Читаем онлайн «Отношения и расстояния» 3 cтраница
- 12345 . . . последняя (22) »
мамы.
Мама подошла к нам и шепотом спросила, что случилось.
– Ленка, ну ты ей скажи, чтобы утерлась! Бабок-то не слушает! Старые мы, что нас слушать?! – забухтела бабка.
Мама нагнулась к уху и ровным голосом сказала: «Не связывайся, вытри. Скоро все закончится, и мы уйдем». На маминых словах прозвучал голос батюшки: «… и всех святых. Аминь».
***
На кладбище было холодно и ветрено. Снег налип на кресты и могильные памятники. Эта зима лишила меня единственного удовольствия, которое можно получить на кладбище, – читать даты смерти людей и разглядывать их фотографии. Чтобы не смотреть, как снежинки укладываются на Ромкины щеки, я уставилась на рябину и ворон. Если бы вороны понимали, что клюют кладбищенские рябины, перестали ли бы они это делать? Навряд ли, ведь вороны – это цыгане в мире птиц: какая разница откуда, главное, можно взять себе. Не то чтобы я не любила цыган, но после того как одна «гадалка» пришла домой к бабушке и сказала: «У вас здесь везде порча!», а потом вынесла в пяти сумках всю еду, я к ним отношусь с недоверием. – Что стоишь как вкопанная! Иди покойника целуй! – снова отвлекла от мыслей бабка. Что значит «целовать покойника»? Я не каждого живого целую, а здесь вообще мертвый. Я осталась стоять и рассматривать рябины. – Бог, он все видит! Брата целовать не хочешь! Срамота! Иди хоть горсть земли в могилу кинь! – бабка не унималась, а я опять сделала вид, что не слышу ее. – Галя, ну ты видела? Твоя опять фифу из себя строит. То губища свои намалевала, теперь Ромку целовать не хочет! Сделай с ней что-нибудь! – Что ты к девчонке привязалась-то? – с горечью ответила бабушка, утирая слезы, и махнула в мою сторону рукой. – Тьфу на вас, ореховская порода! – бабка развернулась и как утка, переваливаясь с боку на бок, пошла в сторону автобуса, который должен был отвезти всех в столовую на поминки.
***
В бывшей заводской столовой ремонт не делали с какой-то годовщины Великой Октябрьской революции. На одной стене висела красная карта Советского Союза и портрет дедушки Ленина, на другой были нарисованные пухлые повара в белых колпаках. На мраморном полу копилась жижа из растаявшего снега и песка, стоило в нее наступить, как она уныло хлюпала. Уборщица в столовой сначала вытирала жижу шваброй, а потом перестала с ней сражаться, потому что жижа возвращалась на пол снова и снова. Батюшка тоже пришел на поминки. Его усадили прямо напротив Ленина. Перед тем как приземлиться на стул, батюшка перекрестился и качнул головой, как будто по старой памяти помолился божеству коммунизма. После того как батюшка расположился за столом, персонал столовой начал разносить еду, а мужчины – наливать водку. Я возила ложкой по тарелке и вглядывалась в щи. Перед глазами снова появились снежинки, которые не тают на Ромкиных щеках, и как два здоровенных мужика с абсолютно равнодушным видом забивают гвозди в крышку гроба. Я моргала и пыталась переключить картинки, но они все равно появлялись. – Ты чего кутью не ешь? – бабушка Галя вернула меня в реальность. – Не хочу. – Так положено, не упрямься! Ровно до этого момента и не собиралась упрямиться, но теперь точно буду. Вообще, после того как на твоих глазах закопали еще недавно живого человека, аппетит куда-то пропадает. – Спасибо, но я правда не хочу. И вообще я пойду домой. – Сейчас? Вперед батюшки не положено! Что он про нас подумает? Бабушка почему-то считала, что батюшку заботят другие люди. Если он и думал про нас, то только потому, что мы избавили его от нужды думать о том, где достать обед. Батюшка выпил водки, съел щи, попросил добавки, выпил компот, потом опять поднял рюмку, потом принялся за картошку с мясной подливой, потом взял пирог и попросил чай. Но бабушке было все равно. Бабушка была уверена – батюшка, может быть, и увлечен едой, но нет-нет, да и поглядывает за происходящим, все запоминает и потом на планерке с Господом припомнит неподобающее поведение в семье Ореховых. Бабушка вообще очень серьезно готовилась к главному свиданию в своей жизни. Это то, которое с Богом. Сначала она его всеми силами избегала и ходила на встречи со всякими фокусниками и обманщиками: Кашпировским, уринотерапевтом и продавцом массажных целительных кроватей. Сейчас жизнь бабушки стала праведной, и в ней она делала все с особым усердием. Могла, например, простоять всю ночь на службе в храме, а потом прийти домой и упасть без сил. Бабушке было невозможно объяснить, что не обязательно так мучить себя, чтобы заслужить спасение. Но где счастливая жизнь без страданий, а где бабушка? Бабушки только для этого и рождены – если не отвечать за грехи своих родственников, то искупать их. Кажется, бабушка искупала грехи за всю нашу семью. И еще один, когда я встала из-за стола раньше, чем батюшка покинет поминки, брать на себя не хотела. – Я, правда, пойду. – Ц-ц-ц, – слова у бабушки кончились, остались только буквы. Она всегда так делала, когда хотела ругаться, но обстоятельства не позволяли. – Не
