыкальным скрипом, на пороге стоял Гаврилин, он слегка покачивал головой и скептически улыбался. — Ладно, мойтесь и идите есть, скажите спасибо Хэму, молодец, хорошая реакция! Хэм, стараясь сдерживать бурлящую радость, искоса посмотрел на Пему. Она не ответила на взгляд, хотя и почувствовала его. Стояла потупившись, разглядывая свои ободранные сандалии. — Да, кстати, уже конец месяца, если не умираете от голода, загляните в медотсек, сдайте блицанализы на пищевые предпочтения. — Умираем, — буркнул Орис, положил руку на плечо Хэма и потянул за собой. Пема отстала, изо всех сил стараясь казаться спокойной, хотя внутри клокотала злость на себя и, чего греха таить, зависть к успеху Хэма, повернулась к Гаврилину. — Я не справилась? — голос её предательски дрогнул. — Пенелопа, дорогая, это всего лишь игра, не расстраи… — Где я ошиблась? — Я еще не смотрел всех материалов, но… видимо, поспешила с приказом окружать антилопу, нужно было… — Понятно, — быстро сказала девушка, — мне не хватило выдержки, ребята проголодались и жара… — Мы позже все спокойно обсудим, иди поешь… — Я не оправдываюсь! — почти крикнула она и побежала по коридору к спальному корпусу. Она злилась на себя, и еще ей был очень противен этот завистливый зверек, которого она в себе обнаружила. Ну, и что с этим делать…? Прежде всего, просто успокоиться, сказала она себе, но простым это было только на словах. Несмотря на голод, она долго стояла под душем, смывая глупые детские слезы. Главное, не тереть глаза руками, тогда никто не заметит. Потом, немного расслабившись, сделала несколько дыхательных упражнений, и наскоро произнесла формулы самовнушения. — Я спокойна и уверена в себе… Надела тунику из тонкого льна, поглядела на себя в зеркало – вроде бы ничего. — Лицо нормальной спокойности, — показала себе язык, и спустилась в столовую. Там уже почти никого не было, Лена из 6-го и Маринка из 5-го, склонившись над пустыми чашками шептались о чем-то своем девчоночьем. Ее, кажется, не заметили, и она, вежливо махнув рукой села в сторонке под большой финиковой пальмой. Дежурных тоже не было видно, подъехал Роб, предложил два овощных и три белковых блюда на выбор, она с трудом ограничилась одним белковым и десертом, есть хотелось до спазм в животе, но… возьми она больше, пришлось бы выслушать лекцию о вреде переедания. — А киселя из клюквы нет? — Клюквенный кисель не сочетается с выбранным вами растительным белком, — бесстрастно заявил Роб, — но, если вы настаиваете… — Не настаиваю. Оказалось, она переоценила свой аппетит, и кусок ананаса доела уже с трудом. За панорамным окном виднелось озеро, мальчишки из младшей группы кормили уток, из зарослей тростника на дальнем конце появилась маленькая лодочка, но рассмотреть, кто в ней, не удалось, наверное, кто-то из смотрителей. Лес на холмах понемногу начинал менять цвет, в начале сентября уже было несколько холодных дней. Бессознательно она оттягивала возвращение к себе, должен был позвонить отец, а он, конечно, не забыл о том, что сегодня она впервые руководила группой охотников. Ну что она может ему рассказать? Бездарно потрачена половина дня… Она невольно нахмурила брови, но, обозвав себя трусихой, резко поднялась, кивнула Робу и вышла. Отец уже звонил, и она, плюхнувшись в ротанговое кресло у окна, включила связь. — Привет, па! Мы только недавно вернулись. — Привет, дочура, надеюсь, ты, в отличие от меня не подстрелила собственную охотничью собаку? — весело откликнулся он. — Не-а, собак с нами не было, так что им сегодня повезло. — А я в свое время много чего натворил, пока научился управлять хотя бы группой из трех человек, — засмеялся он. — Зато теперь прекрасно управляешь целым городом. — Боюсь, ты преувеличиваешь, по культуре у нас всего лишь двенадцатое место в союзе. — Но раньше же было… — Восемнадцатое, — подсказал он, — о-ох, знала бы ты, какие тут приходится решать теоремы с аксиомами! Вчера ландшафтники начали расчистку луга за болотами и наткнулись на склад оружия столетней давности. Хорошо, что с ними был Ремизов, он интуит, чудом остановил технику и заставил