Читаем онлайн «В Долине» 2 cтраница

ночью, когда папа спал, она вошла в мою комнату, голышом. Я ясно видел ее в лунном свете. Там, где должна была быть пиписка, я увидел большой волосатый треугольник. Я смотрел на него и не мог отвести взгляд. Мне понравился этот треугольник. Увидев его, я занервничал и заволновался. Она увидела, куда я смотрю, и улыбнулась мне. Мне не понравилась эта улыбка… но в тоже время вроде как и понравилась. Было в ней что-то такое, что заставило меня почувствовать одновременно и страх, и возбуждение. Она подошла к моей кровати и наклонилась ко мне. Ее тяжелые груди свисали около моих рук. Это меня еще больше возбудило, и мне захотелось протянуть руки и прикоснуться к ним.

— Позже, — прошептала она. Ее голос был сухим и скрипучим, и напомнил мне сыплющуюся землю. И ее дыхание пахло землей. В тот момент я очень сильно испугался. За всю свою жизнь я никого так не боялся, как эту женщину.

Потом она выпрямилась и ушла. Я видел ее ягодицы, и мне они тоже понравились. Она как бы исчезла в тени на краю комнаты, куда не попадал лунный свет. Я не слышал, как открывалась или закрывалась дверь, но каким-то образом знал, что она ушла.

Всю оставшуюся ночь я не спал — был слишком напуган, чтобы заснуть.

Я больше никогда не видел эту женщину, но периодически думал о ней, например в ванной комнате, во время мытья в ванне, а когда стал подростком, начал делать… ее маленькие скульптурки — можно и так их назвать. Ее маленькие статуэтки из индийской глины, которую я выкапывал в нашем дворе. Не знаю, почему я это делал, но ничего не мог с собой поделать, и каждые пару месяцев, после того, как папа ложился спать, засиживался допоздна и делал себе ее маленькую статуэтку, а потом прятал в своем шкафу.

Блюм положил глиняную фигурку обратно и поднял другую. Казалось, будто она сделана из дубленой коровьей кожи.

— А вот эта твоего папочки, — сказал Блюм. Сказал это со злорадством, хотел произвести на меня эффект, и добился своего.

Мое лицо запылало. Я не хотел смотреть на куклу, но не мог отвернуться. Папа не был художником, но каким-то образом сделал этот кусок коровьей шкуры практически точь-в-точь похожим на женщину. Только она не стояла, как ее делали я и большинство других людей. Она лежала, широко раздвинув ноги. Под треугольником, там где должна была быть ее пиписка, он проделал что-то вроде маленькой дырочки. Я испытал то же самое чувство возбуждения, что и тогда, когда впервые увидел ее, но это было ненормально, ведь куклу сделал мой папа.

Блюм поставил маленькую женщину обратно в ряд.

— Кто она? — спросил я.

— Она — мать всех нас, — сказал он. От этих слов я почувствовал себя странно, ведь у меня никогда не было матери. Она умерла, когда я родился, и я впервые понял, что даже не знаю, как она выглядит. У нас в доме не было ее снимков.

Мне резко расхотелось об этом думать.

— Папа сказал мне забрать деньги за кордвуд, — выпалил я. — Вы отдадите нам наши деньги?

— Отдам, — сказал старик. Он смотрел на меня своим жутким взглядом и улыбался, как будто знал, о чем я думаю. Он полез в карман рубашки, достал деньги и отсчитал сотню, которую нам задолжал.

Я поблагодарил его и ушел, но всю дорогу домой продолжал думать о тех маленьких женщинах, сделанных папой и другими фермерами и владельцами ранчо, и которые Блюм собирался выставлять в своем музее. Я подумал о тех фигурках, которые собственноручно сделал и спрятал в своем шкафу, и решил, что как только вернусь домой, выброшу их все и больше никогда не буду их делать.

Но я не сделал этого. Эти маленькие скульптурки что-то значили для меня, и хотя я не знал, что именно и почему, не мог просто взять и избавиться от них.

В ту ночь я сделал то, что периодически делал — перед сном положил одну из фигурок в нижнее белье. От этого я почувствовал себя значительно лучше. Утром, когда я достал ее из нижнего белья, она была вся мокрая. Я вытер ее и убрал обратно в шкаф.

Я ничего не рассказал папе о том, что видел на ферме. Однако Блюм, как и обещал, действительно серьезно занялся своим музеем, и примерно через месяц папа сказал мне, что он пригласили нас на «торжественное открытие» — так это мероприятие назвал сам Блюм. Рассказывая об этом, папа даже слегка посмеивался, но это слово — «открытие» — заставило меня вспомнить о дыре, которую папа проделал между ног своей маленькой фигурки. Поэтому мне это приглашение не показалось таким уж смешным.

— Я не хочу идти! — выпалил я, но он треснул меня по голове и сказал, что мы оба идем, потому что это «торжественное открытие» — единственный раз, когда музей Блюма будет бесплатным. После него он собирался взимать с людей плату за просмотр.

Когда мы пришли на «открытие», во дворе Блюма стояли машины, пикапы и пара лошадей. Я не ожидал, что здесь будет так многолюдно. Многие люди были нарядно одеты, хотя мы с папой и большинство других владельцев ранчо были в простой, нашей обычной одежде.

По задумке это был музей, но внутри он больше походил на церковь. Все вели себя тихо,