РуЛиб - онлайн библиотека > Дьячков-Тарасов Александр > Историческая проза > Тимур на Кавказе > страница 2
Читаем онлайн «Тимур на Кавказе» 2 cтраница
- 1234 . . . последняя (38) »
картины, виденные мною? чтобы они, хотя и бледные, нарисованные моею слабою рукою, но прошли перед вашими глазами или тех, кто будет читать мою рукопись, и внушили вам ненависть к рабству и любовь к человечеству,
Я не буду повествовать, как наша военная каракка[10] «Сперанца» совершала свой быстрый путь до Константинополя и вступила в воды Понта. Ничего особенного не случилось с нами. На 10-е сутки мы прибыли в Трапезонд[11], где Чезаре Дорна, как посланник дожа Генуи, торжественно был встречен префектом генуэзской фактории. Префект дал в его честь вечер, на котором присутствовал и трапезондский губернатор, вежливый и хитрый византиец. Чезаре Дориа, молодой человек 30 лет, был очень тщеславен: в ответ он устроил на нашем корабле блестящий праздник с музыкой и факелами. Наш повар отличился. Пирование, пение, музыка и пляска были до утра. Содной Дамой стало дурно от излишне выпитого вина. На другой день я, по поручению Чезаре, у которого болела голова от вчерашней попойки, произвёл тщательную ревизию торговли трапезондской префектуры с Иверией[12], с лазами[13], ближайшими соседями Трапезонда, с мегрелами[14] через факторию при устье Фазиса[15], абазгами (абхазцами) через их города Себастополис (Сухум) и через Пецонду (Пицунда). Из этих городов можно было проникнуть в империю кипчаков, а от последних через великую реку Итиль (Волгу) и через безводные степи в Хорезм (Хива), а отсюда в страну китайцев и индусов. Префект много любопытного рассказывал мне про этот путь через Кавказские горы: вероятно, потому, что я задавал ему про этот, отчасти знакомый мне с детства, путь много вопросов. Действия префекта я нашёл правильными, о чём и составил постановление. Чезаре Дориа его подписал. Дожу я составил обстоятельное донесение и отправил в отходившим в Геную почтовым галионом[16]. Лукавый Чезаре убедился, что префект Трапезонда Пьетро Веронезе честный человек, осторожно стал его спрашивать о действиях нашего консула в Каффе Пабло Висконти: консул казнил двух братьев из знатной генуэзской фамилии Пицигани. Этот поступок взволновал Геную и был главной причиной командировки Дориа. Префект был откровенен: он сообщил, что братья грубо нарушили «кодекс о торговле»: они осмелились хитростью увезти двух дочерей одного зихского[17] князя, который вёл с нами большую торговлю, и продали их на константинопольском рынке; в ответ зих вырезал нашу небольшую станцию близ устья Копы, и в том районе генуэзская торговля замерла: в Каффе лежали без движения большие склады крымской соли, и мы терпим убытки.
На рассвете 7 мая 1395 года Чезаре велел сняться с якоря. День был пасмурный. Окрестности залива тонули в фиолетовой дымке. Наш толстяк-капитан, любитель кипрского и санторинского[18] вина, часто поглядывал на небо и качал головой. Ветер был слабый, с гор, но попутный, и мы шли миль 9 в час. Справа и слева бежали по одному пути с нами белые барашки. К полудню мы были далеко от берега, и трапезондские горы едва синели на горизонте. К вечеру стало прохладно, но вино нас грело. На «проре»[19] матросы пели неаполитанскую песню. Вскоре к ним присоединились арбалетчики, и по волнам Понта понеслась военная генуэзская песня: «Шире дорогу генуэзскому кораблю»… Ехавший с нами в Пецонду трапезондский грек, скупщик у горцев мехов для фактории, знаток местных племён и их языков, весёлый, остроумный, веселил нас своими бесконечными рассказами о приключениях константинопольских нобилей. К вечеру ветер усилился, и волны за кормой шумели сильней. Как лебединая грудь, надулись розовые паруса. Я лежал на палубе на ковре и слушал болтовню грека. Становилось скучно, Наши спутники усиленно стали просить Чезаре разрешить устроить песенное состязание. Чезаре велел своему рабу Антонио принести кувшин вина. Лучше всех спел арбалетчик Лауренцио, высокий и сильный парень, бывший кузнец; хорошо, но хуже него — генуэзский патриций Бенвенуто Сфорца, друг Чезаре Дориа. — Лауренцио! Лауренцио! — кричала толпа. Чезаре угрюмо взглянул на шумевших: «Чернь надо держать так, чтобы чувствовала превосходство патрициев во всех отношениях», — сквозь зубы процедил он, а затем сказал громко: «Антонио, отдай призовой кувшин вина Бенвенуто: он лучше всех спел». Никто не решился возражать, только молодой арбалетчик Кастро тихо сказал: «Лауренцио победил». Чезаре гаркнул на него: «Молчать, щенок!» Брови Кастро дрогнули, и он молча отвернулся. «Надо укрощённому зверю бросить кусок мяса», — минуту спустя сказал Чезаре, шагая по палубе. «Эй, Антонио, — крикнул он, — сегодня день моего рождения, выкати матросам бочонок тосканского». Антонио, старик лет пятидесяти пяти, был рабом Чезаре, он был родом из Малой Азии. Юношей попал в плен и был продан в Геную. Мы были приятелями. Старик делился со мною своими горестями. Проходя мимо
