Читаем онлайн «Тонущие» 3 cтраница

лет я в достаточной мере отвечал их ожиданиям, оправдывая вложения в дорогое частное образование. Но в университете под влиянием своих знакомых, а также прочитанных книг я в значительной мере отстранился от родных и отгородился от их притязаний на меня, а в результате вел себя нелюбезно во время учебного семестра и надменно — на каникулах. Именно тогда я решительно обратился к своей тайной любви — скрипке. И именно тогда, относительно поздно, но все-таки еще не слишком, я нашел время и стал учиться — и в результате понял, что могу играть хорошо, достаточно хорошо, чтобы относиться к этому серьезно. И достаточно хорошо, чтобы из-за музыки случился мой первый крупный конфликт с родителями — он бушевал на протяжении всего лета 1934 года, а причиной его стала моя упрямая вера в то, что мне суждено стать музыкантом.

Однако я отвлекся. Помню, как я выглядел в двадцать два года: мальчишеская полуулыбка, розовые щеки, волосы, падающие челкой на глаза. Но я совсем не знаю этого юношу. Его вкусы мне чужды, его переживания лишь в очень небольшой степени сходны с моими — удивительно, как мало их у меня осталось.

Я с трудом вспоминаю людей, заполнявших собой его жизнь, его приятелей. Чувства его были сильны, он жил крайностями, имел склонность к чрезмерной общительности, а порой — к глубокому унынию. Разумеется, несколько фигур выделялось на общем фоне. Например, Камилла Бодмен — моя мать надеялась, что эта девушка однажды станет моей женой, — красивая, уверенная в себе, из хорошей семьи. И весьма практичная, чего, конечно, старалась не демонстрировать. В двадцать два года я был замкнутым юношей. Дружелюбный со всеми без разбору, своим сокровенным я делился лишь с избранными. Я по-прежнему так себя веду. Возможно, мне особенно и нечем делиться. Жизнь есть жизнь, и я принимал ее такой, какая она есть, примерно так же, как позже приму свой брак с Сарой — с упорством и решимостью, каких в себе не предполагал.

Не размышляя, не видя, не ведая, я шел по жизни — до тех пор, пока не встретил Эллу. Она швырнула меня в море. Причем сделала это мимодумно, не очень-то заботясь о том, сколько пользы и сколько вреда это мне принесет. Такова была ее натура: свободная, страстная, с особой жаждой впечатлений и потребностью все объяснить. Она заставила меня научиться плавать, прогнала с безопасного мелководья. С ней вместе я барахтался в глубинах собственной души. Именно к ней, к моим воспоминаниям о ней я должен сейчас обратиться, чтобы объяснить свой поступок.

Помню ее невысокой стройной девушкой, с взъерошенными светлыми волосами и зелеными глазами, которые — даже сейчас — сообщнически мне подмигивают. Дело происходит в Гайд-парке, в Лондоне. Раннее утро середины июня. Птицы поют. Парковые работники в зеленых комбинезонах расставляют шезлонги. В воздухе разливается сладковатый запах свежескошенной травы. Я слышу свое тяжелое дыхание.

В тот день я рано встал и поторопился удрать из дому, чтобы избавиться от атмосферы ледяного холода, установившейся в семье с того момента, как меня приняли в Гилдхолл.^[2] Отец категорически настаивал на том, что я должен служить в коммерческом банке. Мать, бывавшая обычно моим союзником, на сей раз заняла его сторону, заявив, что ее внуки не будут расти в Хаунслоу, из-за того что отец их — обедневший музыкант. Я начал с того, что напомнил им: многие музыканты неплохо зарабатывают на жизнь. Позже мы наговорили друг другу много резкостей. Климат в доме еще не восстановился после последней ссоры, случившейся двумя днями ранее, и у меня не было никакой охоты становиться мишенью для их молчаливых обвинений.

Так что я отправился в парк бегать. Кажется, я и сейчас ощущаю, как стучала кровь у меня в голове, вижу, во что я был тогда одет: в белую майку, школьные футбольные шорты и носки лодочного клуба своего колледжа. И как была одета Элла, тоже вижу будто воочию: я разглядел ее задолго до того, как она заметила меня. Она сидела на скамейке в черном платье, плотно облегавшем ее стройные бедра. Взгляд ее туманился — она не выспалась, — в кулаке держала жемчужное ожерелье (позже я часто видел его на шее другой женщины и хорошенько изучил). Ее фигура ярко выделялась в мутноватом свете раннего утра. Я дважды пробежал мимо нее туда-сюда, каждый раз сокращая маршрут, прежде чем она обратила на меня внимание. На третий раз она подняла голову, и глаза ее остановились на мне. Она улыбнулась.

Я остановился, тяжело дыша, на небольшом расстоянии от скамейки, сожалея о том, что проделал последний круг. Повернулся и посмотрел на нее: она по-прежнему улыбалась.

— Уверена, эти носки мне знакомы, — промолвила она. — Это ведь форменные носки колледжа, да? В Англии так много видов носков.

— Это носки лодочного клуба моего колледжа, — сказал я с юношеской гордостью.

Вспоминая об этом сейчас, я нахожу весьма забавным то обстоятельство, что вся моя дальнейшая жизнь зависела от такой случайности, как выбор носков в то утро. На другие Элла не