Читаем онлайн «Чтоб никогда не наступала полночь» 2 cтраница

и грации, столь же пугающей, сколь и завораживающей. Детство Елизаветы прошло в обществе ученых книжников, назначенных ей в учителя, за чтением трудов античных авторов, но знала она и сказания родной земли – предания о «малом народце», о «дивных», о «добром народе», удостоенном множества лестных эпитетов, дабы потрафить непредсказуемой, капризной натуре эльфов и фей.

Увидеть перед собою дивную – такое повергло бы на колени и зрелую даму, а Елизавете исполнился лишь двадцать один. Однако принцессе с самого детства пришлось пережить немало политических бурь, об руку с братом промчавшись по жизни от бесславного падения матери к собственному возвышению, но лишь затем, чтобы вновь пасть с вершины, когда на трон взошла сестра-католичка. Да, Елизавета была не только достаточно разумна, чтоб испугаться, но и достаточно упряма, чтоб не поддаться страху и до конца цепляться за гордость, раз уж ничего иного у нее не осталось.

– Ты думаешь, меня обморочить проще, чем сестрицу? Кое-кто говорит, будто ваше племя – падшие ангелы, а то и слуги самого дьявола.

Смех гостьи зазвенел осколками битого хрусталя, эхом отозвавшись под каменными сводами.

– Нет, дьяволу я не служу. Я предлагаю тебе договор о взаимной поддержке. Приняв мою помощь, ты не только покинешь Тауэр, но и займешь трон сестры. Трон своего отца. Отвергнешь ее – и жизнь твоя наверняка в скором времени подойдет к концу.

Однако, прекрасно зная, что такое политика, Елизавета даже не стала раздумывать над предложением, не выслушав его целиком.

– Ну, а взамен? Какой дар – несомненно, лишь мелкий, незначительный пустячок – потребуешь ты от меня?

Губ незнакомки коснулась едва заметная улыбка.

– О, это отнюдь не мелкий пустячок. Подобно тому, как я помогу тебе взойти на престол, ты поможешь взойти на престол мне. Когда же мы обе окажемся у власти, возможно, снова сумеем друг другу пригодиться.

Все трезвые, расчетливые инстинкты, вся природная недоверчивость натуры остерегала Елизавету от подобного соглашения. Однако над ней уже реял дух смерти, уверенность в ожесточении и ненависти сестры укреплялась день ото дня. Разумеется, у нее имелось довольно союзников, но где же они? Их нет. Стоит ли полагаться на то, что они спасут ее от плахи и топора?

– Ты еще не назвала мне своего имени, – сказала она, дабы скрыть сии мысли.

Фея сделала паузу.

– Инвидиана, – веско отвечала она.

Вскоре вернувшись, служанки Елизаветы обнаружили, что госпожа их по-прежнему сидит в кресле у камина, устремив взгляд в его огненный зев. В покоях опальной принцессы царила леденящая стужа, однако Елизавета не потрудилась укрыться ни плащом, ни одеялом. Тонкие, изящные руки принцессы мирно покоились на подлокотниках. Весь это день и в течение многих других, пришедших ему на смену, она держалась спокойно и тихо – настолько, что камеристки начали за нее волноваться, но, получив известие, что принцессе разрешено время от времени прогуливаться по стене и дышать свежим воздухом, немало воспрянули духом. Несомненно, – надеялись они, – будущее их госпожи, а значит, и их собственное будущее, наконец-то изменится к лучшему!

Акт первый

Узрев ее, остановило время ход,

День, месяц, год – эпоха перед ней покорно ждет.

Царить ей днесь, владычице, богине,

Пока светила вспять не повернут, и время не утратит имя.

Джон Дауленд.

Третья, последняя книга песен и мадригалов

Не тревожа безмолвия звуком шагов, он, далеко не столь юный, каким мог бы показаться с виду, плывет вдоль коридора, точно под ногами – не камень, а тот же сумрак, что окружает его со всех сторон.

Шепот его вьется в воздухе, отражается негромким эхом от отсыревшего камня стен:

– Любит… Не любит…

Плотный бархат и блестящая парча богатых, черных с серебром одежд, бледная кожа, десятки лет не видевшая солнечного света, не укрощенные, не завитые в букли волосы свободно ниспадают на плечи, лицо гладко выбрито – так нравится ей.

– Любит… Не любит…

Тонкие пальцы щиплют нечто невидимое, словно бы обрывая с ромашки лепесток за лепестком, чтоб тут же, позабытый, обронить его наземь.

– Любит… Не любит…

Идущий резко останавливается, всматривается во мрак, тянется дрожащей рукою к глазам.

– Она, понимаешь ли, хочет забрать их, – доверительно сообщает он тому, кого видит, или же думает, будто видит. За годы, проведенные здесь, мироздание сделалось для него субстанцией послушной, податливой, недолговечной, меняющейся ни с того ни с сего. – И сегодня опять говорила об этом. Забрать у меня глаза… Тиресий был слеп. А еще одно время – знаешь? – был женщиной. И у него была дочь. А у меня дочери нет.

Дыхание его прерывается, застревает в горле.

– Когда-то у меня была семья. Братья, сестры, мать с отцом… Я был влюблен. И вполне мог бы иметь дочь. Но ныне их всех уже нет. Есть только она – только одна она на всем белом свете. Об этом она