Читаем онлайн «Энергия и жизнь» 3 cтраница

[1983, с. 39],— позволяет понять и примирить такие противоположности, как физическая закономерность и целенаправленное развитие живых объектов». Дополнительность, а с нею и несводимость физико-химической причинности и биологической целенаправленности декларировал и сам Н. Бор.

В свою очередь, и биологи «не остаются в долгу», заявляя об уникальности и неповторимости биологической эволюции. По словам крупного эволюциониста Э. Майра [1981, с. 26], «биологическая эволюция — это результат особых процессов, вторгающихся в особые системы», а органическая эволюция «отличается от эволюции Вселенной и от других процессов, с которыми имеют дело физики». Об эволюционном прогрессе Э. Майр пишет: «Никакой программы, которая регулировала или направляла этот прогресс, не было; он был результатом решений, принимаемых отбором, „на каждый данный момент“» [Там же, с. 23].

Такие размежевание наук о природе приводит к формулировке гипотез, иногда почти совпадающих с вымыслами художественной фантастики. Например, выдвигается так называемый антропоцентристский, или антропный, принцип. Суть его сводится к тому, что Вселенная устроена таким образом, чтобы в ней мог существовать человек. На примерах анализа фундаментальных физических констант показывается, что только в узком диапазоне их значений возможно существование сложных структур вплоть до живых систем. И поэтому данные константы (или их комбинации) именно таковы, чтобы наши живые структуры могли существовать. В последнее время делается вывод об особом положении Солнца в так называемом «галактическом поясе жизни», в относительно спокойной зоне синхронного вращения спиральных рукавов Галактики и межзвездного газа. Такой вывод близок к теологическим толкованиям, ставившим в основу мироздания нашу планету и ее Творца, создавшего человека по своему образу и подобию.

Но все успехи естествознания были связаны именно с отходом от антропоцентризма. Достаточно вспомнить Коперника, Галилея, Ньютона, Лапласа, Эйнштейна.

В биологии развития очевидным следствием антропоцентризма и натурфилософии является моноцентризм. Первым его проявлением (имеется в виду естественнонаучная трактовка эволюции) был организмоцентризм. Концепция организмоцентризма привела к ламаркистскому чисто телеологическому объяснению. Затем сложилось представление о виде, и он стал претендентом на центральное положение в биологии развития. Фундаментальное учение Ч. Дарвина о естественном отборе — результат видоцентризма. Ограниченность видоцентризма в том, что естественный отбор выступает чем-то самодовлеющим, «вещью в себе», с его непредсказуемым стохастическим механизмом действия (см. выше цитату из Э. Майра). Недаром яркий и оригинальный критик дарвинизма А. А. Любищев [М., Проблемы формы, систематики и эволюции организмов, 1982, с. 161, 196] обвинял оппонентов в том, что у них «отбор исполняет обязанности всемогущего господа бога», особенно в объяснении прогрессивной эволюции. Однако сам, находясь в плену организмо- и морфоцентризма. прибегал к схоластическим представлениям о единой гармонии природы и о наличии творческого начала, подобного сознанию, когда пытался объяснить сходства и различия форм среди неживой и живой природы.

Недостаточность одного из относительно новых «центризмов» (можно назвать его «ДНК- или геноцентризмом») в последнее время становится также наглядной, особенно при объяснении движущих сил развития жизни (вспомним цитату из П. Эрлиха и Р. Холма). Ответ молекулярных биологов и генетиков — «гены хотят жить и размножаться в замкнутой системе ДНК» — также нельзя признать научным, хотя он используется в завуалированной форме. При этом подходе центральным кирпичиком мироздания служат клетка и со компоненты, включая полимерные молекулы, но в целом это — все тот же организмоцентризм.

Бурное развитие экологии в последнее время приводит к развенчанию моно- и к пониманию идей полицентризма. Ценность экологических исследований для экспериментального изучения действия естественного отбора стала понятной после С. С. Четверикова, положившего начало генетико-популяционному подходу к изучению естественного отбора. Однако сложности экспериментов с популяциями и экосистемами сильно затормозили развитие экологического направления в эволюционных исследованиях. Необходимость «учета в эволюционных построениях глобального биосферного биоценотического фактора» [Татаринов, 1985, с. 16] все более осознается в настоящее время.

Количественные экологические исследования, особенно синэкологического направления, позволяют поставить экосистему, а точнее, круговорот веществ в ней в центр картины развития живой природы. И здесь, может быть даже несколько неожиданно, по совершенно очевидно, проявляется источник движения и развития жизни. Не таинственное стремление к самосовершенствованию, не самоорганизация биологических структур, «не могущих жить без метаболизма», а постоянная накачка потоком