Читаем онлайн «Изнанка миров» 40 cтраница
— Кто-нибудь хочет еще кофе? — спросила Диана.
Перед сном я в одних пижамных штанах прошлепал в ванную, умылся, почистил зубы и, скривив физиономию, посмотрел в зеркало на свое намечающееся от оседлой жизни брюшко. Еще пару лет, и я догоню Евгаммона… Когда я вернулся в спальню, Диана лежала в постели с книжкой и демонстративно не обращала на меня внимания. — Что читаем? — поинтересовался я. Диана показала мне обложку, на которой мускулистый бронзовокожий метис сжимал в объятиях полуобнаженную девицу. «Под солнцем Астлана», гласило название, автор Персефона Киркос. — Взяла у Арсинои? — спросил я, забираясь под одеяло. Диана молча кивнула, не отрываясь от чтения. — Ну прости, — сказал я виновато и чмокнул ее в плечо. — Ну пожалуйста! Не удержался… Она отложила книжку и посмотрела на меня задумчиво. — Иногда я думаю, — сказала она, — что ты здесь только потому, что никогда не пробовал оседлой жизни. Что для тебя все это — всего лишь новый опыт в бесконечной погоне за ощущениями… — Не говори чепухи, — сказал я строго. Грустно улыбнувшись, Диана коснулась ладонью моей щеки. — Хотела бы я, чтобы это было просто чепухой… — Давай спать, — сказал я и дернул за шнурок бра. Спальня погрузилась в полумрак, подсвеченный снаружи уличными фонарями. Их серебристый свет падал на потолок спальни ровным прямоугольником. Диана поворочалась, устраиваясь поудобнее на моем плече, и сказала сонно: — Мне все время кажется, что все, что было до Тартесса — вся моя прошлая жизнь — была всего лишь сном, и что только сейчас я начала жить по-настоящему… У тебя такое бывает? — Да, — сказал я. Это было правдой лишь отчасти: весь последний год меня преследовало ощущение, что я не живу, а сплю. Я почувствовал, как Диана улыбнулась. Потом она приподнялась на локте и заглянула мне в глаза. — Я люблю тебя, — сказала она. — Я знаю, — сказал я. — И я тоже тебя люблю. Она положила руку мне на грудь и провела пальчиком по тонкой белой полоске шрама. — А почему ты никогда не рассказывал мне, откуда у тебя этот шрам? — спросила она. — Потом расскажу, — пообещал я и стал ждать, пока она уснет.
Труднее всего было выбраться из ее сонных объятий. Спала она беспокойно, бормоча что-то во сне и закидывая на меня то ногу, то руку. Наконец, она отвернулась, обхватила подушку и засопела ровно и неглубоко, а я осторожно выбрался из кровати. Перед тем, как выйти из спальни, я обернулся и посмотрел на Диану. …Самым страшным было то, что я действительно любил эту женщину — любил так, как не любил прежде никогда и никого, и знал, что полюбить опять уже не смогу; но то, что двигало мной, было сильнее любви — и сильнее меня… Я спустился в кабинет и ощупью, не включая свет, достал из шкафа и надел джинсы, свитер и свою старую, трещащую по всем швам и потертую до состояния замши кожанку. Потом обулся в удобные мокасины и залез в портфель, чтобы переложить в карманы куртки паспорт, бумажник, зажигалку, складной нож и подаренную Дианой серебряную фляжку с коньяком. Моя шарящая в портфеле рука вдруг наткнулась на что-то холодное и твердое. Это был хрустальный шар с Нифльхеймом. Я поставил его на каминную полку рядом с засохшим эдельвейсом и, не оглядываясь больше, вышел из дома. Мне пришлось пройти пешком три квартала — по тихим, ухоженным, хорошо освещенным улицам Тартесса, прежде чем мне на глаза попался оранжевый маячок такси. Я махнул рукой, и таксист с готовностью подрулил к тротуару. Я сел на заднее сиденье и захлопнул дверцу. Водитель вопросительно посмотрел на меня. — В порт, — сказал я.
