Читаем онлайн «Красная пирамида» 12 cтраница
потому что совсем не помнила, как это было, когда мы жили вместе. Но самая главная причина, по которой я ее хранила, заключалась в символе, нарисованном на маминой майке: египетский знак жизни – анх.
Моя умершая мама с символом жизни на груди. Печальная штука, если вдуматься. Но она улыбалась, глядя в объектив, как будто знала какой-то очень важный секрет. Как будто у них с отцом была какая-то своя тайная шутка, известная только им двоим. И тут у меня словно что-то щелкнуло в голове: ведь тот толстяк в длинном пальто, с которым папа ругался на улице, тоже что-то говорил про «Пер Анх». Если он имел в виду тот самый анх, то тогда что такое «пер»? Почему-то мне подумалось, что если я увижу слова «Пер Анх», написанные иероглифами, то я пойму, что они означают. Я сунула мамину фотографию обратно в ящик, схватила ручку и перевернула листок с заданием по математике оборотной, чистой стороной вверх. Интересно, что получится, если я попытаюсь изобразить слова «Пер Анх» на бумаге? Но едва я занесла ручку над страницей, дверь комнаты внезапно открылась. – Мисс Кейн? Я резко обернулась, уронив ручку. В дверях, сурово хмурясь, торчал полицейский инспектор. – Чем это вы занимаетесь? – Математику делаю, – буркнула я. Потолок у меня в комнате низкий, так что инспектору пришлось пригнуться, чтобы войти. Красавчик: помятый блеклый костюмчик, седые волосы, пепельно-серое обрюзгшее лицо. – Итак, Сейди, я старший инспектор Уильямс. Давайте немного побеседуем с вами, не возражаете? Может, присядем? Я садиться не стала, так что ему тоже пришлось стоять, и это ему сильно не понравилось. Конечно, трудно выглядеть грозным стражем порядка, если ты вынужден все время горбиться, как Квазимодо. – Расскажите мне, пожалуйста, все по порядку, – сказал он. – Начиная с того момента, когда отец приехал за вами сюда. – Я уже все рассказала полиции в музее. – Расскажите еще раз, если вам не трудно. Ну, я рассказала ему все заново, почему бы нет. К тому моменту, когда я дошла до светящихся иероглифов и гигантской змеи, брови у него доползли почти что до макушки. – Ясно, Сейди, – сказал наконец инспектор. – Воображение у вас выдающееся. – Я не вру, инспектор. А ваши брови, кажется, скоро совсем сбегут. Он невольно завел глаза наверх, пытаясь увидеть собственные брови, но тут же встряхнулся и насупился. – Хорошо, Сейди, я понимаю, как это все для вас тяжело. Не сомневаюсь, вы пытаетесь спасти репутацию отца. Но его больше нет… – В том смысле, что он провалился в саркофаге сквозь пол? Он ведь не умер. Инспектор Уильямс развел руками. – Сейди, мне очень жаль. Но мы непременно должны выяснить, почему он совершил этот акт… хм… – Какой еще акт? Инспектор смущенно прокашлялся. – Ваш отец уничтожил бесценный музейный экспонат и при этом вольно или невольно убил самого себя. Нам очень важно понять, почему он это сделал. Я уставилась на него. – Хотите сказать, что мой отец – террорист? Вы что, спятили? – Мы обзвонили некоторых знакомых вашего отца. С их слов я понял, что после гибели вашей матери его поведение очень изменилось, сделалось непредсказуемым. Его страсть к работе стала навязчивой, он все больше и больше проводил времени в Египте… – Так он же египтолог, черт подери! А вам лучше заняться его поисками, а не тратить время на идиотские вопросы! – Сейди, – сказал инспектор терпеливо, но по его голосу я догадалась, что он уже готов меня придушить. (Странно, почему-то взрослые часто так на меня реагируют.) – В Египте существуют экстремистские группировки, недовольные тем, что многие ценнейшие египетские древности хранятся в зарубежных музеях. Мы не исключаем, что эти люди вышли на вашего отца. Учитывая его состояние, он легко мог подпасть под их влияние. Возможно, он упоминал при вас какие-то имена… Я метнулась мимо него к окну и прижалась лбом к стеклу. Меня прямо трясло от злости, мысли путались. Я категорически отказывалась верить, что папа погиб. Нет, нет и нет. А что он террорист? Бред. Ну почему все взрослые такие тупые? Вечно твердят «не лги, говори правду», а когда выкладываешь им все начистоту, они отказываются верить. Чего же им тогда надо? Я мрачно таращилась на улицу. Вдруг покалывание ледяных иголок в затылке сделалось еще сильнее. Я внимательнее пригляделась к сухому дереву, где несколько часов назад встретилась с отцом, и увидела: прямо под ним, едва различимый в тусклом свете уличных фонарей, стоял все тот же приземистый толстяк в длиннополом черном пальто, круглых очках и фетровой шляпе, которого папа называл Амос. Стоял и смотрел прямо на меня. Вроде бы стоило испугаться, что какой-то незнакомый мужик пялится на меня из темноты, но мне почему-то не было страшно. Он выглядел таким встревоженным… и к тому же до боли знакомым. Я чуть не рехнулась, мучительно пытаясь вспомнить, откуда же я его знаю. Инспектор за моей спиной прочистил
