Читаем онлайн «Насилие истиной» 2 cтраница
- 1234 . . . последняя (139) »
«Золотого петушка» поставил! Успех критика по указке партии обеспечила грандиозный. Вот он и выказывал свою благодарность начальству. А ловко я подметила!.. — Жаклин прикрыла глаза и, не вникая больше в болтовню приятельницы, припомнила, что именно писала…
«Отмечали Первое мая на даче одного члена ЦК. Петр Арсентьевич весь лучился от осознания собственной значимости. Приглашенных было много, и все какие!.. А он только один спектакль успел поставить во вверенном ему театре! «Значит, начальство смотрит на меня как на способного обеспечивать нужное направление развития культуры в нашей стране!» — подумал он и приосанился. Гуляли долго. Круг гостей постепенно редел. Остались самые сильные и самые приближенные. Петр Арсентьевич тоже хотел уйти, по-английски, но совершенно трезвый молодой человек в строгом костюме мягко остановил его на выходе и передал просьбу Самого — остаться! У Петруши круги радужные перед глазами от счастья пошли. «Не иначе, как что-нибудь грандиозное предложат или разрешат!.. Я еще свое имя золотыми буквами!..» И тут Сам поманил его рукой. Петр Арсентьевич стелящейся походкой подлетел и остановился поблизости с любезно-вопрошающей миной на лице. — Ну порадовал! — пыхтя, произнес Сам. — Понравился твой Петя-Петушок! И как это он там у тебя в последнем акте кукарекает! — расхохотался он, и тут же, выждав требуемую паузу, вступил хор приспешников. Кто как умел: кто баском, кто тенорком, кто с подвизгиванием, кто глазки закатив, кто, наоборот, выпучив. Петр Арсентьевич выбрал для себя благородно-сдержанный смешок. С достоинством! Все-таки главный режиссер театра! А Сам заливался все пуще и пуще! Хор не отставал, с виртуозным мастерством выделяя соло хозяина и ни на одну восьмую не осмеливаясь перекрыть его, постепенно приходя в состояние услужливого экстаза. — А ну-тка, Петюня! Порадуй почтенную публику! Изобрази, как это у тебя там… — широко разевая рот, высказался Сам. Петр Арсентьевич несколько секунд продолжал с достоинством подхихикивать, не вникнув в суть произнесенных слов. Молодой человек в строгом костюме сделал ему знак рукой. Петр Арсентьевич непонимающе уставился на него. Тот раздраженно покачал головой и кивнул в сторону Самого! — Ну давай, Петюня, изобрази петушка!.. — Я?! — Петр Арсентьевич от удивления развел руками, прямо как петух крыльями, что вызвало новый взрыв смеха. Хмель, словно ведьма на метле, в одно мгновение вылетел из его головы. И он другими глазами взглянул на присутствующих. Посредине, словно фотографироваться собрался, в широком кресле развалился красномордый Сам. Его белая рубашка, разошлась на огромном животе, потеряв пуговицы. Почтенным полукругом — кто на стульях, а кто прямо на полу — расположились остальные. Они, как теперь догадался Петр Арсентьевич, уже были приняты Самим в особый круг. И для каждого Сам лично выбирал «вступительное» задание. Справишься, понравишься — наш человек! Нет — живи и пеняй на себя! «Неужели?! — растерянный взгляд Петра Арсентьевича скользил по лицам столпов общества. — И они так же, как и я?.. Не может быть! Тут что-то не то!» — и он решил схитрить, перевести все в шутку. — Да у меня не получится! — как можно увереннее произнес он. — В спектакле молодой актер Петушка играет. Голос звонкий, темпераментный! Он вообще поразительно умеет всяких животных изображать! Вы бы видели, как он корову показывает!.. — нарочито увлекся Петр Арсентьевич, желая отвлечь и Самого. — «Пусть только захочет! А уж его прислужники в один миг этого актера разыщут и доставят! Вот пусть он и кукарекает!..» Но брови на кумачовом лице нахмурились, а окружение Самого заволновалось, словно волны Черного моря в преддверии шторма. — Не хочу корову! — рявкнул Сам. — Хочу Петушка, и немедленно!.. Давай! Молодой человек в строгом костюме, все еще делавший руками непонятные Бахареву знаки, вдруг таким долгим взглядом посмотрел на него, что тот понял все в одно мгновение, словно ему объяснили: «Не исполнишь маленькую прихоть Самого — сам в ничто превратишься! Забудь о столичном театре! Забудь о карьере! В лучшем случае — второй режиссер во второстепенном городке какой-нибудь отдаленной области. А исполнишь!.. Что тут говорить!» Петр Арсентьевич окинул взглядом близкий круг Самого. Его не принуждали, ему предлагали сделать выбор. Откажется, встанет в позу — все тут же позабудут о нем, отвернутся, словно и не было его вовсе. Сам новую шутку выдумает, или кто подскажет, или кто в подхалимском порыве лично выскочит на середину и петушком, и воробышком, и лошадью, да чем пожелаете!.. Зато уж у себя в кабинете!.. Лютый лев! Достоинство, осанка, речь неторопливая, голос негромкий, чтобы подчиненные, затаив дыхание, каждое слово ловили. Ведь о том, что он здесь выделывает, им-то неведомо! «Может, и я буду так же сидеть рядом с Самим и опираться на ручку его кресла, как сейчас завотделом опирается. Ведь ему, наверное, тоже это право не просто так
