Читаем онлайн «Пустите детей» 2 cтраница

что руки у господина Сфорца ледяные, и потому что боится щекотки.

"Почему он заикается? Он же никогда... речи... выступления... прямой эфир?"

Потом Алваро понимает - нет, не заикается, просто мерзнет: в камере и впрямь очень холодно, - и мерзнет с удовольствием, с наслаждением растирая по плечам крупные мурашки, стучит зубами и позевывает между словами. Господин Сфорца зачем-то успел сменить шелковую водолазку на хлопковую майку с непристойно растянутым воротом. Это нервирует.

- Т-так что это за красота несказанная? - палец щекотно движется по белым полоскам на ребрах.

Юноша смущенно молчит. Так его приучали переносить допрос с пристрастием. Боль терпеть было легче, чем щекотку. Боли хватало: когда по надкостнице с нажимом проводят острием ножа, ее мало не бывает. Тогда он терпел молча, а теперь из горла вырывается придушенное хихиканье.

- Ладно, догадаться несложно. К вашему сведению, молодой человек, вы нанесли моей корпорации убыток на половину годового бюджета вашей республики. Гордитесь... диверсант!

Алваро молчит, он знает, что нужно молчать, не говорить ни слова, его учили, и учили хорошо.

- Такая мысль была, - вздыхает господин Сфорца, отличный, оказывается, актер. - Зачем вам понадобилось меня убивать?

- Я флорестиец, - невесть зачем отвечает Алваро Васкес, родившийся и выросший Алваро Васкесом, все это полная правда, он совершенно чист - школа, курсы секретарей, три собеседования... четвертое было сегодня.

- А я романец, представьте себе. У вас что, новый национальный обычай завелся, да?

- Вы убили моего брата! - и это тоже правда.

- Ага, это уже хоть на что-то похоже, - смеется господин Сфорца, крепко зажмуривается, потом широко распахивает глаза... и привычно щурится на стенку. - Так, юноша, хватит дурака валять, да? Через пять минут я буду знать о вас все. Все - это значит "все". Я могу подождать. График вы мне сорвали... ладно, будем считать, что это и есть собеседование. Я могу вас убить, это вы понимаете. Я могу отпустить вас на все четыре стороны. Как вам эта перспектива?

Васкес предпочитает быть убитым. Если его отпустят, то ему никто не поверит, его все равно убьют, но погибнуть от рук своих или прихвостней господина Сфорца - не одно и то же.

У Франческо Сфорца подвижные руки, живущие собственной жизнью - ковыряющие щербатый никель, пятнышко на стене, едва заметную ссадину на ключице. У Франческо Сфорца неправильный одеколон, какой-то цветочный, не мужской совсем. И давным-давно нестриженая челка, не прическа такая, это было бы видно, а просто тут ножницы парикмахера год не гостили.

Господин Сфорца не вписывается в тюремный - или все-таки медицинский? - блок. В своем кабинете он смотрелся правильно, а тут ему нечего делать - и холодно, хотя он доволен, проснулся наконец, а до того работал, не приходя в сознание, интересно, сколько? Сколько нужно работать, чтобы глаза стали вот такими вот, словно подернутыми тонкой алой вуалью? Сутки? Двое?

Алваро думает о господине Сфорца, потому что нельзя думать о себе. Потому что его учили подмечать все детали. Потому что ему интересно, в конце концов. Он десять лет мечтал оказаться рядом с Франческо Сфорца - вот, оказался, и даже не на краткий миг, за которым кровавый фонтан и пуля, входящая в лоб... можно хоть углядеться.

Интересно, допрашивать Алваро будет сам господин Сфорца? Вот этими вот руками? Мысль на редкость тошнотворная, до спазмов в животе. Потому что очень легко представить собственную кровь на длинных жестких пальцах. У него руки... хирурга, сказала бы Санча, любившая бульварные романы. Палача, думает Васкес. Потом до него доходит, что вот уж с точки зрения анатомии разницы точно не сыщешь. Юноша слегка морщится.

- Не нравится, как я и думал. Ну какого лешего ради вам приспичило делать это в моей резиденции? Неужели трудно было не на территории корпорации?! Я во Флориде редко бываю? Сдал бы я и вас полиции... у них уже целый гербарий набрался! Ну так что, вы мститель за брата и поруганные национальные идеалы, да? Честно? Обманете - выгоню...

- Да.

- Идиот, - вздыхает человек в майке. Глаза просвечивают сквозь челку, и невозможно уговорить себя, что во взгляде есть хоть что-то, кроме ядовитой иронии. Ни угрозы, ни, Господи помилуй, какой-нибудь там лютой злобы садиста.

Алваро согласен, что он идиот. Еще - сопляк, неумеха и неприличный романтик. Деточка, в общем, как говорила Санча. Санча - не деточка, Санча умница, поступила в европейский университет и улетела в Толедо.

Не так все нужно было делать.

- В общем, вам сказали, что меня надо убить. Тогда из Флоресты выведут оккупационные войска и настанет счастье. Свобода, равенство и братство. Что я этот, как его там, кровавый деспот и душитель свобод, хм, опять свобод, заклинило же ваших на свободах-то... Так?

- Да, - издевается, разумеется, заговаривает зубы - вот только зачем? Надеется перевербовать? Напрасно, ничего у него не выйдет.

- Ну да... десять классов очень средней школы, - вздыхает господин Сфорца. - И, зуб