Читаем онлайн «Четыре ветра»

Кристин Ханна Четыре ветра

Папа, эта книга – тебе

KRISTIN HANNAH

THE FOUR WINDS

Пролог

Надежда у меня всегда с собой – это одноцентовая монетка. Мне ее подарила мать мужчины, которого я полюбила. Иногда мне казалось, что я продолжаю свой путь только благодаря этой монетке, символу надежды.

Я приехала на Запад в поисках лучшей жизни, но нищета, невзгоды и людская жадность превратили мою американскую мечту в кошмар. За последние годы люди многое потеряли. Работу. Дома. Еду.

Наша любимая земля обратилась против нас, сломала нас всех, даже упрямых стариков, привыкших нахваливать погоду и поздравлять друг друга с рекордными урожаями пшеницы. «Без борьбы мужчине здесь на жизнь не заработать», – говорили они друг другу.

Мужчине.

Всегда говорили только о мужчинах. Они как будто думали, что готовить, убирать, рожать детей и работать в огороде ничего не значит. Но и мы, женщины Великих равнин, не знали отдыха от рассвета до заката, мы трудились на пшеничных полях, пока не иссохли так же, как наша любимая земля. Иногда, закрывая глаза, я готова поклясться, что все еще чувствую вкус пыли…

1921

Навредить земле – значит навредить своим детям.

Уэнделл Берри^[1],
фермер и поэт

Глава первая

Не по своей воле Элса Уолкотт провела в одиночестве многие годы, читая о вымышленных приключениях и воображая себе другие жизни. В одиночестве спальни, в окружении романов, которые стали ее друзьями, она иногда осмеливалась мечтать о собственных приключениях, но это бывало нечасто. Родственники твердили, что тяжелая болезнь, которую она перенесла в детстве, определила ее будущее, сделала Элсу хрупкой и нелюдимой, и в хорошие дни она верила этому.

В плохие дни, как сегодня, она знала, что всегда была чужой в своей семье. Родственники рано почувствовали, что она не такая, как все, что она не вписывается в общество.

Постоянное неодобрение отзывалось болью, Элса чувствовала, будто потеряла что-то неназванное, неизвестное. В ответ она молчала, не требовала внимания и не искала его, она принимала, что не нравится родным, пусть они и любят ее. Обида стала такой привычной, что она редко замечала ее. Она знала, что эта боль никак не связана с болезнью, которой обычно объясняли ее изгойство.

Но теперь, сидя в гостиной, в своем любимом кресле, она закрыла книгу, что лежала у нее на коленях, и задумалась. «Век невинности»^[2] что-то разбудил в ней, остро напомнил, что время проходит.

Завтра у нее день рождения.

Ей исполняется двадцать пять лет.

По большому счету, это молодость. В этом возрасте мужчины пьют самогон, гоняют на машинах, слушают регтаймы и танцуют с женщинами, которые носят платья с бахромой и повязки на голове.

Для женщин все иначе.

Для женщины надежда начинает меркнуть, когда ей исполняется двадцать. К двадцати двум в городе, в церкви о ней начинают шептаться, бросать на нее долгие грустные взгляды. К двадцати пяти годам жребий определен. Незамужняя женщина считается старой девой. «Залежалый товар», – называют ее, покачивая головой и цыкая, как бы жалея об утраченных возможностях. Чаще всего люди задавались вопросом, почему совершенно обычная женщина из хорошей семьи осталась старой девой. Но в случае Элсы все знали почему. О ней говорили так, будто она глухая. Бедняжка. Тощая как палка. Куда ей до красоток сестер.

Красота. Элса знала, что в ней-то все и дело. Она некрасива. Когда она надевала свое лучшее платье, человек, с ней незнакомый, мог сказать, что она неплохо выглядит, но и только. Очень уж она «слишком»: слишком высокая, слишком худая, слишком бледная, слишком неуверенная в себе.

Элса была на свадьбах обеих сестер. Ни одна не попросила ее встать рядом с ней у алтаря, и Элса понимала причину. Ростом она почти шесть футов, выше женихов; она бы испортила фотографии, а для Уолкоттов чрезвычайно важно выглядеть как полагается. Внешние приличия ее родители ценили превыше всего.

Не нужно особой прозорливости, чтобы предвидеть будущее Элсы. Она останется здесь, в родительском доме на Рок-роуд, под присмотром Марии, горничной, которая уже много лет занимается домом. А когда Мария уйдет на покой, Элсе придется заботиться о родителях, когда же их не станет, она окажется одна.

И каков же будет итог ее жизни? Чем будет отмечено ее время на Земле? Кто запомнит ее и благодаря чему?

Она закрыла глаза и позволила знакомой, давней мечте на цыпочках войти в ее сознание. Она представила, что живет где-то в другом месте. В своем доме. Она слышала детский смех. Смех своих детей.

Жизнь, а не просто существование. Вот о чем она мечтала – о мире, где ее жизнь и выбор не определяются ревматической лихорадкой, которую она перенесла в четырнадцать лет, о жизни, в которой она открывает свою еще неизведанную силу, где ее судят не только по