Читаем онлайн «Житие архиерейского служки»
Виктор Борисович Шкловский Житие архиерейского служки
Рождение оного
В 1751 году через город Севск, на сотнях подвод проехали гетман малороссийский Разумовский и епископ Кирилл, человек тоже труднозабываемый. В 1752 году в семье священника Ивана Добрынина родился и был крещен именем Гавриил мальчик. Младенец этот нашел в священном звании из родственников своих двух дедов и отца. Дед священничал в Севском уезде, в пятистах верстах от Москвы, в селе Родогоже, на реке Нерусе, а другой дед, по матери, – в том же уезде, в селе Неваре. Мальчик рос. В 1756 году родогожский дед его уехал в Москву для окончания тяжебного дела с соперниками своими. А в 1757 году, апреля двенадцатого, умер Иван Добрынин. Сейчас же при вести о смерти сына старик впал в горячку. Плакал Гавриил Добрынин на реке Нерусе, жалко ему было отца. Жить было нечем. Нужно было ехать к другому деду, неварскому.Переселение к деду
По прибытии к деду неварскому жил у него Гавриил почти год, и исполнилось ему шесть лет. Велел дед ему положить в землю три поклона перед иконой, и начали они вступление в науку азбуки. А наука его была свирепая. Говорилось тогда, что ангельское нужно терпение ребенку для того, чтобы научиться складывать слово «ангел». Учение было замысловатое. По регламенту Славяно-греко-латинской академии оно состояло из фары – класса, где учили читать и писать по-латыни, инфимы, где преподавали славяно-русскую и латинскую грамматику, синтаксис, риторику, философию и богословие. Префект оной академии по регламенту должен был быть не весьма свиреп и не меланхолик. Доучивались в академии до вопросов, где сотворены ангелы, могут ли они приводить в движение себя и другие тела, как они мыслят и понимают – посредством соединения, различения или как-нибудь иначе, а также каков объем ангела. Но Гавриил Добрынин до этой высокой ступени не достиг. Говорится, что доброе начало – половина дела. Неварский дед кончил дело на этой половине. Между тем из Москвы прибыл родогожский дед. Прибыл он в севский Спасский монастырь для тяжбы своей с неприятелями. Природа вложила в него сердце мягкое, хотя и кляузное. Поэтому написал он письмо о присылке ему внука в Севск. Но неварский дед не находил надобности отягощать себя нарочною подводою. Жребий Гавриила колебался между двумя дедами немалое время. Наконец, после светлого праздника, на десятую пятницу, решила судьба послать Гавриила в Севск. В день этот бывает в Севске ярмарка. И на ярмарку эту послал неварский священник племянника своего Степана за сухой рыбой, называемой таранью, а заодно поручил ему и отвезти внука. Мать Гавриила осталась пока при своем отце.Переселение от одного деда к другому
Родогожский дед, увидев внука, схватил его на руки с восхищением и, прижимая к груди, называл оставленной ему от бога на утешение отраслью и другими именами. Дед был по натуре боек, памятлив, понятлив, горяч, предприимчив, неустрашим в злоключениях и терпелив в горестях. Долговременные по присутственным местам иски правосудия против злодейских и разбойничьих на него нападений послужили ему к знанию в судоведении, и ежели бы ему да образованность, то был бы он человек государственный. Родогож принадлежал графу Чернышеву, а управляем был смоленским шляхтичем Краевским. Краевский, злобствуя на деда по причине его судебной предприимчивости, а может быть и за любовную предприимчивость, захватил его насильно, затащил в конюшню и мучил там насмерть. Рано умерла жена родогожского деда. По правилам, у священника второй жены нет, а должен быть вдовец монахом. Потащили деда до монастыря. По монастырям тащил он свою тяжбу с Краевским. Тоска держала родогожского деда. С тоски познакомился он с рукоделиями – столярничал, портняжничал, переплетал. По вечерам сидел дед под деревом с внуком. Уже заперты монастырские ворота. Не для старика подстенные лазы, а вечер хорош. И тут под деревом пел запертый старик любимую свою песню:Ах! Как трудно человеку
Жить без счастья в младом веку.
Печаль тяжко сокрушает,
Сердце в скорбех всегда тает.
Ах, младые мои лета,
Что дражайши всяка цвета!
В несчастии уплывают,
Дряхлу старость ожидают;
Когда ж пройдет цвет младости,
Не чаешь быть уж в радости.
С весны зима неприятна.
Ах! Жизнь наша так превратна!
В старом веке нет покою,
Только болезни с бедою;
Тогда счастье хоть бы было,
Уж в старости не так мило!
Счастье, где ты пребываешь?
Или с зверьми обитаешь?
Перестань, счастье, со зверьми жити,
Прийди бедну послужити.