Читаем онлайн «Черленый Яр. Потомок Святогора» 3 cтраница

воспоминания. Но вот он очнулся...

— Хозяин! — услышал Темир знакомый низкий голос и приподнялся на локтях, откинув голову назад, чтобы увидеть человека, вошедшего под тень чинары. Светловолосый, с голубыми глазами, по всему слуга, но, судя по ласковому выражению лица Темира, почитаемый хозяином слуга.

— Присаживайся, — указал Темир на ковёр рядом. — И говори, что тебя беспокоит. Я внимательно слушаю, Махмуд.

— У ворот нищие просят подаяния.

— Много их?

— Шестеро.

— Кинь по лепёшке, — небрежно махнул рукой Темир, — и ступай. Нет-нет, постой! — спохватился он. — Ничего не слышно про моих сыновей? Куда опять запропастился Ахмат, не знаешь?

— Нет! — коротко ответил Махмуд.

— И младших с собой утащил. А Абдулла и Вагиз ещё такие несмышлёные...

— Ничего не известно про них, господин. Но как что-нибудь услышу, сообщу непременно.

Слуга ушёл. Его статная высокая фигура скрылась за дверью в заборе сада.

«Да, преданны эти урусуты^[3] хозяевам, когда не знают своего происхождения, — глядя Махмуду вслед, подумал Темир. — Совсем мальчишкой, года три, может, ему и от роду-то было, швырнул я его в свой обоз как добычу. В начале похода, кажется, на реке Матыре и в городке Онузе, откуда мы двинулись на Рязань...»

Темир во благе почесал живот. Взял гроздь винограда, начал обирать её и класть спелые ягоды в рот.

«Упорно тогда сопротивлялись урусуты, — продолжал вспоминать он. — Махмудову мать я тоже связал и бросил в обоз. Из-за них едва жизни не лишился. Налетел, как после оказалось, отец Махмуда и чуть не срубил мне голову. Благо увернулся от удара. Связали мы и его тогда. Правда, непокорным оказался. Говорят, князем был, всё плевался в меня. Иваном вроде звали. А может, и не князь был вовсе. Пришлось с живого кожу сдирать. Думал, орать будет, но терпеливы урусуты, ни звука от него не услышал...»

— Господин! — вновь появился Махмуд. — Дал я странникам по лепёшке, да наглые оказались. Стали браниться, что мало. Пришлось плетьми прогнать.

— Правильно сделал, — похвалил слугу Темир. — Так их!

— Что-нибудь ещё, господин?

— Ничего не надо, Махмуд, пока ничего. Хотя... распорядись, чтоб готовили конный отряд с дыхкан^[4] недоимки собирать, больно прижимисты стали. Сам поедешь, а то этот дармоед Хасан слишком мягкосердечен, говорит, совсем разорены дыхкане. Врёт!

— Конечно, врёт, — согласился Махмуд. — Себе много хапает, а сваливает на них.

— Да я с него шкуру спущу! Где он?

— С твоими сыновьями.

— Ладно, поезжай. Да узнай про Ахмата, что-то неспокойно у меня на душе за сыновей. Ведь все трое уехали. Ступай.

Махмуд ушёл. Темир проводил его глазами: «Этот вытрясет из недоимщиков всю душу. Им известно, что Махмуд уже не одну голову снёс. С детства приучен к хорошему делу — выколачивать добро для своего господина».

Поправив подушку под локтями, Темир перевернулся на другой бок.

«Что-то я уже забывать стал... — вздохнул. — Мать-то его, кажется, сбежала. Отчаянная женщина! Огонь!.. Да, хороши урусутские бабы, но дерзки до безрассудства. Вот и Махмудова мать — как развязала верёвки и убежала, до сих пор ума не приложу. Зато сын её — великан. Голубоглаз, широкоплеч, самый верный и преданный слуга. Лет пять ему было, когда по моему приказу зарезал одного неверного кыпчака^[5]. Плакал, дрожал, но зарезал. И заставил я его тогда напиться крови того неверного. Так надо. Зато сам верный теперь как пёс. Сколько раз он меня от смерти спасал. Но и я его полюбил, как сына. Ахмата так не жалею, как Махмуда...»

Темир поднялся, подошёл к бассейну. Солнце опалило жаром его дряблое тело. Подбежали двое слуг и подхватили старика под руки.

— Освежиться хочу, — буркнул Темир.

Искупавшись, он вышел из бассейна. Слуги снова взяли его под локти, вытерли пуховыми полотенцами и уложили на ковёр под чинару.

— Стар я, очень стар, — продолжил после купания размышлять, но теперь вслух, Темир. — Вот и Махмуду уже около пятидесяти. А на Рязань когда ходил, сколько мне было? Чуть больше двадцати. Эх, жаль, что ушла тогда мать Махмуда. Так хотелось с ней побаловаться. Но как она ушла? Этот неверный карачу^[6] Насир виноват, он упустил её или помог сбежать. Не зря я ему горло перерезал, хоть и клялся, что не он, что будто урусут какой-то подкрался. А откуда там урусут мог появиться? Мужу её, Ивану, чтоб не плевался, я в рот кипящей смолы приказал залить, а потом кожу содрать. Не мог же окровавленный труп явиться. А кому ещё она была нужна? Всех урусутов перебили, а кто жив остался — повязали...

Солнце, краснея, осторожно сползало по небосводу к закату. С востока потянуло ветром, который, вздымая песок пустыни, швырял его за ограду сада. Подошло время перебираться в дом, и Темир улёгся в помещении, наслаждаясь приятным чувством отходящей от старческого тела усталости и прохладой.

Дворец Темира богат и красив. Своды комнаты, где