Юрий БурносовЖабы
Когда чай из блюдца со вкусом пьешь, главное умение – не плескать. Отставной майор Иван Ильич Кнышов этого только что не учел и теперь с сожалением глядел, как на белых полотняных штанах расползается большое пятно, горячее к тому же.– Стыд какой, – сказал он сам себе, промокнул штаны углом скатерти и постучал ложечкой о сахарницу. Тотчас же появился Архипка.– Чего изволите, барин? – спросил он.– Позови-ка Пахома.– Сию минуту.Пришел Пахом. Тиская в руках картуз, он стоял в самых дверях, боясь ступить на свежевыкрашенные половицы веранды. Майор еще раз промокнул штаны, сокрушенно цыкнул, покачал головой и перевел взгляд на мужика:– Здорово, братец.– Здравствуйте, барин, Иван Ильич.– Ведаешь, зачем зван?– Как не ведать… Небось про жаб спрашивать станете?– Про жаб? Стало быть, что и про жаб. Ты вон садись туда, на лавку, да рассказывай – да с расстановкой, чтоб понятно было.Пахом огляделся, тихонько сел на лавку и спросил:– С чего начинать-то, барин, Иван Ильич?– А с самого начала и начинай, – сказал майор и сунул в рот большой кусок колотого сахару.– Погода ввечеру была жаркая, все видать, к ливню. Я, помню, телегу смотрел – колесо заднее разболталось, то ли выкинуть, то ли Пантелею чинить велеть. Смотрю, значит, телегу, а тут Пантелей-то сам и бегит. Кричит кричмя, без порток, страм один. Я думаю, пьян напился, варнак. Стой, говорю! Куда тебя бесы несут? Да. А Пантелей остановился и говорит: в речку, говорит, кунался, от жары тоисть. Раз мырнул, два, а на третий как вынырнул наружу, а на берег, где ракиты, как плюхнет! И огнем пышет. Пантелей как был выскочил, токмо рубаху ухватить успел, и побег.Я говорю: экой ты варнак! Глаза залил, видать, и тебе померешшилось, алибо молонья в дерево ударила. Какая же молонья, говорит, коли дожжа нету? И небо чистое. И пальцем этак в небо кажет.Ну, думаю, я ж тебя уловлю. А дыхни, говорю. Он дыхнул, и дух не то чтобы крепкий, тоисть ежели и пил, то в обед, не позже того. Ну, в обед кто не выпьет, коли есть чего. А ты, говорит, поди, дядя Пахом, да сам посмотри. А я с тобой не могу, ибо напужалси. Я один и пошел.– Это когда было-то? – уточнил майор, хрустя сахаром.– А дней уж десять тому. Как раз как вы в гости уехали.– Ну-ну. Продолжай, братец, продолжай. Занятно рассказываешь.Вот я и говорю: пошел, значит, к речке, топор ишо с собой взял на всякий случай. Иду, а сам думаю: «Отче наш, иже еси, не дай пропасть».– Отчего же пошел?– Антиресно, барин, Иван Ильич. Это чего жа надо Пантелею, собаке, показать, чтоб он без порток из речки вынырнул. И вот иду я, к речке уже подошел, вот и ракиты. Гляжу – в самом деле чего-то в кустах сверкает. Этак блесь да блесь… Навроде как церква, и наверху востренькая, только махонькая, с меня ростом. Такая вся серебристая, ровно лампада. Ну, думаю, не иначе небесные каменья повалились, как вы сказывали. Эко, думаю, повезло. Небось денег стоит больших, снесу барину, Ивану Ильичу, он в эту… Академию отпишет, в Питенбурх, большая радость будет, почет. Подошел ближе, думал, жар какой от ее исходит, ан нет. Рукой даже тронул, не убоялся, – холодная. Хлад такой, как от крепкого металла. Ну, думаю, пущай пока стоит, а сам вокруг гляжу, не свалилось ли ишо чего с небеси. А они тута.С этими словами Пахом показал себе под ноги. Был он босиком, и майор некоторое время смотрел на его черные грубые пальцы с большими круглыми ногтями.– Кто? – переспросил он наконец.– Да жабы же, барин, Иван Ильич. Сидят, подлые, как бы кружком, и глядят. Такие из себя, почти как наши, токмо покрупнее – с ворону, и не зеленые, а чуть с крапинкой красноватой. И в руках навроде палочки какие… Навроде железные, с крючочками мелкими.– Это что же ты такое рассказываешь? – удивился майор. – Ты сам-то не пьян был? Жабы тебе с палочками являются…– Признаюсь, выпил малость, но уж потом, как домой с речки пришел. Токмо вы, барин, Иван Ильич, не перебивайте, а то попутать могу. Тут оно самое антиресное.– Эк ты, братец, охамел, – покачал головой майор, но незлобно, а так, для порядка. – Ну давай уж, давай дальше говори.– Вот я и думаю: это какое же чудо, с небеси не только камень упал навроде церквы, а ишо и жабы на ем слетели! Я-то сразу смикитил, жабы при камне, у нас таких отродясь не водилось – алибо я жаб не видал? Собрал их в подол, пока не разбежались, да домой побег. Камень, думаю, здоровый, его одному не своротить, пущай пока там стоит. Прибег, значит, взял ушат, велел Ваньке воды туда колодезной набрать да жаб и пустил. Оно жабам-то без воды несподручно, как бы не попридохли, думаю. Пустил, а сам взял вожжи, холсты да назад – думаю, прикрою камень-то, покамест барин приедет… Мало ли там чего вокруг, а позови мужиков тащить, поистопчут… Пущай, думаю, барин приедет да, сам вокруг и посмотрит прежде. А ну как там редкость какая упала, а я не приметил. Вот… А одну жабу-то…Пахом умолк, ковыряя половицу большим пальцем ноги.– Чего еще? Ну, говори.– Жабу-то одну, барин, Иван Ильич… Взодрал я да с