Демьяновичем, как я уже говорил, мне приходилось работать на границе. Я не раз видел его в минуты опасности, в трудном деле и могу поручиться, что он честный человек, патриот нашей Родины, — закончил свое выступление Богданов.
Едва майор успел вернуться на место, как Светловидов снова попросил слова и запальчиво заговорил:
— И все-таки я считаю, что мы имеем дело с предателем. Случай исключительный и замазывать его — значит нарушать закон. Уверен, что, если мы отдадим Каращенко под суд, руководство наркомата нас всецело поддержит. Процесс послужит делу воспитания наших чекистов в духе непримиримости к врагу, презрения к смерти.
— Странная логика, — бросил реплику Сосницын. — Судить невинного в назидание другим!
— Да, если хотите, в назидание другим. Тем более что состав преступления есть. Это признал даже сам Каращенко, — настаивал Светловидов.
— Он не в качестве обвиняемого показания давал, а в установленном порядке сообщал о проделанной работе, — возразил Сосницын. — Считай он себя виновным, он бы мог острые углы обойти. Показания и рапорт — вещи разные.
— Разница невелика. Рапорт ляжет в основу обвинения.
Быстров увидел, что спор начал приобретать слишком резкий характер, и прервал его.
— Будем считать, что обмен мнениями состоялся, — сказал генерал и вышел из-за стола. — Я внимательно выслушал выступающих. Решение приму сам. Сообщу о нем в рабочем порядке. Подполковник Светловидов, вы готовы выехать на расследование террористического убийства офицера связи?
— Так точно, — отчеканил обиженный Светловидов. — Машину и конвой я вызвал. Оперативные работники на месте.
— Тогда у меня все, — заключил генерал. — Можете быть свободны, товарищи.
Один за другим офицеры выходили в приемную. Младший лейтенант Жаворонков и Каращенко встали при их появлении. Метнув раздраженный взгляд на Мокия Демьяновича, подполковник Светловидов спросил у Жаворонкова:
— Машина, люди готовы?
— Так точно!
Каращенко хотел было шагнуть вперед, но ноги точно налились свинцом. Он не сомневался, что судьба его уже решена. Обидно было, что не поверили. А он так надеялся…
Глава вторая
Люди и звери
Славное лето выдалось в Прибалтике. Июньское солнце ласкало сады, омытые грозами. На заре стелились туманы над лугами, над реками, и солдаты, уходившие в наряд ночью, возвращались по пояс мокрыми от росы. Тишина стояла над Вентой, над берегом моря, по которому часто прогуливался старший лейтенант Мокий Демьянович Каращенко. Неладно было у него на душе. Все данные, поступившие от агентурной разведки к июню сорок первого года, свидетельствовали о приближении войны…
Неясная тревога, охватившая Мокия Демьяновича, усилилась за те три дня, которые он провел в Лиепае на совещании работников госбезопасности Латвии. Чекистов предупреждали о необходимости повысить бдительность, готовиться дать отпор врагу, но тут же приказывали выжидать, не поддаваться на провокацию, проявлять высокую выдержку, стойкость. Немцы подтянули к нашим рубежам войска, засылают шпионов и диверсантов. Как в такой обстановке разобрать — враг начал войну или просто провоцирует нас? И кто будет определять это?
На совещании Мокий Демьянович встретился со своим давним другом уполномоченным особого отдела НКВД Николаем Богдановым. Когда-то они оба начинали солдатами службу в армии, вместе пошли учиться в школу младших командиров, в военное училище. Затем Богданова направили на работу в органы госбезопасности.
Стал чекистом и Мокий Демьянович. Он получил назначение в Вентспилс, а Богданов служил в Риге. Они встречались редко, но зато каждая встреча приносила им большую радость. У них было много общего, и друзья вели долгие задушевные разговоры. Мокий Демьянович уважал Богданова, прислушивался к его мнению.
Подойдя к Богданову во время перерыва, Каращенко спросил:
— Николай, ты понимаешь, что происходит?
— Что тут понимать! Одно ясно — немцы собираются перейти границу. Войны не миновать.
— Я тоже так думаю. Впрочем, мы с тобой вояки старые, не подведем, если что. Но вот как можно защищать границу, не отвечая на провокации? Не пойму.
В глазах Богданова мелькнула неясная тень тревоги. Что он мог ответить другу, если сам знал не больше его?
— Сидеть сложа руки, Мокий, нам нельзя. Это ясно. Да, откровенно говоря, если немцы перейдут границу, поздно будет разбираться, провокация это или нет. Начнется бой. К этому и надо готовиться. В конце концов, и провокаторов бить надо. В этом я убежден.
— Так-то так, — ответил Каращенко, — только нервируют эти предупреждения “не поддаваться на провокацию”. Ведь немцы просто обнаглели.
— Ребята в Риге мне говорили, что обстановка с каждым днем обостряется, — в раздумье произнес Богданов. — На границе то и дело стычки. Немцы войска подтягивают… Быть большой грозе — не иначе.
— Ничего, выстоим, — твердо произнес Каращенко и шутливо добавил: — Не зря же мы с тобой