Читаем онлайн «Стихотворения» 3 cтраница

Дразнил и рассказывал так, что даже маленькая лужица

Уже застывшая пропищала: — Ну вот, —

У меня слеза на реснице жемчужится,

А он тащит в какой-то звёздный хоровод.

И от её писка ли, от смеха ли

Вздыбившихся улиц, несущих размеренный шаг

Звёзды на горизонте раскачались и поехали,

Натыкаясь друг на друга впотьмах.

И над чёрною бездной, где белыми нитками

Фонарей обозначенный город не съедется,

Самым чистым морозом выткано

Млечный Путь и Большая Медведица.

февраль 1915

Польше

Михаилу Кузмину

Июльское солнце печёт и нежится,

Следя за суетой тревог,

Как пыльным облаком беженцы

Катятся лентой дорог.

День разгорится и будет, будет

Жечь и пылить земную грудь,

А сейчас уходят и уходят люди

В пристально стелющейся путь.

А за ними, как праздник, в лентах и ризе

Взором ясным и кротким следишь,

Как следила шаги многих сотен дивизий

Твою колыхавших тишь.

И звенели глухо шпоры и сабли

Звон рассыпался, как кокетливый смех

Будто хрупкие пальцы, зябли

Вётлы, обступившие бег твоих рек.

Шли, и задушенный, ржавый

Лязг раскуёт железные кольца

Видишь сердце сгорело Варшавы

Горячей слезой добровольца.

Чёрной птицей год пролетел, как нагрянул,

Полями Польши дымится кровь,

Только сковано сердце в оковах тумана,

Только мукою сдвинута бровь.

Будет, будет… И где бы

Вздох сражений пронёсся, — собираются все

Под палящие взоры июльского неба

Громоздить телегами и говором шоссе.

июль 1915

Бельгии

Владиславу Ходасевичу

Словно тушью очерчены пальцы каналов,

Ночь — суконная, серая гладь без конца,

Здесь усталое сердце в тревогах устало,

Соскользнула спокойно улыбка с лица.

Чёрный город заснул безмятежной гравюрой

На страницах раскрытых и брошенных книг,

И уходят, уходят задумчиво хмуро

За таящимся мигом таящийся миг.

Спи, последняя ночь! Эти хрупкие пальцы

Так пронзительно в плечи земные вплелись,

Эти чуткие дети, минуты страдальцы

Навсегда в этот серый покой облеклись.

И для вечного сна пусть построят легенды

Как ажурные башни суровых дворцов,

И стихи заплетутся в нарядные ленты,

Зазвенят, как набор золотых бубенцов.

Но сегодня, как завтра, сражённый не болен…

Эта кровь, эти пятна не брызги же ран,

А просыпанный звон из твоих колоколен,

Как кровавые маки, в бесцветный туман.

Спи последняя ночь! И не будет двух Бельгий,

Сон колышат раскаты грохочущих битв.

Этот месяц и год! Даже в детской постельке,

Как узор, были вытканы слёзы молитв.

октябрь 1915, Москва

Сегодняшнее

Маме

Кто-то нашёптывал шелестом мук

Целый вечер об израненном сыне,

В струнах тугих и заломленных рук

Небосвод колебался, бесшумный и синий.

Октябрьских сумерек, заплаканных трауром

Слеза по седому лицу сбегала,

А на гудящих рельсах с утра «ура»

Гремело в стеклянных ушах вокзалов.

Сердце изранил растущий топот

Где-то прошедших вдали эскадронов,

И наскоро рваные раны заштопать

Чугунным лязгом хотелось вагонам.

Костлявые пальцы в кровавом пожаре вот

Вырвутся молить: помогите, спасите,

Ведь короной кровавого зарева

Повисло суровое небо событий.

Тучи, как вены, налитые кровью,

Просочились сквозь пламя наружу,

И не могут проплакать про долю вдовью

В самые уши октябрьской стужи.

октябрь 1916

«Вы носите любовь в изысканном флаконе…»

Вы носите любовь в изысканном флаконе,

В гранёном хрустале смеющейся души.

В лазурных розах глаз улыбка сердца тонет.

В лазурных розах глаз — бутоны роз тиши.

Духи стихов в мечту, пленительных в изыске,

Пролив на розы глаз в лазурных розах