Читаем онлайн «Скворцов» 2 cтраница

мундштук, кашлянув, закурил, произнес жестко:

— Где ваш бланк записи стрельбы и карандаш, товарищ сержант? Не вижу…

— Здесь таблица стрельбы, карандаш, бланк, — ответил Скворцов, показывая на сумку, висевшую на боку.

— Ага, — неопределенно промычал генерал. — Ну, ну…

Скворцов взглянул на молчавшего майора Рыжникова, потом на начальника училища, сказал:

— Товарищ генерал, разрешите мне стрелять так.

— То есть как так? — удивленно поднял брови генерал.

— Без карандаша и бланка, я так быстрей готовлю данные.

— Фокусы, — недовольно сказал генерал и, сердито фыркнув, полуобернулся к Рыжникову. — Что это у вас в батарее, Семен Павлович? Фокусники? Иллюзионисты? Скоро на стволах орудий будут балансировать, а?

— Разрешите ему, товарищ генерал, — очень тихо, но твердо попросил майор Рыжников.

— Вон как! Ну, ну что ж… — нахмурясь, сказал генерал. — Приступайте.

Как бывшему артиллеристу, мне хорошо была знакома глазомерная подготовка данных для стрельбы, но даже на фронте я никогда не обладал математическим складом ума. В подготовку данных входило: определение расстояния до цели, вычисление угломера по буссоли, учет различных поправок, то есть ряд математических расчетов, в результате которых орудия, стоявшие в нескольких километрах от НП, направляются в цель.

Когда же я услышал первые слова команды майора Рыжникова, дающего Скворцову целеуказание — уничтожить дзот на высоте, — я не успел заметить этот дзот, потому что сразу услышал спокойный голос Скворцова: «Цель понял и вижу!» — изумившего меня непонятной стремительностью ответа. Я увидел, как майор нажал секундомер, а Скворцов, уже отойдя от буссоли, смотрел в бинокль на возвышенность, зеленевшую далеко впереди, в полях.

И сразу опустилась тишина вокруг. Генерал, стоя около стереотрубы, молча курил, морщась от дымка, и с высоты своего роста с суровым интересом следил за Скворцовым. Офицеры перешептывались в траншее.

Тогда майор Рыжников напряженным движением поднес к лицу секундомер, и Скворцов, теперь без бинокля, по-прежнему упорно глядел на высоту, и по его подрагивающим, белым от солнца ресницам я понял, что в те секунды математические вычисления заслоняли от него все — и генерала, и Рыжникова, и офицеров, кто был здесь на НП. Он ничего не видел.

«Ошибется, спутает шаг угломера — мы не увидим первого разрыва», — с тревогой подумал я, вспоминая весь знакомый мне процесс вычислений.

Но Скворцов перевел свои серые глаза на курсанта-телефониста и, казалось, совсем неспешно скомандовал:

— По дзоту! Дальнобойной гранатой! Взрыватель фугасный…

Мне кажется, я не услышал заряд, угломер, прицел, уровень; только последние слова команды, поданные Скворцовым чуть поднятым от сдержанного возбуждения голосом, заставили всех офицеров одновременно взяться за бинокли.

— Один снаряд, огонь! — докончил команду Скворцов.

— Выстрел! — крикнул телефонист.

Опережая телефониста, гулкий, как бы круглый, звук лопнул справа за спиной. Высокий черный столб земли вырос в быстро опал далеко впереди на высоте, облитой солнцем: желтый дым, разметая, поволокло ветром по ее скатам, и сейчас же, после следующей команды, второй черный конус земли поднялся ближе первого разрыва и тоже мгновенно рассеялся. Что это? Вершину высоты замкнула вилка? Я не поверил, не мог поверить.

— Батарея, четыре снаряда, беглый огонь!

— Выстрел, выстрел, выстрел, выстрел! — крикнул телефонист.

Широкие молнии ударили там, в вершину высоты: объятая ураганом, она будто взметнулась в воздух, вихри дыма и земли застлали сияющее над высотой небо.

Утренний ветер быстро снес с вершины эту зловеще заклубившуюся черную тучу, погнал по полю желтое, просвеченное солнцем облако; оно унеслось, растаяло. И тогда напряженная, тонкая, кристальная тишина затопила все поле полигона, окопы НП. И я, изумленный этой молниеносной пристрелкой двумя снарядами без доворотов и поправок, этой спокойно-точной стрельбой на поражение, оглянулся на Скворцова, на офицеров со странным чувством волнения, что я присутствую при рождении феноменально талантливого командира батареи, виртуозно владеющего артиллерийской стрельбой. Офицеры-преподаватели не выказывали ни волнения, ни радости, в раздумье молчали, глядя на Скворцова: майор Рыжников с замкнутым лицом пальцами гладил бинокль и тоже не говорил ни слова. Генерал курил сигарету, прищурившись, пепел сыпался на его новый светло-серый плащ, он не обращал внимания на это. А Скворцов стоял, слегка одергивая гимнастерку, и только мальчишеские светлые волосы, выбившиеся из-под пилотки, выгоревшие брови, смешно облупившийся нос, мелкие капли пота на верхней губе объяснили мне, что это не офицер, не опытный командир батареи, а всего лишь курсант.

— Пулемет! — вдруг, встрепенувшись, хрипло крикнул генерал и почти подбежал к Скворцову, показал рукой в поле. — Вон, левее кустиков. Пулемет! Наша пехота залегла, пулемет мешает продвижению, косит людей.