Читаем онлайн «Ли Cao (Антология переводов)» 2 cтраница
- 1234 . . . последняя (15) »
Глядите! Путь забытый покажу.
Вот Юй, Чэн Тан, Вэнь-ван,- их окружали Умов разнообразных цветники: Там и душистый перец и корица, А не одни нежнейшие цветы.
В том слава Шуня и величье Яо, Что смысл явлений ведали они, А Цзе и Чжоу шли путем неверным И потому от бедствий не спаслись.
Сановники веселью предаются, Их путь во мраке к пропасти ведет. Но разве о себе самом горюю? Династии меня страшит конец.
Уж я ли не радел о благе общем, Я шел дорогой праведных князей, Но ты, всесильный, чувств моих не понял, Внял клевете и гневом воспылал.
Я твердо знаю: прямота - несчастье, Но с ней не в силах разлучиться я. В свидетели я призываю небо, - Все это ради князя я терплю.
Я говорю: сперва со мной согласный, Потом сошел ты с этого пути. С тобой, властитель, я могу расстаться, Но мне твоя изменчивость горька.
Мои дела - цветущие поляны, Я орхидеями покрыл сто му, Взрастил благоухающие травы, А среди них - и шпажник и духэн.
Как я хотел увидеть их в расцвете И в должный час их срезать и собрать. Пусть я увяну - горевать не стоит, Жаль, если луг бурьяном зарастет.
В стяжательстве друг с другом состязаясь, Все ненасытны в помыслах своих, Себя прощают, прочих судят строго, И вечно зависть гложет их сердца.
Все как безумные стремятся к власти, Но не она меня прельщает, нет - Ведь старость незаметно подступает, А чем себя прославить я могу?
Пусть на рассвете пью росу с магнолий, А ночью ем опавший лепесток... Пока я чую в сердце твердость веры, Мне этот долгий голод нипочем.
Сбираю я тончайшие коренья, Чтоб ими плющ упавший подвязать, Коричные деревья выпрямляю, Вяжу в пучки душистую траву.
За мудрецами шел я неотступно, Но никаких похвал не услыхал. Пусть в наше время так не поступают, Я, как Пэн Сянь, себя готов сгубить*
Дышать мне тяжко, я скрываю слезы, О горестях народа я скорблю. Хотя я к добродетели стремился, Губила ночь достигнутое днем.
Пусть мой венок из шпажника разорван, Из орхидей сплету другой венок. За то, что сердцу моему любезно, Хоть девять раз я умереть готов.
Твой дикий нрав, властитель, порицаю, Души народа ты не постигал. Придворные, завидуя по-женски Моей красе, клевещут на меня.
Бездарные всегда к коварству склонны, Они скрывают черные дела, Всегда идут окольными путями, Увертливость - единый их закон!
В душе моей - печаль, досада, горечь, Несу один невзгоды этих дней, Но лучше смерть, чтоб навсегда исчезнуть, Чем примириться с участью такой!
Известно: сокол не летает в стае, Так исстари на свете повелось. И как квадрат и круг несовместимы, Так два пути враждуют меж собой.
Я подавляю чувства и стремленья, И оскорблениям не внемлю я, Чтить чистоту и умереть за правду, - Так в старину учили мудрецы.
Я путь свой, каюсь, прежде не продумал, Остановлюсь, не возвратиться ль мне?! Я поверну обратно колесницу, Покуда в заблужденьях не погряз.
Средь орхидей пусть конь мой погуляет, Пусть отдохнет на перечном холме. Здесь буду я вдали от порицаний И в прежние одежды облекусь.
Чилилл и лотос мне нарядом будут, Надену плащ из лилий водяных. Так скроюсь я, все кончатся несчастья, О, только б верою цвела душа.
Себя высокой шапкой увенчаю И удлиню нарядный пояс свой. Благоухание и блеск сольются, И совесть я нетленной сохраню.
Четыре стороны окинув взором, Хотел бы я увидеть страны все. Наряден свежий мой венок, и всюду Струится благовоние его.
У каждого есть радость в этом мире, Я с детства украшать себя привык, И после смерти я таким же буду, Кто может душу изменить мою?
Прелестная Нюй-сюй, моя сестрица, С упреками твердила часто мне: "Был Гунь чрезмерно прям, и вот несчастье Его настигло под Юйшань в степи.
Зачем ты прям и украшаться любишь? Нет никого изысканней тебя. Весь двор зарос колючками, бурьяном, - Лишь ты один обходишь их всегда.
Скажи, как людям о себе поведать, - И чувства наши кто поймет, скажи? Живя друг с другом, люди ценят дружбу, И только ты внимать не хочешь мне".
Шел по стопам я мудрецов старинных, Но участи печальной не избег... Чрез реку Сян я направляюсь к югу, Чтоб обратиться с речью к Чун-хуа:
"Правленье Ци достойно песнопений, Ся Кан в разврате гнусном утопал, О будущих невзгодах он не думал И братьями близ дома был убит.
Беспутный Хоу И, любя охоту, Всегда стрелял усадебных лисиц. Злодей за это должен поплатиться, - Хань Чжо похитил у него жену.
Го Цзяо был насильником жестоким, Его распутству не было границ, Порокам предавался исступленно, Пока не обезглавили его.
Ся Цзе всегда был с нравственностью в ссоре, Но час настал, и вот пришла беда. Всех честных Хоу Синь казнил придворных, Тиранов иньских был недолог век.
