Читаем онлайн «Цикл. "Амалия" Компиляция. кн.22-26» 3 cтраница

своей революции вынуждены были уехать из России и теперь наводнили Париж. Все их имущество, как правило, осталось на родине, куда им больше не было дороги, и они, совершенно ныне без средств, хватались за любую работу. Гренье сочувствовал им, но еще больше сочувствовал своим соотечественникам, которые купились на заманчивые обещания предыдущего российского правительства и приобрели русские процентные бумаги. Теперь эти бумаги ровным счетом ничего не стоили, потому что новое правительство большевиков первым делом гордо отказалось от всех обязательств империи. Самый настоящий беспорядок, по мнению мсье Гренье. Кроме того, русские периодически норовили улизнуть из кафе, не заплатив, и это тоже был беспорядок. Вот почему Гренье и подал знак сыну – чтобы тот держался начеку.

– Три кофе, пожалуйста, – заказал посетитель.

– Простите, у нас принято платить вперед, – спокойно и твердо промолвил младший Гренье.

Русский посмотрел на него мрачно, но кофе оплатил. Сдачу он не взял, с вызовом в голосе попросив оставить ее себе. Однако младший Гренье родился хватом, сарказм на него не действовал, и он преспокойно сгреб мелочь в кассу.

– До чего же французы сволочи! – со злостью промолвил русский, поворачиваясь к своим спутникам. – За людей нас не считают!

– Да ладно тебе, Никол, – примирительно отозвался его спутник. – Сволочи – это союзнички большевиков латыши, которые расстреливали людей прямо на улице, на глазах у прохожих. Жена моя все это видела и с тех пор сама не своя. А французам я все прощаю за хороший кофе. И за круассаны.

– Фуа-гра у них тоже ничего, – вздохнул третий, по виду смахивающий на бывшего помещика, и даже зажмурился мечтательно.

– Э, батенька, куда нам теперь фуа-гра! Нам бы теперь не кревэ^[1] от фэм^[2], и то хорошо.

Трое изгнанников сели за столик и завели извечную беседу изгнанников тех лет – о пропавших без вести, которые изредка все-таки возвращались к близким, о знакомых, которые сумели вырваться из большевистской России, и о тех, кто там сгинул. Вспоминали, само собою, старые времена, государя императора и между делом жестоко и со знанием предмета раскритиковали поэта Тютчева за строки «блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Впрочем, Тютчева вскоре оправдали, как крупного поэта, которому позволительно порою заблуждаться. И как раз когда плативший за кофе продекламировал вслух: «Жизнь, как подстреленная птица, подняться хочет – и не может», в кафе появилось новое лицо.

Это был господин лет тридцати пяти или около того, ничем собою не приметный, если не считать того, что в его темных волосах, несмотря на молодость, виднелись седые нити. Глаза у него были серые, проницательные и, пожалуй, даже чуточку неприятные. Мужчина окинул посетителей равнодушным взором и подошел к стойке. Для полноты картины следует добавить, что господин явился не один, а в сопровождении немолодой дамы с безупречной осанкой, которая умело держалась в его тени. На даме был обманчиво простенький светлый костюм, на руках и шее не имелось никаких украшений, и она спокойно взирала на мир сквозь очки, придававшие ей вид то ли гувернантки на покое, то ли преданной секретарши.

– Добрый день, – отрывисто бросил незнакомец. – Это кафе принадлежит семье Гренье, верно?

Прежде чем ответить, Антуан Гренье покосился в сторону отца и кашлянул, чтобы привлечь его внимание. В конце концов, неизвестно, что скрывается за такими вопросами.

– Ну, да, – буркнул Антуан нехотя. – А что?

– Меня зовут Пьер Видаль, я сотрудник «Пари-суар», – представился незнакомец. – Вы член семьи?

Теряясь в догадках, что могло понадобиться от их скромного заведения представителю столь популярного издания, Антуан тем не менее ответил утвердительно.

– Вам знаком моряк по имени Филипп Гренье? – задал следующий вопрос журналист.

– Это мой брат, – ответил Антуан хмуро.

– Зачем вам понадобился Филипп? – спросил из своего угла хозяин кафе и встал.

Видаль обернулся на голос и увидел приближающегося невысокого сухощавого старика с седыми кустистыми бровями, который смотрел на него не сказать чтобы с большой приязнью.

– Прошу прощения, мсье, – начал журналист. – Я Пьер Видаль…

– Я слышал, как вас зовут, и читаю вашу газету, – оборвал его старик. – Так зачем вам нужен мой сын?

– Хотел бы расспросить его кое о чем, – ответил Видаль.

– Да? О чем же?

– Ваш сын в числе прочих находился на яхте «Любимая» в ночь с 24 на 25 июля 1911 года, когда там произошло памятное многим событие, – бойко отрапортовал журналист. – Мне хотелось бы узнать, что он помнит о той ночи.

Блэз Гренье насупился еще сильнее.

– Вы имеете в виду странную смерть той актрисы? – проворчал он. – Женевьевы Лантельм?

– Да. Наша газета готовит серию очерков о таинственных происшествиях прошлого, в том числе и о ее гибели. Согласитесь, это была поразительная история – неожиданная для всех смерть