сделать глубинную съемку. Страшно подумать, что могло случиться! — Ой, папа… — Да, малыш, оставили нам предки наследие… Ну, ничего, справимся потихоньку. Слышала, мама с тетей Ирой прошли таки новый горизонт под боснийской пирамидой и анализы грунта очень интересные, возможно, подтвердится идея Прянишникова о… — Нет, еще не смотрела почту, а, может, там и встретимся на каникулах? — Пока не знаю, извини, дочура, пока с этим взрывающимся утилем не разберемся, не смогу покинуть пост даже на день. — Ой, пап, ты там поосторожней! — Не сумлевайся, Пемуля, мне жизнь очень даже дорога! Вот твой старший братец… — А что? — Извини, срочный вызов, позже…, - он исчез с проекции на стене, но она успела заметить группу людей в спецовках на фоне землеройной техники на его экране. За окном мальчишки играли в футдиск, и Пема, выйдя на балкон, немного последила за игрой. Чена – высокого хмурого парня из группы ИЗО, почему-то притягивавшего к себе ее внимание последнее время, видно не было, и она вернулась в комнату. Настроение после разговора с отцом явно улучшилось, он ведь даже не спросил… Или уже знал, и нарочно не стал расспрашивать? Хитрюга, подумала она с нежностью и улыбнулась. Сказать ему, что я… ну… позавидовала чужому успеху? — подумала она и тут же решила – нет! Сама справлюсь. Снова появилось изображение. — Пап, так что там Серега? — Паршивец заявил в ультимативной форме, что записался добровольцем в ЭКО, едет спасать чернобыльские леса от вторичного заражения…, - сказал он беззаботным шутливым тоном, губы его улыбались, но Пема услышала нотки озабоченности в голосе. — Пап, ну он же взрослый, грамотный, и инструкторы у них там очень серьезные, не позволят наделать глупостей. Ну… и ты же сам нас учил – если не я, то кто? — Выучил, на свою голову, — сказал отец, — вот теперь переживай за него, — и… не нравится мне этот его внезапный энтузиазм, как раз тогда, когда его Светуля бросила. — А это точно, может еще…? — Похоже, что точно, мы, конечно, в душу не лезем, но… судя по его виду… — Да, я тоже заметила, он и звонить реже стал. — Ладно, не будем паниковать раньше времени, психика у него устойчивая, а небольшие, так сказать, промежуточные любовные драмы, только укрепляют характер. Давай прощаться, малыш, вызывают по двум линиям сразу, целую в носик. — Я не малыш! — возмутилась Пема. На миг перед ней появилось нарочито серьезное лицо отца со смеющимися глазами. — Извини, дорогая, все время забываю, какая у меня взросла доча, с богатым житейским и охотничьим опытом. Кстати, не забудь потом рассказать, как поохотились! До урока по управлению коллективами первого уровня оставалось еще полчаса, и она быстро пролистала почту. Мама улыбалась и махала ей рукой на фоне каких-то развалин, а тетя Ира в грязной брезентовой робе, бурно жестикулируя, обсуждала что-то с незнакомым бородатым археологом в смешной панамке. Зверек, который грыз ее изнутри все это время, отступил и затаился. — Я тебя все равно вижу, — сказала она, — и я тебя…, - она подыскивала слово, ей не хотелось произносить грубое «убью», — я тебя прогоню! Она заглянула в записную, набрала код пятой подгруппы и вызвала Хэма. — Извини, Хэм, я тебя даже не поблагодарила, если б не ты, запросто могли без ужина остаться, а эти энергетические таблетки – такая гадость. — Да я случайно, сам не знаю, как это получилось, — радостно и смущенно ответил он. Пема замолчала, прислушиваясь к себе, нет, скверной зверюшки не было слышно, она совершенно искренне благодарила парня, и ей стало приятно, что это удалось. — Может в следующий раз опять вместе? — спросил Хэм неуверенно. — Не знаю, как получится, — сказала она спокойно, подавать человеку напрасные надежды она совершенно не собиралась. Предмет «Этика общения» не был ее любимым, но кое-что она все же усвоила. Теперь нужно было перевести разговор на что-то другое. — Я так изголодалась, что заказала себе на вечер двойную порцию ряженки и кексы, Робу это очень не понравилось. — А я вообще потребовал добавку несовместимую по кислотности! — засмеялся он. — Извини, мне пора, сегодня еще вечерние классы. — Да