Читаем онлайн «Попаданцы как они есть» 2 cтраница

ещё есть тут другой! Ходи-ходи?

— Ходи! — заорал невидимый «водитель», и студент проморгался наконец.

Возвышающийся над ним мужчина был одет, несмотря на жару, в такой же, как у Макса, поношенный туристический дождевик, был огромен, небрит во всех возможных местах и… (студент не вовремя вдохнул) от него шёл прямо-таки сногсшибательный запах пота.

Лена сидела на траве чуть поодаль и плакала. Вокруг неё толпился десяток полуголых волосатых мужиков без дождевиков. А с соседнего пригорка ещё один могучий тип гнал пинками студента-историка. Студент лихо скакал на карачках, а под правым глазом у него споро созревал сочный фингал.

— Ой-й-й, — выдохнул Макс.

Он понял, что питиё всё-таки иногда определяет сознание, особенно если у него достаточная крепость.

Кошмар, что он видел сейчас, на трезвую было не придумать. Волосатые мужики казались реальнее головной боли — кряжистые, страшные. Но, если присмотреться, одеты они были в своё немногое тщательно и аккуратно, были потными и вонючими, но не грязными. А дождевик… Макс понял, почему сей предмет туалета показался ему таким знакомым. Волосатый просто ограбил его!

— Плохо! — возвестил из-за спины студента-историка третий голос. — Много устали. Одежда рвалась, пищу съели. Плохо!

Ещё пинок ноги, обутой в плетёную сандалию вроде лаптя, и неудачливый археолог приземлился в двух шагах от Макса.

Лёхой его звали — неожиданно для себя вспомнил Макс. В голове у него стало вдруг звонко и пусто, как перед самым главным экзаменом.

— Что ты есть? — грозно спросил мужик, одетый в трофейный дождевик.

— Я студент… — промямлил историк.

По щекам его текли грязные слёзы. Лысоватому историку было очень больно в самых чувствительных местах тела.

— Что есть студент? — удивился одетый в дождевик, насупился и стал похож на Бормана из старого советского фильма.

— Я учусь…

— Робя? — удивился Борман. И махнул рукой тому, что был в лаптях. — Дети большие у предков есть, читал ты?

— Начальник читал, — согласился тот.

— Верю тебе, — задумчиво пробормотал Борман. — Не повезло есть. Вырастут, да?

— Начальник знает, — уклончиво сообщил лапотный.

— Есть вставать, идти! — скомандовал Борман, и Макс живенько подскочил. Он не хотел передвигаться, как Лёха, на карачках.

Лену один из волосатых поднял, словно котёнка, и бросил на плечо. Макс и не пытался заступиться: девушку хотя бы не били, а вот они с Лёхой легко могли огрести в любой момент.

Когда студенты удалялись от зелёного холма, где им суждено было очнуться, Лёха махнул рукой назад и влево. Макс оглянулся. В паре сотен метров высился проржавевший ветхий остов сторожевой вышки!

Жилище волосатых порадовало — добротные бревенчатые срубы, безыскусные, но крепкие. Вокруг — огороженные посадки, где виднелась засохшая ботва недокопанной картошки. На солнышке носились полуголые ребятишки. Увидев гостей, они бросили все дела и молча столпились вокруг. Подошли и крепкие, с налитыми щеками и грудями тётки. Тоже уставились подозрительно.

Из большой избы вышел жердеватый старик.

— Добра тебе, Начальник! — рявкнул Борман. — Плюнула наша бочка. Привели. Говорят — дети малые, учить надо. Скажи, разве это есть предки?

Начальник помялся, поскрёб жидкую бородёнку.

— Тайна есть. Не тебе знать! — сказал он строго. И обратился к Лёхе, как к самому старшему:

— Как отца есть звали?

— Пппитрович, — пробормотал студент.

— Гляди, Пппитрович, — сказал Начальник, продолжая доить бородёнку. — Ты есть наш отец…

Борман плюнул и демонстративно растёр ногой.

— Атом! — Начальник погрозил небесам указательным пальцем. — Мы все есть дети твои. Мы жили, а ты с нас спрашивал строго. Мало учились. Мало хотели знать. И дети детей твоих — мало учились. И дети детей их. На тебя надеялись дети. И ты дал им умные машины, чтобы всё делали на Земле…

Начальник задумался, поковырял в носу, посмотрел в тугое осеннее небо. Тот, что в лаптях, исподтишка пнул Лёху, тот взвизгнул и отвлёк старика от высокого.

— Всё больше было машин, так пишут твои книги. Всё меньше знали о них люди. Машины были крепкими. Работали долго. Люди учились всё меньше. А потом мир изменился, и сломались машины. Кончилась их чёрная кровь. И реки сломались у тех машин, что пили воду, и ветры обрушили те, что питались ветром. С неба шёл холодный снег и вода лилась. Много умерло…. — Старик снова задумался, потом с сомнением взглянул на Лёху. — Вот ты скажи — можешь машины делать?

Лёха затрясся, потому что нога в лапте снова приподнялась.

— Я… я историк, — промямлил он. — Я изучал, как древние люди жили.

— Не надо нам — жили, — сурово оборвал Начальник. — Надо машины делать! Лапти делать! Еду делать!

Лёха беспомощно развёл руками.

— А ты? — повернулся старик к Максу.

— Я журналист, — брякнул Макс и понял, что сказал что-то не то.

— Руками что умеешь? — спросил Борман. — Что есть делать можешь?