Вид на Кремль с Замоскворечья.
Служба, у приказных была трудная, Целые дни писали разные казенные бумаги — письма, описи, указы. Особенно опасно было переписывать царские указы. Избави бог сделать описку в царском имени или титуле. За это полагался кнут. А титул царский был длинный, на полстраницы, описку сделать не мудрено. Редкий день какого-нибудь подьячего не били кнутом или батогами — тут же па Ивановской площади, перед царским дворцом.
Вон окно в царских хоромах отворено. Царь пришел от обедни, шапку снял и стоит у окна, смотрит на площадь.
А невдалеке у приказной избы уж палач рукава засучивает.
Веред ним у козла — такое делалось тогда бревно на подставках — подьячий, кафтан и рубаха сняты, сам весь посинел от страха, дрожит. А впереди дьяк с приказом.
Подьячий поднимает голову, видит царя и падает на колени.
— Царь - батюшка, смилуйся, прости.
Царь, не глядя на него, обращается к дьяку:
— В чем своровал подьячий?
— В твоем, государь, светлом имени описку сделал, слово уворовал. Где следует: «Великие и Малые и Белые России Самодержца» — «Малые» опустил.
— А во сколь боев бить указано?
— Указано, великий государь, в сорок боев бить.
— Бить в двадцать боев.
Подьячий встает. По лицу видно, что рад, хотя и продолжает дрожать.
Палач размахивается, кнут свистит, подьячий глухо вскрикивает. Царь равнодушно отходит от окна.
Редко заживали рубцы на спине у подьячих. Но когда боль пройдет, они быстро забывали об этом. На Москве тогда не битых людей не было.
Бояр, хоть и реже, но тоже били по царскому указу, дьяков — по приказу бояр, подьячих и объезжих— по приказу дьяков.
Зато приказные и выгоды много имели. С раннего утра шли в приказы челобитчики (просители) за всякими своими делами. С кого оброк большой положили — просил скостить. Тот долг взыскать просил. И никто с пустыми руками не приходил. Один яиц десяток нес, другой утку, тот домотканины на рубаху, тот денег алтын [Алтын — 3 копейки.], а то и десять алтын, если дело важное.
Коли человек ничего с собой не принес, его и в приказную избу не пустят. Сторожу — ярыжке — первому надо дать деньгу, а то он палкой по голове двинет и дверь не откроет.
Если дело к самому дьяку — старшему чиновнику — меньше полтины и не приноси, а то, что ему ни говори проситель, он только посохом отмахивается:
— Недосуг! Погоди!
А надоест челобитчик, так и стукнет его тем же посохом.
Зато кто принесет полтину, для того и время найдется.
А в праздники своим чередом надо приказных чествовать.
В больших хозяйствах, где деньгам счет велся, так и записывали:
«Несено того ж числа, дьяку в почесть, Данилу Игнатьеву, калачей на два алтына, на четыре деньги, ему же