Феликс РАЗУМОВСКИЙ
СМИЛОДОН В РОССИИ
Часть I
АРАП КОПТА ВЕЛИКОГО
I
“Эх, «вилку»[1] бы сейчас. — Буров тяжело вздохнул, отвернулся от окна и, с трудом доковыляв до кресла, плюхнулся на истертую кожу. — Пятнадцатая[2] будет в самый раз”.
За окном, похоже, собирался дождь, ноябрьский вечер был безнадежно хмур, бессильный свет агонизирующего фонаря терялся в пелене надвинувшегося тумана. Ощутимо плотного, клубящегося, напоминающего вату. Такого же холодного и мерзкого, как и тяжесть на душе… Да, радоваться особо было нечему — слепая рана в бедре, потеря крови, озноб. Как пить дать, задета кость. Со всеми вытекающими — вот именно вытекающими — последствиями… И черта собачьего ему было на этом кладбище? Полюбоваться на Альберта Великого, на Агриппу Неттесгеймского да на Раймунда Луллия?[3] На весь их Бессмертный ареопаг? Как бы не так, никто из Посвященных не явился, видно, уж такое у них продвинутое чувство юмора. Непонятное для простых смертных. Зато уж всякой сволочи набежало — из Гардуны, масонов, сатанистов, роялистов — видимо-невидимо. Дружков сердечных, каждой твари по паре. Так что пришлось ретироваться по-тихому, в темпе вальса. От греха подальше. Однако, как оказалось, недостаточно быстро и недостаточно скрытно. В гостинице его ждала засада. И не какая-нибудь там шелупонь, клоуны тряпичные, нет, люди серьезные, мастера своего дела. Восемь человек. Он завалил их всех. Но и сам свел знакомство с четырехгранным, остро заточенным клинком. Не иначе Лаурка постаралась, натравила виртуозов, — от любви до ненависти, как говорится, всего один шаг. В общем, Буров ушел, но недалеко, насколько позволяла раненая нога. И вот печальный итог: дешевые номера, пульсирующая боль и, что хуже всего, потеря аппетита. Да, прогноз, похоже, самый неблагоприятный, само не заживет, не на собаке. А чертов Бертолли[4], за коим послали уже давно, все не идет и не идет. Может, плюнуть все-таки на осторожность и позвать какого-нибудь другого эскулапа? Впрочем, нет, не стоит. Прок от здешних лекарей самый минимальный. Ну пустят кровь, ну наложат компресс, ну помянут к месту и не к месту Богородицу. Амбруазы Парэ, мать их за ногу. А вот настучать могут в лучшем виде, даже сами того не желая. Впрочем, в том, что его рано или поздно найдут, Буров не сомневался — время работало против него. И дело было вовсе не в эскулапах. В выщербленном зеленоватом неказистом камне, рисующем в пространстве каббалистические знаки. В таинственном “Ребре Дракона”. На который положили глаз и сатанисты, и роялисты, и негодяи из Гардуны, и, увы, бывшая любовь Лаура Ватто. Вместе со своим дядюшкой Раймондо, которого еще называют Итальянским дьяволом[5]. Верно говорят англичане: любопытство сгубило кошку. А Буров и в самом деле кот — огромный, саблезубый, радикально красного колера. Попавший, словно кур в ощип… Утешало в данной ситуации лишь одно — наличие солидного боезапаса и проверенной, похоронного калибра волыны. Можно было, как говорили большевики, уйти, оглушительно хлопнув дверью[6]. Только о конце думать пока что не хотелось. Хотелось “вилку” или шприц-тюбик с промедолом — Буров, невзирая на растопленный камин, весь дрожал, ногу будто грызла пара дюжин псов, мокрая рубаха прилипала к спине омерзительным, холодящим душу компрессом. А в голове ни к селу ни к городу шло по кругу уж совершенно несуразное: “Отрежем, отрежем Мересьеву ноги!” “Не надо, не надо, мне надо летать!”
Было уже далеко за полночь, когда на улице зацокали копыта, сыто всхрапнули осаженные лошади, и в дверь некоторое время спустя постучали. Никак их величество Бертолли соизволили пожаловать? Явились-таки, не запылились… Только то был не химик-эскулап. В комнату вошел человек среднего роста, крепкого сложения, одетый великолепно, во все черное. Пряжки его туфель, бесчисленные перстни отсвечивали блеском невиданных бриллиантов. Держался незнакомец спокойно и уверенно, в нем чувствовались сила и какая-то таинственность.
— Позвольте представиться, — сказал он по-русски, величественно улыбнулся и сделал полупоклон. — Граф Сен-Жермен, скрипач-любитель[7]. Вы не могли бы уделить мне немного времени?
Как же, скрипач-любитель! Маг, алхимик, философ и дипломат, о коем только и разговоров в салонах и гостиных. Служитель муз, любимец королей. И хрена ли собачьего ему здесь?
— Ах, да, да. — Буров запер дверь, убрал волыну, прислушавшись, кивнул: — Наслышаны… Тройка, семерка, туз… Очень приятно.
— Откуда вам известно это? — Вздрогнув, Сен-Жермен побледнел, в глазах его вспыхнули огни, но тут же он справился с собой и улыбнулся с фальшивым равнодушием. — А впрочем, что это я? Давно известно, что женщины болтливы[8]. Я же постараюсь быть краток.
Он склонил породистую, в модном парике голову, отчего бриллианты на его шляпе радужно сверкнули, и, прищурившись, в упор взглянул на Бурова.
— Волей случая вам в руки попала вещь, коих в природе только две. Я говорю о