Песнь Кобальта
Маргарита Дюжева
Глава 1
— Дэни, смотри, как красиво, — выдохнула сестра, чуть пошевелив изящными пальцами, и темно-синие искорки, устилавшие землю, затрепетали в такт ее движениям.
Девочка смотрела как зачарованная, затаив дыхание и не скрывая своего восхищения. Этот фокус, что показывала старшая сестра, всегда отзывался сладким волнением в груди.
Тамилла соединила пальцы, будто ухватилась за невидимую ниточку и потянула ее кверху.
Искорки задрожали, оторвались от земли и поплыли густыми темно-синими переливающимися каплями по воздуху, дрожа, вытягиваясь, принимая причудливые формы. С каждым разом сила все покорнее склонялась перед Тами, стелилась за ней, готовая выполнить любые прихоти, становилась ручной.
— Это так красиво, — прошептала Дэниэль, и в ее светлых, как чистое небо глазах, отразился восторг, — ты волшебница!
— Нет, — засмеялась сестра, — это всего лишь моя Песнь Земли.
— Я никогда не видела такой…красивой. Никогда. Золотые, серебряные, изумрудные.
Но вот таких больше нет ни у кого, — в голосе смешалась гордость за сестрицу и легкая обида оттого, что ей самой синее волшебство неподвластно.
— Это Кобальт, Дэни, — прошептала Тамилла, — он редкий, не то что золото или серебро. Его почти не осталось. Он пробивается раз в сотню лет. Один на миллион.
— Откуда же он у тебя? — девочка тоже перешла на шепот.
— Это дар.
— Дар?
— Да. Самый лучший на свете.
— Почему именно у тебя?
— Не знаю, судьба так распорядилась, — сделала круговое движение рукой и синие капли послушным хороводом закружились в воздухе, — но ничего прекраснее в своей жизни я не видела. И каждый раз прикасаясь к нему, чувствую как душа петь начинает.
— Я тоже, — протянув пальчик, попробовала коснуться ближайшей пульсирующей капельки. Та отпрянула в сторону, словно живая. Замерла на долю мгновения, а потом, раскрывшись воронкой, ринулась обратно. Дэниэль испуганно отдернула руку в сторону.
— Ее не надо бояться! Она не сделает ничего плохого, — смех сестры хрустальным колокольчиком пронесся над маленькой поляной, которую так любили сестры. Приходили сюда, в это уединенное место, и Тамилла показывала синие искорки, — Надо принять и отпустить, и тогда она сама пойдет за тобой.
— И за мной пойдет? — в голосе девочки звенела отчаянная надежда.
— И за тобой, — старшая сестра кивнула, погладив ее по русой макушке, — я почувствовала его, когда мне исполнилось тринадцать.
— Тринадцать, — лицо малышки расстроено вытянулось, — так долго. Мне только девять!
— Не торопи время, Дэни, не торопи. Все должно идти своим чередом.
— У меня тоже будет кобальт?
— Я не знаю, Солнышко, — честно ответила Тамилла, — может серебро, может золото, а может и кобальт. Это не зависит от нас. Высшие силы сами выбирают того, кто услышит Песнь Земли, и какой она будет — тоже решают только они. Я могу сказать только одно: в тебе она есть эта Песнь, пока еще спит, но я чувствую ее. Надо подождать. Ты и не заметишь, как пролетит время. Когда придет первая кровь, ты услышишь ее. Примешь, почувствуешь, впустишь в свое сердце, будешь беречь, как величайшую драгоценность. И если сможешь удержать, приручить, то она останется с тобой, если захочет. До дня Больших Смотрин, и там уже покажешь ее остальным. И поверь мне, совершенно не важно какая она будет: золотая или рубиновая. Главное, что она есть.
Девочка насупилась. Она не хотела золота и серебра. Оно не манило ее, не будоражило кровь. Ее тянуло к синему мерцающему чуду. К кобальту.
— Как это было? — спросила она, хотя слыхала эту историю уже сотню раз, и снова, как впервые, слушала нежный голос сестры, с мягкой улыбкой принявшейся за повествование:
— Я почувствовала, как меня тянет в лес. В ту часть, где тропы нехоженые, да болота раскинулись между зелеными рощами. Тянуло так, будто свет не мил, будто сердце мое там. И я пошла. Сбежала ночью из дома, в чем была. Длинной ночной рубашке, босая, с распущенными косами. Бежала сквозь чащи непроходимые, по лугам заливным да по просекам. Ноги сбивала в кровь, но боли не чувствовала, потому что сердце вперед рвалось птицей раненой. Три дня блуждала по лесам, ела ягоды дикие: малину лесную мелкую, морошку кислую, да воду из студеных ручьев пила. А на четвертый день, еле держась на ногах, вышла к Отрогу Белокаменному, тому, что отгораживает нашу долину от Древнего Погоста. Пробралась между истертых временем камней и очутилась на плато из белого камня, перед огромными вратами, ведущими внутрь горы.
— Ты зашла туда? — благоговейный страх овладел девочкой.
— Нет, глупышка. Туда нельзя заходить. Белые чертоги — проклятое место, на краю Погоста. Никто туда по своей воле зайти не может, а выйти оттуда и подавно. По преданиям древним белый камень Чий-Маан, что стоит перед ними, так кровью напоен, что плачет кровавыми слезами когда кто-то проникает внутрь. И тут же демоны древние