Читаем онлайн «Золотые купола (сборник)» 8 cтраница
педагогов, отчего зависело будущее Холодова. – Почему в тот миг на него оскалился весь мир? Даже тот делец не стал забирать заявление из милиции, более того – обжаловал приговор. Мол, мало дали. Нужно было посадить! Пусть другим неповадно будет! – восклицал он. – Почему статьи, пункты и параграфы оказались на стороне и отстаивали жадность дельца и того же беззакония сомнительных сделок? На стороне того, кто рубль поставил выше человека и молится на него. Почему закон на бумаге встал против нравственных законов – против детской неосознанной наивности в четырнадцать лет, против ребёнка и против формирующейся личности, за которую государство в ответе, и для которых издаёт эти же самые законы и требует их соблюдать. Вот эти вот множество «почему» дают такое же множество безответных вопросов.
Он посмотрел на сидящих перед ним людей. Некоторые смотрели ему прямо в глаза, как смотрят на оппонента, этот взгляд ему был хорошо знаком в спорте. А некоторые или смотрели вниз, или отвели глаза в сторону. Их было больше. Эти были согласны с ним. Надежда это тоже заметила.
– Что же касается нынешнего уголовного дела, то я твёрдо уверен, что Холодов избил его по какой-то очень веской причине и не хочет эту причину предавать огласке даже под угрозой суда. Скорее всего, этого боится и тот, кого он избил.
Алексей надолго замолчал. В кабинете директора стояла гробовая тишина.
Надежда немного подождала. Поняв, что говорящий сказал всё, заговорила сама:
– Я только не поняла – чего же вы хотите? – недоумённо произнесла она.
Алексей опомнился. Зачем пришёл – не сказал.
– Ходатайства в суд. Может быть, оно поможет Холодову, – попросил он.
– Мы вас очень внимательно выслушали, – без эмоций говорила Надежда, – надо отдать вам должное за то, что вы так сильно радеете за наших воспитанников. Ваша трогательная речь задела и меня. Поэтому я бы тоже немножечко хотела поговорить о Холодове… да и не только.
Алексей присел тут же за столом на свободный стул. Хоть её и недолюбливали, Алексей начинал её уважать. Если и отказывает, то объясняет почему. Он понял, что визит его был напрасен. Действительно, для свержения власти здесь трудно найти подходящую кандидатуру. Ответ её был более короток и очевидно ясен:
– В том заведении, – продолжала она, – и в том коллективе, которыми я руковожу, существуют определённые порядки, установленные не мной, не кем-то из здесь сидящих, они установлены государством. Это вы очень точно и правильно отметили. И никто из нас не вправе их нарушать. Произошло ЧП. По чьей вине? – спрашивала она и тут же сама и отвечала: – По нашей. Недоглядели. Холодов совершил одно преступление, умышленное, подготовленное, отчего и выбрал, как вы называете, дельца – из соображений, что тот не пойдёт в милицию. Но тут он ошибся – делец оказался не так прост. Есть факт преступления и для закона неважно: против кого оно. За это преступление Холодов получил от государства порицание и возможность исправиться. Но он этого не сделал. Он совершает второе, более тяжкое, через очень короткий срок. Что это? Как вы говорите – невероятная случайность. Случайность может быть только один раз, дальше это уже закономерность. Разве можно позволить детям решать свои споры кулаками, пусть даже если есть какая-то веская причина. Для этого есть мы, взрослая администрация. Но даже здесь не самое главное… Главное в том, что, если я сейчас позволю уйти от ответственности Холодову, то и другие воспитанники почувствуют безнаказанность. А их у меня – сто пятьдесят детских душ. За которые я в ответе перед государством. Что мне потом прикажете с ними делать – пересажать их всех и спать спокойно? Вот тогда-то точно не уснёшь, – как отрезала, произнесла она последнее предложение. Разговор был закончен.
Алексей чувствовал себя оплеванным, и в то же время прежде всего понимал правоту Надежды, ответственной за каждого ребёнка. Кроме того Алексей узнал, что суд над Холодовым решено сделать показательным, с выездом в детский дом. С глубоким чувством досады он покинул детский дом. Это значило, что Холодову не миновать заключения.
* * *
Дима Холодов притягивал к себе сверстников своим незаурядным умением обоснованно отстаивать свою точку зрения. Вездесущая любознательность его могла удивить любого, кто с ним пообщается хотя бы час-полтора. И любознательность эта совсем не выглядела навязчивой, а скорее выглядела в виде беседы на выбранную тему. Он обладал хорошей памятью. Вряд ли кто из детского дома при случае, к месту, мог цитировать Пушкина, Островского, Булгакова, Ильфа и Петрова, и многое другое из литературы. Он мог часами просиживать в библиотеке и выйти оттуда с взорванным чувством восхищения прочитанным. Но в последнее время было не до этого. Всё чаще он забирался на крышу жилого корпуса детского дома, и мог подолгу уединяться там, оставаясь со своими детскими мыслями и мечтами вокруг отнюдь не детских событий вокруг него.Конец ознакомительного отрывка