мне тоже, я решил еще на космопоиск записаться, пока время до выбора есть. — Ну и правильно, а я уже профориентировалась в управленцы, кому-то кажется, что это скучно и слишком ответственно, а мне нравится. — А-а…, - сказал он, явно не понимая, что же в этом интересного. Перебегая лужайку перед учебным корпусом, она заметила Чена, и сердце почему-то ёкнуло. Сердцем тоже нужно научиться управлять, — подумала она, — или… не нужно? Сердце еще раз ёкнуло, когда Чен посмотрел на нее своими странными раскосыми глазами и улыбнулся, кажется, оно совершенно не хотело, чтобы им управляли. Губы ее против воли расплылись в улыбке. Всё-таки хороший сегодня день, — подумала она.
СССР 2061 г. МоскваОна шла по проспекту, свет фонарей забавлялся с ее пурпурными волосами, рекламные щиты, мягко улыбались, провожая ее взглядом. Вечер встретил Алину в добром расположении духа, сейчас даже пролетевший мимо инфо-спутник, показался ей «падающей звездой», и она как в детстве загадала желание. Комбинезон капитана военно-космических сил СССР, игриво подчеркивал ее превосходную фигуру. Был выходной, биомобили лениво тянулись по шоссе одно за другим. Алина любила этот проспект, здесь всегда много народу, таких разных, но счастливых людей, людей живущих в эпоху рассвета коммунизма. Она прошла еще немного и остановилась у памятника героев советского союза; это были люди, которым обязано все человечество, на памятной голограмме почета, светились имена ученых, военных, врачей, политиков. Одно имя было ей особенно дорого, «Ульянов Николай Александрович», именно он двадцать лет назад изобрел лекарство от рака, благодаря чему до сих пор жива ее мать. Алена приветливо улыбнулась проходящей мимо влюбленной парочке. Браслет вдруг завибрировал, в ухе раздалось: вас вызывает генеральный штаб ВКС. — Капитан Смирнова слушает, — Алина поймала себя, на мысли, что не произвольно выровнялась по стойке смирно. — Доброго вечера, капитан, — мужской голос, был уверенный, но в тоже время взволнованный, — вам надлежит, немедленно явится в космопорт, код секретности 9. — Вас поняла, — у Алины перехватило дух, сердце принялось отбивать барабанную дробь, связь прекратилась. «Код 9», прошептала капитан, — проблемы на Марсе. *** — Товарищ генерал, спецгруппа сформирована и ждет ваших указаний, — солдат отдал честь, и молча замер. Генерал Сидоров сидел за круглым столом, там было приготовлено еще четыре места, напротив которых лежали информационные планшеты. — Пригласите их, — приказал Сидоров. Солдат вышел, через несколько минут в дверь вошли четыре человека и представились по уставу: — Капитан, Алина Смирнова, ВКС советского союза. — Сержант, Артур Удельный, военный ученый, — худощавый мужчина ростом под два метра, поравнялся с капитаном. — Лейтенант, Нурсам Нурманзиев, спецназ, — молодой человек выделялся из группы, не только южной внешностью, но и тонной мышц под защитным комбинезоном. — Денис Териченко, пилот-летчик, — представитель служебного состава космопорта, последним поравнялся с остальными. Генерал представился в свою очередь, и отдал приказ: «вольно», после чего пригласил спецгруппу за стол. Задание было строго секретное, в одной из биологических лабораторий марса, произошел взрыв, связь с последними выжившими прервана. По последним данным в лаборатории проводились опыты с новыми минералами, обнаруженными в ходе археологических раскопок. С земли был послан аварийный код, здание было заблокировано, выходы отрезаны. Сидоров очень спешил и говорил быстро без мелких подробностей. — В данный момент в лаборатории работают аварийные системы жизнеобеспечения, комплекс полностью отрезан от радаров и маяков, нам необходимо сохранить полную секретность операции, — генерал активировал планшеты, — вся необходимая информация перед вами. — Наша задача? — капитан пытливо просматривала информацию на планшете. — Основная цель, — начал генерал, — скрытое проникновение, оценка угрозы, связь со мной по спец-каналу, всем необходимым вас обеспечат. — Мы летим вчетвером? — Подал басистый голос Нурсам. — Это разведывательная, а не боевая