Читаем онлайн «Торнатрас» 3 cтраница
- 12345 . . . последняя (8) »
обоим хорошее образование. Но сейчас все эти обещания были благополучно забыты.
Папа всегда говорил, что есть вещи действительно необходимые, а есть те, которые кто-то хочет нам навязать, чтобы набить свой собственный карман. – Из сотни вещей, которые реклама называет совершенно необходимыми для счастья, – говорил он, – лишь четыре или пять требуются тебе по-настоящему. Все остальные нужны только тем, кто их продает, и больше никому. Я ненавижу телевизор. Вы уже это поняли, да? Когда-то у меня были любимые передачи, например про котов-сыщиков или та, в которой два брата и одна очень толстая женщина всех здорово пародировали. Мне нравились фильмы о природе, научных открытиях и о тех странах, где все не так, как у нас. Еще музыка – рок-концерты, классика, фолк и джаз. Даже опера. Если я чего-то не понимала, то спрашивала у отца, и он мне все объяснял.
Теперь, когда Коломба просила мать переключиться на «Телекуоре», потому что там шло что-то интересное, та отвечала, что это невозможно. Синьора Эвелина никак не могла пропустить эту викторину или это ток-шоу, где невоспитанные люди только и делали, что перебивали и оскорбляли друг друга. И причины были по большей части совершенно дурацкие. Да и выбирать теперь стало особенно не из чего. Коломба помнила, что, когда она была маленькой, по телевизору с хорошей антенной ловилось каналов пятнадцать или двадцать. Было общественное телевидение, частные каналы, несколько зарубежных. Потом, как заметил отец, некоторые из них разрослись и поглотили остальные.
Они заняли все пространство и все волны – не морские, как объяснил мне отец, а воздушные, они еще называются эфиром и похожи на радиоволны. Владельцы этих каналов с помощью рекламы ужасно разбогатели и потребовали принять такие законы, что другие итальянские каналы вскоре не выдержали и закрылись, а смотреть зарубежные стало почти невозможно. Из итальянских осталась всего одна местная телестанция, но она работает только на маленьком расстоянии, и видимость у нее плохая – все дрожит и расплывается, – а звук еще хуже. В последние годы из больших телестанций, транслирующих на всю Италию, осталось только две: «Амика» и «Телекуоре». Программы у них не очень различаются. Главное различие в том, что по «Амике» почти всегда показывают Большого Джима, то есть Риккардо Риккарди, а по «Телекуоре» – худющую и рыжую Камиллу Гальвани. Пишут, что они ненавидят друг друга и каждый старается переманить к себе телезрителей. А еще считаются журналистами! Папа говорил, что журналисту положено ездить по свету в поисках новостей, наблюдать за событиями, беседовать с незнакомыми людьми и следить, чтобы разные знаменитости говорили правду. Что это за журналист, который только и знает, что сидит в телестудии, загримированный, как актер, и обсуждает с гостями всякую ерунду, к тому же заранее все отрепетировав?
Одно время Коломба делала уроки за кухонным столом. Ей нравилось, что там тепло и нескучно. Потом она попробовала сбежать от беспрестанного шума телевизора в свою комнату. Но даже с плотно закрытой дверью вся эта какофония стояла у нее в ушах и совсем не давала сосредоточиться. – Попробуй закрыться в ванной и заткнуть уши ватой, – предложил Лео. Ванная была в конце коридора, и Коломба приноровилась делать уроки, устроившись с тетрадью на унитазе. Жаль, что нельзя было перетащить туда же и стоявшее в прихожей фортепиано. Поэтому занятия музыкой пришлось прекратить.
У меня такое чувство, что я предала папу, но с этим дурацким телевизором я не слышу даже метронома. Маме вообще наплевать, буду я заниматься музыкой или нет. Иногда я думаю: вот бы какой-нибудь актер или журналист обратился с экрана к моей маме, как в фильме «Пурпурная роза Каира», и сказал бы: «Дорогая синьора Тоскани (или «Дорогая Эвелина»), вы не заметили, что ботинки Лео уже давно просят каши и что ему пора купить новые?» Или: «У вас закончился стиральный порошок. В холодильнике почти пусто. Пора платить за квартиру…»
Если это говорю я, то в ответ слышу: – Да, солнышко (она всегда говорит «солнышко», особенно когда хочет от меня отделаться). Поговорим об этом, когда закончится фильм. И тогда я должна торчать, как собака, у ее кресла и ждать перерыва между этой передачей и следующей, чтобы вставить слово. Только во время музыкальной заставки, которую она видела уже сто тысяч раз, мама обращает на меня внимание. И даже тогда дослушивает мои слова только до середины, потому что боится пропустить начало новой передачи. – Займись этим сама, солнышко, – обычно отвечает она. – Деньги в первом шкафчике комода.
