РуЛиб - онлайн библиотека > Островский Александр > Драматургия > Том 9. Пьесы 1882-1885 > страница 3
Читаем онлайн «Том 9. Пьесы 1882-1885» 3 cтраница
- 12345 . . . последняя (135) »
Пантелевна. Это что ж такое?
Нароков. Роль. Это я сам переписал для нее.
Домна Пантелевна. Да что ж это за парад такой? На тонкой бумаге, связано розовой ленточкой!
Нароков. Ну, да уж ты ей отдай! Что тут разговаривать!
Домна Пантелевна. Да к чему ж эти нежности при нашей бедности? Небось ведь за ленточку-то последний двугривенный отдал?
Нароков. Хоть и последний, так что ж из этого? Ручки у нее хорошенькие, душка еще лучше; нельзя же ей грязную тетрадь подать.
Домна Пантелевна. Да к чему, к чему это?
Нароков. Что ты удивляешься? Все это очень просто и естественно; так и должно быть, потому что я в нее влюблен.
Домна Пантелевна. Ах, батюшки! Час от часу не легче! Да ведь ты старик, ведь ты старый шут; какой ты еще любви захотел?
Нароков. Да ведь она хороша? Говори: хороша?
Домна Пантелевна. Ну, хороша; так тебе-то что ж?
Нароков. Кто ж хорошее не любит? Ведь и ты тоже хорошее любишь. Ты думаешь, коли человек влюблен, так сейчас гам… и съел? Из тонких парфюмов соткана душа моя. Где ж тебе это понять!
Домна Пантелевна. А ведь ты чудак, как посмотрю я на тебя.
Нароков. Слава богу, догадалась. Я и сам знаю, что чудак. Что ж ты меня обругать, что ли, этим словом-то хотела?
Домна Пантелевна(у окна). Никак, князь подъехал? И то он.
Нароков. Ну, так я уйду тут, через кухню. Адье, мадам.
Домна Пантелевна. Адье, мусье!
Нароков уходит за перегородку. Входят Дулебов и Бакин.
Явление третье
Домна Пантелевна, Дулебов, Бакин. Домна Пантелевна. Дома нет, ваше сиятельство, уж извините! В гостиный двор пошла. Дулебов. Ну, ничего, я подожду. Домна Пантелевна. Как угодно, ваше сиятельство. Дулебов. Вы делайте свое дело, не беспокойтесь, пожалуйста, я подожду. Домна Пантелевна уходит. Бакин. Вот мы и съехались, князь. Дулебов. Ну, что же, здесь не тесно и для двоих. Бакин. Но, во всяком случае, один из нас лишний, и этот лишний — я. Уж такое мне счастье; заехал к Смельской, там Великатов сидит, молчит. Дулебов. А вы бы разговаривали. Вы разговаривать умеете, значит, шансы на вашей стороне. Бакин. Не всегда, князь. Великатов и молчит-то гораздо убедительнее, чем я говорю. Дулебов. Да почему же? Бакин. Потому что богат. А так как, по русской пословице: «С богатым не тянись, а с сильным не борись», — то я и ретируюсь. Великатов богат, а вы сильны своей любезностью. Дулебов. Ну, а вы-то чем же хотите взять? Бакин. Смелостью, князь. Смелость, говорят, города берет. Дулебов. Города-то, пожалуй, легче… А впрочем… уж это ваше дело. Коли не боитесь проигрыша, так отчего ж и смелость не попробовать. Бакин. Я лучше готов потерпеть неудачу, чем пускаться в любезности. Дулебов. У всякого свой вкус. Бакин. Ухаживать, любезничать, воскрешать времена рыцарства — уж это не много ли чести для наших дам! Дулебов. У всякого свой взгляд. Бакин. Мне кажется, очень довольно вот такой декларации: «Я вот таков, как вы меня видите, предлагаю вам то-то и то-то; угодно вам любить меня?» Дулебов. Да, но ведь это оскорбительно для женщины. Бакин. А уж это их дело, оскорбляться или нет. По крайней мере, я не обманываю; ведь не могу же я, при таком количестве дел, заниматься любовью серьезно: зачем же я буду притворяться влюбленным, вводить в заблуждение, возбуждать, может быть, какие-нибудь несбыточные надежды! То ли дело договор. Дулебов. У всякого свой характер. Скажите, пожалуйста, что за человек Великатов? Бакин. Я об нем знаю столько же, сколько и вы. Очень богат; великолепное имение в соседней губернии, свеклосахарный завод, да еще конный, да, кажется, винокуренный. Сюда приезжает он на ярмарку; продавать ли, покупать ли лошадей, уж я не знаю. Как он разговаривает с барышниками, я тоже не знаю; но в нашем обществе он больше молчит. Дулебов. Он деликатный человек? Бакин. Даже очень: никогда не спорит, со всеми соглашается, и никак не разберешь, серьезно он говорит или мистифирует тебя. Дулебов. Но он очень учтивый человек. Бакин. Уж слишком даже: в театре решительно всех по именам знает, и кассира, и суфлера, и даже бутафора, всем руку подает. А уж старух обворожил совсем; все-то он знает; во все их интересы входит; ну, одним словом, для каждой старухи сын самый почтительный и предупредительный. Дулебов. А из молодых он, кажется, никому особого предпочтения не дает и держится как-то в стороне от них. Бакин. С этой стороны, князь, будьте покойны, он вам соперник не опасный; он как-то сторонится от молодых и никогда первый не заговаривает: когда обратятся к нему, так у него только и слов: «Что прикажете? что угодно?» Дулебов. А может быть, это рассчитанная холодность, он хочет заинтересовать собою? Бакин. Да на что ему рассчитывать! Он завтра или послезавтра уезжает. Дулебов. Да…- 12345 . . . последняя (135) »