ПРЕДИСЛОВИЕ
Театр миниатюр Аркадия Исааковича Райкина существовал без малого полвека. Тысячи лиц представлены на этой сцене легендарным артистом, многие из них благодаря радио, телевидению, кино хорошо знакомы зрителям. В разговорный бытовой язык вошли райкинские словечки и целые реплики. Менялась жизнь, менялись поколения, но Аркадий Райкин по-прежнему оставался кумиром — Артистом на все времена.
В последние годы его жизни мне довелось не только по нескольку раз смотреть спектакли «Дерево жизни», «Его величество театр», «Мир дому твоему», но и общаться с артистом в домашней обстановке, в его уютной московской квартире в Благовещенском переулке, атмосфера которой дышала личностью хозяина; слушать и записывать его рассказы о прожитом, размышления о жизни, искусстве, учителях, о товарищах по театру — обо всех, с кем приходилось работать. К сожалению, мне не пришлось видеть ранних спектаклей Райкина, этот пробел отчасти возместил вечер артиста в Центральном доме работников искусств. Как бесценная реликвия хранится у меня билет, приглашающий на творческий вечер народного артиста РСФСР Аркадия Райкина 12 апреля 1968 года. В стремительном темпе одна за другой следовали сатирические миниатюры; всё то, что равномерно дозировалось в спектаклях театра, собранное вместе, было подобно оглушающему удару. Немыслимый по тем временам уровень правды в соединении с болью, гневом, сарказмом, лирикой обрушился на небольшую аудиторию ЦДРИ, где, как говорится, яблоку негде было упасть. На маленькой пустой сцене (иногда появлялись детали обстановки — стол, стул) с невыразительным, безликим задником один за другим проходили люди — завистливые, корыстные, рвущиеся к власти, трусливые, безвольные. Выхваченные из окружающей действительности, они как бы высвечивались особым, находившимся в распоряжении артиста прожектором, в каждом случае менявшим окраску. Он не жалел себя. Впрочем, это всегда останется его правилом.
На исходе 1960-х годов, когда я работала над книгой «Русская советская эстрада: очерки истории», мне довелось встречаться с Аркадием Исааковичем на различных заседаниях, конференциях, конкурсах. Дистанция, отделявшая меня от прославленного артиста, всегда окруженного людьми, делала наши встречи мимолетными и достаточно официальными. Вспоминается конференция, проходившая в Ленинграде в 1979 году по итогам Шестого Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Выступление Райкина — он был председателем жюри конкурса — нарушило намеченную программу. Он резко полемизировал с тезисами официального доклада, с привычным разграничением персонажей на положительных и отрицательных, с потребительским отношением к эстраде как искусству, которое должно «обслуживать массы». В те времена, когда подобные конференции проходили, как правило, в благостной атмосфере всеобщего «одобрямса», его тихая взволнованная речь произвела впечатление разорвавшегося снаряда. Выступать после него — а эта участь досталась мне — оказалось трудно. Не думаю, что получилось удачно. Позднее Аркадий Исаакович показал мне статью в американской прессе, излагавшую перипетии этой злополучной конференции.
Примерно в те же годы произошла еще одна наша хотя и заочная, но весьма памятная для меня деловая встреча с Райкиным. В 1977 году вышел в свет второй том «Русской советской эстрады», посвященный 1930—1940-м годам, где в одной из написанных мной глав говорилось о первых выступлениях Райкина, о создании Ленинградского театра миниатюр. Под гипнозом статей, посвященных Первому Всесоюзному конкурсу артистов эстрады, в которых писали о победителе — молодом 27-летнем Аркадии Райкине, я попросту отсчитала 27 лет от 1939 года, когда проходил конкурс, и в итоге в нашей книге появился 1912 год рождения вместо подлинного 1911-го. (Дата рождения Аркадия Исааковича — 24 октября, и во время конкурса ему действительно было 27 лет.) О своей ошибке я узнала... от Райкина. Встречавшиеся с ним общие знакомые передавали, что Аркадий Исаакович раздражен моей небрежностью, недоволен тем, что ему не показали текст в процессе подготовки к печати. Нечего и говорить, как я досадовала на свое легкомыслие. Как можно было не заглянуть в справочник, не проверить! Утешала себя лишь тем, что в третьей книге «Очерков» (М., 1981) ошибка непременно будет исправлена. Впоследствии Аркадий Исаакович никогда не вспоминал об этом неприятном инциденте, но, познакомившись с ним ближе, я поняла, как важна для него точность — в главном, в деталях, во всём, что касается работы. Попутно замечу, что он обладал великолепной памятью, в чем мне доводилось убедиться не однажды. «Он помнил всё, — подтверждал его младший брат Максим, — даже то, что было с ним в детстве, юности, с кем встречался, о чем говорил, что много лет тому назад репетировал и играл, помнил тексты песен, которые пел когда-то в спектаклях, давно забытых даже их авторами».
Наученная горьким опытом собственных ошибок, я уже просила его прочитать не только