Папа всегда говорил, что есть вещи действительно необходимые, а есть те, которые кто-то хочет нам навязать, чтобы набить свой собственный карман. – Из сотни вещей, которые реклама называет совершенно необходимыми для счастья, – говорил он, – лишь четыре или пять требуются тебе по-настоящему. Все остальные нужны только тем, кто их продает, и больше никому. Я ненавижу телевизор. Вы уже это поняли, да? Когда-то у меня были любимые передачи, например про котов-сыщиков или та, в которой два брата и одна очень толстая женщина всех здорово пародировали. Мне нравились фильмы о природе, научных открытиях и о тех странах, где все не так, как у нас. Еще музыка – рок-концерты, классика, фолк и джаз. Даже опера. Если я чего-то не понимала, то спрашивала у отца, и он мне все объяснял.
Теперь, когда Коломба просила мать переключиться на «Телекуоре», потому что там шло что-то интересное, та отвечала, что это невозможно. Синьора Эвелина никак не могла пропустить эту викторину или это ток-шоу, где невоспитанные люди только и делали, что перебивали и оскорбляли друг друга. И причины были по большей части совершенно дурацкие. Да и выбирать теперь стало особенно не из чего. Коломба помнила, что, когда она была маленькой, по телевизору с хорошей антенной ловилось каналов пятнадцать или двадцать. Было общественное телевидение, частные каналы, несколько зарубежных. Потом, как заметил отец, некоторые из них разрослись и поглотили остальные.
Они заняли все пространство и все волны – не морские, как объяснил мне отец, а воздушные, они еще называются эфиром и похожи на радиоволны. Владельцы этих каналов с помощью рекламы ужасно разбогатели и потребовали принять такие законы, что другие итальянские каналы вскоре не выдержали и закрылись, а смотреть зарубежные стало почти невозможно. Из итальянских осталась всего одна местная телестанция, но она работает только на маленьком расстоянии, и видимость у нее плохая – все дрожит и расплывается, – а звук еще хуже. В последние годы из больших телестанций, транслирующих на всю Италию, осталось только две: «Амика» и «Телекуоре». Программы у них не очень различаются. Главное различие в том, что по «Амике» почти всегда показывают Большого Джима, то есть Риккардо Риккарди, а по «Телекуоре» – худющую и рыжую Камиллу Гальвани. Пишут, что они ненавидят друг друга и каждый старается переманить к себе телезрителей. А еще считаются журналистами! Папа говорил, что журналисту положено ездить по свету в поисках новостей, наблюдать за событиями, беседовать с незнакомыми людьми и следить, чтобы разные знаменитости говорили правду. Что это за журналист, который только и знает, что сидит в телестудии, загримированный, как актер, и обсуждает с гостями всякую ерунду, к тому же заранее все отрепетировав?
Одно время Коломба делала уроки за кухонным столом. Ей нравилось, что там тепло и нескучно. Потом она попробовала сбежать от беспрестанного шума телевизора в свою комнату. Но даже с плотно закрытой дверью вся эта какофония стояла у нее в ушах и совсем не давала сосредоточиться. – Попробуй закрыться в ванной и заткнуть уши ватой, – предложил Лео. Ванная была в конце коридора, и Коломба приноровилась делать уроки, устроившись с тетрадью на унитазе. Жаль, что нельзя было перетащить туда же и стоявшее в прихожей фортепиано. Поэтому занятия музыкой пришлось прекратить.
У меня такое чувство, что я предала папу, но с этим дурацким телевизором я не слышу даже метронома. Маме вообще наплевать, буду я заниматься музыкой или нет. Иногда я думаю: вот бы какой-нибудь актер или журналист обратился с экрана к моей маме, как в фильме «Пурпурная роза Каира», и сказал бы: «Дорогая синьора Тоскани (или «Дорогая Эвелина»), вы не заметили, что ботинки Лео уже давно просят каши и что ему пора купить новые?» Или: «У вас закончился стиральный порошок. В холодильнике почти пусто. Пора платить за квартиру…»
Если это говорю я, то в ответ слышу: – Да, солнышко (она всегда говорит «солнышко», особенно когда хочет от меня отделаться). Поговорим об этом, когда закончится фильм. И тогда я должна торчать, как собака, у ее кресла и ждать перерыва между этой передачей и следующей, чтобы вставить слово. Только во время музыкальной заставки, которую она видела уже сто тысяч раз, мама обращает на меня внимание. И даже тогда дослушивает мои слова только до середины, потому что боится пропустить начало новой передачи. – Займись этим сама, солнышко, – обычно отвечает она. – Деньги в первом шкафчике комода.
Глава третья
Зарплата маэстро Тоскани выплачивалась каждый месяц его вдове, и надо было ходить за ней на почту. Каждый раз Коломбе стоило огромных усилий убедить маму обойтись одно утро без кресла и телевизора. Стоя с мамой в очереди к окошку, Коломба раз от разу все больше- 12345 . . . последняя (8) »