Моя умершая мама с символом жизни на груди. Печальная штука, если вдуматься. Но она улыбалась, глядя в объектив, как будто знала какой-то очень важный секрет. Как будто у них с отцом была какая-то своя тайная шутка, известная только им двоим. И тут у меня словно что-то щелкнуло в голове: ведь тот толстяк в длинном пальто, с которым папа ругался на улице, тоже что-то говорил про «Пер Анх». Если он имел в виду тот самый анх, то тогда что такое «пер»? Почему-то мне подумалось, что если я увижу слова «Пер Анх», написанные иероглифами, то я пойму, что они означают. Я сунула мамину фотографию обратно в ящик, схватила ручку и перевернула листок с заданием по математике оборотной, чистой стороной вверх. Интересно, что получится, если я попытаюсь изобразить слова «Пер Анх» на бумаге? Но едва я занесла ручку над страницей, дверь комнаты внезапно открылась. – Мисс Кейн? Я резко обернулась, уронив ручку. В дверях, сурово хмурясь, торчал полицейский инспектор. – Чем это вы занимаетесь? – Математику делаю, – буркнула я. Потолок у меня в комнате низкий, так что инспектору пришлось пригнуться, чтобы войти. Красавчик: помятый блеклый костюмчик, седые волосы, пепельно-серое обрюзгшее лицо. – Итак, Сейди, я старший инспектор Уильямс. Давайте немного побеседуем с вами, не возражаете? Может, присядем? Я садиться не стала, так что ему тоже пришлось стоять, и это ему сильно не понравилось. Конечно, трудно выглядеть грозным стражем порядка, если ты вынужден все время горбиться, как Квазимодо. – Расскажите мне, пожалуйста, все по порядку, – сказал он. – Начиная с того момента, когда отец приехал за вами сюда. – Я уже все рассказала полиции в музее. – Расскажите еще раз, если вам не трудно. Ну, я рассказала ему все заново, почему бы нет. К тому моменту, когда я дошла до светящихся иероглифов и гигантской змеи, брови у него доползли почти что до макушки. – Ясно, Сейди, – сказал наконец инспектор. – Воображение у вас выдающееся. – Я не вру, инспектор. А ваши брови, кажется, скоро совсем сбегут. Он невольно завел глаза наверх, пытаясь увидеть собственные брови, но тут же встряхнулся и насупился. – Хорошо, Сейди, я понимаю, как это все для вас тяжело. Не сомневаюсь, вы пытаетесь спасти репутацию отца. Но его больше нет… – В том смысле, что он провалился в саркофаге сквозь пол? Он ведь не умер. Инспектор Уильямс развел руками. – Сейди, мне очень жаль. Но мы непременно должны выяснить, почему он совершил этот акт… хм… – Какой еще акт? Инспектор смущенно прокашлялся. – Ваш отец уничтожил бесценный музейный экспонат и при этом вольно или невольно убил самого себя. Нам очень важно понять, почему он это сделал. Я уставилась на него. – Хотите сказать, что мой отец – террорист? Вы что, спятили? – Мы обзвонили некоторых знакомых вашего отца. С их слов я понял, что после гибели вашей матери его поведение очень изменилось, сделалось непредсказуемым. Его страсть к работе стала навязчивой, он все больше и больше проводил времени в Египте… – Так он же египтолог, черт подери! А вам лучше заняться его поисками, а не тратить время на идиотские вопросы! – Сейди, – сказал инспектор терпеливо, но по его голосу я догадалась, что он уже готов меня придушить. (Странно, почему-то взрослые часто так на меня реагируют.) – В Египте существуют экстремистские группировки, недовольные тем, что многие ценнейшие египетские древности хранятся в зарубежных музеях. Мы не исключаем, что эти люди вышли на вашего отца. Учитывая его состояние, он легко мог подпасть под их влияние. Возможно, он упоминал при вас какие-то имена… Я метнулась мимо него к окну и прижалась лбом к стеклу. Меня прямо трясло от злости, мысли путались. Я категорически отказывалась верить, что папа погиб. Нет, нет и нет. А что он террорист? Бред. Ну почему все взрослые такие тупые? Вечно твердят «не лги, говори правду», а когда выкладываешь им все начистоту, они отказываются верить. Чего же им тогда надо? Я мрачно таращилась на улицу. Вдруг покалывание ледяных иголок в затылке сделалось еще сильнее. Я внимательнее пригляделась к сухому дереву, где несколько часов назад встретилась с отцом, и увидела: прямо под ним, едва различимый в тусклом свете уличных фонарей, стоял все тот же приземистый толстяк в длиннополом черном пальто, круглых очках и фетровой шляпе, которого папа называл Амос. Стоял и смотрел прямо на меня. Вроде бы стоило испугаться, что какой-то незнакомый мужик пялится на меня из темноты, но мне почему-то не было страшно. Он выглядел таким встревоженным… и к тому же до боли знакомым. Я чуть не рехнулась, мучительно пытаясь вспомнить, откуда же я его знаю. Инспектор за моей спиной прочистил