улыбался, хотя у меня не было сил даже на это.
А ещё передо мной вдруг вспыхнул яркий, зовущий свет. И я не мог сопротивляться его зову…
* * *
– Олегыч, ты что? – опер Мартынов склонился над распростёртым на холодном асфальте телом своего начальника – майора Победина.
И сразу резко распрямился, сдёрнув с головы клетчатую кепку, которая делала его похожим на шотландца – такого же рыжего и усатого, какими их показывают в кино.
Победин уже не дышал, но на его устах почему-то застыла странная улыбка, словно в последние секунды перед смертью Георгий Олегович увидел что-то удивительно прекрасное.
– Эх, товарищ майор… Ну как же так?! – с горечью простонал опер.
– Сердце, – пояснил напарник Мартынова – Ивашов. – Кардиолог начальству все телефоны оборвал. У Олегыча предынфарктное состояние обнаружилось, а он вместо госпиталя дёрнул Аллигатора брать.
– И взял, – добавил тихо Мартынов, но его все услышали.
Рядом с Побединым лежало ещё не успевшее остыть тело бандита, за которым отдел гонялся уже столько дней. Лицо Аллигатора превратилось в страшную посмертную маску. Он будто успел заглянуть за порог загробной жизни и увидел там весь ужас, который его ждал на вечные времена.
– Знаешь, мой дядя говорит: «Люди не умирают, они лишь становятся невидимыми», – сказал Ивашов.
Мартынов кивнул.
– Красиво сказано. Образно.
Он ещё раз посмотрел на улыбавшегося Победина, потом перевёл взгляд на напарника:
– Ивашов, скажи – ты в переселение душ веришь?
Оперативник пожал плечами.
– Не знаю, а что?
– Да так… Мне кажется, наш майор, в кого бы его душа сейчас ни вселилась, как был ментом, так ментом и останется. – Он помолчал. – Знаешь, Ивашов, а ведь я сегодня наквакаюсь. Так наквакаюсь, что домой на четвереньках приползу. И хрен с ней, с работой! Как-нибудь обойдутся без меня.
– Тогда уже вдвоём наквакаемся, – твёрдо заявил напарник.
Глава 2
Страшная боль в голове заставила меня застонать и открыть глаза. Почти сразу кто-то громко ойкнул (судя по голосу, женщина) и выпустил из рук нечто железное, с грохотом ударившееся об пол.
И тут же со всех сторон послышались возгласы – преимущественно ругань и маты.
К сожалению, в том месте, куда я попал, освещение было тусклым, и я ничего толком не мог разглядеть. А может, подводило зрение. Этого я тоже не исключал.
Радовало одно: я жив, иначе бы не испытывал ту боль, что заставила меня очнуться. Интересно, насколько всё серьёзно?
В нос ударили типично больничные запахи… уж что-что, а мне они были хорошо известны. После ранения нанюхался, до сих пор подташнивает.
Самый главный в этой «симфонии» – ни с чем не сравнимый аромат хлорки, с которой у нас готовы мыть всё, что угодно.
В поле зрения возникло большое размытое пятно. Я напряг зрение и увидел, что пятно на самом деле являет собой вполне милый овал девичьего личика. Волосы девушки были спрятаны под аккуратной белой косынкой.
Я смог опустить взгляд и разглядел такой же белый потрёпанный халатик.
Всё ясно, медсестра или санитарка. Но вообще халатик нетипичный. Сейчас медики всё больше какие-то курточки с брюками носят. И даже цвет далеко не всегда белый.
Что из этого? Да только одно – я нахожусь в медицинском учреждении: в городской больнице или в нашем, профильном, госпитале… Да собственно, неважно где. Главное, жив… а что насчёт здоров – так узнаем со временем.
Руки-ноги точно меня слушались. Уже что-то из разряда приятного.
– Здравствуйте, барышня, – постарался улыбнуться я.
Меня очень смутило несколько ошеломлённое выражение её лица. Такое чувство, словно я, подобно Лазарю, воскрес из мёртвых и этого точно не ожидали.
Девушка почему-то не стала отвечать. Лишь ойкнула, тем слегка меня озадачив.
Наверное, моя внешность не располагала к себе и не вызывала у барышни симпатии.
Ничего страшного, дайте немного времени, и я смогу растопить даже ледяное сердце Снежной королевы.
Кстати, насчёт сердца – это оно сыграло со мной злую шутку, когда я почти взял Аллигатора? И да, что с бандитом – я был уверен на все сто, что спровадил его к праотцам, однако в нашей жизни сплошь и рядом бывают случайности. Вдруг этого сукина сына реанимировали?
Лицо барышни исчезло. Хлопнула дверь.
Не зная, можно мне или нельзя, я не стал привставать, чтобы хорошенько осмотреться. Больнички – они и в Африке больнички. Чего я в них не видел?
Лишь бы соседи по ночам не храпели, да кормёжка была сносной. Дочка у меня хоть уже три года как замужем, но толком готовить не научилась, так что на домашние разносолы рассчитывать не приходится. А традиционные апельсины, которые почему-то принято приносить в передачах, я терпеть не могу.
Повеяло сквозняком аккурат с того места, где я по звуку угадал расположение двери. В палату кто-то вошёл.
– Вы уверены, что он очнулся? – голос был мужским и слегка сварливым.
– Уверена, Карл Иванович.
А это уже женщина. Видимо, недавняя сестричка.
Надо мной снова нависла тень. На сей раз это был мужчина с