Читаем онлайн «Обратная сторона Европы (СИ)»

0. Начало

2 июля 2054 года, лунный космодром «Артемида».

Грузовой космолёт «Экспедиция-3» разительно отличался от других космических кораблей, приготовившихся к старту в ту ночь. Прежде всего, внушительными размерами: один только его двигатель в десятки раз превосходил обычный четырёхместный космический челнок. Мрачной горой возвышался он на одной из стартовых площадок, поражая своим гротескным видом. Готическими пиками были его острия, словно заведённые средневековым колдуном шарманки вращались сферические антенны, чёрным плащом окутала его тень.

Он был нелепо-архаичным в нагромождении своих форм и, одновременно, изящным, создающим атмосферу мистицизма.

Он ждал своей очереди.

Яркие, блестящие челноки всевозможных легкомысленных оттенков, предназначенные для путешествий в близлежащем космосе, казались наивными безделушками, однодневками, никчёмными пустышками. Они не претендовали на вечность. Они не были готовы ждать. Сияющие огни лунного города вдали, устремляющие в пространство лучи лазеров – всего лишь мишурой, бутафорией. В противовес всему этому легкомыслию «Экспедиция-3» будто напоминала о существовании чего-то значимого, весомого, отмеченного печатью долга, терпения, боли.

Два астронавта, Сергей Кедров и Билл Дэвис, были уже определены для полёта. «Так долго лететь и прибыть всего лишь на Европу», – пошутил Кедров. И правда, путь до одного из спутников Юпитера занимал больше двух месяцев, и то если повезёт. Ещё совсем недавно, лет этак десять тому назад, такое же расстояние было бы преодолено не меньше, чем за год. Современные космические «корабли дальнего плавания» ускорились невероятно за последнее десятилетие благодаря изобретению нового двигателя, позволяющего лавировать в гравитационных полях, используя при этом их энергию.

Через пару часов им предстояло взойти на борт грузового космолёта, примерно через неделю после этого погрузиться в сон, и проснуться опять-таки за неделю до прибытия на Европу.

1. Память одного дня

12 декабря 2079 года, побережье Индийского океана.

– Предвижу по вашим хитро блеснувшим глазам всё, что вы хотите сейчас сказать! Нет, это был, есть или буду не я. Вполне логичное и остроумное предположение, но – нет. Не мой пошиб. Я действую, как бы это сказать... исподволь, подбираюсь мягко, пружиня, заметаю следы. Время может изменить многое, но не характер, не стиль работы. Тут же – всё чётко, но напролом. Все условия соблюдены – безвременье замуровано так, что не подкопаешься. Но мусора, но следов! Нет, я не таков. И добавлю – не хотел бы я столкнуться с этим деятелем на узкой тропинке. Решительно не хотел бы! Это что-то вроде предчувствия. А, может, воспоминания?..

Слова доктора Филха постепенно затухали в сознании, вызывая из глубин памяти давно забытые, часто сменяющиеся образы. Сэм начинал клевать носом. Это часто случалось с ним в последнее время – он стал настоящей развалиной, а ведь ещё недавно казалось, что хуже некуда. Как бы ни так! Старость – падение долгое и беспощадное, но, к счастью, не бесконечное.

Скоро его единственный друг, доктор Филх убедится, что Сэм окончательно погрузился в сновидения, приглушит свет ночника и, ступая мягко, пружиня – как ему свойственно – покинет юдоль старости и боли.

Он помнил всё. Каждую деталь. Каждый блик и отзвук. Вообще-то, это было жестоко наделить его такой памятью. Памятью одного дня. Потому что только один день из далёкого прошлого вновь и вновь вставал перед глазами. Он называл его своим последним днём, хотя, конечно, это было не так. Правильнее было назвать его последним днём, когда он был астронавтом Сэмом Ричардсом.

В тот злосчастный день, около тридцати лет назад, он и его друг Роберт Лоуренс отправились исследовать пещеру на Марсе. Перед ними стояла задача добыть органические образцы для последующего исследования микробиологами – лабораторными крысами, как презрительно называл их Лоуренс. Астронавты были снабжены всем необходимым спелеологическим оборудованием. Технический прогресс не сильно повлиял на способ исследования пещер, будь то на Земле или на Марсе. Весь груз, включая запас провизии, нёс на себе дроид WR-39.

Марсианское солнце приятно слепило глаза, заставляя щуриться. Сэм не поставил защитный фильтр, как это сразу же сделал Лоуренс, потому что хотел насладиться сполна редкостной безмятежностью и яркостью дня. Обычно в марсианском воздухе много красной пыли, поднимаемой беспрестанно дующими ветрами. А такая кристальная ясность не предвещала ничего хорошего. В метеосводках значилось: к ночи разыграется буря. Это означало, что у них всего несколько часов, и если не успеют до вечера, то придётся пережидать бурю в пещере. Такая возможность поворота событий была нежелательна, хотя и принималась в расчёт.

Вход в пещеру едва угадывался среди длинных и резких теней марсианских скал – неудивительно,