Читаем онлайн «Музыкант (трилогия)» 3 cтраница

фильме «Место встречи изменить нельзя». Во блин, и тюбетейка точно такая же!

– Опа, братва, а Штырь вроде как в себя пришел. Эй, Сява, вертайся взад. Штырь, ты как, говорить-то можешь?

Я ощутил весьма чувствительный шлепок по левой щеке, отчего мое сознание окончательно прояснилось.

– Встать помогите, – просипел я, делая попытку приподняться.

Мне помогли принять вертикальное положение, но еще несколько секунд я чувствовал вращение планеты вокруг своей оси. Впрочем, за это время успел окинуть взглядом свой прикид, оказавшийся таким же незамысловатым, как и у остальных парней. А росту теперь я был, судя по всему, такого же, как и они, разве что Бугор был повыше других двоих на голову. А вот подлетевший Сява, напротив, оказался самым мелким, росточком был мне до подбородка.

– Ну ты как, живой? – снова поинтересовался Бугор моим самочувствием.

– Терпимо… Че-то я не понял, что это на мне? Почему ты меня называешь Штырем? Где я вообще?!

– О, пацаны, Штыря-то, похоже, крепко шибануло. Ты хоть помнишь, как тебя зовут-то? В смысле, имя-фамилия?

– И как?

– Егор Мальцев, – вставил парнишка, прикинутый как Шесть-на-Девять.

Ничего себе, какой еще на хрен Егор Мальцев?! Я же Алексей Лозовой, 63 лет от роду, музыкант на излете карьеры, «сбитый летчик», одним словом. Которого шибануло током от микрофона, и которого же погрузили в искусственную кому. А тут я вижу себя в теле какого-то подростка, одетого по моде 50-летней давности как минимум. И зовут меня, оказывается, Егор Мальцев, по кличке Штырь.

– Я Муха, то есть Витька Мухин, – между тем продолжил Шесть-на-Девять. – Это вот Дюша – в миру Андрюха Моисеев. Сява – Жека Путин, а Бугор – Юрка Крутиков.

– Путин?

Я не удержался и хмыкнул. Парни снова переглянулись, синхронно пожимая плечами. Однако нужно уточнить еще один момент.

– Ребята, а который сейчас год?

Теперь уже Сява хмыкнул, выразительно покрутив указательным пальцем у виска, за что тут же получил от Бугра подзатыльник.

– Ты это, Штырь, не ссы, все будет нормалек. Короче, щас 61-й год, Юра Гагарин почти два месяца назад в космос слетал. Уж это-то ты должен помнить.

– Гагарина помню, – пролепетал я, охреневая все больше и больше.

Так, так, так… Это что же такое получается?! Выходит, тело мое там, в 2016-м, в какой-нибудь реанимации, а сознание – вот в этом пацаненке, приблизительно 14 лет от роду, в 1961 году. Интересно, а где тогда сознание обладателя этого молодого организма? Может быть, мы поменялись телами? А ежели его душа отлетела в лучший мир, то мне что же, теперь так и придется таскать на себе эту оболочку? Хм, хотя, с другой стороны, оболочка вполне себе неплохая. Лучше той, что я оставил в будущем, моложе лет на пятьдесят.

– Ну че, память не вернулась? – участливо поинтересовался Бугор.

– Да так, частично… Вы еще скажите, сколько мне лет, где я живу, кто мои родители и где я учусь?

В следующие несколько минут на меня вылили целый ушат информации. Выяснилось, что сегодня воскресенье, 4 июня, и всего три недели назад Егору – то есть уже мне – стукнуло 15 лет. То есть родился я 10 мая – аккурат после Дня Победы и через год после виктории в Великой Отечественной войне. У меня была старшая сестра, Катя Мальцева, которая только что закончила третий курс Московского государственного педагогического института имени Ленина. Я же сам в этом году закончил восьмилетку, и собирался поступать в железнодорожное училище на помощника машиниста паровоза.

Отца у меня не было, сгинул в 51-м на Колыме. По словам парней, батя двинул парторгу завода в рыло, когда эта тыловая крыса моего отца-фронтовика лишила премии, переписав новаторское изобретение на своего племянника. Парторг тут же накатал жалобу, и родителя замели по 58-й статье УК РСФСР. В 55-м батю посмертно оправдали, но на маму и нас с сестрой по-прежнему косились некоторые соседи по коммуналке. И не только соседи.

Так что мать воспитывала меня на пару с бабушкой и дедом – родителями отца, жившими в паре кварталов от нашего дома. Ее же родители жили в Казахстане, и видели они меня только один раз, выбравшись в Москву, когда я еще пешком под стол ходил. Маму звали Алевтиной Васильевной, и она работала медсестрой в Боткинской больнице. Дежурила по две смены, как добавил Дюша, чтобы прокормить меня и сестру, получавшую в своем вузе весьма скромную стипендию.

А если я поступлю в училище, то еще одним стипендиатом в нашей семье прибавится. Главное – не косячить, что с моими наклонностями, как я понял, вполне могло иметь место быть. Поскольку я уже стоял на учете в Комиссии по делам несовершеннолетних, впрочем, как и все мои нынешние соратники, за исключением Дюши. Тот посещал музыкальную школу по классу фортепиано и был сыном вполне приличных родителей: папа – доктор наук, мама – директор школы. И пару залетов отпрыска по хулиганке им удавалось как-то разрулить, задействуя известные им рычаги.

В общем, как я понял, компания подобралась та еще. Верховодил в