Новый национальный девиз: «ВСЕ УХОДЯТ В ОКТЯБРЕ». Берешь разрешение на переезд в августе, в середине сентября подаешь положенное заявление об увольнении. Потом…
Он остановился. Впереди, не так уж и далеко, на обочине с другой стороны шоссе, увидел лесного сурка. Чертовски толстого. С блестящей шерстью, да еще и нахального. Вместо того чтобы юркнуть в высокую траву, сурок продолжал идти вперед. Верхушка упавшей березы лежала на обочине, и Барби мог поспорить, что сурок шмыгнет под нее и будет ждать, пока большой плохой Двуногий минует его. Если нет, они пройдут мимо друг друга, как двое бродяг, коими они и являлись, один, о четырех ногах, направится на север, второй, о двух, – на юг. Клево, однако.
Мысли эти пролетели в голове Барби за считаные секунды; тень самолета еще находилась между ним и сурком – черный крест, бегущий по асфальту. А потом практически одновременно произошли два события.
Первое касалось сурка. Только что он был единым целым. А тут разделился на две части. Обе дергались и исходили кровью. Барби остановился, нижняя челюсть отвисла, словно удерживающие ее мышцы внезапно растянулись до предела. Создавалось ощущение, что на сурка опустился нож невидимой гильотины.
И тут же, прямо над разрезанным сурком, взорвался самолет.
3
Барби посмотрел вверх. С неба падала расплющенная версия самолета из Мира Бизарро[6], красивого маленького самолета, который пролетел над ним чуть раньше. Скрученные оранжево-красные лепестки огня плясали над аэропланом, и цветок этот все еще распускался – роза «Американская беда»[7]. Из падающего самолета вырывались клубы дыма.
Что-то ударилось о дорогу и вышибло из нее кусочки асфальта, прежде чем, раскачиваясь, укатиться в высокую траву за левой обочиной. Пропеллер.
Если бы он покатился на меня…
Барби представил себе, как его разрезает пополам – то же самое произошло с сурком, – и развернулся, чтобы убежать. Что-то упало перед ним, и он закричал. Но не второй пропеллер – нога мужчины в джинсовой штанине. Крови Барби не увидел, но боковой шов распоролся, открыв белую кожу и курчавые черные волоски.
Ступня отсутствовала.
Барби побежал, судя по ощущениям, будто в замедленной съемке. Он видел, как одна нога в старом, потертом высоком ботинке выдвигается вперед и опускается. Потом исчезает позади него, и вперед выдвигается вторая нога. Все медленно, медленно. Словно наблюдаешь повтор эпизода бейсбольного матча, когда игрок пытается украсть вторую базу.
Что-то огромное и полое хряпнулось у него за спиной, последовал грохот еще одного взрыва, и тут же от макушки до каблуков его окатило жаром и будто толкнуло вперед горячей рукой. Все мысли пропали, и не осталось ничего, кроме инстинктивного желания выжить.
Дейл Барбара бежал, спасая свою жизнь.
4
Через сотню ярдов, чуть дальше или чуть ближе, большая горячая рука перестала давить на него, хотя запах горящего бензина – плюс сладковатая вонь плавящегося пластика и поджаривающейся человеческой плоти – оставался сильным: его приносил легкий ветерок. Барби пробежал еще шестьдесят ярдов, остановился, оглянулся. Он тяжело дышал. Не думал, что причина в беге. Он не курил, находился в хорошей форме (ну… относительно, ребра справа болели после драки на автомобильной стоянке у «Дипперса»). Пришел к выводу, что причина в обуявшем его ужасе. Его могли убить падающие обломки самолета – не только катящийся пропеллер, – или он мог сгореть заживо. И такого не случилось лишь благодаря слепому случаю.
Потом от увиденного учащенное дыхание перехватило. Он не отрывал глаз от места катастрофы. Дорогу засыпало обломками – оставалось только удивляться, что его ничем не пришибло; более того – даже не ранило. Перекрученное крыло лежало справа; второе крыло торчало из высокой нескошенной тимофеевки слева, недалеко от того места, куда укатился пропеллер. Помимо ноги в джинсовой штанине, он видел оторванную руку. Кисть указывала на совершенно изуродованную голову, как бы говоря: Это моя. Женскую голову, если судить по волосам. Провода, которые тянулись параллельно дороге, отрезало. Они лежали на обочине, потрескивая и подергиваясь.
Позади головы и руки лежал изломанный фюзеляж. Барби прочитал: «NJ3». Если были другие буквы и цифры, их оторвало.
И тут его внимание привлекло другое – роза «Беда» исчезла, но огонь в небе оставался. Горел, разумеется, бензин. Но…
Он стекал вниз по воздуху тонкой пленкой. За пленкой и сквозь нее Барби видел сельский пейзаж Мэна – мирный, еще никак не реагирующий, но пребывающий в движении, колышущийся, как воздух над мусоросжигательной печью или бочкой. Создавалось впечатление, будто кто-то плеснул бензин на оконное стекло и поджег его.
Словно под гипнозом – во всяком случае, такое было ощущение – Барби двинулся к месту катастрофы.
5
Прежде всего у него возникло желание прикрыть части человеческих тел, но не знал чем. Барби видел еще одну ногу (в штанине от зеленых слаксов) и женский торс,