Андре Нортон
Год Единорога
роман
1
В нашем замкнутом и скучном монастырском мирке любая новость из большого мира становилась событием.
С высокой колокольни Норсдейла смотрела я на холмистую равнину, тянувшуюся до далеких голубоватых горных хребтов. Еще совсем недавно на ней гремели сражения, и долгие двадцать лет шла партизанская война с захватчиками. Наконец удалось оттеснить их к берегу моря, из-за которого они явились, и после жестокой битвы вышвырнуть с нашей земли. Но и во время долгожданного мира люди долин не забывали язык боевых мечей.
Обо всем этом мы в Норсдейле знали только по слухам, так как пламя войны никогда не проникало так далеко от моря и не достигало стен нашей тихой обитали. Только беженцы из разоренных войной долин, искавшие пристанища в наших мирных стенах, доносили до нас отголоски творившихся ужасов. Сами мы никогда не видели отрядов ализонцев, и женщины в монастыре ежедневно возносили за это благодарственные молитвы.
Все это беспокойное время я безотлучно провела в монастыре, хотя временами и готова была задохнуться в его затхлой неподвижной атмосфере. Очень трудно жить среди людей, чуждых тебе не только по крови, но и по духу. Кем же, собственно, я была? Любой в монастыре ответил бы на этот вопрос примерно так:
«Джиллан? Она работает в саду трав вместе с леди Алюзан. Приехала в монастырь лет восемь назад в свите леди Фризы. Травы она знает хорошо и сама их выращивает. Красавицей ее не назовешь, и знатной родни у нее нет. В часовне бывает на обязательных молитвах, но не похоже, чтобы она собиралась стать монахиней. Впрочем, она не много говорит о себе…»
Да, мы все здесь мало говорим о себе. Монашки и леди, нашедшие в монастыре убежище — о чем им говорить со мной? Правда, они не упускают случая подчеркнуть, что я здесь чужестранка.
Я помню корабль в штормовом море. Это был ализонский корабль, но я точно знаю, что сама я не ализонка. Я была еще совсем маленькая, но все же понимала, что на этом корабле меня вез, ут с какой-то целью, только не знала с какой и боялась. Зачем я здесь, знает только тот, кто привел меня на корабль, но его убило упавшей мачтой.
Это было время, когда лорды Хай-Халлака отчаянно сражались с ализонцами за свою землю. Они сумели отбить захваченные ализонцами порты и во время одного из этих боев захватили меня. Так я попала в одну из горных крепостей. Видимо, лорд Фарло знал или подозревал что-то о моем прошлом. Он сразу выделил меня из толпы пленных, отвел к своей жене и приказал ей хорошо со мной обращаться. Так некоторое время я прожила в их крепости. Но война продолжалась, лорды с великим трудом сдерживали продвижение ализонцев в глубь страны. И вот однажды зимой и нам пришлось бежать из крепости. К счастью, мы смогли пересечь открытую равнину и подняться в горы. И в конце концов оказались за крепкими безопасными стенами Норсдейла. Но для леди Фризы безопасность пришла слишком поздно, она умерла в первые же дни нашего пребывания в монастыре. А вскоре в горах погиб и лорд Фарло, унеся с собой в могилу загадку моего прошлого. Так я снова оказалась совсем одна на чужбине, к счастью, не на полях сражений, а в безопасном монастыре.
С первого взгляда было ясно, что я не принадлежу к народу Хай-Халлака.
Здешние женщины были белыми и румяными с каштановыми или золотистыми, как одуванчики, волосами. Я же была смуглой и бледной с черными, как беззвездная ночь, косами.
Бывает душевное одиночество, которое выносить гораздо тяжелее, чем одиночество физическое. За все годы, прожитые в Норсдейле, я встретила только двух людей более-менее близких мне духовно. Монахиня Алюзан была уже немолода, когда я приехала в монастырь, и держалась несколько отчужденно от других сестер. Все свое время она посвящала травам и врачеванию. Травы она и собирала, и выращивала сама в монастырском саду, а потом делала из них настойки, порошки и мази, на удивление хорошо помогавшие больным. Ее врачебное искусство было широко известно, и порой из самых дальних мест посылали к ней курьеров за лекарствами от ран, от лихорадки и от ревматизма, очень досаждавшего воинам, которые в любую погоду были вынуждены находиться под открытым небом и спать на сырой земле.
Она первая обратила внимание на мое одиночество в Норсдейле и, приглядевшись, пригласила помогать ей. Для меня это было истинным благодеянием, ибо я уже до смерти устала и отупела от унылого течения времени и была просто счастлива приняться за работу, которой требовал мой пытливый дух.
Я работала в саду на прополке, когда случилось нечто, резко нарушившее мою спокойную, заполненную работой и учебой жизнь. День был солнечный, и весь сад заполнился ровным гудением пчел. Неожиданно я услышала другой звук, такой