Сурово правил Юй, но
Вот Юй, Чэн Тан, Вэнь-ван,- их окружали Умов разнообразных цветники: Там и душистый перец и корица, А не одни нежнейшие цветы.
В том слава Шуня и величье Яо, Что смысл явлений ведали они, А Цзе и Чжоу шли путем неверным И потому от бедствий не спаслись.
Сановники веселью предаются, Их путь во мраке к пропасти ведет. Но разве о себе самом горюю? Династии меня страшит конец.
Уж я ли не радел о благе общем, Я шел дорогой праведных князей, Но ты, всесильный, чувств моих не понял, Внял клевете и гневом воспылал.
Я твердо знаю: прямота - несчастье, Но с ней не в силах разлучиться я. В свидетели я призываю небо, - Все это ради князя я терплю.
Я говорю: сперва со мной согласный, Потом сошел ты с этого пути. С тобой, властитель, я могу расстаться, Но мне твоя изменчивость горька.
Мои дела - цветущие поляны, Я орхидеями покрыл сто му, Взрастил благоухающие травы, А среди них - и шпажник и духэн.
Как я хотел увидеть их в расцвете И в должный час их срезать и собрать. Пусть я увяну - горевать не стоит, Жаль, если луг бурьяном зарастет.
В стяжательстве друг с другом состязаясь, Все ненасытны в помыслах своих, Себя прощают, прочих судят строго, И вечно зависть гложет их сердца.
Все как безумные стремятся к власти, Но не она меня прельщает, нет - Ведь старость незаметно подступает, А чем себя прославить я могу?
Пусть на рассвете пью росу с магнолий, А ночью ем опавший лепесток... Пока я чую в сердце твердость веры, Мне этот долгий голод нипочем.
Сбираю я тончайшие коренья, Чтоб ими плющ упавший подвязать, Коричные деревья выпрямляю, Вяжу в пучки душистую траву.
За мудрецами шел я неотступно, Но никаких похвал не услыхал. Пусть в наше время так не поступают, Я, как Пэн Сянь, себя готов сгубить*
Дышать мне тяжко, я скрываю слезы, О горестях народа я скорблю. Хотя я к добродетели стремился, Губила ночь достигнутое днем.
Пусть мой венок из шпажника разорван, Из орхидей сплету другой венок. За то, что сердцу моему любезно, Хоть девять раз я умереть готов.
Твой дикий нрав, властитель, порицаю, Души народа ты не постигал. Придворные, завидуя по-женски Моей красе, клевещут на меня.
Бездарные всегда к коварству склонны, Они скрывают черные дела, Всегда идут окольными путями, Увертливость - единый их закон!
В душе моей - печаль, досада, горечь, Несу один невзгоды этих дней, Но лучше смерть, чтоб навсегда исчезнуть, Чем примириться с участью такой!
Известно: сокол не летает в стае, Так исстари на свете повелось. И как квадрат и круг несовместимы, Так два пути враждуют меж собой.
Я подавляю чувства и стремленья, И оскорблениям не внемлю я, Чтить чистоту и умереть за правду, - Так в старину учили мудрецы.
Я путь свой, каюсь, прежде не продумал, Остановлюсь, не возвратиться ль мне?! Я поверну обратно колесницу, Покуда в заблужденьях не погряз.
Средь орхидей пусть конь мой погуляет, Пусть отдохнет на перечном холме. Здесь буду я вдали от порицаний И в прежние одежды облекусь.
Чилилл и лотос мне нарядом будут, Надену плащ из лилий водяных. Так скроюсь я, все кончатся несчастья, О, только б верою цвела душа.
Себя высокой шапкой увенчаю И удлиню нарядный пояс свой. Благоухание и блеск сольются, И совесть я нетленной сохраню.
Четыре стороны окинув взором, Хотел бы я увидеть страны все. Наряден свежий мой венок, и всюду Струится благовоние его.
У каждого есть радость в этом мире, Я с детства украшать себя привык, И после смерти я таким же буду, Кто может душу изменить мою?
Прелестная Нюй-сюй, моя сестрица, С упреками твердила часто мне: "Был Гунь чрезмерно прям, и вот несчастье Его настигло под Юйшань в степи.
Зачем ты прям и украшаться любишь? Нет никого изысканней тебя. Весь двор зарос колючками, бурьяном, - Лишь ты один обходишь их всегда.
Скажи, как людям о себе поведать, - И чувства наши кто поймет, скажи? Живя друг с другом, люди ценят дружбу, И только ты внимать не хочешь мне".
Шел по стопам я мудрецов старинных, Но участи печальной не избег... Чрез реку Сян я направляюсь к югу, Чтоб обратиться с речью к Чун-хуа:
"Правленье Ци достойно песнопений, Ся Кан в разврате гнусном утопал, О будущих невзгодах он не думал И братьями близ дома был убит.
Беспутный Хоу И, любя охоту, Всегда стрелял усадебных лисиц. Злодей за это должен поплатиться, - Хань Чжо похитил у него жену.
Го Цзяо был насильником жестоким, Его распутству не было границ, Порокам предавался исступленно, Пока не обезглавили его.
Ся Цзе всегда был с нравственностью в ссоре, Но час настал, и вот пришла беда. Всех честных Хоу Синь казнил придворных, Тиранов иньских был недолог век.
Сурово правил Юй, но
- 1234 . . . последняя (15) »