Читаем онлайн «Блажные»

Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович

 БЛАЖНЫЕ. Очерк из заводских нравов .

I.

   Яркий солнечный день. В большия запыленныя окна заводской конторы врываются снопы ослепляющаго света и делают еще непригляднее мертвую, казенную обстановку длинной и высокой комнаты, именуемой бухгалтерской. Голыя беленыя стены с паутиной по углам , избитый в ямы тысячами тяжелых ног деревянный пол , захватанныя грязныя двери, покрытые больничной клеенкой письменные столы с грудами книг и бумаг , просиженные деревянные стулья, и везде пыль, сор и грязь, как это бывает только в полицейских управлениях да еще в заводских конторах . Ликующий солнечный свет делает еще ярче убожество этой специфической обстановки и заставляет кружиться в воздухе мириады пылинок , точно и самый воздух здесь насыщен грязью. Тяжелая деревянная решетка с пузатыми балясинами разделяет бухгалтерскую на две половины; в первой, которая (ближе к входным дверям , вечно толпятся запеченные мастеровые в пеньковых придениках и в кожаных фартуках -защитках , углежоги, транспортные и разная "поденщина", а во второй за столами возседает администрация. Открытая внутренняя дверь ведет в кассирскую, такую же пустую и унылую комнату, где в вечном молчании движется сгорбленная фигура седого коренастаго кассира. На меня все эти заводския конторы производят самое тяжелое впечатление, потому что от них отдает и больницей, и острогом , и чиновничьей канцелярией, и крепостными порядками. Да, эти голыя стены много таки-видали всякой всячины на своем веку и теперь напоминают собою внутренность старинных стенных часов с разными хитроумными кунштюками, в роде кукушки, ворочающаго глазами льва, хриплаго боя, и с тяжелыми гирями, где медленно двигаются десятки почерневших от времени колес . В часах бухгалтерской десяток согнутых над бумагами фигур заменяли собой колеса и шестерни, а сам бухгалтер , очень мрачный и неразговорчивый человек , служил свинцовой гирей, которая заставляла двигаться весь механизм .    От -нечего-делать я частенько захаживал в бухгалтерскую выкурить папиросу и покалякать с служащими об охоте и разных мелочах сложнаго заводскаго быта. Черемшанский завод имел семь тысяч населения, но общественных интересов здесь не полагалось, кроме обычных дрязг глухой провинциальной жизни -- именин , карт , выпивок , разных анекдотов и просто сплетен . Обстановка самая затягивающая, и самый свежий человек быстро обрастает в ней мхом . Охота является единственным спасением , и почти все заводские служащие, или, по-старинному, служители,-- поголовно охотники. Даже сам неприступный бухгалтер Семен Павлович Середкин , работавший как железная машина, и тот оживлялся, когда речь заходила об охоте; в свободное время, когда в страду заводския работы останавливаются, он с ружьишком тоже шатался по лесу, благо места было глухое и дичи всякой вполне достаточное количество.    Раз светлым июньским утром , когда в виду предстоявшей страды в конторе шел особенно оживленный разговор об охоте, к решетке, чрез толпу дожидавшихся рабочих , протолкался мужчина средняго роста, одетый в потертое драповое пальто. Его большая седая голова с развитым лбом и большими серыми глазами невольно кидалась в глаза, хотя при ближайшем "разсмотрении" производила неприятное впечатление: разбухший с синеватыми жилками нос обличал пьяницу, такия же жилки были на дряблых осунувшихся щеках , под глазами отвисли водянистые мешки, остановившиеся выкаченные глаза смотрели, как у амфибий, тяжелым неморгающим взглядом . Прибавьте к этому еще то, что все лицо подергивалось конвульсивной судорогой.    -- А, Палач пришел ... Палач !..-- зашептались служащие и выжидающе смотрели на Семена Павловича, который продолжал разсказывать об убитой им тетерьке и делал вид , что не замечает Палача.    А Палач как остановился глазами на бухгалтере, так и застыл в одной позе, точно, по меньшей мере, хотел проглотить его. Кончив свой разсказ , Семен Павлович повернулся к столу и уткнул нос в свои безконечныя бумаги. Кто-то из молодых фыркнул в горсть, но это не нарушило немой сцены. Рабочие давно переглядывались между собой и толкали друг друга локтями.    -- Ваше высоко-ничего, позвольте мне два листа бумаги...-- заявил наконец Палач хриплым голосом .    -- Для чего тебе бумаги?-- после долгой паузы спросил Семен Павлыч , не поднимая головы от работы.    -- А на тебя прошение на чем буду писать?    -- Какое прошение?    В толпе рабочих и служащих происходит движение, все ждут , что сморозит Палач бухгалтеру.    -- Обыкновенное прошение... Ты у меня душевное зеркало украл . Вот я и хочу подать прошение на тебя обер -протосингелу святейшаго сената.    Слышится сдержанный смех , на лицах блестит улыбка; один Семен Павлович невозмутим попрежнему и продолжает выставлять ряды цифр в какой-то безконечной заводской ведомости. У него была уж такая привычка, что непременно заставит всякаго подождать, даже самого заводскаго