Перед сном я в одних пижамных штанах прошлепал в ванную, умылся, почистил зубы и, скривив физиономию, посмотрел в зеркало на свое намечающееся от оседлой жизни брюшко. Еще пару лет, и я догоню Евгаммона… Когда я вернулся в спальню, Диана лежала в постели с книжкой и демонстративно не обращала на меня внимания. — Что читаем? — поинтересовался я. Диана показала мне обложку, на которой мускулистый бронзовокожий метис сжимал в объятиях полуобнаженную девицу. «Под солнцем Астлана», гласило название, автор Персефона Киркос. — Взяла у Арсинои? — спросил я, забираясь под одеяло. Диана молча кивнула, не отрываясь от чтения. — Ну прости, — сказал я виновато и чмокнул ее в плечо. — Ну пожалуйста! Не удержался… Она отложила книжку и посмотрела на меня задумчиво. — Иногда я думаю, — сказала она, — что ты здесь только потому, что никогда не пробовал оседлой жизни. Что для тебя все это — всего лишь новый опыт в бесконечной погоне за ощущениями… — Не говори чепухи, — сказал я строго. Грустно улыбнувшись, Диана коснулась ладонью моей щеки. — Хотела бы я, чтобы это было просто чепухой… — Давай спать, — сказал я и дернул за шнурок бра. Спальня погрузилась в полумрак, подсвеченный снаружи уличными фонарями. Их серебристый свет падал на потолок спальни ровным прямоугольником. Диана поворочалась, устраиваясь поудобнее на моем плече, и сказала сонно: — Мне все время кажется, что все, что было до Тартесса — вся моя прошлая жизнь — была всего лишь сном, и что только сейчас я начала жить по-настоящему… У тебя такое бывает? — Да, — сказал я. Это было правдой лишь отчасти: весь последний год меня преследовало ощущение, что я не живу, а сплю. Я почувствовал, как Диана улыбнулась. Потом она приподнялась на локте и заглянула мне в глаза. — Я люблю тебя, — сказала она. — Я знаю, — сказал я. — И я тоже тебя люблю. Она положила руку мне на грудь и провела пальчиком по тонкой белой полоске шрама. — А почему ты никогда не рассказывал мне, откуда у тебя этот шрам? — спросила она. — Потом расскажу, — пообещал я и стал ждать, пока она уснет.
Труднее всего было выбраться из ее сонных объятий. Спала она беспокойно, бормоча что-то во сне и закидывая на меня то ногу, то руку. Наконец, она отвернулась, обхватила подушку и засопела ровно и неглубоко, а я осторожно выбрался из кровати. Перед тем, как выйти из спальни, я обернулся и посмотрел на Диану. …Самым страшным было то, что я действительно любил эту женщину — любил так, как не любил прежде никогда и никого, и знал, что полюбить опять уже не смогу; но то, что двигало мной, было сильнее любви — и сильнее меня… Я спустился в кабинет и ощупью, не включая свет, достал из шкафа и надел джинсы, свитер и свою старую, трещащую по всем швам и потертую до состояния замши кожанку. Потом обулся в удобные мокасины и залез в портфель, чтобы переложить в карманы куртки паспорт, бумажник, зажигалку, складной нож и подаренную Дианой серебряную фляжку с коньяком. Моя шарящая в портфеле рука вдруг наткнулась на что-то холодное и твердое. Это был хрустальный шар с Нифльхеймом. Я поставил его на каминную полку рядом с засохшим эдельвейсом и, не оглядываясь больше, вышел из дома. Мне пришлось пройти пешком три квартала — по тихим, ухоженным, хорошо освещенным улицам Тартесса, прежде чем мне на глаза попался оранжевый маячок такси. Я махнул рукой, и таксист с готовностью подрулил к тротуару. Я сел на заднее сиденье и захлопнул дверцу. Водитель вопросительно посмотрел на меня. — В порт, — сказал я.
Житомир, 20.11.2004 — 15.09.2005 г.