Читаем онлайн «Голос Вселенной 1993 № 8» 3 cтраница

тоже застыла.

– А-а-а, вот ка-а-ак?! – вырвалось сипло из ее рваного мертвого горла. – Вот оно ка-а-ак?!!!

И кровавые точки вдруг загорелись в черных провалах глазниц. И увидала она все разом. И меня, убийцу своего во всей мертвецкой красе, трясущегося, голого и жалкого, и его – этого восьмипудового жеребца, прервавшего лихое дело. И зарычала она на меня, не на него. Ведь это я все испортил, я все испоганил ей, я жертву отвлек, вывел из колдовского оцепенения и ворожбы. И потянулись ко мне длинные, вытягивающиеся костлявые ручища ее. И пошла она на меня, грозя пытками безумными и боем смертным.

Но не отступил я. Тоже не лыком шит. Из той же богадельни. Звериная ярость закипела во мне. И приготовился я к бою. И выплыли из адской тьмы перед глазами моими радостные рожи чудищ-дьяволов. Возрадовал я их. Что же делать! Опять вниз, в преисподнюю?! Вся сила в ней, не могу я препятствовать своей жертве, не могу мстить и защищать себя, иначе вновь по кругу адскому. Погибель моя! Со всех сторон погибель!

– Ну погоди, погоди… – шипела мертвечиха, наступая на меня. – Щас, еще немного, еще чуток!

Опустил я руки. Запрокинул голову. И спасло меня чудо.

Столп этот соляной, алкаш протрезвевший – уматывал, точнее, уползал, без штанов, сверкая голым своим жирным задом, полз и полз к ограде! И трясся весь, все в нем ходуном ходило, каждая складка, каждая жила, голова аж тряслась.

– Уходит… – промычал я тупо.

– Что-о-о?! – взревела она, обдавая мое лицо трупным перегаром, мертвечиной и гнилью. – Куда-а-а?!

Она сразу все поняла.

И я ей стал не нужен. Она бросилась за этим жирным ублюдком, ухватила его костлявой цепкой рукой за голый зад, подхватила под живот… и рванула назад. Это надо было видеть – изможденный скелет тащил целого бегемота, да еще как тащил!

– И-и-ииии-бл-я-яяяяя!!! – визжал по-бабьи тонюсенько и гадко жирный ублюдок. Он Так и не смог выдавить из себя ни единого членораздельного слова. Это был не человек, а какая-то голозадая визжащая скотина.

А как на меня зыркнула тварюга – прожгла дьявольским огнем насквозь. Но не остановилась, добежала до разверзтой еврей могилы, зарычала, захохотала дико… и провалилась в землю вместе с жертвой своей, еще живой, орущей благим матом. Только подземное глухое эхо прокатилось.

– Господи, что же это! – прошипел я, забывшись.

И незримой молнией ударило мне в загривок, повалило наземь. Нечего повторять имя недоступное, нечего! Не мне его произносить, опять опростоволосился.

Сквозь боль и слезы эхо слышал подземное. И полз к могиле. Хотел все сам увидать. А как подполз, заглянул в черную дыру, так глазам больно стало. Омерзительный, членистоногий и прозрачный «земляной ангел» пеленал на дне глубоченной черной ямищи живого еще мужика. Тот дергался, бился, хрипел и стонал – визжать он уже не мог. Холодно мне стало и мерзко, неужто живьем они его в ад потянут?! Даже жаль гада! Как же так?! А мертвечиха, бабища эта все подлезала под хрипящего, все ластилась, жалась, впивала острые клыки в жирную шею. И хохотала. А червь проклятый работал, дело свое делал… И до того мне того мужичину стало жаль, что сунулся я ему на выручку в могилу, рванулся… но не пустила меня какая-то злая сила туда. Не пустила. Видать, не для того меня на божий свет выпустили, не для того.

Зарыдал я тогда, забился в истерике. Откатился от края могилы, засучил руками и ногами. Лишь однажды я бился так же, как припадочный. В белопольском приемнике, когда меня взяли почти с поличным, во хмелю дичайшем, когда от озлобления меня трясло трясуном, когда и сам понимал – надо косить под припадочного, иначе кранты, хана. Эх, пронесло тогда! Лучше б меня и прибили тогда, где только эти козлы с топором были?!

Недолго я бился и стенал.

Влекло меня куда-то. И с каждой минутой все сильнее.

Ползком, потом на четвереньках пополз я к поваленной ограде. И тянулись мне вслед из могил костлявые руки, завидовали мне мертвяки, остановить хотели, не пустить. Не в их власти это было. Эх, проклятое, поганое кладбище! Приют черных душ!

Только выполз за ржавую, кособокую, помятую ограду, сразу полегче стало. Поднялся на ноги и побрел, голый, избитый в кровь. Куда? Зачем?! Ноги сами несли меня. Надо одеться, надо хоть рожу умыть, утереть. Нельзя же так на люди, нельзя, пусть и ночь кругом. Хоть бы прохожий попался, забулдыга какой, содрать с него одежонку… нет, ноги тащили меня в самую чащобу, через овраги, кусты, бурелом и груды мусора. Лишь на темной крохотной полянке они подогнулись вдруг сами. И упал я рожей в листву, скрючился от какого-то холода, пронизавшего меня вдруг. Долго не мог поднять глаза кверху, минуты две или три. А когда поднял, совсем охренел – пенек стоял предо мной, и сидел на пеньке лысый старик с черными глазищами, носом огромным, вислым, касающимся губы слюнявой. Мерзкий старикашка, горбатый и сухоногий, с нервными, теребящими что-то ручонками, изгрызанными ногтями и мясистыми ушами.

– Встань! – сказал он тихо.

И подняло меня на колени, оцепенел я перед ним,