Смеклоф
Надежда
Интуиция настойчиво шептала, что сегодня смерть получит подношение.
Край отвесной скалы порос ромашками. Они дрожали от холода на промозглом ветру. Тряслись, склонив увенчанные белыми коронами соцветия. Прижимали к стеблям покрытые инеем игольчатые листья.
Я сел на рюкзак. Тёплая куртка с подстёжкой и не продуваемые штаны с толикой магии. Скорее для защиты от непредвиденных обстоятельств, чем от погоды. Иначе здесь не выжить!
Скала обрывалась над замёрзшим устьем реки в оправе ледяных скал. Покрытое снегом поле, прореженное островками тёмных камней, сливалось со свинцовым небом с проседью редких облаков. Из низины, похожий на перевёрнутую сосульку, торчал переливающийся кристалл. Он разделял окоченевшую землю пограничным столбом. В его недрах, синих снизу и почти прозрачных сверху, рыскали яркие вспышки.
В морозном воздухе с тихой трелью кружились крылатые красавицы. Точёные фигурки изящными белыми всполохами проносились над пропастью, взметая снежные вихри и разбивая тишину искристым смехом. Ромашки взволнованно поднимали головы им вслед. Под ногами ангелов всегда растут цветы.
Я проследил траекторию полета, безошибочно определив свою ненаглядную. Заметив меня, она игриво пропорхнула мимо и умчалась к своим подругам.
Я грустно улыбнулся. Правила игры я знал. Нужно ждать.
Намотав на ладонь чётки, я недоверчиво посмотрел на символ, круг разделенный пополам и, скривившись, вынул из кармана маленькую флягу. Отпил терпкую, дурно пахнущую жидкость. Грудь ещё болела, и приходилось останавливать спазмы зельем.
— Рана не гори, отпусти меня немного, больше не боли! — прошептал я всем известный с детства заговор. — Уходи, зараза злая, уж терпеть невмочь. Поскорее заживая, сгинь из тела прочь.
Полегчало почти мгновенно. Я посмотрел в ледяную высь. Крылатые создания носились через мёрзлую долину, оставляя за собой искрящиеся дорожки блестящих следов. То сходились, почти касаясь друг друга крыльями, то разлетались, скрываясь в жидких облаках.
Я сидел неподвижно, склонив голову к коленям. Даже показалось, что начинаю понимать их непостижимый танец. Замысловатые воздушные па и волшебные пируэты. Почти познал смысл и разгадал значение чарующего хоровода. Ещё чуть-чуть и догадался бы зачем они кружатся. Ведь тайна всегда на виду, просто её никто не понимает.
Она спустилась, едва двигая бархатными крыльями, но все равно заставляя волноваться тяжелые головы окоченевших ромашек.
— Здравствуй! — пропела она.
— Рад, что могу увидеть тебя опять.
— На что ты надеешься? — спросила она, распахнув огромные глаза.
В её зрачках играли самоцветы. Искрились и обжигали холодом.
— Хочу получить твоё сердце, — нежно проговорил я.
Любимая засмеялась перезвоном крошечных колокольчиков.
— У меня нет сердца, — мотая головой, сообщила она.
— Обязательно появится и станет полностью, безраздельно моим.
Крылатое создание опять залилось мелодичным смехом, а я с трудом сглотнул. Во всём, что она делала, в каждом случайном жесте, сквозила притягательная, желанная и все ещё недоступная загадка.
— Ты из тех, кто успешно врёт даже самому себе.
— Почему это? — обиделся я.
Моя ненаглядная спустилась ниже, и я задрожал от взмахов пушистых крыльев. Мороз прорвался под куртку, вцепился коготками в тёплую кожу и обжигал холодным дыханием.
— Потому что, ты не искренен. Ты такой же алчный лгун, как твой отец, — губы почти коснулись моего уха.
От её дыхания в голове помутилось, а волосы покрылись инеем. Слишком много кислорода и стужи. Человеку с таким не справиться.
Она коснулась цветов, и ромашки превратились в лёд. Столкнулись под напором злого ветра и разлетелись на хрустальные осколки.
— О чём ты? — вникнув в слова, удивился я.
— Твоё упорство и лицемерие только раздражают, — бросила любимая и взмыла в застывшие небеса.
От неё остался вихрь холодных снежинок, парящих над обломками цветов.
— Я не могу без тебя! — вскочив, в отчаянии закричал я.
Безнадежный призыв разнёсся по долине, эхом отразился от каменных склонов и вернулся обратно.
Она закрутила петлю и, сложив крылья, упала. Было видно, как трепещут белоснежные перья. Играют переливы на алебастровой коже. Сверкают полные тоски глаза с застывшей в них решимостью. Поняв, что она собирается делать, я еле успел схватить рюкзак.
Тонкие пальцы распороли куртку, пронзив кожу морозными иглами. Меня оторвало от земли. Крылья забились, отталкиваясь от прозрачных ветряных струй, и мы полетели.
Склон уменьшался.
— Заставлю тебя сознаться! — яростно выдохнула она.
— Мне нечего скрывать, я люблю тебя!
Её передернуло, и я испугался, что она бросит меня, не набрав высоты, но мы поднимались.
— Твой отец тоже приходил на утёс. Сидел, как ты. Грустно смотрел в небеса. Провожал нас влюбленными глазами.
— Значит, я весь в отца, — неловко пошутил я.
— Не