Читаем онлайн «Право на Тенерифе» 3 cтраница

устраивал скандалы, чтобы, казалось, целенаправленно испортить жене настроение. И теперь ему это удалось вполне. Юля выскочила из машины и хлопнула дверью со всей силы. Тут же ей стало жалко машины, ведь ее вины в том, что Антон не умел радоваться за своих близких, не было.

Она побежала на автобусную остановку. Минут через двадцать пришел автобус, битком набитый людьми, Юля с большим трудом втиснулась, но ей пришлось, стоя на одной ноге, висеть над ступенями, потому что места для другой ноги не было. Хорошо хоть руками доставала до поручней. Каблуки, которые она надела, потому что не знала, что поедет своим ходом, оказались в автобусе совершенно неуместными.

Через час она была наконец у Алины. Новый дом в элитном комплексе с входом по пропускам, с тихим двором, где не было дорог, а были только скверы и детские площадки, одним своим видом разгонял тоску. Добротный кирпич дома, в целом продуманная архитектура комплекса, широкие пандусы для колясок, грузовые лифты и ровная плитка дорожек словно указывали на то, что именно здесь и обитали люди, умевшие жить по-настоящему и баловать себя.

На пороге квартиры ее встретили подруги. Алина в черном платье-мини с томным видом смотрела на нее, снимающую пальто и обувь на пороге. Юля заглянула в зеркало: волосы растрепаны ветром, и без того скромный макияж поплыл из-за духоты в автобусе.

По сравнению с ухоженной Алиной с перманентным макияжем и наращенными ногтями она смотрелась особенно грустно, даже блекло, хотя со старших классов и слыла поистине славянской красавицей: с густыми русыми волосами, мягким темным контуром бровей и небесно-голубыми глазами.

Сейчас в их лазури была растворена грусть, а правильные черты миловидного лица уже начинали опадать, главным образом из-за привычно опущенных уголков губ. В чертах ее не было более свежести, не было предвкушения радости, столь свойственной наивной молодости, которая тем и отличается от зрелости, что всегда верует в следующий день, каким бы ни был день нынешний. Нет, верить было не во что, лучшие ее годы были позади. Все вокруг знали об этом: ее мать, ее муж, ее подруги. И она понимала это и давно примирилась с неприятной мыслью.

Теперь, когда все повально бежали к мастерам по татуажу дорисовывать брежневские брови, широкие стрелки, а также расширять контуры губы, естественная красота, что еще оставалась в Юле, уже казалась не достоинством, а скорее наоборот: недостатком, признаком того, что она не занималась своей внешностью.

Марина, хотя и была старше их всех и не обладала столь внушительными средствами, как Алина, казалось, не желала ни в чем уступать той. Всегда ухоженная, с образом, проработанным до мелочей – будь то шарф, украшения или жилет, она создавала впечатление женщины, уделяющей исключительно много времени своему внешнему виду. Казалось, она с вечера готовилась к завтрашнему дню, наглаживала наряды, придумывала, как и что с чем сочетать.

У Марины было две крайности, часто идущие в женщине в паре: в зависимости от настроения она могла быть женщиной-праздником, с которой все легко, обиды забыты, прошлого нет, есть только настоящее, солнечный радостный миг – а могла быть ехидной, саркастичной, подмечающей все дурное и даже недурное таким тоном, что и оно казалось недостатком. От чего зависели перемены ее настроения: от ее цикла, Луны, погоды, магнитных бурь – никто не знал. Однако подруги готовы были забыть и простить самые неприятные и колкие ее слова, лишь только она переходила в состояние женщины-праздника: столь много заразительной радости оно приносило с собой, преображая сразу все вокруг.

При взгляде на Женю Юля немного справилась с небольшим напряжением от встречи с красивыми подругами. Женя была не только ярой противницей всего, что навязывала мода, телевизионные передачи и глянцевые журналы, но, вдобавок ко всему, не признавала никакого другого стиля в одежде, кроме православного. Она всегда носила длинные юбки и платья, купленные не в бутиках, а в сомнительных магазинах, торговавших явно залежавшимся товаром, чем, конечно же, значительно старила себя.

Светлые брови сливались с кожей, и лишь русые волосы могли бы украсить лицо, но они всегда были спрятаны под платок. Стоит ли говорить, что она не признавала ни крема для лица, ни декоративной косметики. Блеклый взгляд ее невыразительных глаз временами напоминал окна с заколоченными ставнями, через которые не проникает свет.

– Явилась наконец, – вздохнула немного манерно Алина, пока Марина и Женя кинулись обнимать Юлю, – у тебя что, по дороге машина сломалась? Мы уже вовсю диету нарушаем, а ты никак доехать не можешь.

– Благоверный, поди, как обычно подвел, – сказала язвительно Марина. Едкий взгляд ее быстрых глаз, казалось, следил за каждым мускулом на лице Юли.

– Долгая история, – уклончиво ответила та. Она неловко улыбнулась, потому что с давних пор не обсуждала поведение мужа ни с кем, но не умела правильно пресечь вопросы. – Ух ты, суши, как же мне вас не хватало! –