Читаем онлайн «Маркитант Его Величества» 3 cтраница

тщательно готовит решающий бросок на Запад. И овладение столицей Австрии давало бы османам неоспоримое моральное преимущество. К тому же систематическая поддержка некатолических религиозных меньшинств в Венгрии начала приносить плоды — против Габсбургов выступила протестантская шляхта во главе с Имре Тёкели. Уж не по этой ли причине султан Мехмед вручил ему зелёное знамя пророка, как символ джихада — священной войны против неверных?

Великий визирь вспомнил, как начинался поход. Тринадцатого марта всех визирей, собравшихся возле шатра султана, одели в собольи шубы, крытые парчой, а чины, низшие рангом, получили красивые кафтаны. На другой день султан подарил Кара-Мустафе двух коней — одного с упряжью, другого неосёдланного, а военачальникам — по одному коню. Большой военный парад состоялся 22 марта в Адрианополе^[7]. Между монаршими воротами и дворцом султана в две шеренги построились закованные в голубые доспехи сипахи, отряды янычар и других родов войск. Мехмед был в тюрбане, к которому прикололи большой монарший султан из перьев, на его плечи набросили соболью мантию, шитую белой парчой, а у пояса висели усыпанные драгоценностями сабля и колчан. К войску он выехал вместе со своим старшим сыном Мустафой, на котором блистали украшенные драгоценными каменьями шлем и панцирь, накрытый кашемировой шалью с золотыми кистями.

Вручая великому визирю знамя пророка, султан так выразительно посмотрел ему в глаза, что Кара-Мустафа-паша даже невольно поёжился. Во взгляде повелителя правоверных он прочитал и некоторую неуверенность, и опасения, и жёсткую сосредоточенность, несвойственную султану. Создавалось впечатление, что Мехмед хочет сказать ему что-то назидательное, что-то приказать или подсказать, но почему-то сдерживается. Эта недосказанность мучила великого визиря всю дорогу до Секешфехервара^[8]. И только разговор с Лаз-Мустафой наконец снял пелену с его глаз и расставил всё на свои места.

Ну, конечно же, как он мог быть таким глупцом?! Султан намеревается начать завоевание Священной Римской империи, для начала взяв её столицу и главный форпост — Вену. Но намерение станет желанием только тогда, когда появится возможность. В случае удачи Мехмед въедет в Вену на белом коне, а если что-то пойдёт не так, или (не приведи Аллах!) случится поражение, то все шишки повалятся на великого визиря, который ослушался высочайшего повеления и самовольно изменил план военной кампании. Хитро придумано! Ай да Авджи! Он и впрямь далеко не такой наивный и ветреный, как кажется со стороны…

Кара-Мустафа-паша встрепенулся и начал слушать Лаз-Мустафу более внимательно.

— …Если Вена покорится вам, то вы овладеете несметными богатствами. Замок Пожонь, где хранится венгерская корона, вы отдадите Имре Тёкели, предварительно короновав его… — Вкрадчивый голос реис-уль-кюттаба журчал как весенний ручей. — Он возьмёт под свою власть семь королей и станет вашим смиренным подданным. Вы же будете в наивысшем блаженстве наслаждаться миром. В Венгрии образуется множество новых земельных наделов и обществ с благочестивыми и милосердными целями, и тогда вы будете собирать такие же суммы, как и те, что взимаются с Египта. Люди будут видеть, как вы умножаете казну нашего пресветлого султана, и станут говорить о вас в этом убогом мире с почтением и похвалой!

После этих слов начальника писцов дивана по всему телу великого визиря разлилось благостное тепло. Хитрый реис-уль-кюттаб зацепил главную струнку в душе Кара-Мустафы-паши — он был жаден до неприличия и тащил в свою личную казну всё, что плохо лежало. Наверное, причиной тому послужило его полунищее детство, когда он часто засыпал голодным. Теперь в его распоряжении находились все богатства рода Кёпрюлю (они были весьма внушительны), но ему казалось, что этого мало. А захват Вены и впрямь мог изрядно пополнить его сокровищницу…

На какой-то миг Кара-Мустафа-паша отключился от созерцания своего шумного воинства и очутился в полной тишине — подобно той, что наступила во время пира, когда он объявил о намерении вести армию на Вену. Для военачальников это сообщение прозвучало как гром среди ясного неба. Все застыли в огромном напряжении, и никто из бейлербеев не торопился с ответом на заданный великим визирем вопрос. Когда же раздражённый долгим молчанием Кара-Мустафа спросил, почему они ничего не говорят, Сари-Хусейн-паша, бейлербей Дамаска, с преувеличенной бодростью ответил:

— Ваше дело отдавать приказы, наше — выполнять!

Военачальники облегчённо вздохнули и дружно поддержали Сари-Хусейна-пашу. Великий визирь довольно огладил бороду, милостиво улыбнулся, и пир пошёл дальше своим чередом.

Но, как говорится, в семье не без урода. Хан Мюрад-Гирей, а за ним и бейлербей Буды Ибрагим-паша, мнение которых спросили после окончания совета (куда они не были приглашены), неожиданно запротестовали. Шурин самого султана, старый и храбрый наместник Буды, известный своим благородным