Читаем онлайн «Охота на льва. Русская сова против британского льва!» 2 cтраница

четверть часа, но город еще прихорашивался, и на самом Крещатике по фасаду городской думы, там, где недавно надстроили третий этаж, ползали монтеры, доводя до совершенства вензель из электрических лампочек. Это было хитрое переплетение инициалов «Н» и «А» — «Николай» и «Александра». Прочие каменные здания на центральных улицах Киева также были иллюминированы.

На видных местах стояли гипсовые бюсты и портреты их императорских величеств и императора Петра Великого, и всё, что можно было увить гирляндами из зелени, увили; всё, что можно было задрапировать бело-сине-красными материями, задрапировали.

Сложнее обстояло дело с вокзалом, куда должен был прийти царский поезд. Старый вокзал, в свое время роскошный, за более чем тридцать лет перестал соответствовать новым требованиям и был разобран. Какое-то время киевляне и приезжие довольствовались временным зданием в ожидании нового великолепного вокзала, и проект его дума уже утвердила, но принимать государя императора со свитой пришлось все же в неподходящей обстановке, и это городские власти раздражало. Кроме всего прочего, непросто было наладить охрану, а неподалеку стояли железнодорожные мастерские, где трудилось под три тысячи человек. А рабочие — такой народ, от которого после 1905 года можно ждать всяких неприятных выходок — и неприличных выкриков, и настоящих демонстраций. Руководству мастерских в приказном порядке предложили распустить опасных пролетариев по домам — пусть уж отдыхают по такому случаю.

На длинном перроне толклась огромная почетная делегация встречающих, там же держали наготове гимназистов и гимназисток — самых хорошеньких, в белых пелеринках, с белыми бантами в косах. Подросткам раздали цветы и строго наказали стоять смирно и не мять букеты. Вдоль всего Крещатика также стояли ученики и учителя всех киевских школ, составив живой коридор вплоть до Царской площади, где государь император должен был открыть памятник своему деду, Александру II Освободителю.

Встречающие волновались — не упущено ли чего в церемониале встречи. А гимназисты шептались — всем было любопытно посмотреть на царский поезд, устроенный совсем не так, как обычные: первый вагон занимала электростанция. И не в каждом-то киевском доме горело электричество, а тут — поезд с двумя сотнями новомодных светильников. Кое-кто из гимназистов рассуждал, почему в голове поезда вторым поставлен багажный вагон: ясно ж и младенцу, на случай, коли революционеры подложат бомбу под рельсы; чемоданы взлетят к небесам, а царская семья уцелеет. О том, что пострадает прислуга, для которой предназначен третий вагон, гимназисты как-то не подумали. Опять же — телефон. Собственная телефонная связь в поезде — да до этого ни один французский режиссер не додумался бы! (Гимназисты бегали в «Электробиограф» на Крещатике смотреть «Экскурсию на Луну» и полагали, что знают о технике завтрашнего дня решительно всё.)

Девочки же гадали, во что будут одеты великие княжны Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна. Детей царского семейства обычно одевали одинаково, без особой роскоши, и гимназистки, у которых были фотографические карточки (государь с государыней сидят, пятеро детей живописно расставлены вокруг), предполагали, что Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна будут по случаю хорошей погоды в простых соломенных шляпках, белых блузках под горлышко и длинных светлых юбках.

Ровно в два часа дня к перрону Киевского вокзала медленно подошел царский поезд, имевший благородно-элегантный вид: темно-синие вагоны на черных тележках, с тонкой золотой отводкой по контурным линиям и по узким штапикам, закрывающим стыки металлических листов. Гимназисты гадали, в котором из двенадцати вагонов едут их величества, и даже составляли стремительные пари. Угадали те, кто поставил на седьмой и восьмой вагоны.

Первыми вышли министр императорского двора, он же — командующий главной императорской квартирой, барон Фредерикс, начальник охраны, гофмаршал, лейб-медик, потом из шестого, «дамского» вагона — фрейлины и камеристки ее величества.

Гимназисты и гимназистки вытягивали шеи, чтобы поскорее разглядеть их величества. Наконец государь под руку с супругой появились на перроне, грянуло «ура!», киевский городской голова Ипполит Николаевич Дьяков, взмокнув от волнения, приступил к приветственной речи. Подростки чувствовали себя немного обманутыми — государь оказался ниже ростом, чем им хотелось бы, а уставшая после долгого пути государыня имела очень недовольный вид. Только юные великие княжны соответствовали ожиданиям — они оказались прехорошенькими, даже лучше, чем на карточках, и весело оглядывались, перешептывались с фрейлинами, почти как гимназистки.

Дьяков долго и заковыристо говорил о полувековом юбилее отмены крепостного права, рассыпался в комплиментах покойному Александру II Освободителю, памятник которому, укрытый парусиновым чехлом, ждал на Царской площади. Свита — почтенные осанистые господа,