Читаем онлайн «Коричневые башмаки с набережной Вольтера»

Клод Изнер Коричневые башмаки с набережной Вольтера

В память о Йорисе Ивенсе

Посвящается Октаву Узанну, Шарлю Додеману, Морису Корбу, Луи Лануазле, Морису Пернетту, Ги Сильве, историографам набережных Сены и букинистам, чьи заметки помогли создать атмосферу этой книги

Нашим любимым

Измочены ливнем, истрепаны ветром

Книги-бедняги. Над парапетом

Страницы развеет дыхание Сены,

Мелькнет на заглавном листе посвященье…

Жорж Фуре Из сборника «Негритянка-блондиночка»

...

Les souliers bruns du quai Voltaire

© Éditions 10 / 18, Département d\'Univers Poche, 2011

© Павловская О., перевод, 2013

© ООО «Издательство АСТ», издание на русском языке, 2013

Глава первая

Пятница, 31 декабря 1897 года

От ворот Сен-Дени до площади Мадлен протянулись рождественские ярмарочные ряды, меж ними плескалось море цилиндров, котелков, шубеек и рединготов, люди толклись у прилавков, заваленных безделушками, поздравительными открытками, нотами модных песенок, игрушками; были там явлены широкой публике и хитроумные изобретения, которым предстояло в скором времени пойти в народ. У входа в бистро владельцы выставляли целые корзины устриц, и те опустошались в мгновение ока; отцы семейств с чадами и домочадцами штурмовали мясные лавки, украшенные гирляндами из кровяной колбасы; пивные гостеприимно распахнули двери, и внутри уже набирали обороты веселые пирушки.

Возле афиши Стейнлена^[1] какой-то оборванец сгорбился над жаровней, раздувая огонь под сковородкой, полной каштанов. Отсветы пламени упали на пару коричневых башмаков, чьи подошвы проскрипели мимо битумной крошкой, устремляясь дальше по тротуару.

В паре шагов от музея Гревен^[2] уличный фотограф зазывал клиентов:

– Портретик на ходу! Не скупердяйствуйте, любезный! Всего десять су! Ну-ка, улыбочку!

По коричневым башмакам захлопали полы плаща, башмаки потоптались на месте и, свернув с дороги, спешно направились к пассажу Жуфруа.

На улице Гранж-Бательер шум праздничной толпы, затопившей бульвар, превратился в отдаленный глухой ропот. Справа от входа в подъезд доходного дома красовалась позолоченная табличка:

Мэтр Ж. Франсуа

нотариус

5-й этаж, налево

Каблуки коричневых башмаков простучали по плитам вестибюля до каморки консьержа, и раздался голос:

– Я к мэтру Франсуа. Откройте, будьте добры.

Застекленная створка, отделявшая вестибюль от монументальной лестницы, скрипнула и отворилась, а в последнюю секунду перед тем, как она захлопнулась, чья-то рука проворно подсунула кусочек картона под язычок замка. И не подумав воспользоваться лифтом, некто в коричневых башмаках, закутанный в плащ с капюшоном, взбежал по ступенькам. На пятой лестничной площадке некто разулся, тихо поднялся на антресольный этаж и нажал на кнопку звонка.

Обитатель квартирки открыл гостю дверь – и отшатнулся, попятился в глубь прихожей, увидев нацеленный на него нож.

Понедельник, 3 января 1898 года

УБИЙСТВО КНИГОТОРГОВЦА

Вчера утром книготорговец г-н Состен Ларше, проживавший на антресольном этаже доходного дома на улице Гранж-Бательер и там же осуществлявший коммерческие сделки, найден мертвым. Смерть наступила в результате многочисленных ударов ножом. Г-н Ларше, прозванный Живодером, продавал поштучно гравюры и миниатюры, вырванные из книг. То бишь можно сказать, что его постигла та же участь, каковую он уготовил многим библиофильским сокровищам. Книготорговец был привязан к стулу в собственном жилище, кисти и лодыжки стянуты бечевкой, лицо покрыто синяками. Распотрошенные книги, сброшенные с полок, валялись грудами на полу. По мнению судмедэксперта, убийство было совершено в канун Нового года, и, вероятно, именно поэтому соседи ничего не слышали. Тридцать первого декабря около пяти часов вечера консьерж впустил в дом кого-то из нотариальной конторы мэтра Франсуа, проживающего в пятом этаже. Исчезло ли что-то из собрания книг, неизвестно.

Человек дочитал заметку и отшвырнул газету, процедив сквозь зубы:

– Ну надо же до такого дойти! Глупость несусветная…

Впрочем, еще оставалась надежда, что развитие событий пока не достигло точки невозврата.

Он коснулся клавиш клавесина, и из-под пальцев полилась мелодия, тотчас снявшая нервное напряжение. Виртуозное владение инструментом, красота его музыкальных сочинений снискали человеку в свое время прозвище Амадей. В устах друзей это имя было классической шуткой и манерой показать собственную эрудицию – мало кто из них действительно слышал произведения Моцарта.

Амадей взял последний аккорд и опустил крышку клавесина. Мысли его устремились в прошлое, к тому