операция лейтенант, — отрезал Генерал, — воевать вам не придется. Вылет был назначен через полчаса, и спецгруппа поспешила к шатлу. Время на знакомство не было, и они лишь обменялись парой слов, когда поднимались на борт. Внутри действительно было все необходимое. Защитная экипировка «Чайка-7», была последней разработкой советских ученых, костюм был полностью герметичен, имел встроенную систему отражения и жизнеобеспечения, а главное абсолютно не стеснял движений, приятный металлический цвет придавал ему особую грозную форму. Помимо этого на борту было и оружие, не успели все подняться, как Нурсам уже разглядывал протонные бластеры и лазерные винтовки, на прикладах которых гордо сиял знак – «сделано в СССР». — Может, все-таки повоюем, — с надеждой произнес лейтенант. — А я полагаю, что все обойдется лишь отчетом о токсичности, — ученый Артур, последовав примеру Нурсама, и принялся разглядывать приборы и лабораторные комплекты. Капитан Смирнова заняла место возле пилота, остальные расположились за ними в пассажирских креслах. Денис виртуозно стучал по сенсорной панели, готовясь к отлету, удостоверившись, что все системы в норме летчик вскрикнул: — Уважаемые пассажиры пристегните ремни, следующая остановка планета Марс, — все тихонько хихикнули в ответ, — Капитан? — Поехали! — скомандовала Алина, — и чтоб без разговоров, — она обернулась и встретилась взглядом с Нурсамом, тот подмигнул ей в ответ. *** Шатл заходил на посадку, энергетический купол над лабораторией, отразился синим цветом, пропуская в биообласть опознанный объект. Комплекс, в котором произошел взрыв, уходил вглубь на три уровня: технический, исследовательский и экспериментальный. Площадка для приземления была в порядке и Денис успешно приземлился. В кабине раздался щелчок, открылся шлюз, пилот обратился к команде: — Удачи вам. Связь я уже включил, так что буду ждать вас здесь, как будете готовы, дайте знать, Генерал Сидоров также на связи и готов координировать действия. Взяв все необходимое команда, покинула шатл и вошла в технический уровень лаборатории. Там не было ни души. Красные аварийные светодиоды бросали свет на металлические стены, которые были не естественно проржавевшие. В некоторых местах даже прогнили дыры, а где-то все осталось не тронутым. — Что за ерунда, — Нурсам первым подал голос, — как такое могло случиться за несколько часов! — Аэм, не знаю, может амм… — Артур задумался, — мне нужно время, чтобы провести тесты. — Так, Артур, остаешься здесь, — скомандовала капитан, — как узнаешь в чем дело, сразу свяжешься со мной и генералом, лейтенант ты со мной, поищем выживших на других уровнях. За спиной скрипнула дверь, раздался зверский крик. Когда Алина развернулась, она увидела двух ученых вооруженных арматурами. Они снова закричали и бросились на солдат. Нурсам вышел вперед и, развернув винтовку, оглушил одного. Второй в ярости кинулся на него, пытаясь сорвать шлем с головы, капитан успела вовремя, метко выстрелив из бластера в плечо ученого. Тот отлетел, забился в угол и завопил. Глаза были налиты кровью, изо рта текла пена. Алина связалась с генералом и доложила о происходящем. Закончив разговор, она обратилась к команде: — Наша основная задача выяснить причины, поэтому Нурсам, останешься с Артуром, поскольку здесь не безопасно, держите со мной связь я пойду дальше. Лейтенант скрутил раненого сотрудника лаборатории и привязал к водосточной трубе. Ученый ни как не реагировал, а лишь иногда поскуливал и дергался. Нурсам подошел к Артуру, и приготовил оружие к бою. Военный ученый достал необходимые датчики и принялся за работу. Лифты были отключены, и капитан с винтовкой на взводе, спускалась на следующий уровень. Здесь также повсюду были следы гнилого металла. Когда она вошла в центральную исследовательскую зону, у нее перехватило дух, а желудок еле сдержал желание отпустить завтрак на прогулку. Десятки изувеченных трупов лежали на полу, если бы не защитный костюм, то Алину наверняка бы вывернуло от одного запаха – тела практически растаяли и растеклись по полу. Дверь в экспериментальный нижний