Читаем онлайн «Последний день» 3 cтраница

себя кругом виноватым, как лицо, облеченное традиционным доверием: труппа была передана ему в прекрасном виде, а теперь хоть бросай все. И почему-то всему этому нужно было случиться именно теперь, а не раньше, когда антрепренерствовал сам Мухояров?..

"Публика другая,-- с горечью раздумывал Михайла Семеныч и тяжело вздыхал.-- Подавай новыя декорации, роскошные костюмы, вообще, обстановку -- вот что требуется, а не искусство. Новые-то антрепренеры так и делают, а мне где взять. Потом это проклятая оперетка..."

Обстановочная роскошь, которой щеголяли новые антрепренеры, покупалась слишком тяжелой ценой и шла вразрез со всем укладом семейной труппы. Новый антрепренер прежде всего требует от своих артистов костюмов, особенно от артисток: где хочешь бери, а одевайся отлично. Отсюда и явились те нечистыя средства, которых Михайла Семеныч не мог допустить у себя. Публика несправедлива, когда требует от маленькой провинциальной труппы невозможнаго и притом чисто-внешняго. Вот если бы дело коснулось репертуара, тогда другое дело: Михайла Семеныч вылезал из кожи, стараясь разгадать потребности новой публики. Классических пьес она не любит, на бытовых скучает, от драм открещивается обеими руками -- остается одна комедия, а ея-то и нет. Что ни новая пьеса, то и провал. Авторов не стало, а антрепренер виноват.

По ночам Михайла Семеныч плохо спал и все думал, думал и думал. Однажды он даже привскочил на кровати, озаренный счастливой мыслью.

-- Вот это будет дело!-- бормотал он.-- Нет, я "вас" дойму... Вы меня будете знать!..

Увлекшись, Михайла Семепыч даже погрозил в темноте какому-то невидимому врагу своим антрепренерским кулаком.

Ровно через месяц все фонарные столбы в Заболотье были оклеены аршинными афишами, гласившими, что в непродолжительном времени прибудет на гастроли "знаменитый артист Императорских театров Николай Ѳеоѳанович Чередов", который, совместно с труппою Закатальскаго, будет иметь честь дать несколько спектаклей'.

-- Теперь посмотрим, чья возьмет!-- повторял Михайла Семеныч, потирая руки от удовольствия.-- Да-с... Он и в Петербурге и в Москве фурор производил. Конечно, до Шумскаго, Садовскаго или Щепкина ему далеко, а все-таки одно имя уже -- капитал. Посмотрим,

Маленький провинциальный антрепренер задыхался от волнения в ожидании знаменитости. Он с дьявольской ловкостью подхватил этот лакомый кусок и затащил-таки в свою берлогу. Знаменитость поломалась, покапризничала, но наконец снисходительно уступила воплям и отчаянным мольбам погибавшаго захолустнаго антрепренера. Никто не знал, сколько самой гнусной лести и унизительных похвал расточил Михаила Семеныч, чтобы убить краснаго зверя. У него была свои расчеты, и он вперед торжествовал.

-- Папа, мы вас снесем в театр на руках,-- говорил Михаила Семеныч параличному старику,-- вот сами увидите, что будет... Чередов -- это силища. Он даст у нас десять спектаклей... Считайте полный сбор: шесть тысяч! Ох-хо-хо... И публика заплатит. Положим, и наши сборы не дурны, но все-таки до приставных стульев еще не доходило, а теперь уже вперед все ложи разобраны и половина кресл.

Вся труппа волновалась не меньше антрепренера: предстояло в первый раз играть с настоящей знаменитостью. Особенно безпокоились театральныя дамы и отчаянно зубрили роли.

II.

Наступил и знаменательный день приезда Чередова. Все актеры отправились на вокзал. Он телеграфировал, что приедет с вечерним поездом и прямо с вокзала отправится в театр: время знаменитых людей драгоценно. Михайла Семеныч с побледневшим лицом ходил по платформе вокзала, когда издали раздался свисток,-- поезд выползал, как чудовищная железная змея, из небольшого сосноваго леса, в котором прятались дачи богатых Заболотских обывателей. Ближе, ближе, и -- железная змея тяжело вползла под навес. Михайла Семеныч без шапки бросился к вагону перваго класса, где в отдельном купэ мелькнуло знакомое ему по фотографиям актерское лицо.

-- Николай Ѳеоѳаныч...-- шептал аптрепренер, бросаясь к ступенькам вагона, когда показалась тщедушная фигурка знаменитости.

Это был маленький человек, сгорбленный и сухой, точно жокей, только-что снятый с лошади. Некрасивое, утомленное лицо глядело тусклыми, большими глазами, которые слезливо прятались в целой сети морщин. Одет он был небрежно и спустился со ступенек разбитой, больной походкой, тяжело опираясь на камышевую палку.

-- Вы меня задушите, голубчик...-- проговорил он, вырываясь из обятий обезумевшаго от радости антрепренера.

-- Вы мой спаситель, Николай Ѳеоѳанович!..

Знаменитость посмотрела прищуренными глазами на неистовствовавшаго антрепренера и снисходительно улыбнулась. О, сколько раз "он" слышал именно эту фразу от разных чудаков, совавшихся головой прямо в огонь... Но "ему" тяжелы были даже похвалы. Нужно ехать в театр. Время дорого.

Театр, конечно, был полон. Потребовались приставные стулья. В актерской ложе сидел и старик Мухояров, принесенный в театр в