Читаем онлайн «Изба и хоромы»

Л. В. Беловинский

СОДЕРЖАНИЕ

К читателю

Великорусская историческая среда обитания и национальный характер

Строительный материал

Инструмент и технологии

Типология и планировка

Печь

Планировка и интерьеры

Двор

Не знавший покоя

Жизнь в избе и на крестьянском подворье

Необходимые разъяснения к русскому социуму в связи с историей его повседневности

Помещичья усадьба

Барские хоромы

Воспитание и образование в усадьбе

В усадьбе у средне- и мелкопоместных

Жизнь в усадьбе

Конец усадьбы

Вокруг усадьбы

Заключение

Источники и литература

Моему отцу,

Василию Ивановичу Беловинскому

посвящается

К читателю

Человеку, если он человек, свойственно не только жить настоящим, но хотя бы иногда задумываться о будущем и с любопытством заглядывать в прошлое. Прошлое властно притягивает к себе внутренний взор человека. Но особенно сильно это притяжение в периоды общественных кризисов, независимо, бурны ли они или вялотекущие и внешне почти не выражающиеся. Наше общество на протяжении нескольких десятилетий перманентно находилось в кризисном состоянии, сначала подспудном, ощущавшемся большинством лишь инстинктивно, а затем и получившем ярко выраженные и во многом отвратительные формы.

Этим можно объяснить такую бешеную популярность у нас исторической литературы. Тиражи изданий романов В. Пикуля еще в советское время, пожалуй, перекрывали тиражи трудов В. Ленина, и тем не менее, они были большим дефицитом, нежели икра и заграничный ширпотреб. Исторический роман-эссе В. Чивилихина «Память» стал бестселлером и в метро его читали едва ли не чаше, чем детективы. Люди хотели знать, что они есть, что произошло и почему.

К сожалению, романисты по самой своей природе, природе художественного творчества, не могут дать подлинной, объективной картины действительности, современной или минувшей. Романист пишет «из себя» и «себя», свое виденье жизни. К идеалу объективности могут приблизиться (идеал на то и vuxean, чтобы быть недостижимым) профессиональные историки, опирающиеся на комплекс подлинных документов и профессионально умеющие подвергать их сопоставлению и критическому анализу. Ведь даже медаль имеет две стороны, а люди и жизнь многогранны, и нужно обладать особым взглядом, чтобы увидеть все грани или хотя бы несколько и остаться невосприимчивым к обаянию одной из них.

Увы, профессиональная историческая литература была не на высоте положения. Прежде всего, она была недоступна широкому читателю, и не столько из-за незначительных тиражей, сколько по своей сути. Сухое, сделанное лапидарным языком изложение совокупности мелких и, казалось бы, незначительных фактов, делало ее неудобочитаемой. Кроме того, многие темы были закрыты для исследователей или считались «неактуальными», и лишь изредка, с трудом, пробивались через «актуальные» темы: революционное движение, борьбу пролетариата, развитие промышленности или сельского хозяйства, построение социализма. Наконец, профессиональная историческая литература постоянно находилась в поле зрения строгого, недремлющего ока идеологической цензуры. Последнее обстоятельство породило в обществе недоверие к профессии историка и профессиональным историческим исследованиям. Разумеется, далеко не все темы и не все исследования добровольно или вынужденно фальсифицировались, но широкая публика, не читавшая скучных монографий, огульно распространяла грех фальсификации на весь ее массив.

Этим, между прочим, объясняется бурный взрыв интереса читающей части общества к трудам Н.М. Карамзина, СВ. Соловьева и В.О. Ключевского в годы перестройки. С экранов телевизоров, со страниц журналов и газет повсеместно и громко утверждалось, что без Карамзина, Соловьева и Ключевского нельзя познать подлинной отечественной истории.

Не будем говорить здесь о том, что тремя этими громкими именами далеко не исчерпывается дореволюционная отечественная историография. Не будем говорить и о том, насколько адекватно