В ТРАПЕЗОНДЕ
Я не буду повествовать, как наша военная каракка[10] «Сперанца» совершала свой быстрый путь до Константинополя и вступила в воды Понта. Ничего особенного не случилось с нами. На 10-е сутки мы прибыли в Трапезонд[11], где Чезаре Дорна, как посланник дожа Генуи, торжественно был встречен префектом генуэзской фактории. Префект дал в его честь вечер, на котором присутствовал и трапезондский губернатор, вежливый и хитрый византиец. Чезаре Дориа, молодой человек 30 лет, был очень тщеславен: в ответ он устроил на нашем корабле блестящий праздник с музыкой и факелами. Наш повар отличился. Пирование, пение, музыка и пляска были до утра. Содной Дамой стало дурно от излишне выпитого вина. На другой день я, по поручению Чезаре, у которого болела голова от вчерашней попойки, произвёл тщательную ревизию торговли трапезондской префектуры с Иверией[12], с лазами[13], ближайшими соседями Трапезонда, с мегрелами[14] через факторию при устье Фазиса[15], абазгами (абхазцами) через их города Себастополис (Сухум) и через Пецонду (Пицунда). Из этих городов можно было проникнуть в империю кипчаков, а от последних через великую реку Итиль (Волгу) и через безводные степи в Хорезм (Хива), а отсюда в страну китайцев и индусов. Префект много любопытного рассказывал мне про этот путь через Кавказские горы: вероятно, потому, что я задавал ему про этот, отчасти знакомый мне с детства, путь много вопросов. Действия префекта я нашёл правильными, о чём и составил постановление. Чезаре Дориа его подписал. Дожу я составил обстоятельное донесение и отправил в отходившим в Геную почтовым галионом[16]. Лукавый Чезаре убедился, что префект Трапезонда Пьетро Веронезе честный человек, осторожно стал его спрашивать о действиях нашего консула в Каффе Пабло Висконти: консул казнил двух братьев из знатной генуэзской фамилии Пицигани. Этот поступок взволновал Геную и был главной причиной командировки Дориа. Префект был откровенен: он сообщил, что братья грубо нарушили «кодекс о торговле»: они осмелились хитростью увезти двух дочерей одного зихского[17] князя, который вёл с нами большую торговлю, и продали их на константинопольском рынке; в ответ зих вырезал нашу небольшую станцию близ устья Копы, и в том районе генуэзская торговля замерла: в Каффе лежали без движения большие склады крымской соли, и мы терпим убытки.
НА ПУТИ К КАВКАЗУ
На рассвете 7 мая 1395 года Чезаре велел сняться с якоря. День был пасмурный. Окрестности залива тонули в фиолетовой дымке. Наш толстяк-капитан, любитель кипрского и санторинского[18] вина, часто поглядывал на небо и качал головой. Ветер был слабый, с гор, но попутный, и мы шли миль 9 в час. Справа и слева бежали по одному пути с нами белые барашки. К полудню мы были далеко от берега, и трапезондские горы едва синели на горизонте. К вечеру стало прохладно, но вино нас грело. На «проре»[19] матросы пели неаполитанскую песню. Вскоре к ним присоединились арбалетчики, и по волнам Понта понеслась военная генуэзская песня: «Шире дорогу генуэзскому кораблю»… Ехавший с нами в Пецонду трапезондский грек, скупщик у горцев мехов для фактории, знаток местных племён и их языков, весёлый, остроумный, веселил нас своими бесконечными рассказами о приключениях константинопольских нобилей. К вечеру ветер усилился, и волны за кормой шумели сильней. Как лебединая грудь, надулись розовые паруса. Я лежал на палубе на ковре и слушал болтовню грека. Становилось скучно, Наши спутники усиленно стали просить Чезаре разрешить устроить песенное состязание. Чезаре велел своему рабу Антонио принести кувшин вина. Лучше всех спел арбалетчик Лауренцио, высокий и сильный парень, бывший кузнец; хорошо, но хуже него — генуэзский патриций Бенвенуто Сфорца, друг Чезаре Дориа. — Лауренцио! Лауренцио! — кричала толпа. Чезаре угрюмо взглянул на шумевших: «Чернь надо держать так, чтобы чувствовала превосходство патрициев во всех отношениях», — сквозь зубы процедил он, а затем сказал громко: «Антонио, отдай призовой кувшин вина Бенвенуто: он лучше всех спел». Никто не решился возражать, только молодой арбалетчик Кастро тихо сказал: «Лауренцио победил». Чезаре гаркнул на него: «Молчать, щенок!» Брови Кастро дрогнули, и он молча отвернулся. «Надо укрощённому зверю бросить кусок мяса», — минуту спустя сказал Чезаре, шагая по палубе. «Эй, Антонио, — крикнул он, — сегодня день моего рождения, выкати матросам бочонок тосканского». Антонио, старик лет пятидесяти пяти, был рабом Чезаре, он был родом из Малой Азии. Юношей попал в плен и был продан в Геную. Мы были приятелями. Старик делился со мною своими горестями. Проходя мимо
- 1234 . . . последняя (38) »