***
На кладбище было холодно и ветрено. Снег налип на кресты и могильные памятники. Эта зима лишила меня единственного удовольствия, которое можно получить на кладбище, – читать даты смерти людей и разглядывать их фотографии. Чтобы не смотреть, как снежинки укладываются на Ромкины щеки, я уставилась на рябину и ворон. Если бы вороны понимали, что клюют кладбищенские рябины, перестали ли бы они это делать? Навряд ли, ведь вороны – это цыгане в мире птиц: какая разница откуда, главное, можно взять себе. Не то чтобы я не любила цыган, но после того как одна «гадалка» пришла домой к бабушке и сказала: «У вас здесь везде порча!», а потом вынесла в пяти сумках всю еду, я к ним отношусь с недоверием. – Что стоишь как вкопанная! Иди покойника целуй! – снова отвлекла от мыслей бабка. Что значит «целовать покойника»? Я не каждого живого целую, а здесь вообще мертвый. Я осталась стоять и рассматривать рябины. – Бог, он все видит! Брата целовать не хочешь! Срамота! Иди хоть горсть земли в могилу кинь! – бабка не унималась, а я опять сделала вид, что не слышу ее. – Галя, ну ты видела? Твоя опять фифу из себя строит. То губища свои намалевала, теперь Ромку целовать не хочет! Сделай с ней что-нибудь! – Что ты к девчонке привязалась-то? – с горечью ответила бабушка, утирая слезы, и махнула в мою сторону рукой. – Тьфу на вас, ореховская порода! – бабка развернулась и как утка, переваливаясь с боку на бок, пошла в сторону автобуса, который должен был отвезти всех в столовую на поминки.
***
В бывшей заводской столовой ремонт не делали с какой-то годовщины Великой Октябрьской революции. На одной стене висела красная карта Советского Союза и портрет дедушки Ленина, на другой были нарисованные пухлые повара в белых колпаках. На мраморном полу копилась жижа из растаявшего снега и песка, стоило в нее наступить, как она уныло хлюпала. Уборщица в столовой сначала вытирала жижу шваброй, а потом перестала с ней сражаться, потому что жижа возвращалась на пол снова и снова. Батюшка тоже пришел на поминки. Его усадили прямо напротив Ленина. Перед тем как приземлиться на стул, батюшка перекрестился и качнул головой, как будто по старой памяти помолился божеству коммунизма. После того как батюшка расположился за столом, персонал столовой начал разносить еду, а мужчины – наливать водку. Я возила ложкой по тарелке и вглядывалась в щи. Перед глазами снова появились снежинки, которые не тают на Ромкиных щеках, и как два здоровенных мужика с абсолютно равнодушным видом забивают гвозди в крышку гроба. Я моргала и пыталась переключить картинки, но они все равно появлялись. – Ты чего кутью не ешь? – бабушка Галя вернула меня в реальность. – Не хочу. – Так положено, не упрямься! Ровно до этого момента и не собиралась упрямиться, но теперь точно буду. Вообще, после того как на твоих глазах закопали еще недавно живого человека, аппетит куда-то пропадает. – Спасибо, но я правда не хочу. И вообще я пойду домой. – Сейчас? Вперед батюшки не положено! Что он про нас подумает? Бабушка почему-то считала, что батюшку заботят другие люди. Если он и думал про нас, то только потому, что мы избавили его от нужды думать о том, где достать обед. Батюшка выпил водки, съел щи, попросил добавки, выпил компот, потом опять поднял рюмку, потом принялся за картошку с мясной подливой, потом взял пирог и попросил чай. Но бабушке было все равно. Бабушка была уверена – батюшка, может быть, и увлечен едой, но нет-нет, да и поглядывает за происходящим, все запоминает и потом на планерке с Господом припомнит неподобающее поведение в семье Ореховых. Бабушка вообще очень серьезно готовилась к главному свиданию в своей жизни. Это то, которое с Богом. Сначала она его всеми силами избегала и ходила на встречи со всякими фокусниками и обманщиками: Кашпировским, уринотерапевтом и продавцом массажных целительных кроватей. Сейчас жизнь бабушки стала праведной, и в ней она делала все с особым усердием. Могла, например, простоять всю ночь на службе в храме, а потом прийти домой и упасть без сил. Бабушке было невозможно объяснить, что не обязательно так мучить себя, чтобы заслужить спасение. Но где счастливая жизнь без страданий, а где бабушка? Бабушки только для этого и рождены – если не отвечать за грехи своих родственников, то искупать их. Кажется, бабушка искупала грехи за всю нашу семью. И еще один, когда я встала из-за стола раньше, чем батюшка покинет поминки, брать на себя не хотела. – Я, правда, пойду. – Ц-ц-ц, – слова у бабушки кончились, остались только буквы. Она всегда так делала, когда хотела ругаться, но обстоятельства не позволяли. – Не
- 12345 . . . последняя (22) »