Фарит Маратович Ахмеджанов
Шакти
Кайлас, огромная заснеженная гора, похожая на рукотворную пирамиду, царила над долиной. Ее белоснежные склоны отражали солнечный свет, причем иногда казалось, что отраженный светит и греет сильнее, чем тот, что идет от самого светила.
Долина купалась в свете, он прошивал, пронизывал ее, не оставляя затененным ни одного уголка. Лишь в самом низу, там, где по каменистому ложу стремился говорливый поток, лежали причудливые тени, кое-где перемежающиеся полосами серого тумана. Но порой свет добирался и туда, и тогда тени уходили, а туман таял, оставляя за собой лишь мокрые пятна на камнях.
Но внезапно неугомонная игра света и тени застыла и заморозилась. Над острыми вершинами разнесся леденящий вопль. Он начался с душераздирающего визга — услышь его обычный человек, он лишился бы слуха. Дальше были и рокот, и рычание, и даже кашель, за которыми последовал низкий, на пределе слышимости рев. Его сила была такова, что начали трескаться и лопаться камни в основании большого черного храма. Внезапно он стал центром долины, отобрав это звание у горделивой Кайлас.
— Папа, там… — растерянный Ганеша не успел договорить, Шива пронесся мимо него как стремительный вихрь. Практически в то же самое мгновение он уже стоял перед Кали, замершей посередине выложенной темно-красной плиткой площадки перед храмом. За ее спиной плескался и бурлил небольшой бассейн, вода в нем потемнела и стала похоже на кровь.
— Что с тобой, душа моя? — низкий голос Шивы пресек рев, который, казалось, Кали издавала всем своим существом.
— Что со мной, душа моя, — кроваво красные губы с видимым усилием разлепились, с них тут же закапала кровь. — Действительно, что же это со мной? Подскажи, дражайший муж мой!
Шива встал перед нею, раскинув в стороны четыре мускулистые руки. Его ступни не касались земли, он парил над нею словно облачко дыма.
— Любимая моя, тебе нет нужды беспокоиться или бояться, — мягко и легко проговорил Шива. Его пальцы затрепетали, ладони пришли в движение, вычерчивая в воздухе сложный узор.
— Любимая, — визгливо передразнила его Кали. — Какое интересное слово. Какое точное слово! Ты же любишь вот это?
С этими словами она чувственно изогнула свой стан, крупные груди набухли, большие соски начали пульсировать. На них выступила кровь и, пузырясь, заструилась вниз, через выпуклый живот к промежности. Черные полосы были похожи на скрученные ветки дерева.
— Иди же ко мне, дражайший муж мой, — пропела Кали, подаваясь вперед и бесстыдно раздвигая бедра. Шива ускорил движение пальцев.
— Ай-я-яй, как так можно обходиться с любимой! — голос богини изменился, на этот раз он звучал глухо, как из колодца. — А впрочем… Ха! Ха! Ха-ах-ха!
При каждом возгласе Кали выбрасывала в стороны руки, гротескно повторяя позу Шивы. Ее пальцы тоже пришли в движение.
— Какая хорошая игра, правда, муж мой? Поиграем в нее вместе!
Раздался звук, словно треснул гнилой плод. На обвивающем шею богини ожерелье возникла окровавленная человеческая голова. На мгновение она застыла, широко распахнув глаза и рот, потом с нее начали опадать куски мяса и кожи. Через один вздох это был уже голый человеческий череп.
— Как здорово! — на этот раз голос Кали был свеж и воздушен, как у юной девушки. — Ты видел, любимый!
— Перестань, моя дорогая, — голос Шивы оставался спокоен, но на лбу вдруг выступили бисеринки пота.
— А если не перестану, тогда что? — Кали склонила голову к плечу. Со все тем же звуком на ее ожерелье появилась еще одна голова, на этот раз вопящая во всю мочь. Правда слышался ее крик недолго — Кали ловко подцепила ее, надкусила, как орех и во мгновение ока высосала мозг.
— Перестань, прошу тебя, — пальца Шивы продолжали плести свою сеть.
— А где же дорогая, — капризно протянула Кали, с громким треском разгрызая еще одну голову. По ее губам текла густая красно-коричневая жижа. — Или я уже перестала ею быть? Как же так!
Откуда-то снизу, из долины, донесся протяжный звук — словно с треском порвали плотное полотно. Шива вздрогнул, Кали расхохоталась.
— Кажется, просыпаются наши старые друзья! Скорее, скорее, идите сюда, к нам! Мы тут…
— Замолчи! — с кончиков пальцев Шивы слетели белые нити, закрутившись спиралью они облепили нижнюю часть лица Кали. Звук снизу усилился.
— Ничего не получается, любимый, да? — на лбу Кали открылся еще один рот, между растрескавшихся окровавленных губ челноком ходил лиловый язык. — Ничего, ты, главное, старайся! Ну…
Белые нити закрыли все лицо богини, заставив ее замолчать, но молчание продержалось лишь одно мгновенье. У Кали открылся еще один окаймленный красными губами рот. На этот раз под левой грудью.
— А ты позови Ткача, — злобно ощеряясь сказал он. — Ну! Где же он, твой товарищ по играм, благодаря которым ты потерял жену, а он — брата, дом и самого себя? Где же он? Еще один поклонник гармонии…
Белая пелена опустилась на ее