уровень была заблокирована, замок не поддался. — Генерал, — капитан включила связь. — Слушаю, докладывайте, — отозвался взволнованный, знакомый голос. — Здесь два десятка разложившихся трупов, выживших, пока не обнаружено, нижний корпус заблокирован. — Прием, — раздался голос Артура, — тесты показали, что это вирус, он поражает живую ткань, а также любой метал, в составе которого есть железо. Поражение идет быстро, скоро он вырвется наружу и тогда заражение перекинется на другие комплексы. — Вас понял, вышлите мне электронный образец вируса, — генерал прокашлялся, — капитан возвращайтесь на первый уровень, думаю, выживших больше нет. Как только коллегия вынесет решение, я свяжусь с вами для дальнейших инструкций. Чутье подсказывало Алине, что за закрытой дверью что-то есть, но она подчинилась приказу и вернулась к команде. Пока они ждали решения с Земли, Артур рассказал остальным о своих догадках. Он предположил, что вирус высвободился из минерала, над которым ставили опыты, причиной этому явился взрыв. Вирус в настоящий момент прогрессирует, и им всем очень повезло, что в составе их оружия и экипировки нет ни чего железного. Так же вирус паразитирует и на живой ткани, приводя людей в бешенство, а затем разлагает тело. — Эти двое уже скончались, — Артур указал на двух сотрудников лаборатории, которые их встретили, — но им повезло больше, чем остальным, они не находились в эпицентре взрыва. — Слушаю генерал, — Алина включила громкую связь. — Мы определили природу вируса, и нашли средство уничтожения, — Генерал выдержал паузу и продолжил, — на борту шатла находится атомный заряд, вам необходимо используя один из детонаторов взорвать лабораторию, дальше энергетического купола взрыв не пойдет, щиты его погасят. — Вы уверены, что это остановит распространение, — вставил Артур. — По мнению коллегии ученых, да, вирус чувствителен к атомной энергии, — Генерал на секунду отвлекся, было ясно, что он с кем-то переговаривается по другому каналу, — и поторапливайтесь, — он вновь вышел на связь, — у вас не более двадцати минут, вирус распространяется. — Приказ ясен, приступаем к исполнению, — капитан выключила связь, — за дело! Заряд и детонатор притащили быстро, Артур установил его в центре исследовательского уровня. Поставив таймер на пятнадцать минут, он ввел код активации. — Все уходим, — крикнул ученый, подхватывая свои приборы. Через две минуты все были на борту. Денис уже готовился к взлету, но на дисплее появилась красная точка. — Сенсоры шатла пробили поле лаборатории, капитан, — отчитался пилот, — там выживший, на третьем уровне. — Мы не успеем его забрать, — начал Нурсам, — да и дверь заблокирована. — И он может быть тоже заражен, — добавил Артур. — Летите к краю купола, — капитан встала, — я схожу за ним, а вы ждите меня там, если не успею, улетайте. — Но… — Выполнять приказ, — с этими словами Алина схватила дробовик и побежала назад в лабораторию. Шатл отлетел на семьсот метров и завис в воздухе, щиты купола вновь стали синими, готовыми в любую минуту выпустить опознанный объект. Капитан подбежала к заклинившей двери, и выпустила в замок весь заряд дробовика, дверь чуть поддалась, но не открылась. Алина попробовала выбить ее плечом – безрезультатно. Время шло, капитан в отчаянии долбила по преграде, попавшейся под руку арматурой. — Отойди, — раздался голос в динамике ее защитного шлема, — в сторону! Алина отскочила, Нурсам всей массой своего тела налетел на дверь, она открылась и солдат по инерции пролетел еще несколько метров упав под ноги удивленной научной сотрудницы, в грязном, но еще работающем костюме хим-защиты. Нурсам поднялся, Алина уже вытаскивала женщину, но та сопротивлялась. Объяснятся, было некогда и солдат, подхватив на плечо сотрудницу, пустился вслед за капитаном. Они бежали на секунду впереди смерти, она протягивала к ним свои руки и цеплялась за плечи, но подготовка советских солдат сделала свое дело. Денис дал старт, как только, все трое влетели в кабину, в тот день он побил все рекорды экстремального пилотирования, но сделал свое дело и взял курс на Землю.