Читаем онлайн «Булгаковский переворот» 3 cтраница
- 12345 . . . последняя (10) »
В России существовал «пушкинский мир», «чеховский мир». С публикацией «Мастера и Маргариты» стало очевидным появление особого «булгаковского мира».
Мифологизация Булгакова была вызвана тем невероятным значением, которое советское общество придало его романам. И факт этот уже не имеет отношения ни к авторской воле, ни к авторскому тексту. История литературы тут вообще не при чем, поскольку речь идет не о смене стилей, а о смене реальностей.
Несмотря на это, первая реакция на Булгакова была еще в известной мере банальной. Для читателей 60-х писатель был жертвой сталинских репрессий. Возрождение его имени символизировало победу творческого начала над бездуховной тиранией. При этом Булгаков связывал дореволюционную Россию с послереволюционной, обозначая преемственность русской классической культуры. Для эволюционных представлений 60-х появление Булгакова было очень важным: исторический процесс становился непрерывным.
Булгакова сразу же попытались приспособить к ожесточенной общественной борьбе тех лет. В трактовке ведущего критика 60-х В. Лакшина он становился героем и идеалом либеральной интеллигенции. Его творчество прямо противостояло злу («Сталину»). Как писал Лакшин, в «Мастере и Маргарите» отражено множество «психологических следствий нарушений законности, отмеченных нашей памятью о 1937 годе». Но главное у Булгакова - призыв к добру. В. Лакшин перевел этот призыв на язык 60-х: «Человек должен привыкнуть везде и всегда поступать справедливо... Коммунизм не только не гнушается моралью, но она есть необходимое условие его конечной победы». Вне зависимости от своего конкретного критического анализа, Лакшин делал выводы из разбора булгаковских произведений, лежащие в русле программы либеральной интеллигенции 60-х. В те годы она получила название «коммунизм с человеческим лицом».
Критики справа в то же время продолжали линию прижизненных хулителей Булгакова, упрекая писателя в «противостоянии историческому оптимизму».
Однако Булгаков никак не укладывался в рамки борьбы «Сталина» с «коммунизмом». И этого не могли не почувство-вать те же критики, которые использовали булгаковские романы как тактическое оружие.
Булгаковские шедевры появлялись в свет в правильной последовательности, соответствующей эволюции автора. Вслед за ними эволюционировали и представления русской интеллигенции о природе советского общества, о ходе истории, о сущности прогресса, о соотношении литературы с миром, о мире самом по себе, наконец.
4.
«Герои «Белой гвардии» столкнулись с силой, победить которую невозможно и которая несет с собой историческую правду», - так, естественно, из тактических соображений, объяснил рецензент первый роман Булгакова.
Однако нет сомнений, что советские читатели 60-х не могли не увидеть, что историческая правда в этом романе целиком принадлежит его героям. Собственно, сам конфликт романа заключается в испытании и победе этой правды.
Главное в «Белой гвардии» - даже не столько Турбины, сколько нравственный этикет, который они представляют. Суть его в элементарной порядочности, понимаемой как разумный и добрый порядок. Символ этого порядка - сотни раз воспетый уют турбинского обихода.
Булгаков не озаботился подробным изложением статей этого этикета, поскольку он был очевидным фактом литературной действительности его современников, как, впрочем, и читателей 60-х. Это комплекс качеств русского характера, известный под названием «чеховская интеллигентность».
Кстати, сам Булгаков, с его профессией врача, пристрастием к чистым воротничкам и подчеркнутой независимостью, воспринимался реинкарнацией Чехова в советскую эпоху.
Естественно, что своих любимых героев Булгаков наградил соответствующими достоинствами. Книги, музыка, культ честного слова, брезгливое отношение к деньгам - все это входило в стандартное представление об облике дореволюционного интеллигента.
В «Белой гвардии» Булгаков сталкивает этот четко организованный мир с его абсолютной противоположностью - хаосом, стихией революции и гражданской войны, равно представленной и штабными офицерами, и гетманом, и Петлюрой. Этикету, порядку, системе, иерархии противостоит аморфная и злая сила анархии. По одну сторону конфликта - герои (круг Турбиных), по другую - анонимная толпа, лишенная облика, имени, идеологического слова.
Смысл жизни Турбиных в вечности порядка, который они представляют, в незыблемости его символов - голубого сервиза, абажура,
- 12345 . . . последняя (10) »