«Отмечали Первое мая на даче одного члена ЦК. Петр Арсентьевич весь лучился от осознания собственной значимости. Приглашенных было много, и все какие!.. А он только один спектакль успел поставить во вверенном ему театре! «Значит, начальство смотрит на меня как на способного обеспечивать нужное направление развития культуры в нашей стране!» — подумал он и приосанился. Гуляли долго. Круг гостей постепенно редел. Остались самые сильные и самые приближенные. Петр Арсентьевич тоже хотел уйти, по-английски, но совершенно трезвый молодой человек в строгом костюме мягко остановил его на выходе и передал просьбу Самого — остаться! У Петруши круги радужные перед глазами от счастья пошли. «Не иначе, как что-нибудь грандиозное предложат или разрешат!.. Я еще свое имя золотыми буквами!..» И тут Сам поманил его рукой. Петр Арсентьевич стелящейся походкой подлетел и остановился поблизости с любезно-вопрошающей миной на лице. — Ну порадовал! — пыхтя, произнес Сам. — Понравился твой Петя-Петушок! И как это он там у тебя в последнем акте кукарекает! — расхохотался он, и тут же, выждав требуемую паузу, вступил хор приспешников. Кто как умел: кто баском, кто тенорком, кто с подвизгиванием, кто глазки закатив, кто, наоборот, выпучив. Петр Арсентьевич выбрал для себя благородно-сдержанный смешок. С достоинством! Все-таки главный режиссер театра! А Сам заливался все пуще и пуще! Хор не отставал, с виртуозным мастерством выделяя соло хозяина и ни на одну восьмую не осмеливаясь перекрыть его, постепенно приходя в состояние услужливого экстаза. — А ну-тка, Петюня! Порадуй почтенную публику! Изобрази, как это у тебя там… — широко разевая рот, высказался Сам. Петр Арсентьевич несколько секунд продолжал с достоинством подхихикивать, не вникнув в суть произнесенных слов. Молодой человек в строгом костюме сделал ему знак рукой. Петр Арсентьевич непонимающе уставился на него. Тот раздраженно покачал головой и кивнул в сторону Самого! — Ну давай, Петюня, изобрази петушка!.. — Я?! — Петр Арсентьевич от удивления развел руками, прямо как петух крыльями, что вызвало новый взрыв смеха. Хмель, словно ведьма на метле, в одно мгновение вылетел из его головы. И он другими глазами взглянул на присутствующих. Посредине, словно фотографироваться собрался, в широком кресле развалился красномордый Сам. Его белая рубашка, разошлась на огромном животе, потеряв пуговицы. Почтенным полукругом — кто на стульях, а кто прямо на полу — расположились остальные. Они, как теперь догадался Петр Арсентьевич, уже были приняты Самим в особый круг. И для каждого Сам лично выбирал «вступительное» задание. Справишься, понравишься — наш человек! Нет — живи и пеняй на себя! «Неужели?! — растерянный взгляд Петра Арсентьевича скользил по лицам столпов общества. — И они так же, как и я?.. Не может быть! Тут что-то не то!» — и он решил схитрить, перевести все в шутку. — Да у меня не получится! — как можно увереннее произнес он. — В спектакле молодой актер Петушка играет. Голос звонкий, темпераментный! Он вообще поразительно умеет всяких животных изображать! Вы бы видели, как он корову показывает!.. — нарочито увлекся Петр Арсентьевич, желая отвлечь и Самого. — «Пусть только захочет! А уж его прислужники в один миг этого актера разыщут и доставят! Вот пусть он и кукарекает!..» Но брови на кумачовом лице нахмурились, а окружение Самого заволновалось, словно волны Черного моря в преддверии шторма. — Не хочу корову! — рявкнул Сам. — Хочу Петушка, и немедленно!.. Давай! Молодой человек в строгом костюме, все еще делавший руками непонятные Бахареву знаки, вдруг таким долгим взглядом посмотрел на него, что тот понял все в одно мгновение, словно ему объяснили: «Не исполнишь маленькую прихоть Самого — сам в ничто превратишься! Забудь о столичном театре! Забудь о карьере! В лучшем случае — второй режиссер во второстепенном городке какой-нибудь отдаленной области. А исполнишь!.. Что тут говорить!» Петр Арсентьевич окинул взглядом близкий круг Самого. Его не принуждали, ему предлагали сделать выбор. Откажется, встанет в позу — все тут же позабудут о нем, отвернутся, словно и не было его вовсе. Сам новую шутку выдумает, или кто подскажет, или кто в подхалимском порыве лично выскочит на середину и петушком, и воробышком, и лошадью, да чем пожелаете!.. Зато уж у себя в кабинете!.. Лютый лев! Достоинство, осанка, речь неторопливая, голос негромкий, чтобы подчиненные, затаив дыхание, каждое слово ловили. Ведь о том, что он здесь выделывает, им-то неведомо! «Может, и я буду так же сидеть рядом с Самим и опираться на ручку его кресла, как сейчас завотделом опирается. Ведь ему, наверное, тоже это право не просто так
- 1234 . . . последняя (139) »