РуЛиб - онлайн библиотека > Цицерон Марк > Античная литература > Диалоги (о государстве, о законах)

Читаем онлайн «Диалоги (о государстве, о законах)»

Цицерон Диалоги О государстве — о законах

ОТ РЕДАКЦИИ

Предлагаемые вниманию читателя два политико-философских произведения Цицерона — «О государстве» и «О законах» служат превосходным образцом римской прозы и содержат изложение теорий государства и права античной Греции и Рима. Они написаны как диалоги, т. е. беседы: диалог «О государстве» ведут Сципион Африканский Младший и его друзья, члены так называемого «Сципионовского кружка»; диалог «О законах» ведут сам автор, Марк Цицерон, его брат Квинт Цицерон и Тит Помпоний Аттик.

Эти сочинения Цицерона, в свое время имевшие также и политическую направленность, оказали большое влияние на писателей эпохи раннего христианства, на писателей и ученых эпохи Возрождения и на французских просветителей (например, на «Дух законов» Монтескье). Оба диалога представляют собой выдающиеся памятники мировой культуры.

Комментарий к диалогам содержит вводную статью и примечания.

«Диалоги (о государстве, о законах)» картинка № 1

МАРК ТУЛЛИЙ ЦИЦЕРОН

(106—43)

Мрамор. Флоренция, Уффици

О ГОСУДАРСТВЕ

Участники диалога

1. Публий Корнелий Сципион Эмилиан Африканский Нумантинский, сын Луция Эмилия Павла, усыновленный сыном Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего; в 147 г. он был избран в консулы; в 146 г., во время третьей пунической войны, взял и разрушил Карфаген; в 142 г. был цензором; в 134 г., будучи консулом вторично, взял Нуманцию. Сторонник нобилитета, противник Тиберия Гракха; глава «Сципионовского кружка» любителей античной культуры.

2. Гай Лелий (младший), консул 140 г., ближайший друг Сципиона, участник третьей пунической войны, юрист. Современники прозвали его Мудрым (Sapiens).

3. Луций Фурий Фил, консул 136 г., известный оратор.

4. Маний Манилий, консул 149 г., участник третьей пунической войны, юрист.

5. Спурий Муммий, брат Луция Муммия, разрушившего Коринф в 146 г., сторонник нобилитета, стоик.

6. Квинт Элий Туберон, сын Эмилии, сестры Сципиона Эмилиана; трибун 133 г., претор 123 г., противник Гракхов.

7. Публий Рутилий Руф, друг Сципиона и Лелия, ученик Панэтия; в 134 г. сражался под Нуманцией, трибун 114 г., претор 110 г., консул 108 г.; в 100 г. был противником Сатурнина, в 94 г. как легат сопровождал в провинцию Азию проконсула Квинта Муция Сцеволу, в 93 г. управлял этой провинцией и боролся со злоупотреблениями откупщиков (римских всадников); по возвращении в Рим был обвинен в хищениях и осужден всадническим судом, после чего жил в изгнании в Смирне, где его в 78 г. посетили Марк и Квинт Цицероны.

8. Квинт Муций Сцевола («Авгур»), зять Гая Лелия, тесть оратора Луция Лициния Красса; трибун 123 г., консул 117 г., юрист, стоик, ученик Панэтия.

9. Гай Фанний, зять Гая Лелия; трибун 142 г., претор 132 г., консул 122 г.; стоик, ученик Панэтия.

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

КНИГА I

[Если бы предки наши не ставили блага государства превыше всего, то Марк Камилл не] избавил бы Рима от нашествия [галлов, Маний Курий, Гай Фабриций и Тиберий Корунканий не спасли бы его от нападения Пирра[1],] (I, 1) Гай Дуелий[2], Авл Атилий[3] и Луций Метелл[4] — от ужаса, который Риму внушал Карфаген, а двое Сципионов[5] кровью своей не потушили бы начинавшегося пожара второй пунической войны, Квинт Максим[6] не добился бы перелома в военных действиях, когда они возобновились после увеличения сил врага, Марк Марцелл[7] не сломил бы противника, а Публий Африканский[8] не перенес бы войны в стены вражеских городов, отбросив ее от ворот нашего города.

Далее, Марку Катону[9], человеку малоизвестному и новому[10], который всем нам, проявляющим такие же стремления, как бы подает пример настойчивости и доблести, право, было дозволено наслаждаться досугом[11] в Тускуле, здоровой местности близ Рима; но он, человек безрассудный, как думает кое-кто[12], предпочел, хотя его и не заставляла необходимость, до глубокой старости носиться по волнам в бури[13], а не вести приятнейшую жизнь в тишине и на досуге. Не говорю уже о бесчисленном множестве мужей, из которых каждый служил благу нашего государства; о тех кто [не] забыт нашим поколением, я упоминать не стану, дабы никто не мог посетовать на то, что я пропустил его или кого-нибудь из его родных. Утверждаю одно: природа наделила человека столь великим стремлением поступать доблестно[14] и столь великой склонностью служить общему благу, что сила эта одерживала верх над всеми приманками наслаждений и досуга.

(II, 2) Но отличаться доблестью, словно это какая-то наука, не достаточно, если не станешь ее применять. Ведь науку, хотя ее и не применяешь, все же возможно сохранить благодаря самому знанию ее; но доблесть зиждется всецело на том, что она находит себе применение, а ее важнейшее применение — управление государством и совершение на деле, а не на словах, всего того, о чем кое-кто твердит в своих углах. Ведь философы не говорят ничего такого (я