Ксения Хан
Глаза колдуна
© Ксения Хан, 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2019
В оформлении использованы материалы, предоставленные фотобанком Shutterstock, Inc.
***
Ксения Хан – автор романа "Хозяин теней".
#17. Незнакомец с лицом Данте
Художественная галерея внутри похожа на античный дом аристократа. Белые стены напоминают мраморные, а колонны отбрасывают косые тени на закате. В дни выставок и аукционов здесь столько картин, скульптур и мелких предметов антиквариата, что галерея превращается в царство, где правит бал искусство, а человек становится неважной деталью и теряет свою значимость перед легендами прошлых столетий.
Обычно девочку не пускают в аукционный зал во время подготовки к мероприятиям, но сегодня особенный день. Она огибает пузатую вазу бутылочного цвета на высоком гранитном постаменте, потом старательно обходит ряд стульев со спинками, увитыми резными виноградными лозами. Она запинается всего раз, когда до кафедры остается пара шагов.
– Клеменс, что я тебе говорил? – спрашивает отец, выходя из комнаты позади зала. Сейчас там, вокруг бюстов ученых разных столетий и монархов Великобритании, начиная с Елизаветы I, толпятся приглашенные сотрудники из Оксфорда.
– Я хотела взглянуть на все твоими глазами, – просто отвечает Клеменс. Генри невольно улыбается, и вся напускная строгость исчезает с его лица.
Он подходит к помосту, на котором установлена кафедра, – позолоченная табличка с именем, только недавно привезенная из мастерской, все еще лежит на столике рядом и ждет своего часа, когда сможет сверкать под прямыми лучами нескольких софитов во всей своей красе. Выбитые буквы лаконично гласят: «Генри Карлайл, смотритель».
Клеменс гладит металл двумя пальцами и задумчиво разглядывает тонущее в позолоте отражение люстры под потолком, высоко над ней. Сегодня ее папа впервые будет вести аукцион. Сам, лично, без ядовитых комментариев мистера Лиддла, которые тот выдает столь высокомерно, что даже ей не нравится его слушать.
А завтра они с мамой улетят из Англии насовсем.
Чтобы не портить себе вечер грустными мыслями, Клеменс сердито трясет головой и взбирается на помост, проезжая коленками по грязному кафельному покрытию. Генри, охнув, спешит ей на помощь.
– Клеменс, ну что же ты… – ворчит он. – Белыми колготками всю пыль собрала, смотри.
Дочь упрямо надувает губы и встает, оказываясь с отцом лицом к лицу. Все-таки кафедра у него высоко стоит. Генри поправляет подол ее светло-зеленого платья и отвлекается, чтобы встретить внезапного посетителя.
Клеменс самостоятельно шагает к кафедре и стукается лбом о ее деревянный бок. Ей не хватает двух футов, чтобы увидеть то, что обыкновенно видит организатор аукциона: девочка низкая, и все, что открывается ее взгляду, – это дощатая поверхность кафедры, покрытая темным лаком, вытертым двумя продольными полосами. «Это они ее коленками так вытирают», – думает Клеменс.
Пока она разглядывает оставленные прошлыми смотрителями следы, Генри тихо переговаривается с кем-то, кого Клеменс не видит. Ей слышны только мягкий голос отца, растекающийся по пустому залу глухим эхом, и низкая прерывистая речь незнакомца.
– Я слышал, вы выставляете сегодня несколько картин прерафаэлитов, – говорит тот. – Могу я взглянуть на них до аукциона?
– Это невозможно, – смеется Генри и тут же обрывает себя. – Простите, вы, должно быть, не знакомы с порядками нашей галереи. До тех пор пока лоты не пройдут тщательную проверку, мы не имеем права показывать их обществу. А вы к тому же не собираетесь оставаться на аукцион. Верно?
Клеменс выглядывает из-за кафедры и видит только спину человека, темно-синее тяжелое пальто на его плечах и руку в черной кожаной перчатке. Он кивает ее отцу и отходит к задним рядам стульев.
– Пап, – зовет Клеменс, – помоги мне.
– Ох, Бэмби! – спохватившись, вздыхает Генри и идет к дочери. – Прости, малышка, сейчас мне не до игр с тобой. Ты не могла бы присесть на стул и подождать, когда я немного освобожусь?
Клеменс кивает со всей своей серьезностью, которую переняла у матери и деда, и дает снять себя с помоста. Генри по привычке одергивает ее платье, а потом удаляется в дальнюю комнату к музейным сотрудникам и их экспонатам. Клеменс слышала, что аукцион будет благотворительным и все средства от выручки за ученые бюсты пойдут на реставрацию музея в Оксфорде.
«Наверное, это очень важно, – заключает Клеменс, садясь на стул в первом ряду, прямо перед помостом. – Иначе папа бы провел этот вечер со мной, раз уж мы уезжаем».
Она рассматривает ставшую привычной кафедру (раньше за ней выступал противный мистер Лиддл, но его, к счастью, перевели в другой город, и теперь он не будет указывать отцу, что делать и говорить). Когда это ей надоедает, она переводит взгляд на голые стены, оборачивается,
