Читаем онлайн «Ледяная царевна» 2 cтраница
- 1234 . . . последняя (5) »
поднимаются с белой земли. Во всем выговаривалось что-то неясное – будто бы мир тоже стал головоломкой, которую предстоит разгадать, так же как серый город – стал белым. Снег выпал, пока он спал…
Белобородый болванчик опять закачался: да-да, всё так, как и кажется: опасность, опасность! Сквозняк загасил огарок свечи.
Вздор! Что за вздор? Как чудесит воображение, плененное зимней бурей… Его ноги совсем озябли, но он все стоял, перебирая в уме нехитрые средства упокоения: стакан воды, одеколон, гофманские капли.
Снег. Это все снег…
Снег падал и навевал ему чудный сон о падении. Неведомый страшный повелитель бросил его в колодец. Или он упал туда сам? Воспоминания истаяли, оставив разорванные неясные образы: громадная пушистая шуба, горькие слезы, мольбы… Лишь полет помнился удивительно ярко – и душа сжималась в тоске, будто он летел до сих пор.
Он снова зажег свечу и поставил подсвечник на стол, рядом с развернутым адрес-календарем, зафиксировавшим самую темную ночь уходящего года. Князь поспешно сгреб бумаги в сторону, взял чистый лист. Следовало записать всё, пока сон не растаял окончательно, не стал водой, вода – паром, пар не развеялся по ветру. Что-то важное мерещилось ему в зимнем сне.
Он пожалел, что проснулся и не увидел его до конца. Не узнал, есть ли дно у колодца на тот свет? Каков он, тот свет?
Почему он решил, что на дне колодца есть свет? Тот самый… Потому что так писали во всех старых сказках.
Худая рука с длинными тонкими пальцами обмакнула перо в потемневшую бронзовую чернильницу и наскоро вывела:
Подойти к колодцу, спуститься к самому дну, а там… что там?
Он снова ощутил в ушах свист падения.
* * *
– Я падаю, падаю!.. А-а-а-а…а-тпустите!.. – Замри. Не шевелись, – приказала Маша, откуда ни возьмись образовавшаяся в Дашином сне. Даша Чуб лежала под чем-то тяжелым, шуршащим, неприятно-колючим, но на редкость приятно пахнущим. – Не шевелись, на тебя елка упала… Стараясь быть осторожной, Маша Ковалева, оказавшаяся вовсе не сном, просунула руки сквозь колкие ветви, взялась за обмотанный ватным снегом толстый ствол и рывком выровняла разукрашенное мишурой праздничное дерево. – Не шевелись, – повторила она, – осторожно… Кажется, один шарик разбился. У тебя вся постель в осколках! Даша Чуб недовольно открыла глаза: – Так я не сплю? Ты откуда нарисовалась? – Пришла, как мы договаривались. Меня твоя мама впустила, – ответила пошатывающаяся новогодняя елка голосом Маши. Не послушавшись совета, Чуб рывком соскочила с кровати. – Ой, это же мой любимый!!! – горестно вскрикнула она, опознав разбежавшиеся по постели голубые осколки. – Мой любимый шарик погиб!.. Почему не мог разбиться какой-то другой?! – Помоги мне, пожалуйста, – жалобно попросила подруга, чувствуя: еще мгновение – и «пьяная» елка свалится теперь уже на нее. А на ум студентке-историчке совершенно некстати пришло, что раньше елки и были символом пьянства – их привязывали над трактирами. В четыре руки они вернули ствол дерева обратно – в стоявшее рядом на табуретке металлическое ведро с песком. Елочные игрушки опасливо и неодобрительно звякнули, волны «дождика» затрепетали. Даша сорвала махровый пояс с брошенного в кресле домашнего халата и привязала им еловый ствол к батарее. – Может, лучше веревкой? – спросила подруга. – Лучше, – согласилась Чуб. – Но сама посмотри, откуда ва‑аще в этом доме веревка?.. Ковалева послушно осмотрелась: ни Даша, ни ее мать не страдали ни фанатичной хозяйственностью, ни чрезмерной любовью к порядку. Гостья поискала глазами хоть один стул или кресло, не заваленный Дашиными юбками, шапками, лифчиками, хоть один стол или полку, не засыпанные черновиками статей ее мамы, подобного в доме не имелось – как и веревки. Пол покрывал дорогой, настоящий персидский, но старый и невероятно потертый ковер. На шкафах стояли коробки с сокровищами, неведомыми даже самим хозяйкам квартиры. И все же, как ни странно, Маша всегда ощущала себя здесь намного уютней, чем в собственном доме. Поскольку уют – душевное удобство, удобство – отсутствие острых крошек проблем, и, невзирая на всю разность характеров мамы и дочери, их основополагающей семейной чертой была беспроблемность, впадающая практически в «плюс бесконечность». – Интересно, что за сон чудо-юдовый? – Чуб накинула халат и задумчиво дотронулась до кончика носа. – Мне приснилось, что я падаю. – Не ты, а на тебя… – попыталась поправить свидетельница происшествия. – На тебя елка упала. – Но ее перебили. – И даже не я падаю, а кто-то другой… хоть он – и я. – Даша подошла к высокому окну и возмущенно скривилась при виде сизого промозглого дня. – Мне приснилось, будто я какой-то мужик, и ему снится, что он маленький мальчик, который падает в колодец. Он просыпается, садится, записывает это… и падает снова. Что за погода гадючная, в этом году ва‑аще выпадет- 1234 . . . последняя (5) »