Читаем онлайн «Семидесятые (Записки максималиста)» 2 cтраница

которой типографским шрифтом обозначено мое имя. Но я отказываюсь признать это сочинение своим. Год назад я оставил Вам научно-художественный очерк «Народ-целитель» объемом 68 страниц. Теперь же передо мной некая популярная статейка объемом около листа, содержащая лишь клочья и обрывки моих мыслей. Многие места вообще заменены безграмотным пересказом, в ряде мест мне навязаны чуждые для меня выводы. Такого безграмотного и, не побоюсь сказать, наглого «редактирования» я не упомню за всю свою жизнь, хотя и занимаюсь литературным делом 25 лет… Конечно, не может быть и речи о том, чтобы я разрешил публиковать свою работу в таком виде. Я автор более десятка книг, и мне нельзя позорить себя подобными публикациями, так что выбирайте одно из двух: либо публикуйте то, что я Вам оставил (можно и с некоторыми сокращениями), или как можно скорее вышлите оба экземпляра моей работы. Я не сомневаюсь, что в самое ближайшее время смогу опубликовать свой очерк в журнале, где уважают труд писателя".

Тут все верно, кроме того, что меня никогда так не «редактировали». И похлеще бывало. Неуважение к литератору — стиль современной прессы.

В театре на Таганке смотрели с Лилей «Галилей» Брехта. Отличный спектакль, подчеркнуто современный. Непременно перечитать пьесу. Важные мысли о долге ученого. Как гром ударил диалог: Ученик Галилея: Несчастная страна, лишенная героев… Галилей: Несчастна та страна, которая нуждается в героях.

13 января

В Москву приехал вызванный на Ученый Совет Минздрава СССР Арнольд Сеппо. Вернувшись после заседания в гостиницу, он позвонил мне и первые его слова были:

— России не нужны ученые, не нужна наука.

Вот уже 15 лет изобретает этот человек великолепные вещи. Он совершил теоретический и практический переворот в травматологии: научился создавать живые суставы! Наша страна взяла международные патенты на его изобретения не только в медицине, но и в машиностроении. А медицинские канцелярии ничего не делают, чтобы дать идеям этого ученого хоть какое-нибудь продвижение за пределы маленькой таллиннской больницы «Тынисмяэ». Очередное решение Ученого Медицинского Совета опять оставило все в области добрых пожеланий. Сеппо нужен институт, кафедра, но хотя о делах его знают везде, до ЦК включительно, не видно и намека на признание, а главное — на распространение его идей. 13-го я весь вечер провел в гостинице у Сеппо. Говорили о его работах. Прелестный человек, остроумный, веселый. Остроумны его идеи, его конструкции. Это высшее достоинство научного открытия остроумие.

15 января

Выступление на заводе. Это мое обычное выступление от Бюро пропаганды Союза писателей. Проходная, Красный уголок в цехе. Обеденный перерыв. Люди в черных халатах и спецовках, в основном молодые. Начинается с того, что я объявляю тему — о совести. Молодая рыжеволосая красавица с ходу парирует: "А кому она сегодня нужна, эта совесть? С ней не проживешь!.." Начинаю рассказывать о важности нравственного ингредиента в хирургии, селекции, в науке вообще. С огромным усилием заставляю рабочих слушать. Меньше теоретических рассуждений, больше берущих за душу примеров (Вавилов Лысенко). Постепенно вижу, что люди заинтересовались. Как гвоздь, несколько раз вгоняю обобщение — без нравственности нет нормальных человеческих отношений, нет прогресса. Слушают хорошо. Но когда кончаю, начинают рассказывать (в основном женщины), как много несправедливости вокруг. Вот и Лысенко не выгнали, живет-поживает, а Вавилов-то в могиле. Трудно говорить с людьми, не отделяющими общий философский тезис от частных обстоятельств собственной судьбы. Ушел с завода очень утомленный, как будто выдержал какой-то лютый натиск. Очевидно, это от того, что интуитивно чувствовал противодействие зала, слушателей. Противодействие, в котором много горькой правды.

16 января

Сегодня приехал в Дом творчества в Голицыно. Лиля меня провожала. Старый, дряхлый, в чем-то жалкий дом, где живут старые больные писатели, потому что здесь жить дешевле и спокойнее, чем в Переделкино или в Малеевке. Этот дом полон для меня воспоминаний. Начиная от самых давних (1934), когда я мальчиком жил здесь с отцом и с отвращением учил древнееврейский язык (отцовская причуда), и кончая зимой 1966-го, когда в крещенский мороз сюда впервые приехала ко мне Лиля. Завтра ровно пять лет с тех пор. И мы снова будем в той же первой комнате…

И все-таки я люблю этот дом. Тут писали талантливье книги, тут нищенски доживала свой век Марина Цветаева, тут арестовывали, подслушивали, дружили, любили…

17 января

Все-таки я отправил в "Сибирские огни" выправленную верстку очерка "Зеленая аптека" (Народ-целитель). Два дня вписывал и вычеркивал, так что в конце концов верстка потеряла сколько-нибудь приличный вид. Скорее всего, в Новосибирске ее бросят в корзину. Это стало традицией: я не узнаю своих очерков после набора. Приходится вести борьбу за каждую строку. Это